Белое дело в России: 1917-1919 гг.

29. ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 2100а. Л. 7; Собрание Узаконений и Распоряжений Правительства, издаваемое при Правительствующем Сенате. Петроград, № 54, 6 марта 1917 г., ст. 345.

30. Якобий И. П. Император Николай II и революция. 1938, с. 195–196; Набоков В.Д. Указ, соч., с. 32–33.

31. Могилянский Н. Свидание и разговор с Великим Князем Михаилом Александровичем // Русская мысль. Прага, 1922, кн. VI–VII, с. 266–267; Родзянко М.В. Указ, соч., с. 62.

32. Савин Н.В. Воспоминания. СПб., 1993, с. 224–225.

33. Савин Н.В. Указ, соч., с. 199–200; Шаховской В.Н. Sic transit Gloria mundi (так проходит мирская слава). Париж, 1952, с. 201–202.

34. Вестник Временного правительства. Петроград, № 1, 5 марта 1917 г.; Савин Н.В. Указ, соч., с. 224; Керенский А. Ф. Указ, соч., с. 389; Частное Совещание членов Государственной Думы // Воля народа. Прага, № 153, 15 марта 1921 г.

35. Родзянко М.В. Указ, соч., с. 72.

36. Собрание узаконений и распоряжений Правительства, издаваемое при Правительствующем Сенате. Петроград, № 63, 19 марта 1917 г., ст. 368.

37. Милюков П.Н. История второй русской революции. София, 1921, т. 1, вып. 1, с. 55–56; Родзянко М.В. Указ, соч., с. 70; Набоков В.Д. Указ, соч., с. 108.

38. Там же. с. 48–49, 101; Русский инвалид, Петроград, № 58, 8 марта 1917 г.; № 62, 12 марта 1917 г.; Речь, Петроград, № 100, 30 апреля 1917 г.; Временное Правительство после Октября // Красный архив, т. 6, 1924, с. 199–200; Дневники Императора Николая II. М., 1991, с. 642–643, 645.

39. Русский Инвалид. Петроград, № 58, 8 марта 1917 г.

40. Берендтс Э. Н. Из воспоминаний старого сенатора (Заседания 1 Департамента Правительствующего Сената 5 и 9 марта 1917 г.) // Жизнь. Ревель, № 3, 22 апреля 1922 г.

41. Шульгин В. В. Подробности отречения. Речь. Петроград, № 57, 8 марта 1917 г.

42. ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 1. Д. 410. Л. 1; Петроградские ведомости. Петроград, № 43, 16 марта 1917 г.; Русский Инвалид. Петроград, № 61, 11 марта 1917 г.; Шаховской В.Н. Указ, соч., с. 208.

43. Русский инвалид. Петроград, № 64, 15 марта 1917 г.; Головин Н. Н. Военные усилия России в мировой войне, т. II. Париж, 1939, с. 180; Романовы в первые дни революции // Красный архив, т. 5 (24), 1927, с. 208–209.

44. Положение о выборах в Учредительное Собрание (с приложением Наказа, расписания числа членов Учредительного Собрания и постановлений Временного правительства). Пг., 1917.

45. ГА РФ. Ф. 6611. Оп. 1. Д. 1. Л. 315; Правительственный вестник. Омск, № 57, 31 января 1919 г.; Головин Н.Н. Военные усилия России в мировой войне, т. II. Париж, 1939, с. 180–181.

46. Набоков В.Д. Указ, соч., с. 26; Kopeeo Н. Указ, соч., с. 28–30.

47. Омские епархиальные ведомости. Омск, № 12, 19 марта 1917 г.; Памятка русского монархиста, с. 20–21.

48. ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 1. Д. 298. Лл. 1—22; Двуглавый орел. Берлин, № 9, 1 июня 1921 г., с. 3–9; Кокошкин М. Указ, соч., с. 26–29.

49. Головин Н.Н. Указ, соч., с. 91.

Глава 2

Формирование первоначальных элементов Белого движения. Выступление генерала Корнилова и его значение в становлении военно-политической программы Белого движения (весна – лето 1917 г.)

Политическая программа Белого движения создавалась во многом на основе опыта развития российской государственности начала XX столетия и попыток восстановить прерванную событиями февраля связь между политическими системами Российской Империи и России, «освобожденной от большевизма». После отречения Государя Императора Николая II и Великого Князя Михаила Александровича от Престола для всех последующих политических образований основными были вопросы их легитимности и легальности, обоснование (как об этом говорилось в предыдущем разделе) правового и политического фундамента контрреволюции.

Большое значение в этом имел фактор преемственности, о котором, например, говорил на Уфимском Государственном Совещании председатель поволжского Комитета Членов Учредительного Собрания В. К. Вольский. Напомнив собравшимся об отречении В. Кн. Михаила Александровича в пользу Учредительного Собрания, он предостерег от игнорирования этого факта: «… ведь и само Учредительное Собрание явилось не только как один из величайших актов Российской революции, оно явилось формально преемственным… Формальным актом, который предшествовал ему, явился акт отрекшегося от Престола Великого Князя Михаила Александровича, акт о созыве Всероссийского Учредительного Собрания на основе всеобщего, прямого и тайного избирательного права, созыв которого был поручен Временному правительству. Таким образом, юридическая преемственность организации власти предшествовала Учредительному Собранию, и ясно, что и той власти, которая должна создаваться теперь, должна предшествовать государственная преемственность. Разрыв преемственности будет актом, который ослабит самую силу государственной власти…» (1).

Но принципиальная позиция создания представительной власти и новой государственной власти после марта 1917 г. должна была строиться на прочном основании всенародного избрания. Идеи плебисцитарного права, «прямой демократии» доминировали на протяжении не только всего 1917 г., но периодически заявлялись в программных положениях Белого движения в 1918–1922 гг. Это относилось и к лозунгу «непредрешения» основных политических вопросов (в том числе и о форме правления) до созыва «представительного собрания», «избранного народом».

Всероссийское Учредительное Собрание не только решало бы вопрос о форме правления, возрождении династии или создании республики. Оно становилось высшим санкционирующим органом, что соответствовало и российским историческим традициям (в белой прессе неоднократно отмечалась связь Учредительного Собрания с Земским Собором 1613 г.), и политическому опыту периода «думской монархии». Именно поэтому идея созыва представительного органа (правда, уже под названием Национальное Учредительное Собрание) оставалась центральной во всех политических программах белых режимов.

Одним из главных критериев легальности власти для того времени считался фактор законности передачи ее от одной государственной структуры к другой, впредь до окончательного утверждения властной модели представительным Собранием. Это стало одной из причин того, что многие органы исполнительной власти после марта 1917-го назывались Временными (Временное Сибирское правительство, Временное правительство Северной области, Временное Приамурское правительство). Проблему организации власти обосновывали работавшие в составе белых правительств правоведы, специалисты по государственному и гражданскому праву (П. В. Вологодский, Г. К. Гинс, Г. Г. Тельберг, С. С. Старынкевич, Ю.В. Ключников, В. А. Рязановский, В.Н. Челищев, Н.Н. Чебышев, К. Н. Соколов, В. А. Степанов и др.). Разумеется, в условиях гражданской войны было очень сложно соблюдать принципы правовой системы. Тем не менее стремление к этому наблюдалось постоянно.

Но эволюционный принцип легальности власти, основанной на правопреемстве, противоречил концепциям, вызванным захватом власти большевиками и «второй русской смутой», т. е. «революционному правосознанию» и «политической целесообразности». Конфликт этих элементов социально-правовой культуры решающим образом повлиял на эскалацию гражданской войны в России. По высказыванию депутата Учредительного Собрания Н. В. Фомина на заседаниях того же Уфимского Государственного Совещания, «законов революционного времени нет, есть законы старые, есть законы в проекте…». А будущий управляющий делами Уфимской Директории эсер А. Н. Кругликов правомерно заметил, что «в период переустройства Государственное право не откристаллизовано в закон и находится в процессе творчества. Но есть средняя политическая линия, известное право-созидание которой присуще всякой власти. Даже диктатура должна признавать правовые нормы и отвергать изжитые законы. Новая власть будет опираться на писаные нормы с одной стороны и на творимые – с другой». Этот тезис с полным основанием можно отнести к правотворческой составляющей Белого движения (2).

Весной 1917 г. основной политико-правовой статус Временного Всероссийского правительства определялся подготовкой проведения выборов в Учредительное Собрание и обеспечением его работы. Несмотря на провозглашение «полноты власти» и правопреемственности, Временное правительство не отказывалось от необходимости корректировки тех или иных законодательных актов, приведения их в соответствие с «требованиями времени». В этом отношении весьма важной становилась роль Юридического Совещания, созданного при правительстве с целью предоставления «предварительных юридических заключений по мероприятиям Временного правительства, имеющим характер законодательных актов». В него вошли имевшие опыт политико-правовой деятельности В. А. Маклаков (член II–IV Государственной Думы, присяжный поверенный, член московской коллегии адвокатов), М. С. Аджемов (член II–IV Государственной Думы, помощник присяжного поверенного Московской окружной судебной палаты, специалист по уголовному праву), Н. И. Лазаревский (магистр государственного права, автор ряда работ по государственному праву в Российской Империи), Ф.Ф. Кокошкин (приват-доцент кафедры государственного права Московского университета, член I Государственной Думы, исследователь проблем конституционного права), А.Я. Гальперн (присяжный поверенный), Б. Э. Нольде (магистр международного права, юрисконсульт Министерства иностранных дел, член Палаты арбитражного суда в Гааге), В. Д. Набоков (сенатор, преподаватель уголовного права в Училище правоведения в Петрограде). Возглавил Совещание Кокошкин. В большинстве своем члены Юридического Совещания занимали ведущее положение в кадетской партии, что давало основание Нольде называть совещание «быстро спевшейся коллегией» кадетских юристов. В составе Совещания также работали правоведы, будущие активные участники Белого движения: К. Н. Соколов (занимался разработкой разделов «Основных законов», относившихся к «организации администрации», «Совета министров»), С. А. Котляревский (разработка проблем «международных сношений, договоров»), В.М. Гессен («гарантии прав гражданской свободы», «подданство, натурализация»), профессор административного права, сенатор В.Ф. Дерюжинский (разделы «организация судов», «Сенат»).

Однако «апрельский кризис» и перемены в составе правительства привели не только к смене отдельных министров, но и к корректировке политического курса (различия в мартовской и майской правительственных декларациях). На смену приоритетам «правопреемственности» и «формального права» пришли приоритеты «фактического» права, «революционного правосознания». В период «двоевластия» наиболее приемлемой считалась модель коалиционных структур, основанных на участии в работе правительства представителей советской вертикали и различных политических партий. Временное правительство все более заявляло о себе как о структуре, наделенной полнотой как исполнительной, так и законодательной власти, претендующей на статус «единоличного правления». Данный процесс усилился после отставки князя Львова и утверждения Керенского в должности главы правительства.

Провал июньского наступления русской армии и попытка вооруженного антиправительственного восстания в июле 1917 г. инициировали поиск новых вариантов укрепления власти. Созыв Московского Государственного Совещания в августе предполагал получение «кредита доверия» правительству как со стороны ведущих партий, так и от различных государственных и общественных организаций – земского и городского самоуправлений, кооперации, Русской православной церкви, военных, финансовых, торгово-промышленных «Союзов», командования армии и флота. При невозможности проведения полноценных выборов этот вариант представительства ограничился делегированием депутатов от отдельных общественно-политических и государственных структур. Такую форму организации власти стали впоследствии определять как «общественный сговор». Распорядительное бюро Совещания, созданное при Московской городской думе, включало 2500 человек, прибывших на заседания. В их число входили: от составов всех 4 Государственных Дум – 488 человек, от «крестьян» – 100, от советов рабочих и солдатских депутатов – 129, «городов» – 147, земского и городского союзов – 118, торгово-промышленных организаций и банков – 150, «технических организаций» – 99, «трудовой интеллигенции» – 83, армии и флота – 117, духовенства и духовных организаций – 24, национальных групп – 58, продовольственных комитетов – 90, сельскохозяйственных обществ – 51, кооперативов – 313, профессиональных союзов – 176, комиссаров Временного правительства – 33, представителей военного ведомства – 16, представителей союзных армий – 3, чинов судебных установлений, представителей министерств Временного правительства – 15 человек (3). Государственное Совещание имело важное значение еще и потому, что на нем впервые после февраля 1917 г. была апробирована модель: Правительство плюс Совещание, созываемое на основе максимально широкого представительства «левых» и «правых» партий, общественно-политических, хозяйственно-экономических структур, но лишенное законодательных полномочий. Таким образом, предполагалось, с одной стороны, получить «общественную поддержку» Временного правительства, формально объединявшего полномочия законодательной и исполнительной власти и нуждавшегося в дополнительном санкционировании своих действий. С другой стороны, любые решения созываемого Совещания носили сугубо рекомендательный характер и не затрагивали «суверенности» Временного правительства.

Данная модель управления – правительство в коалиции с созываемым им представительным совещанием – проявлялась впоследствии и в Белом, антибольшевистском движении. Ее введение объяснялось современниками как «суррогат представительства» при отсутствии законодательной власти в привычных формах парламентской демократии, при невозможности проведения выборов в условиях военных действий.

Период июля – августа 1917 г. – весьма важный этап в истории становления российской контрреволюции. Это время можно считать периодом формирования его основ, синтеза военных и политических методов управления и первичных элементов программы. Это было время деятельности второго и третьего коалиционных кабинетов Временного правительства, по программе своей уже отличавшихся от первого, постфевральского состава, который еще мог претендовать на частичную преемственность от «царской власти» (через посредство акта назначения его председателя князя Львова указом Государя). В это же время состоялось назначение на должность Верховного Главнокомандующего генерала от инфантерии Л. Г. Корнилова. По воспоминаниям А. И. Деникина, после провала июньского наступления «мужественное прямое слово, твердый язык, которым он, в нарушение дисциплины, стал говорить с правительством, а больше всего решительные действия – все это чрезвычайно подняло его авторитет в глазах широких кругов либеральной демократии и офицерства; даже революционная демократия увидела в Корнилове последнее средство, единственный выход из создавшегося отчаянного положения» (4).

«Революционная демократия» в лице Б. В. Савинкова (управляющий военным министерством) и М. М. Филоненко (комиссар при Верховном Главнокомандующем) рассчитывала с помощью Корнилова укрепить власть Временного правительства, покончить с «безответственным влиянием большевиков» на армию и тыл. Эти намерения в целом поддерживал и сам Керенский, стремившийся к упрочению своего премьерского статуса. По словам Савинкова, «Керенский принципиально высказался за необходимость твердой власти в стране, и, таким образом, открывалась возможность попытаться поднять боеспособность армии» (5).

Все настойчивее заявляла о себе новая политическая сила, также выдвигавшая Корнилова в качестве своего лидера, – «контрреволюция справа», по определению Керенского. Эта политическая сила опиралась на некоторые организации либерального лагеря, остатки монархических структур и военные союзы. Синтез именно этих элементов стал в 1917 г. основой будущего Белого движения.

Политические партии, несмотря на открывшиеся перспективы для работы, связанные с подготовкой и проведением выборов в Учредительное Собрание, нередко уже не успевали отражать всей противоречивости политического положения в России после февраля 1917 г. Востребованность же политических программ и активных действий стремительно нарастала. По свидетельству князя Ухтомского, адъютанта Корниловского ударного полка, «так как после отречения монарха революционная борьба свелась к борьбе за оставленную им власть… все, волей или неволей, должны были в ней участвовать. Офицерам казалось, что в первую очередь надо объединиться вокруг одной из партий. Остановили свой выбор на конституционно-демократической партии». Избранный офицерами-корниловцами оргкомитет отправил обращение в ближайший к фронту Киевский отдел кадетской партии, запросив «литературу, указания и кого-либо из ответственных деятелей… Но из Киева был получен ответ, где говорилось, что ЦК партии пересматривает в настоящее время свою программу и потому ничем не может помочь…».

Действительно, в официальных резолюциях кадетов в июле – августе 1917 г. отсутствовали ориентиры на организацию политической работы в армии, перспективы и важность которой они, в отличие от большевиков и эсеров, явно недооценивали. Основное внимание кадетов занимали вопросы государственного устройства (формы федерации), аграрно-крестьянской программы и подготовки к выборам в Учредительное Собрание. Во время работы 9-го съезда партии (23–28 июля 1917 г.) лишь в качестве «дополнения» к партийной программе были приняты тезисы «Об организации армии и флота», написанные будущим членом деникинского Особого Совещания В. А. Степановым. В них основное внимание уделялось будущей организационной структуре армии: президент Российской республики – в качестве «верховного вождя армии и флота», отмена корпоративного статуса гвардии и Генерального штаба, территориальная система комплектования, строевой ценз и др. (6).

Развитие политических процессов в послефевральской России объективно выдвигало на ведущие позиции такие межпартийные и надпартийные общественно-политические структуры, из которых многие строились не на формальном членстве, а на основе личных контактов, совместной работы в Государственной

Думе или в Государственном Совете, в прессе, земском и городском самоуправлениях. Определенную роль играл и такой специфический фактор, как участие ряда членов этих объединений в масонских ложах. Правда, в постфевральской России необходимость «тайного» членства теряла свою актуальность. Многие из этих коалиционных структур просуществовали недолго, не более нескольких месяцев, но некоторые впоследствии стали «общественной» опорой Белого движения, участвуя в работе белых правительств, разработке политических программ, организации белого подполья на территории Советской России.

Процедура регистрации общественно-политических структур после февраля 1917 г. была существенно упрощена. Согласно Постановлению Временного правительства «О собраниях и союзах» от 12 апреля 1917 г., «все без исключения российские граждане имеют право, без особого на то разрешения, образовывать общества и союзы в целях, не противных уголовным законам». «Общества и союзы» могли «объединяться с другими обществами и союзами» (так создавались обширные политические коалиции) и обладали полнотой прав юридического лица (могли «приобретать и отчуждать недвижимое имущество, образовывать капиталы, вступать в обязательства»). Лишь в случае нарушения уголовного законодательства данные структуры ликвидировались «по решению суда».

В середине мая вступили в силу новые «Правила о регистрации товариществ, обществ и союзов». Для регистрации в особые отделения, создаваемые при местных окружных судах, предоставлялся только устав, отклонявшийся «в том случае, если устав не соответствовал требованиям действующих законов». Упрощенная процедура позволяла быстро (регистрация занимала не больше месяца) учреждать новые общественно-политические структуры, даже монархические, если в уставе не содержалось, например, «призывов к свержению новой власти» и «возврата к старому строю».

Бывшие дворянские собрания, например, преобразовывались в «Общества родословной книги». По воспоминаниям члена Симбирского окружного суда кадета С.П. Руднева, ему «удалось очень быстро зарегистрировать» уставы Союза сельских хозяев, Союза домовладельцев, Союза торгово-промышленного, Союза служащих правительственных учреждений, а также Союза мелких торговцев и промышленников. Последний проявлял наибольшую активность, и «если бы раньше и длительно велась работа по объединению этого мещанства, подлинного мелкого буржуа, то не так-то легко взяли бы верх разные рабочие профессиональные союзы… также Союзы под опытным и влиятельным руководством могли бы стать силою, с которой не так-то легко справились бы Советы рабочих депутатов…».

Из общественных организаций, ставших позднее элементами Белого движения, в 1917 г. достаточно активно работали Союз сельских хозяев и возобновивший свою деятельность Всероссийский Союз земельных собственников (образован при непосредственном участии Совета объединенного дворянства еще в 1907 г.). Союз собственников был «открыт» и для крестьян, причем руководство рассчитывало на существенное пополнение состава организации за счет зажиточных отрубников и хуторян-землевладельцев, заинтересованных в сохранении «порядка» в деревне. Они продолжали взаимодействовать и на местном уровне, составляя «оппозицию» советам крестьянских депутатов и земельным комитетам. В июле и сентябре 1917 г. в Москве прошли съезды Союза земельных собственников. Были избраны Главный Совет (во главе с одним из основателей партии прогрессистов, председателем Саратовской губернской земской управы Н.Н. Львовым) и Бюро Союза (во главе с бывшим членом Государственного Совета, помощником П.А. Столыпина – В. И. Гурко). Низовые ячейки Союза выдвигали кандидатов на выборах земского и городского самоуправлений по новому законодательству Временного правительства, готовились к выборам в Учредительное Собрание. Делегации от Союза участвовали в работе Московского Государственного Совещания (25 делегатов, из числа которых 15 – крестьяне-собственники) и Совета Республики (Предпарламент).

На заседаниях Главного Совета и Пленума Главного Совета Союза (29–31 июля 1917 г.) в выступлениях докладчиков отмечались проблемы, связанные с произвольно осуществляемым крестьянскими советами и комитетами законом Временного правительства от 12 июля о запрете частных земельных сделок и передаче всех земельных правоотношений под контроль земельных комитетов (т. н. «закон Чернова»). В разрешении данных проблем большое значение имела работа создаваемых Союзом юридических секций местных губернских и уездных отделений, осуществлявших не только консультации по земельному и гражданскому законодательству, но и обжаловавших «самочинные» действия нарушителей прав собственников в судах и органах прокурорского надзора. Союз намеревался обжаловать «закон Чернова» в Сенате при поддержке члена Юридического Совещания В. А. Маклакова. Высказывались также пожелания работать в тесном контакте с местными отделениями Союза домовладельцев. На сентябрьском съезде с докладами выступали бывшие министры земледелия А. В. Кривошеин и А. А. Риттих, жестко критиковавшие аграрную политику Временного правительства, проекты «социализации земли».

Показательно, что руководство Союза земельных собственников не только оценивало пути решения тех или иных земельных проблем, но и активно критиковало политику Временного правительства. В итоговом докладе на Пленуме Совета Союза Львов выступил с речью, в которой наметил основные перспективы общественно-политической работы Союза, связанные с возможным участием в выборах в Учредительное Собрание. Деятельность организации следовало вывести за рамки сугубо земельно-правовых отношений: «Необходимо создать одно большое течение в русской жизни – течение патриотическое и государственное, надо объединить все честные и здравомыслящие силы России в борьбе против разрушительных начал социалистических течений… необходимо организовать широкий, смелый напор против социалистических партий для спасения России». Анализируя проблемы современного политического положения, Львов отметил как историческую обусловленность февральских событий (когда монархисты «не хотели революции, а лишь добивались сдвинуть власть с ее позиции самозащиты и направить ее к защите государства… монархист Родзянко вынужден был протянуть руку революции»), так и ошибочность непринятия Престола Великим Князем Михаилом Романовым («в момент переворота организованными оказались лишь организованные революционные группы в лице рабочих депутатов… Временное Правительство было вынуждено отказаться от мысли вступления на Престол Михаила Александровича и допустить уничтожение власти во всей России»). Львов отмечал: «Защищая собственность, мы защищаем государственность, но наша задача, забыв свои интересы, – создать силу, объединенную любовью к своей отчизне и ненавистью к врагам ее, которые готовы пожертвовать Россией, кто из-за торжества революции, а кто из-за немецких денег. Россия хочет жить для себя, а не для Петербурга, и Россия добьется для себя истинной свободы, а не фиктивной свободы, выражающейся в деспотизме социализма». Закономерностью стало поэтому активное участие многих деятелей Союза, его руководителей (Гурко, Кривошеин, Львов) в Белом движении, в разработке идеологии его правого политического сектора (Правый Центр, Совет Государственного Объединения России).