Полная версия
Я почти счастливая
Папка «Письма к Сержу»
Серия 1. Вздохи Б
Да, кто бы думал, что в моем разводе будут виноваты «Вздохи Близнецов». Или, вернее, они в том числе. Остались с тех пор 12 номеров… Полный год. Тогда вдохновлял меня он. Просто своим присутствием, нашими отношениями. И ему же это было меньше всего надо… У нас все друзья ждали очередного выпуска, говорили, что от номера к номеру я становлюсь все искромётнее… А я стремилась писать, как в Космо пишут, стоит только почитать, как там пишут! – это же лингвистическое наслаждение… Да он сам смеялся, когда я ему читала их статьи! Но меня за те же статьи он критиковал. «Развратно»! Вот развратно – и всё тут! Он просто выкапывал из меня этот разврат! И это самое обидное! Я ему говорю: «Да это же слог! Это же стиль! Это же цепляет публику! Да ты смотри, как всем нравится!» Вот именно, что всем, кроме него, кроме любимого… Я ему говорю: «Садись, пиши сам. Кто тебе не дает? Я с радостью опубликую. Сколько ты написал в журнал с тех пор, как он у нас появился? Два стихотворения! А листов в каждом номере было 8 – 10!» Он точно из той породы людей, которые критиковать горазды, а сами взамен ничего предложить не могут! Это что же за любовь, если столько всего не нравится в человеке??? Не нравится, как он пишет, не нравится, о чём пишет, не нравятся его фото… Да ты себя, Серж, вспомни: не нравятся мои ногти, браслеты, кольца, журналы, которые читаю, не нравится моя учеба, не нравится музыка, которую слушаю… Все это мелочи, но как они важны, и как они накапливаются… Что тогда нравится-то, если во всем вышеперечисленном я и есть?! Как это выматывало. А еще ты сказал: но это всё нам не помешает… Просто орать хотелось: НИЧЕГО ЭТОГО СЕКСУ НЕ ПОМЕШАЕТ, но видишь ли ты во мне хоть что-то кроме секса, кроме каких-то там ног? А еще говорил, что я – особый мир… Я просто не понимаю, что это за баталия? Ведь не пью, не курю, не колюсь… Неужели нельзя успокоиться по поводу каких-то моих занятий? Нет, они еще бравируют: «И что тебе со мной быть, опять начну всякие слова говорить…» Но можно же как-то контролировать себя? Я и мужу уже тогда сказала: «Да ты дай мне пописать, пока пишется…Я вообще-то за это деньги собираюсь получать!»
А мне-то всё так в тебе нравилось, что даже тебе самому в себе не нравилось. Вспоминается, как ты сказал: «Уже мне эта ветровка не нравится, а тебе еще нравится…» Да, нравилось всё: и рубашки, и свитеры, и ветровки, и куртки, и рюкзак, и руки, и лицо в профиль и анфас, и волосы, и всё подряд… Чего только не нравилось мне в тебе… Только одно не нравилось: что я не нравлюсь тебе… И до сих пор иду, иду по коридору – вдруг волною твой запах откуда-то накрывает и слышатся слова: «Ты не тот ангел, я не люблю тебя…» И думаю: «Как такую земля носит, да кто на меня вообще может смотреть, на что тут смотреть…» Вот ты говорил про кого-то: зачем идти по одной улице, если так друг друга ненавидят… Вот и я, пока вместе были, думала – и зачем он рядом, если так меня не любит, глупой считает? Зачем он рядом, если критикует постоянно? Если, даже осознавая это, не пытается хоть как-то в чем-то меня понять, если даже гордиться своей этой натурой? Если вместо того, чтоб подумать, что мне действительно важно, устраивает стеб: «Ничего, что я так про чужих людей сказал, а то опять потом начнешь припоминать?…» Если проводит какие-то странные обобщения, услышанные от друзей: «Ты можешь обидеть её одним словом». Ну да, рассуждают мальчики, девочки такие чумные, к ним вообще не подступишься… А при чём тут: девочки – или не девочки… Там была я. У которой ты забрал первый поцелуй… И которой сказал: «Я не научился любить тебя…»
Любовь – это дар. Любовь проверяется уровнем эмоциональной зрелости. Недаром говорят: не произноси никогда этих слов, если не уверен, что не сможешь когда-либо сказать обратного… И для кого же секрет, что любовь и боль идут под руку? Да и с чем в жизни боль не идет рядом? При этом саму жизнь покидают лишь слабаки, а любовь бросают всегда в первую очередь… И сейчас это вообще мода, да ты посмотри, что творится: разводы, расходы – это наша действительность… Этот мир словно подошёл к своему концу… Депрессии опустошили души людей… Сколько видела я детских еще глаз, а в них злость, злость…
У нас в школе одна учительница говорит: «Мы все свои разборки с мужем скрываем от детей…» «Господи, – думаю я. – Какая сентиментальность… Да попробовали бы ваши дети 8–9 лет отроду не спать ночей, стоять за дверью родительской комнаты и в самые жуткие моменты залетать туда, хватать здорового отца за руки и орать, визжать, сходить с ума и понимать, что сил не хватит остановить его, если решится мать убить! Да попробовали бы они после этого сохранить в душе надежду на любовь…»
Я часто повторяла себе: «У меня в семье не будет так страшно, как у некоторых!» И так с 7 лет я мечтала о муже, но годы шли, а я не вырастала… К 15 годам я переключилась на учебу… За учебой я укрывалась от всех семейных проблем… Плюс от начавшейся женской боли укрывалась. Да, я сказала тогда, что тебя забуду быстрее, чем аспирантуру! Я просто рассердилась… Я сказала не подумавши, как это бывает со многими, с каждым из нас… А чем еще жить было, если хотела мужа и вроде, наконец, выросла, а тебе один говорит: «Ты не годишься в жены…», второй: «Ты не годишься в матери…»
И с детских лет мне нет равных по делу утешения других… С тех пор я даже люблю этим заниматься… С тех пор я утирала слезы всем и всегда… Детям, учителям, друзьям… С тех пор я бесконечная «жилетка»… Сколько было малышей в «МИШКЕ», которые прошли через мои руки, которые в итоге стали спокойнее… Но с тех самых начальных 90-х годов НИКТО даже не пытается успокоить меня… Как оно было тогда, когда надо было успокаивать маму, а меня – некому, так и до сих пор… Многие люди издеваются над моими слезами, многие шарахаются… У меня даже критерий такой: смогут успокоить меня – настоящие друзья, не смогут – грош им цена… Я же истерик. И мало того, что это может быть врождённым, так я еще напуганная позже… Не всем приходилось разнимать дерущихся родителей…
Был такой случай: на первом курсе мне не поставили автомат по зарубежной литературе, а должны были по баллам – я уже даже к экзамену не готовилась – и вдруг меня не назвали. Я ужасно ревела. А тогда праздник был, под новый год. И всех освобожденных от экзамена называли торжественно со сцены… И все уже расходились… А я плачу… И слышу – все говорят: «О, ноет, автомат ей не поставили…» Катя ушла со всеми, говорит: «Сил моих нет успокаивать эту истеричку!» А Энджи повесилась мне на шею… Мне-то казалось, что весь мир против… И поэтому отталкиваю ее грубо, никто не нужен мне, я гордая… Она бросается снова на шею, обхватывает крепче… Я снова толкаюсь, она не отступает… А в третий раз оттолкнуть нет сил… Обнимаю ее. И остаемся мы одни… Потом к преподавателю идем… «Я вас не назвала? – говорит она недоуменно. – Вот же вы у меня в списке, вы же лучше всех семестр отработали…» А потом мне много чего обидного пришлось снести от Энджи: её ревность, её обиды, её зависть, много всяких слов – я была между ней и тобой, как меж двух огней… И было у меня много поводов распрощаться с ней… Но она до сих пор со мной. И до сих пор она не сказала мне: «Не ной!» – когда я завожу об одном по тысячному кругу…
… И вот я хотела уйти от тебя. Чтоб не закритиковал ты меня до смерти… И вдруг слышу: «Не уходи, я прошу тебя, не уходи…» И мир переворачивается, небо внизу, дорога наверху, наверное, в рай… Только шаг сделать и уйти – и так будет лучше… И проявить этакое мужество… Но нет воли ногам… Ноги идут назад… Куда мне идти, боже мой! Куда идти от таких слов! Как жить, уйдя от таких слов… Меркнут все ссоры, меркнут все твои слова… Это ведь только слова… Это просто какие-то глупые поступки! Сегодня они есть, а завтра, может, уже и нет. А я, я могу сейчас из-за ерунды небо голубое затоптать, оказавшееся под моими ногами! Так куда можно идти! И рвется из сердца любовь, заплеванная… И смывает все свои раны… Потому что она, оказывается, нужна…
Но и эти твои слова оказались лишь словами… Потом ты меня даже упрекнул: «Ты, наверное, пожалела меня…» Не знаю. Только когда я влюбилась в певца Мигеля в 1999 году, я полгода повторяла: «Мне его жалко…» Я даже сама не понимала, а по какому поводу его жалеть-то… Так уж… Я всегда жалела тех, кого люблю, и любила тех, кого жалела…
«В селах Рязанщины, в села Смоленщины слово ЛЮБЛЮ неизвестно для женщины, там преданно любя, женщина скажет: ЖАЛЕЮ ТЕБЯ…»
А потом муж отметил: «Ну нет у меня дара жалеть, успокаивать…» К чему это привело? А я перестала перед ним плакать. Вообще. И о проблемах не стала говорить. А потом доверие к нему ушло. Говорить стало не о чем. Пришло тупое ощущение: «А что толку?» Вот в тебя, кажется, я верила до последнего; до последнего и плакала перед тобой… Хотя почему «верила»? Верю до сих пор. Не было у меня другого мужчины, кому бы я так страстно хотела выкладывать, что у меня на душе. Мне кажется, что в тот момент, как читаешь мое письмо, груз уже уплывает с моих плеч… И уже какой там – шестой, седьмой? – год не представлю, как могу и смогу без тебя жить…
И все-таки я оптимист больше всех вас, вместе взятых… Если бы он тогда изменился, внял моим просьбам… Я бы не припоминала ему этого момента… А! Опять гордость: «Я такой – такой и буду…» Эх, надо было бросить его самой… Бесполезно. Сам, безжалостный, он на жалость давил прекрасно… Начну его пробирать за всё – усядется, голову повесит, слезу пустит… и прошепчет: «Ты меня бросаешь…» И тут я к нему подсяду, его обниму, разом прощу и скажу: «Да нет! С чего ты взял! Не бросаю! Не брошу!» Сижу и сама себе верю…
Но все ваши угасающие чувства – и его, и твои – я перечувствовала… Когда он полгода попросту исчезал, не отвечал на звонки, не звонил сам – тогда внутри стала такая пустота. Искала его, найти не могла, сестре его звонила, говорю: «Настя, его надо искать!» А она мне: «Джан, ты мне надоела. Бросила бы его давно – и дело с концом!» А потом утром вдруг написала мне: «Джоана! Сотри мой номер и больше не пиши!» Я ей отвечаю: « Я тебе не в поклонники набиваюсь, а просто хотела узнать информацию…» Думаю: «О народ! Что ты, что брат твой!»
Сама она в то время жила с Витей, и однажды он её бросал, так она сразу брату звонить, чтоб он её поселил. Сергей тогда сам рассердился: «Только Насти нам тут и не хватало!» Но Витька опомнился, и от Насти мы избавились. От неё житья нет! Я на это дело насмотрелась еще на Саду Кирова, где они всем шалманом жили. Настя ко всему цеплялась. Начнет брат, к примеру, резать что-нибудь на кухне, она рядом стоит, критикует неласково! И по каждой мелочи так! А что они потом с нами делали, когда мы в Академгородке жили… Родители однажды деньги прислали, чтоб они с Настей поделили. А он же работает – и вроде он ей позвонил, сказал, что привезёт, допустим, в субботу. И тут этот Витя звонит … мне и говорит: «Это ты с Серегой живешь? Ты передай, что я ему морду разобью, если не вспомнит, что он Насте денег должен!» Я тогда говорю: «Попробуй только!! Раз сказал, что привезёт, значит, привезёт!» С голоду, что ли, умерли? Этому Витьке под 30 лет! Я потом мужу сказала: «Сам езди к сестре, я не поеду…» Он отвечает: «Они извинились передо мной, ладно». «Зато, – говорю, – передо мной не извинились!»
Ну да что там – это я отвлеклась…
Искала я Сержио Романи месяца четыре, он от меня словно специально прятался… И не было уже под конец любви, ну ни грамма. Самой было странно. Неужели я разлюбила первый раз в жизни? И так у нас проблемы, так ещё и я разлюбила… Давай думать, почему так, да что теперь делать… А потом он вышел из небытия… А во мне все угасло… Реально скучно, видеться не хочу, газеты не пишутся, вдохновения нет… Говорить неохота. А потом в Болгарию уехала. Потом приехала. Потом он меня обнял. И смотрю я – люблю натурально! Хочу назад и по новой. Человек родной практически. Что ещё для счастья надо? А потом он заскучал опять: «Все, я остыл, больше никогда не смогу…» Я говорю: «Да у меня это было! Надо встряхнуться, давай я помогу, давай в отпуск поедем, давай новыми делами займемся…» Он, кстати, о моем угасании только впоследствии узнал, когда я уже самостоятельно справилась… А тут он мне говорит: «Нет, я никогда не смогу…» Знакомые какие слова… А что он мне говорил-то до этого! «Второго, как я, нет! Я могу ждать тебя всю жизнь. Ты ещё первая уйдешь!» И тогда-то я подумала: «Как заманчиво звучит – а правда ли это? У тебя два пути – или как Серж Т. в итоге поступить, или выполнить это своё обещание. Подождём до двух с половиной лет. Не уйдешь – значит, правду говоришь. Уйдешь – значит, ты – как он. А то, что простила ему, тебе не прошу никогда!» Вот такой дала зарок. А как исполнилось нашим отношениям 2,5 года – он и вышел из них! Смешно? Грустно?
Я после той смс-ки утренней «Я люблю Марину» отменила все уроки, поехала в Академгородок, вытащила его с занятий – и три часа мы сидели на лавке в НГУ. Состояние было такое: «вернись – я все прощу» и «если он уйдет – это навсегда, так что просто не дай ему уйти». И три часа он от меня отбивался то так, то сяк… Твердил: «Не дави на меня, я мужчина, я решил…» Прямо так он хотел доказать мне, что он мужчина… Хороших решений принять не мог, так решил хоть это дурацкое решение отстоять… Почему мужчины думают, что быть настоящим мужиком – это втоптать девушку в грязь? Как бы он и Марину эту не выдумал… И часам к 17 мне стало противно: стоит, отбивается, будто я враг народа… Замолчала я, поцеловала его в щеку и пошла… Он мне вслед: «Ты куда? Ты ничего с собой не сделаешь?!» Я просто усмехнулась: раньше бы подумал про это, трус несчастный! А вслух говорю: «Не бойся, я не введу тебя в такие беды, в какие ты меня вводишь». И до сих пор думается: а вдруг ему плохо, а вдруг у него с психикой что-то случилось? А вдруг я могла чем-то помочь?
… Не смог, говоришь ты, научиться любить? И это мне знакомо. Я его не сразу научилась любить. К тебе любовь я не сразу научилась ПРОЯВЛЯТЬ, а его реально не любила сперва. А как иначе, если мне в нём многое не нравилось? Значит, не люблю. И давай я учиться любить. Думаю – человек хороший и этого заслуживает! Сперва мне не нравилось, как он целуется! Ужасно. Как обслюнявит! Где такому до Сержа. Я даже и не любила с ним целоваться. Потом думаю: так себе можно нервы вымотать. Надо учить. Я помню отчетливо, как учила. Боже упаси, не криками, не упреками. Не давала ему понять, что мне не нравится. Помню: на квартире еще, что на Саду Кирова, на кухне уселась ему на колени, говорю: «Глаза закрой». Закрыл. Говорю: «Ты только губами не двигай. Я сама хочу попробовать». Согласился с готовностью. И давай я его целовать. Вот ей-богу, хорошо, что имена у вас одинаковые – а то назвала бы его тогда чужим именем! «О, мне нравится, – говорит, – я так же хочу!» И с тех пор целовались уже как надо.
Потом не нравился мне его запах. Это кошмар! При таких проблемах секса нет! Это уже не твой человек! Ну и что делать? Сначала старалась не обращать внимание. А потом произошло чудо! Лежим однажды, рубаху с него сняла, целую, целую, а он обычно бледный, тут порозовел – и …! Чую, а он уже благоухает, уже пахнет по-другому! И мне нравится! Я сама не ожидала! Обрадовалась!!! Вот жаль, что он не дошел до секса – ему бы это было на пользу… А потом мне не нравилась его одежда – вся сплошь! Ни рубашки, ни свитеры, ни куртки, ни брюки! Стала я ему рубашки дарить на каждый праздник. Кончилось тем, что он старые рубашки все сам же и выбросил. Потом подключилась сестра, говорит: « Джан, сейчас мы его оденем!» Свозила его на барахолку, купила ему свитер, джинсы, куртку… Привозит. Я ахнула. Вот это мужчина!! Загляденье да и только! А эти стрижки! Боже мой! Что ты, что он! Как подстрижётесь, так другие люди! «Нет, – говорю, – я так не могу, когда светлых волос не вижу». Ему оказалось не принципиально – и вскорости над ушами пошли прямо кудри. Я восторгалась безмерно и влюблялась по уши… Он еще смеялся, говорит: «Ты смотри, на длинные волосы меня не уболтай…» «Да ладно, – говорю, – я же не прошу многого».
И только раз я резко высказалась по поводу его портфеля – он меня бесил. В ту пору мне нравилось, как аспирант наш с курса Саша с пакетом ходит. И Сержио как услышал, так сразу и говорит: «Если тебе не нравится мой портфель – не стоит продолжать отношения!» Ага, ишь какой! Как мои газеты, фотоаппараты, песни и фотки называть порочными – это ничего! А потом он переехал с Сада Кирова и портфель выбросил. Стал ходить с пакетом. И мне было очень совестно. Мне не хватало этого портфеля. Меня бесили эти пакеты. Я даже попросила прощения…
А потом мне было тошно, я боялась, что он меня разлюбит, а он мне говорит: «Ты сдурела что ли? Как я тебя разлюблю? Где я ещё такую девушку найду? Чтобы про деньги все понимала, не пилила? Чтоб юмор мой понимала? Чтоб ждала так и терпела? Одумайся, Джанни! Ты же такая одна…»
И вот за полторы недели Марина оказалась лучше меня…
…А ты сам, Серж, ты-то сам? Я же по простоте душевной думала, что вы с твоей новой подругой никогда не расстанетесь! Я когда узнала, хотела сказать: «А чего это ты девушками разбрасываешься?!» Но по твоим словам вышло, что это ты ей надоел. Странно. Ты мне до сих пор не надоел, несмотря на все твои слова, которые сам за собою признаешь. Так чем она была лучше меня? О, знаю-знаю: она не лучше, не хуже, просто другая. Видишь, все твои фразы знаю – прямо живой диалог! В том-то и дело, что она другая. Может, и не надо было тебе другую-то?..
Серия 2. Вроде мелочи
7:50. Светает. Повернулся ключ в замке. Захожу, закрываюсь опять на замок. Смотрю вдаль со второго этажа… За дверью собирается моя толпа. 8Б. Слышны отдельные голоса. Вдруг у кого-то на мобильнике зазвучало: «Береги, береги моё сердце, береги, береги мою душу… Будь со мной, и никто другой не нужен…» Вчера это до ночи играло у меня в наушниках. Ну и обо что биться лбом: о дверь, о доску? Присаживаюсь за стол. «Кондратий Рылеев писал думы, – твержу я. – Кондратий Рылеев писал исторические думы! Жизнь прекрасна… жизнь прекрасна!» Звонок…
У нас в школе дифференцированное обучение. Классы А – это гимназические. Классы Б – средние, нормальные, так скажем. Ну и параллель В – это чистая коррекция. У меня их четыре: 8А, 8Б, 8В и 5В. Друг от друга – как небо от земли! Вот заходит 8А: все в лощёных костюмах, чопорные, подтянутые, палец в рот не клади, гордые, самоуверенные. А вот «заваливает» 8Б… В куртках, в шапках, в спортивных штанах, с красными носами, с лужёными глотками, с вещмешками – вот узлом друг с другом завяжутся, сцепятся, и полетели клочья… Как начнёшь парней растаскивать из этой кучи. А они, как котята слепые, бултыхаются. Да еще раскроет кто-то из них рот, глаза выпучит и пошел сотрясать воздух: «ХАХАХА…» Но я люблю их… 8Б. Вот их единственных из всех классов. Не знаю почему. Они меня тоже любят. С ними в кабинете окажешься – как дома, как с братьями… Кулак покажешь – они: «Ой, ладно, пани Джан, да я не буду больше…» Может быть, я люблю их за то, что все их терпеть не могут. У них на году по три раза менялись учителя русского. И когда я пришла к ним, они спросили: «А вы не уйдете? От нас все уходят…» И я тогда сказала с горечью: «Я никогда ни от кого не уходила!»
Ну и про коррекцию говорить нечего. Заходят совершенно призрачные личности, в глазах либо пустота, либо агрессия… С порога друг на друга матами… Кстати, тот Руслан, который мне бумагу кидал в лицо, недавно писал сочинение на свободную тему – и описал тот случай. Все изложил: как случилась ссора, как он себя со мной повёл. Можно сказать, компромат на себя написал!
Бесполезно что-то объяснять 8Б у доски. Группой они ничего не понимают. Надо усадить их за книгу – и ходить по рядам, рассказывать то одной парте, то другой. Вот так. Приходится их тащить, как коррекционный класс! Они даже не могут учить стихи к 15 годам. Такая запущенная картина мне досталась… Сегодня я верчусь по всему классу, а они за моей спиной тащат из окна лёд с уличного подоконника. Уже и приглядываешь – нет, обязательно кто-нибудь окажется возле окна! И вот просто глыба льда грохнулась в первый ряд, всех забрызгало. Я меняюсь в лице… «Это не я!» – взвыли все. «Да ну вас, – говорю. – Сейчас приведу директора, разбирайтесь». Вылетаю в коридор, а у нас там холодно. У меня только жарко в кабинете из-за пластиковых окон, все ко мне греться заходят – так вот повезло. И вот стою я в холодном коридоре и считаю про себя: «Вдох – выдох, вдох – выдох, и мы опять играем в любимых…» Потом резко распахиваю дверь – они сразу по стойке смирно. Гробовая тишина. И тут я начинаю громогласно командовать: «Кто бросил лед – встали и убрали!» Ну конечно, так и признались они… Я говорю: «В таком случае поднимаемся в произвольном порядке и убираем». Они начинают рассуждать, почему они должны убирать чужой лёд… Я говорю: «Да уберите вы лёд!!! Или я сама его сейчас убирать буду на ваших глазах!! Я никогда не гнушалась никакой работы!!!» Поднимаются девчонки в мини-юбках, собирают сосульки руками… Мужики уныло сидят на своих местах…
Почему-то вспоминается сразу 2007 год, радиотехнический колледж и две мои мужские группы 141 и 142… Март-месяц, я стою с ними на улице, они раскидывают снег вокруг здания, пихают друг другу лёд за шиворот и орут: «Жесть, жесть!!!» Тем юношам было лет 16–17. Теперь они уже должны быть на 4 курсе, если только есть 4 курс в колледже… Мальчишкам из 8Б сейчас 14–15 лет, но очень они похожи на тех, даже внешне…
А в 8А мне гордо заявили: «А вам не кажется, что глупо в 8 классе учиться писать кавычки?» «Мне не кажется! – отвечаю я металлическим голосом. – Где вам уметь буквы правильно писать, если вы даже не знаете, как нормальные кавычки выглядят». «А Ворд не подчеркивает пунктуацию при прямой речи!» – замечают они. «Меня сейчас Ворд слабо волнует, – говорю. – Я не учитель информатики». И далее так и продолжалась эта история насчет кавычек. Прямо соляной бунт! Например, они стали меня поучать, что восклицательный знак ставится за приделами кавычек! «Еще что скажете?» – интересуюсь довольно саркастически. Восклицательный знак за кавычками, ты представь! Они: «Нам так объясняла прежняя учительница. А у нее два высших образования». «А у меня сколько?» – спрашиваю. Ну и всё в таком духе до победного конца…
… Иногда я так хочу как бы проснуться. И понять, что я ещё работаю в «МИШКЕ», всё ещё учусь в магистратуре – и ничего этого не произошло со мной!!! Я, наконец, научилась «учиться» к 22 годам – и отучилась эти два года ровно, без лишних нервов, стабильно и отлично… И вспоминается, как мы заканчивали уже вдевятером, хотя изначально нас было 25. И как я защищалась со сломанной рукой (грохнулась в метро из-за давления накануне)… И какое похоронное лицо было у меня на выпускном… Андрей говорит: «Джан, что ж за вид? Я готов бежать на улицу и заорать, что я закончил магистратуру!» А я просто не хотела уходить… Теперь я уже не хожу в НГУ, куда всей душой меня влечёт… А приходится ходить в аспирантуру в институт СО РАН – а там мне не нравится: там тихо, пустынно, в коридоре не на что сесть и нечего съесть…Еще и дорога до него долгая по лесу, и она тоже пустынная… Сегодня вот поехала на английский, а оказалось, что его отменили… А в НГУ теперь учится моя подруга Энджи, на первом курсе английской филологии. И там же учится бывший мой мужчина Сержио Романи – на первом курсе философского… «Благодаря тебе я поступил, благодаря тебе я получил комнату в общаге и не плачУ теперь за съём, благодаря тебе я познакомился с Мариной… Спасибо», – сказал он мне. Всю нашу историю он теперь рассматривает как прелюдию перед Мариной. Он сказал, что не будет с ней повторять своих ошибок. Наверно, он уж имел с ней интимные отношения… Я была ему черновик, а Марина теперь чистовик… Видно, много чего у него произошло благодаря мне. А что у меня произошло благодаря ему? Только то, что мне приехать теперь в Академгородок и кричать в академовское небо. Только то, что все улицы в Академе мне нашёптывают множество сказанных фраз – и я слышу все их сразу… Мотаю головой и не могу выбросить из ушей.
Вот мы идем втроём с ним и с нашей приятельницей Светой. Ноябрь прошлого года. Двигаемся в сторону остановки. Темно. Провожаем меня. И в какой-то момент меня пробивает жёсткой истерией. «Я не могу! Я не поеду! У меня больше нет сил доезжать до дома! Я больше не могу махать рукой из автобуса! Я ненавижу Большевистскую улицу и ненавижу маршрут 1209!!! Я больше не могу встречаться на 15 минут после пар!!!» «Оставайся», – говорит Сержио. «Это же можно как-то решить, – говорит Света, глядя на нас. – Скажи маме, что ездить трудно и ты поживёшь полгодика у Сережи…» А потом хозяйка съёмной квартиры … тяпает хозяина топором (!), и мы никак не можем из-за этого вернуться домой, ходим взад-вперёд по Золотодолинской поздно вечером… И как потом уезжаем оттуда в микрорайон «Щ»… И как я начинаю терять работу… И как он говорит, что мы не проживём на его зарплату, потому что больше половины уходит на съём… И секс… И опять секс, господи. Ну какой может быть секс на съёмной квартире?! Да, действительно… И я понимаю, что надо устраивать его в общагу… А он спрашивает, смогу ли я жить с ним в общаге… А я понимаю, что меня берут аспирантом в СО РАН… А НГУ таким не даёт своих общаг… А в аспирантуре НГУ нет мест…