Обратный билет

– «Ну?» – выразительно переспросил я его, зло улыбаясь – Не «нукай», крыса, не запряг! Узнал меня?

Я успел заметить ужас, перекосивший его лицо, однако в следующее мгновение мощный хук справа в челюсть отправил его в глубокий нокаут. Я наверняка сломал ему челюсть, потому, как влепил от всей души, целя костяшкой среднего пальца, давно превратившуюся в каменный нарост, под левую нижнюю ямку подбородка. Тут же я схватил за голову рядом стоящего и ничего не успевшего сообразить патрульного, дернул к себе и резко «насадил» его головой на свое колено. Удар пришелся ему в лоб, поэтому он не сразу обмяк – пришлось добить наотмашь рубящим ударом в сонную артерию, минуя выставленные для защиты ладони. Про свое оружие он конечно с перепугу забыл. Затем, увидев боровшегося Ивана с третьим, оседлавшим его верхом, патрульным, я хотел было подскочить на помощь, но меня опередил Трук, оглушив патрульного коротким ударом в основание черепа. Мы кратко оглядели место схватки, длившейся всего три-четыре секунды.

– Ты хоть не убил его? – кивнув на валявшегося оппонента Ивана, спросил я у Вовы.

– Живой, боров. Шевелится… Я ж так, в пол силы.

– Угу… Чисто в воспитательных целях?

– А то! – широко улыбался Вова.

Трук был явно доволен и чрезвычайно возбужден этой неожиданной «разминкой», чего не скажешь про Ивана – тот, с широко раскрытыми от нервного перенапряжения глазами, дрожащим голосом нашкодившего школьника спросил:

– И что теперь, ребзя?

– Вытри кровь под носом, – кивнул я Ивану – Так, парни – собирай оружие! Радиостанцию не забудьте у прапора! А то щас начнется кипеш. Быстро!

Тут из-за угла выскочил Медведь.

– Ну и где вас носит нелегкая?… О, ё!… – он удивленно осмотрел это импровизированное «Ледовое побоище» – Вы чё, братва? Меня не могли дождаться? Оставил вас всего на пол часа…

– Помогай, чего стоишь? – недовольно буркнул Вова – Видите ли, не дождались его… А трупы после тебя куда потом девать?!

Мы собрали три «Калаша», ПМ и портативную «мотороллу» с прорезиненной антеннкой.

– Валим отсюда! – скомандовал я и мы поспешно покинули поле боя, прихватив с собой «трофеи».

– И что мы будем со всем этим делать? – кивая на оружие, спросил Медведь.

– А ты что хотел, чтобы они щас пальнули нам в спины? – спросил я.

Мы сели в наш оперативный УАЗик, который только что пригнал Медведь.

– Гони, сынок! – скомандовал он водителю и машина резко сорвалась с места, оставляя за собой огромный пыльный шлейф.

Я оглянулся на станцийную сторожку. Из-за ее угла так до сих пор никто и не показался.

– Оружие – это реальный срок, ребята! – проронил Иван, размазывая кровь, шедшую из разбитого носа.

Я осмотрел его нос.

– Вроде, не сломан. Эй, водила! ИПП* есть?

Тот отрицательно покачал головой.

– Ты что, в аптечке огурцы для закуски возишь? Вата хоть есть?

– Есть! Там, под сидением аптечка!

Я сделал из ваты тампончики в виде беруш и запихал их Ивану в нос.

– И откуда в тебе столько крови, студент? С виду такой дохлый, худой, – улыбаясь, покачал я головой – Веселое мы тебе день Рожденья устроили, а?

– Куда уж веселее! – замычал Иван – Лет на девять, не меньше!

– Не ссы, студент, прорвемся! – подмигнул я.

– Будешь потом своим курсантам в училище рассказывать, как ты гонял по Ханкале тыловых крыс! – перекрикивая рев двигателя, добавил общего хохоту Вова Трук.

Оружие мы скинули на ВВшном КПП группировки.

Но, на наше удивление, ни в этот, ни на следующий день нас никто не потревожил построениями, проверками и опросами. Спустя несколько дней после этого инцидента, вечером, мы зашли в курилку к брянским ОМОНовцам – попить пиво, покалякать о том, о сем. И, усевшись вдоль бортов под маскировочной сетью, услышали такую байку: якобы, близ ханкальского рынка был избит и разоружен патруль комендатуры.

– Да ну! – изобразив неимоверное удивление, округлил наивные глаза Вова Трук – Тут объявили бы тревогу на всю группировку! Экое ли дело – патруль разоружить?!

– Так, оружие нашлось, – заявил худой рыжеусый рассказчик – Их стволы трое здоровенных десантников на ВВшное КПП отдали.

– Так из-за чего тогда весь этот сыр-бор?

– А, понимаешь, комендачи их офицера, подполковника, командующему группировкой сдали – он по пьяни в фонтане купался. Ну, он там, конечно, навалял им маленько… Они его и сдали. Да вы слышали, наверное, он же из ваших!

– Ну-ну. Слышали.

– Так вот, мстит десантура. За своего мстит – комендачам! Иначе, на хрена морды патрулю бить и оружие забирать?

– Ну да. Хуже, пожалуй, позора и не бывает – получить в морду и лишиться оружия, – хохотнул Трук, от чего и все заулыбались.

– Хуже? – смеясь, вытаращил свои серые глаза рыжеусый – Да ты, братец, знаешь, сколько они выложили вованам за стволы, чтобы этого самого кипеша не было?

– Ну?

– По барану за ствол! Вот те и «ну»!

Взрыв хохота наполнил тесную курилку.

Я тоже улыбался, но мне как-то не было смешно. Оно и понятно – кому война, кому мать родна. Кто-то в окопах гниет, а кто-то и на чужом горбу наживается. Но речь не об этом. Получили комендачи по морде и поделом им. Я думал о другом. Кто же мы тогда на самом деле, если уже друг с другом воюем? Пусть в такой форме – сломали нос, челюсть, отобрали оружие… Но ведь, какие-никакие, а все же «свои». Неужели Андрияшин был прав? Зачем они это делают с нами? И кем мы в действительности стали? Наверное, мы проиграем эту войну. Потому, что эта война – в наших душах.

Это раннее утро я, как обычно, начал с будничной полушутейной ругани с дежурным по отделу, немилосердно наседая и выцарапывая у него флеху* с инфой*. И когда я уже хотел, было прогнать его из-за компьютера, чтобы самому «добить» текучку, в дверном проеме возник обычно хмурый Мирослав, прервав нашу перепалку. Он остановил свой взгляд на мне.

– Зайди к шефу.

Я хотел было, не глядя, незаметно дать дежурному дружеского подзатыльника, но он, тоже не лыком шитый, пригнул голову к столу, и моя ладонь просто пролетела в воздухе, как буд-то я отмахивался от мух. И поскольку на меня смотрел Мирослав, я, сохраняя добродушную улыбку, двинулся в сторону выхода. Но едва он исчез в коридоре, мы бросились с дежурным навстречу друг к другу, принимая боевую стойку.

– Торро! Торро! – подражая мастерам испанской корриды, завопили мы.

– Эй, вы! Мучачо-с! – раздалось у нас за спиной.

Мы обернулись. В дверном проеме стоял полковник Саватеев. Красные от систематического недосыпа глаза его смотрели на нас удивленно, но не без тени смешливого удовольствия, с которым он некоторое время наблюдал за нашим потешным мини-боем.

– Извините, товарищ полковник. Это так, утренняя разминка… – виноватым тоном пробормотал я, искоса глядя на дежурного.

Дежурный же готов был лопнуть от смеха, но героическим усилием воли не издал ни единого звука. Однако похож он был на перекачанный гелием багровый воздушный шарик, а его выпученные глаза готовы были выскочить из орбит.

– Я, наверное, все-таки попрошу у начальника тыла выделить на наш центр пару гирь и гантель, – очень естественно заявил Саватеев.

– Лучше олимпийскую штангу, товарищ полковник! – искренне попросил я.

– А вот вам, голубчик, это уже не понадобится, – почему-то резко вдруг, как буд-то только этого и ждал, с готовностью парировал шеф – Для вас, юноша, есть отдельная работа. Чего-чего, а железа там в избытке.

– Вы это, простите, о чем, Евгений Борисович? – уже без тени шутки спросил я.

– Зайдите в мой кабинет, голубчик. Там вас ждут.

Я некоторое время подозрительно изучал непробиваемое выражение лица своего начальника, однако ни один мускул у него не дрогнул. Я, молча, вышел в коридор, минуя своего начальника, и без предварительного стука толкнул дверь в его кабинет. Кто бы там ни находился – он не являлся моим прямым начальником, поэтому я не особенно-то и церемонился с военным этикетом.

– Майор Савельев! – не очень-то дружелюбно и вызывающе громко бросил я в полумрак, где за столом Мирослава восседал незнакомый мне скучающего виду человек в черной лавсановой полевой форме натовского покроя без знаков различия и каких бы то ни было шевронов и нашивок.

Несмотря на то, что этот человек сидел за столом, я успел заметить, что он был габаритами покрупнее среднего, широкоплеч, с развитой мощной бычьей шеей и маленькими сломанными ушами борца. Волос был коротко острижен, оставляя на голове серебристый ежик, что свидетельствовало о том, что этот человек был совершенно седым. На вид ему было лет около сорока пяти. Он почему-то избегал смотреть мне в глаза, предпочитая при разговоре отводить взгляд в сторону.

– А неплохо здесь, – пропустив мимо ушей мое представление, являвшееся одновременно и приветствием, словно продолжая ранее начатый разговор, негромко ответил мне человек, красноречиво взглянув на темнеющий куб корпуса кондиционера, торчавшего в пластиковом окне.

Я прекрасно понимал тон этого неожиданного собеседника, которым обычно разговаривают чернорабочие пахари войны с представителями штабной братии. Мол, мы под пулями брюхом землю-матушку меряем, в то время как вы здесь перловку зазря трескаете своими столовыми приборами из своих белых штабных тарелок. И за что только вас Родина ананасами кормит?

Я посмотрел на кондиционер, на этого человека и, продолжая сохранять независимо-протокольный вид, вызывающим тоном заявил:

– И здесь не плохо, и в Москве не плохо. И вообще, везде не плохо, где еще нас нет.

– Вы часто бывали в Москве? – с неподдельным интересом вдруг спросил мой собеседник.

– Вообще-то, я думал, вы хорошо ознакомились с моей выпиской из послужного списка у полковника Верещагина, прежде чем решили вызвать меня на собеседование – очень к месту ввернул я.

– У Пиночета? Так, кажется, вы его называете? – впервые поднял на меня глаза этот человек, отчего я почувствовал, что меня, буд-то рентгеном прошили, буд-то острой тонкой пикой проткнули насквозь, до чего же был неприятен и испепеляющ этот убийственно холодный тяжелый взгляд темно-карих глаз.

Я, словно загипнотизированный, некоторое время стоял, не в силах чем-нибудь едким съязвить в ответ. Я стоял, словно вкопанный, словно пораженный молнией. Хороший прием! Ничего не скажешь. Он меня просто обезоружил.

«Э, да с ним и не потягаться! Далеко не простачок!» – быстро приходя в себя, подумал я. Однако меня еще больше разозлила его манера подавлять волю собеседника. Стремясь взять реванш за свою секундную слабость, я вызывающе-доверительным тоном сообщил, понизив голос:

– А еще нашего генерала мы называем «Дед». Он кормит котлетами с генеральского стола приблудную псину по кличке «Пуля», которую мы хотим убить. Представляете? Мы жрем тухлую квашенную капусту, а эта псина – свиные котлеты! Надеюсь, у вас диктофон включен?

Человек вдруг раскатисто и неподдельно рассмеялся, окончательно сбивая меня с толку:

– Ыа-ха-ха!!! Уморил! За кого ты меня принимаешь?!

– За полковника Панаетова.

– Ты уверен?

– Я похож на клоуна?

– Хм! – собеседник не сразу перестал улыбаться, но потом, несколько удивленно качнув головой, протянул мне руку для рукопожатия – «1:1», согласен на ничью?

Я пожал теплую сухую и сильную руку, утвердительно кивнув головой.

– Куришь?

– Здесь не курят.

– Отлично. Пойдем, выйдем. Пройдемся.

– Зря, товарищ полковник.

– Что?

– Здесь прослушки тоже нет.

– Почему ты так думаешь?

– Иначе, мы бы давно закончили эту войну и разъехались по домам.

– Разбаловали вас тут особисты*, как я погляжу.

– Особисты контролируют вас. А нас они побаиваются трогать.

– Почему?

– Если нас пересадят, кто тогда воевать будет?

– Ну а если пересадят нас?

– Других наберут.

– Да?

– Наберут, наберут. А еще мы с ними водку пьем. Зачем же им нас сажать? Да и потом – наш Дед за такие финты просто им матку вырвет.

– Вот как?

– Товарищ полковник, скажите честно. Я вот эти вот справочки, которые по «бойкам» Мирославу срочно передаю, для вас делаю?

– Какие справочки?

– Бумажные такие. За ними обычно приходит загорелый двухметровый светловолосый дядька в такой же, как и у вас, черной «лавсанке».

Полковник Панаетов прекрасно понимал, о чем я. Поэтому я, нисколько не обращая на удивленный взгляд собеседника внимание, продолжал забивать гвозди в мнимый гроб нашей полушутейной словесной дуэли:

– Если вы пользуетесь нашей информацией и хотите сохранить инкогнито, то присылайте к Мирославу людей поскромнее габаритами и переоденьте своего посыльного хотя бы в пехотную «фауну»*. Или наймите тупого бойца из ОБМО, который даже под пытками вас не выдаст, потому, как не поймет, о ком или о чем идет речь. Я больше, чем уверен, что наш часовой разведывательной службы сверяет по вашему человеку свои часы.

Я победно глянул на полковника. Панаетов тоже, отдавая должное моей наблюдательности, однако ядовитым тоном печально заметил:

– Да, майор, ты действительно не такой простой, как кажешься на первый взгляд. Даже будет обидно, если тебе здесь где-нибудь прострелят твою умную голову.

– Ну, голову могут прострелить любому – тупому или одаренному. Пуля – дура, какая ей разница?

– Пуле – да, без разницы. А вот тому, кто ее пускает…

– Ну, вот мы, наконец, и подошли к главной теме нашего разговора, не правда ли, товарищ полковник? – скрестил я руки на груди.

Я уже давно успел понять, что полковник Панаетов, командир подразделения «тяжелых», как в бойце его подразделения, во мне не нуждался, иначе бы давно выложил, зачем пришел. Да и стал бы он для этого сюда переться, в разведывательную службу? Ну а если он медлит, якобы прощупывая меня, старается зайти издалека, значит ему нужно от меня совсем другое – информация. Ему нужно, чтобы я целенаправленно, избирательно, по интересующим его направлениям скрупулезно и кропотливо работал на всю его веселую компанию со всем своим аналитическим комплектом: оценками, выводами и черт знает, чем еще! Недурно иметь своего человека в самом сердце разведслужбы – в информационно-аналитическом центре. Его это очень бы даже устраивало, чего не скажешь про Саватеева и Мирослава. Они в своем хозяйстве не потерпели бы чужого, поэтому Панаетов и решил переговорить со мной напрямую. Так сказать – завербовать. Хм! Наивно с его стороны полагать, что я стану работать на них. У меня хватало и своей головной боли. А если они не желают меня причислить к своему «лику святых», то какой мне смысл сотрудничать с ними? Именно поэтому я вел себя так вызывающе, спекулируя на разведывательной информации, которую и так, по просьбе Мирослава, готовил для них.

– Пойдем, все-таки, на свежий воздух – поднимаясь из-за стола, предложил Панаетов.

– Трудно назвать воздух свежим, если через час в тени будет плюс сорок, – саркастически улыбнувшись, хмыкнул я – Однако пойдемте, у нас тут есть одно место.

– Н-да… А все-таки, хорошо тут у вас – кондиционер. Тишина…

– Не все то золото, что блестит.

Я повел полковника в нашу курилку, спрятанную под маскировочной сетью за модулем разведслужбы. Там, усевшись на лавку, я с видом фокусника, точь-в-точь, как это делал Мирослав, ловко достал из-под стола банку «Бочкарева» и протянул ее Панаетову.

– Нет, спасибо, – замотал тот головой, словно я ему предложил попробовать на вкус болотную жабу.

Я ничего другого и не ожидал, поэтому, равнодушно пожав плечами, так же быстро спрятал банку обратно под столешницу и не спеша закурил, ожидая начала разговора. Но Панаетов не очень-то и торопился начинать беседу. Не знаю, может у него и была прорва свободного времени, но меня ждала лавина работы. Поэтому я начал сам, недвусмысленно намекая на собственное положение:

– Товарищ полковник, я отдал должное вам, вашим погонам и вашей должности. Я уважаю вас, ваше подразделение и ваших людей. Вы, конечно, меня извините, но давайте не будем заниматься «воздушными боями»*. Багратион, я полагаю, рассказал вам немного обо мне, что должно сэкономить нам время. Однако то, что я вам нужен не в качестве «волкодава» – я это уже успел понять. Зачем тогда я вам понадобился?

– Ну вот, – печально покачал головой полковник – Вопросы должен был задавать тебе я, а ты все ставишь с ног на голову.

– Ну, я же не ваш подчиненный, могу себе позволить такую роскошь, – выпуская из ноздрей облако табачного дыма, улыбнулся я.

– Хорошо. Я не буду кривляться. Скажу откровенно: нам нужна информация. То, что у нас есть – недостаточно для результата.

– С каких это пор ваша контора стала нуждаться в информации?

– Ну, это вопрос немножко не твоей компетенции.

– О чем разговор? Можете меня пришить после этой беседы.

– Алексей, так, кажется, тебя зовут? Ты же сам просил не заниматься словоблудием.

– Да понял я все. Вашего очередного агента накрыли и прислали вам его голову с нарочным. Так?

Панаетов молчал, даже не удостоив меня взглядом.

– Я даже могу попробовать угадать, какого бандглаваря вы разрабатываете. Хотите?

– Не сомневаюсь в твоих способностях.

– Тогда почему вы через командующего не хотите оформить наше сотрудничество?

– Работа через официальный канал приведет к утечке информации, а это как минимум очередной провал: новые жертвы, расправы, даже гибель моих людей. Понятно тебе?

– Но я-то чем могу вам помочь?

– Мне надо материал вот по этим людям.

Панаетов передал мне небольшой листочек в клеточку, вырванный из записной книжки. Там было написано несколько фамилий фигурантов. К каждой фамилии прилагались несколько ключевых вопросов, типа: родился, крестился, учился… В общем, основные направления стандартного досье.

– И это все? – искренне удивился я – Да с этой работой справился бы простой «барабан»*!

– Все-то, да не все. Прочитал?

– Прочитал.

– А теперь смотри сюда – полковник быстро достал из-за пазухи кусок «портянки» генштабовской карты, сложенной «лицом» в нужном месте и ткнул пальцем – меня интересует этот район.

Я заглянул в карту и сразу же понял, что речь идет о центральной части Ножай-Юртовского района.

– Во-первых, мне нужно знать здесь оперативную обстановку: кто, сколько, где и почему. Во-вторых: используемые маршруты, базы, пособники…

Мы одновременно взглянули друг на друга и, поскольку наши лица находились очень близко, склонившись над картой, я мог детально разглядеть строение радужной оболочки глаз Панаетова.

– …и в-третьих: не проще ли их просто взять и привести сюда за хобот? – без тени усмешки спросил я.

– То есть?

– То место, куда вы ткнули пальцем, называется осиное гнездо. Мне неделю надо собирать данные, чтобы дать вам более-менее вразумительный ответ. А вы: «базы, маршруты, пособники»…

– Ну а что сейчас можешь сказать?

– Сказать – про что? Вы хотите их просто завалить всем хлевом или провести «точку»*? В любом случае, вам отсюда не выбраться живыми. Это – горы.

– Ну, это уже наша забота. Так, что скажешь?

– Ну, навскидку… Мадаев и Исбахиев здесь уже давно не проявлялись. Надо полагать, отошли на отдых или в мир иной. Джабраилов, Якубов Усами и Якубов Ризван навряд ли попрутся сюда. Ихние маршруты: Дарго, Гуни, Элистанжи, Агишбатой… – это вас навряд ли заинтересует. Тут вам точно кранты будут. А вот Бимурзаев Апти, «Халид»*… Здесь, южнее Малые Шуани есть одно место. Я вам подготовлю один любопытнейший материальчик – буквально вчера на него наткнулся, совершенно случайно.

– Что за «материальчик»?

– Понимаете… Тут как-то в одной сводке промелькнул один человечек, некий Ахьядов Манзар, если не ошибаюсь – пятьдесят четвертого года рождения, подозревается в активном пособничестве боевикам. Так же является их проводником. И все бы ничего, но у него есть небольшой отдельный хуторок к юго-востоку от Шуани.

– И что?

– Как, что? Идеальное место! Надо бы проверить. Тем более, данные совершенно свежие.

– Проверим. Материал давай.

– Дурное дело – не хитрое.

– Что еще?

– А что еще? Я ж сказал, что вам тут каюк. Проводник вам нужен. Запрут вас и передушат, еще до рассвета.

– Ну, это еще бабка надвое сказала – пряча карту, пробормотал Панаетов.

– Я так понимаю, вас интересует Шуани потому, что у вас там есть надежный источник?

– Как раз голову этого самого «источника» нам и прислали, как ты сам выразился. Но мы уже неплохо изучили этот район. Давно здесь работаем. Не хотелось бы именно сейчас менять направление. Это ж уйма времени уйдет: по новой врастать в обстановку, изучить все маршруты, особенности, связи… Ты не представляешь, какой это гигантский объем работы.

– Зачем же менять? Надо попробовать заиметь новый источник.

– Ишь ты, скорый какой! Только они почему-то не выстраиваются к нам в очередь.

– Ну, еще бы! Кому ж охота проснуться и найти собственную голову в тумбочке? А по Ахьядову я вам немедленно справочку подготовлю. Интересный вариант, я думаю – вам стоит попробовать.

– Н-да, заманчиво. Ну-с? Ладно… Иди, работай. Я тебя сам найду, как понадобишься.

Я поднялся. Мы пожали друг другу руки на прощание. И тут Панаетов вдруг, задержав мою руку, серьезно спросил:

– Это правда, что так легко было вычислить моего человека в вашей разведывательной службе?

– Хотите, пойдемте, спросим у часового? – серьезно предложил я.

– Да нет уж. Почему-то я тебе верю.

Полковник хмыкнул и поспешно вышел из курилки, задев головой маскировочную сеть. Вскоре его мощная фигура скрылась за углом модуля разведывательной службы. Я некоторое время наблюдал за ним, пока он не исчез, затем уселся на лавку и снова закурил.

И что теперь получается? Я становлюсь объектом утечки информации для аналитиков Панаетова. Наш генерал, Дед – кадровый офицер ГРУ; командующий группировкой – генерал внутренних войск; силы спецопераций подчиняются министерству обороны; группы спецназа – МВД; бандглаварей разрабатывает ФСБ. И все эти люди конфликтуют между собой. Я, получается, не между двух огней, а просто под перекрестным огнем со всех направлений. Борьбу с боевиками, которую ведет группировка, можно сравнить с телегой, которую в разные стороны тянут лебедь, рак и щука. А посреди всего этого – я и не дай Бог, кто-нибудь прознает о моих связях с «тяжелыми». Черт! Я просто влип в историю и теперь не знал, как из всего этого выпутаться. Единственный человек, который прекрасно знает о моих связях с Панаетовым – это Мирослав. Я ему даже завидовал. Человек с железными нервами. Передавая ему материалы для Панаетова, я внимательно за ним наблюдал – ни один мускул не дрогнул на его лице. Интересно, как он спит? Его не мучают кошмары? Как минимум, он рискует своей карьерой. Дед его просто порвет на британский флаг. А полковник Саватеев, если и догадывался, то превосходно делал вид, что ничего не знает. По крайней мере, он вполне оправдывал свое прозвище ГБИ* и был захвачен своей очередной идеей кабинетного реформирования: устраивал нам очередные разносы и выволочки по поводу неточностей в донесениях, сводках и справках, заставлял переделывать все материалы, без конца назначал время очередных неожиданных совещаний, летучек, «пятиминуток» и прочих управленческих штучек для мелких текущих разборок. Это отнимало у нас уйму времени.

Но вскоре произошло событие, которое само по себе изменило всю мою работу в разведывательной службе. Данное обстоятельство послужило тем толчком, тем импульсом, что заставило меня по-новому взглянуть на эту войну, на то, чем мы занимались много лет и что заставило меня задуматься над такими вещами, о которых мы раньше просто не подозревали.

В то утро я, как обычно, пришел в разведслужбу очень рано. В это время как раз заканчивалось совещание у командующего группировкой и вскоре в коридоре нашего модуля раздавался истошный вопль дневального: «Внимание на командном пункте!» – это означало прибытие с ЦБУ* злющего-презлющего Деда, который в очередной раз в пух и прах с кем-то разругался. Затем в коридоре начинали ухать тяжелые и торопливые шаги офицеров, окрики, шум, одни словом – начинался очередной «день хомячка», ничем не отличающийся от предыдущего. Казалось, время у нас здесь в кабинетах совсем остановилось и, чтобы убедиться в противном и совсем не сойти с ума, нужно было просто выйти на воздух, к солнцу, к людям, обсуждавшим в курилке какие-то совсем обыденные вещи: кто приехал-уехал, где кто и с кем подрался или на какое число назначен командующим очередной строевой смотр. Однако в этот раз все было тихо. Я даже часы сверил – не ошибся ли я во времени, прибыв на работу? Но нет, все шло, как надо, за исключением странной тишины в коридоре – совещание у командующего по непонятным причинам затягивалось.

Я пил кофе и размышлял. Почему именно мне лезли в голову эти тревожные мысли – можно было легко понять. Причин задержки совещания было немного. Это, как правило, дерзкий вооруженный налет боевиков, провал разведчиков в горах или нечто подобное, из ряда вон выходящее, случившееся за истекшую ночь. Бывали случаи, когда полностью гибла вся разведгруппа в поиске по банальной причине сна наблюдателя на посту. По этому поводу наш начальник отдела, танкист Андрей говорил: «Танки встали – расстрелять зампотеха! Противник разбит – молодец замполит!». А в нашем случае – всегда виноваты разведчики: проспали, проморгали. Наш Дед говорил про нас: «дикие люди». Командующий группировкой вообще был краток и категоричен характеризуя нас, как: «стоя рожденные». Однако при любом чрезвычайном происшествии мы первыми узнавали о факте свершившегося и потому работы у нас прибавлялось вдесятеро. К тому же нам давно бы уже мылили шеи, пинали, орали, придавая ускорение и мы бы узнали о себе очень много нового и увлекательного, а выражение типа: «стоя рожденные», было бы самым милым и замечательным наравне с прочими всевозможными эпитетами, которыми так богат армейский жаргон нашего высокого начальства. Одним словом – здесь бы был самый, что ни на есть эпицентр исконно славянского диалекта, на котором разговаривают взрослые военные дядьки при осуществлении разносов подчиненным, причем у русских исконно принято при сходных обстоятельствах прежде выносить все образа святых великомучеников. Чего-чего, а кричать в армии умеют. Но на мое удивление ничего этого не было.