Жених с приданым

Она уже нетерпеливо, досадливо топала сапожком:

– Хорошо, хорошо… Отпустите же мою руку.

И пошла быстро, скрипел снег под крутыми снегуркиными каблучками. Нехотя отворилась на тугих пружинах и захлопнулась высокая чёрная дверь. Жемчужинка вкатилась обратно в пасть алчного дракона.

Серёга бухнулся на сидение. Лицо у него было чернее тучи. Он погиб. Зачем, кто сейчас его заставлял врать про «мазду»? Ведь она и так, в сущности, сказала: да, я согласна встретиться. Окажись под рукой нож, так бы и исполосовал проклятый, бездумно шлёпающий во рту мокрый кусок мяса, именуемый языком.

В десятом часу утра, когда пустеют дома и дворы, Серёга подъехал к дому на Ломоносова. Оставил «танюху» на стоянке у соседнего дома. На скамейке мумией сидела древняя старуха, укутанная в плед.

Вот знакомая дверь в золотых гвоздиках. Ключи были зажаты в кулаке. Остановившись перед дверью, зачем-то понюхал пальцы: они крепко, кисло пахли нагретым железом. В ладонь выплюнул жвачку, залепил подсматривающие соседние «глазки». Выбрал самый большой ключ и тихо поднёс к скважине. Ключ не подошёл, то же он проделал с другими ключами. Ни один их них при этом не звякнул – Серёга подивился своей ловкости. Тут только он обратил внимание на свежую жестяную заплату на двери: замки был сменены!

Как он не сообразил: хозяева, теряя ключи, сразу меняют замок! Оставалось отдать связку – именно с этим он шёл сюда, разве не так? За дверью едва слышно (как в бункере) звонок пропел «калинку».

Тихо. Муж точно на работе – такие пухлые живчики любят проявлять должностное рвение. Но вот послышались шаги. Блеснул жёлтеньким и погас «глазочек». Начали открываться запоры: что-то скрежетало, звякало, звенели и падали цепки. Точно сейф отпирался.

– Что нужно? – из-за цепочки насторожённо смотрело худое, блестящее от крема лицо мегеры.

– Вы меня не помните, – бормотал Серёга в щель между дверью и косяком, потряхивая, как дурак, перед носом женщины ключами. – Вы в такси оставили, – и умоляюще протягивал связку, и всё потряхивал ею.

Она узнала таксиста. Пропихивать увесистую связку в узкую щель было неловко. Мегере пришлось, наконец, скинуть цепочку. В это время за её спиной зазвонил телефон. Она, не успев взять упорно протягиваемые ключи, схватила трубку – ждала звонка.

Серёга украдкой огляделся. Прихожая была очень просторная, на полу лежал толстый пушистый ковер. За дверью ванны била сильная струя воды – на хозяйке был надет купальный халат до пят.

– Только не надо капать мне на мозги, – цедила она в трубку.

Она одна в квартире, решил Серёга. Интуиция его никогда не подводила. Он точно знал, что женщина в квартире одна.

Мегера, разговаривая, совсем отвернулась. Хорошо, что не оглядывалась: не приведи бог, если бы она видела сейчас его лицо. Серёга схватил ее за твёрдую шею, другой рукой обнял сзади худое туловище, так чтобы её локти, как у солдатика, оказались плотно прижатыми к бокам, и поволок в ванную.

Ванна была до краёв полна водой. В запотевшем зеркале вместо своего лица Серёга увидел налившееся тёмной кровью пятно.

Непонятно, откуда в тщедушном теле бралось столько силы. Андрею не только с ним, с самим собой приходилось бороться: с готовым выскочить из рёбер сердцем, с дрожащими и позорно слабеющими руками.

Он надавил на её голову и погрузил в ванну. И не удержал: с такой силой, взболтнув воду, вырвалась голова. Он увидел в зеркале мокрое безумное лицо с хватающим воздухом ртом, но поймал голову и снова окунул. Навалился на её переломленное пополам, взбрыкивающее тело в задравшемся халате, на голые худые ягодицы, и держал до тех пор, пока судороги, сотрясавшие её и его тело, не затихли, и руки перестали бессильно ползать под водой и ощупывать и опираться о дно и стенки ванны.

Серёга поднял обмякшие ноги и перекинул в ванну – вода вскипела, хлынула через край. Халат на её спине вздулся пузырём, по нему гулко застучала струя воды. «Так вот как это бывает, – думал он. – Так вот как это бывает…»

Поживи, посопротивляйся жертва ещё минуту – и под победное гоготание сама утопила бы в ванне Серёгу. Сам убийца был едва жив. В желудке что-то живое корчилось, ворочалось…

– Только этого не хватало, – услышал он как сквозь вату вскрик. Утопленница, отнеся от уха трубку, всматривалась в его лицо. – Да его рвёт! Господи, ковёр! Тата! Нажрутся с утра… Тата же!

Вдруг появилась девушка в пушистом халате. Он ничуть не удивился, узнав Наташу. Напротив, её появление здесь было продолжением естественного хода событий.

– Опохмелиться захотел, вот и припёр с ключами… Тата, отверни ковёр – изгадит. Алкаш! – она куда-то пошла. Под халатом энергично двигались худые ягодицы, за которые он только что заталкивал её в воду.

Когда Наташа, переглянувшись с мегерой, взяла ватку с нашатырём, он со злобой, слабо ударил её по руке, ватка упала на ковёр. Грязно выругался, хотя ни в школе, ни в армии не матерился. Кажется, стало чуть легче.

У подъезда опустился на скамеечке рядом со старухой, чей плед был уже густо припорошён снегом. Рукой копнул шершавый серый наст, вынул пригоршню льдистого снега. Начал прикладывать ко лбу, пока по лицу не потекли ледяные струйки, потом стал жадно кусать его.

Старуха пошевелилась и сказала:

– Кошки гадят на снег. Разве можно исть снег-то?

Машина с именем чужой любовницы преданно ждала его на стоянке.

БЕЛЛА ДОННА

«– Мур-мур-мур, малышка!

– Мурррр, любимый!

– Чем занята, любимая? Ты сытая? Иди в душик.

– Ксюшка спит, я в кровати, родной.

– Давай спи, любимая, мы трещать можем до утра.

– Усё, сплю. Сладких снов! Позвонишь?

– Не хватает тебя на плечике… Ты моя любовь».

Виртуальное влюблённое воркование. Можно подумать, чатятся семнадцатилетние голубки, на худой конец – молодожёны. А они уже в возрасте, у Татьяны шестилетняя дочка от первого брака, которую Григорьев любит как свою, хочет удочерить.

Как они познакомились. Начинающая бизнесвумен Татьяна по объявлению пригласила программиста. Пришёл Григорьев. Григорьев в прошлом боевой офицер, служил в горячих точках. Там получил травму глаза, росла опухоль. Татьяна серьёзно переживала за его здоровье. Когда случались приступы, дежурила у постели, бросалась в аптеку за лекарствами – была для него скорой помощью.

Григорьев трогательно за ней ухаживал, выгуливал её собаку… Он трижды делал ей предложение, она трижды отказывала. Слишком разочаровал первый брак, после которого она решила, что надеяться в жизни можно только на себя саму. А с мужчинами… так, допускать лишь лёгкий флирт.

Да и Григорьев не казался тем человеком, с которым можно разделить судьбу. Когда предложила просто жить вместе, не расписываясь – от отчаяния загремел с микроинсультом в больницу. Следствие всё той же боевой травмы. Сердце дрогнуло: может, это и есть любовь, о которой пишут книги, снимают кино?

Татьяна – успешная 26-летняя предпринимательница. Начинала с нуля, с челночных баулов, с распространения косметики по конторам. На дверях контор красовались ксерокопии – образец плоского офисного юмора: «Вход с грязными ногами, с собаками, а также дистрибьюторам и дилерам дамского белья и косметики строго запрещён! Штраф 500 000 рэ!!»

Вот так: им что собака, что дилер… Сейчас у Татьяны свой уютный магазинчик, пусть крохотный, пусть на окраине города – доживём и до сверкающих салонов на центральных улицах. Освещённые мягкой розовой подсветкой, в стеклянных витринах толпятся флаконы с туалетной водой, коробочки с кремами и макияжем известной итальянской фирмы. Под ногами пружинит ковролин, пахнет изысканными духами и хорошим кофе, которым угощают постоянных покупательниц. Над входом неоновая вывеска «Белла Донна», что значит: прекрасная госпожа.

Татьяну за глаза называют Белла Донна. На таких бешено обращают внимание: роскошная, высокая, статная. Распахнутые серо-зелёные глаза, модные крупные, припухшие губы. Ухоженная, молочно-белая, точно излучающая сияние кожа. Блузка туго, соблазнительно обтягивает высокую грудь.

Королева в короне ослепительных белокурых волос. К таким мужчины побаиваются подойти: слишком опасно, гордо, вызывающе несут они свою красоту. И именно такие чаще всего бывают страшно одиноки, потому… Потому что ни кому в голову не придёт, что королевы могут быть одиноки.

В тот злополучный майский вечер Григорьев получил от Танюшки подряд две смс-ки, чтобы не терял её – уезжает по делам на пару дней. К Татьяниной подруге тоже примерно в это же время пришло сообщение: «Еду выгулять Кошу». Кошей Татьяна называла свою новую машину. Дома она так и не появилась ни через пару дней, ни через неделю, ни через месяц. Телефон не отвечал.

Григорьев сходил с ума, звонил тёще и Ксюше – не знают ли, где Танюшка? После того, как отнёс заявление в милицию, места себе не находил. На одном из допросов ему стало плохо: второй микроинсульт. И нет рядом его скорой помощи, его Танюшки, его Прекрасной Госпожи.

По городу расклеивались листовки, группа в соцсети ВКонтакте объявили поиск. Волонтёры прочёсывали пригородные леса, обочины объездной дороги.

Примчавшаяся из соседней области Татьянина мать повела себя странно. Упала перед зятем на колени: «Ради всего святого, скажи, где её тело?!»

Она прекрасно знала подложку их отношений. Знала, что зять может о себе наврать с три короба – да так вдохновенно, что нельзя было не поверить. Что служил в горячей точке, а в какой именно – не мог назвать. Да нигде он не служил, его из-за бытовой травмы глаза и в армию не брали!

Артистично разыгрывал спектакли: когда перед самой свадьбой Татьяна хотела забрать заявление, шантажировал её, обещал покончить с собой, инициировал инсульт… Его в дверь – он в окно. И всё-таки, не мытьём, так катаньем добился своего. Однажды позвонил с вокзала: ему плохо, документы и деньги украли. Она привезла его к себе домой – так он остался там жить.

По словам мамы, Татьяна успешно трудилась, хорошо зарабатывала, содержала семью. Григорьев практически сидел на её шее – так, калымил по мелочам, слесарил в авторемонте. В основном тратил деньги на игровые автоматы. Ревновал, шпионил, надоедал.

У Григорьева трое несовершеннолетних детей от двух первых браков, официального и гражданского. Алименты не платит, прячется от судебных приставов. Единственное: купил ребёнку подержанную коляску за 500 рублей.

Григорьеву предложили провериться на детекторе лжи: он отказался.

– Мур-мур-мур, малышка!

– Мурррр, любимый!

– Не хватает тебя на плечике. Ты моя любовь…

С чего всё началось? По мнению Григорьева, с того, что жена, его Прекрасная Госпожа, его переросла. Он, в замызганной спецовке, по-прежнему копался в железяках в гаражах, а у Татьяны бизнес шёл в гору. Поездки в другие города, семинары, обмен опытом. Новые перспективы, новые интересы, новые знакомые. Строго сверкнёт в сторону Григорьева зелёными глазищами: «Сначала верни долг» (действительно, брал 400 тысяч и расписку давал). Или: «Ты обещал сделать мне рекламу за 13 тысяч. Ни денег, ни рекламы».

А себе, небось, купила «Аккорд» шоколадного цвета. Блондинка в шоколаде.

Взломать Татьянину страничку ВКонтакте не составило труда. Подозрения не обманули: у Татьяны был другой мужчина. Правда, между ними ещё ничего «такого» не было. Татьяна ждала шестого числа – на шестое у неё был назначен развод с Григорьевым. Она пока официально замужем, хотя давно не живут вместе – и изменять мужу не намерена. Праведница, выискалась! Тварь, тварь!

При случае – это был не первый раз – ревизовал у жены телефон. Пока её не было дома, стащил свидетельство о браке, Ксюшкино свидетельство о рождении, Татьянин паспорт – всё, что ей понадобится для развода. Пускай побегает, восстанавливая документы. Выкрал её газовый пистолет, спрятал в бане на даче.

Однажды Григорьев превозмог злобу и унижение, попросил друга сесть жене на хвост. У Татьяниного дома (она снимала квартиру, она же служила её офисом) тот увидел во дворе две стоящие милой парочкой, как вороная и гнедая лошадки, «форд» и «аккорд», пофыркивающие, с закрученными «хвостиками» голубоватых дымков. Татьяна пересела в «форд», они с водителем стали целоваться. Потом обе «лошадки» выехали из двора. Знакомый, после кружений по городу, потерял их у Дома моделей.

Григорьев давал другу ещё наводки: лови их у кафе «Кофе семь», у «Мамы пиццы». На правах пока что ещё «законного мужа» ворвался к жене, закатил грандиозный скандал, обещал сжечь «форд», к чертям собачьим.

Вопил о якобы групповом сексе, который Татьяна замышляла за городом, в сауне:

– Это не откровения твоих дружков?! «Воображаю, как мы с другом вдвоём в твоей пушистой киске…»

Психиатр предупреждала Татьяну, что была готова к нервным срывам у мужа.

Как вспоминает подруга. Они вместе с Татьяной перекусывали в кафе. Зазвонил Танин мобильник. Она взглянула на высветившийся номер, вздохнула и вышла поговорить на улицу. Вернулась помрачневшая, расстроенная, бледная. Сказала, что срочно едет домой улаживать очередную истерику: звонил Григорьев. Грозил, что если немедленно не приедет, выложит про неё мерзкие гадости в интернете, подмочит репутацию её бизнесу.

Татьяна вообще в последние дни ходила грустная, сильно похудела. Однажды написала Григорьеву электронное письмо – горькое, тихое откровение усталой, измученной женщины, пытающейся урезонить, образумить, достучаться в Григорьеве до человеческого:

«…Опасаюсь за Ксюшу. Нас от тебя защитить некому, несмотря на всё, что ты мне приписываешь. Я просто одинокая беззащитная женщина с ребёнком. В этом письме не будет ни упрёков, ни оскорблений. Читай спокойно. Единственное, о чём прошу – не отвечай, пожалуйста. Я тебе была верна душой и телом, пока жила с тобой.

Я на самом деле опасаюсь тебя и твоей изощрённой жестокости. Поэтому не хотела встречаться и привозить Ксюшу. Что взбредёт тебе в голову в следующий момент и на чём переклинит тебе на этот раз? А убивать ты умеешь профессионально…»

Они встретились в её съёмной квартире-офисе. «Между нами всё, всё кончено, как ты не понимаешь?! Мелкий воришка, пакостник, нет в тебе ничего муж…»

Татьяна не закончила фразу, широко раскрыла глаза, заметив в его руках кухонный нож. Она, сильная и крупная, долго с ним боролась, сломала ему руку – другой, здоровой рукой он нанёс ей удар в живот.

Соседка снизу слышала душераздирающий крик «А-а-а», длившийся минут пять. Иногда крик переходил в стоны, приглушался, как будто рот кричавшего зажимали рукой. Потом раздался грохот в углу, как от падения чего-то тяжёлого на пол. И сразу стало тихо. В ванной пустили на всю мощность гулкую струю воды.

Припёртый к стенке Григорьев заюлил. Да, между ним и Танюшкой был скандал, закончившийся, как обычно, страстным сексом. Танюшка очень темпераментная в постели, кричит и стонет так страстно, что неудобно от соседей. Потом она, естественно, пошла в душик, а он отправился домой.

Так он будет врать на следствии. А сейчас лежал, навалившись на бьющееся сильное тело и зажимая рот Татьяны, пока она не умолкла. Надо было что-то делать, избавляться от улик. Уликой было тело Татьяны.

Перетащил в ванну, вспорол платье, снял чулки… До этого он видел в деревне, как разделывают забитых животных. На Танюшку ушло часа два. Выносил в туго завязанных мусорных мешках, складывал: часть в багажник, часть на заднее сидение. Завязал и вынес окровавленное платье, сланцы, полотенца, вешалку, меховые игрушки для кошек – всё, что было запачкано кровью. Это заняло две ходки туда и обратно. Консьержка отреклась: она не видела из своей каморки ни-че-го! Может, в туалет в это время выходила. То есть входившую несколько часов назад Татьяну она, конечно, заметила: такую броскую, эффектную красоту разве не заметишь? А вот Григорьева не видела.

Он тщательно почистил, помыл квартиру, придирчиво осмотрелся: вроде всё в порядке (всё-таки криминалисты обнаружат кровавое пятнышко). На телефоне жены выскочил вопрос от подруги, что-то вроде: «Как дела?» Ответил от имени Татьяны: «Еду кататься на «Аккорде». С её же телефона на свой послал две смс-ки, типа, не теряй меня, я задерживаюсь. После чего телефон разломал и выбросил, проезжая мимо придорожной свалки. Позже экспертиза доказала, что при пересылке сообщений мобильники территориально находились рядом.

За городом Григорьев отъехал подальше от большой дороги, остановился на берегу реки. Прихваченные с собой кирпичи привязал к мешку. Заплыл на глубину, оттолкнул мешок на стремнину, но верёвки скользили, отцеплялись.

Тогда он вернулся в город, заехал к другу за лопатой. Друг удивился, что Григорьев мокрый: май ещё, купаться холодно.

– Зачем тебе лопата?

– Мать попросила накопать в лесу земли для огорода.

– Так она же, лесная, неплодородная…

Однако лопату дал. Когда Григорьев её возвращал, из багажника пахнуло сыростью, водяной гнилью. Друг подумал: наверно, после мойки.

Григорьев ехал в леске и, один за другим, оставлял мешки по ходу движения, прикапывая дёрном, закидывая прошлогодней листвой. В прямом смысле сеял Таню в землю.

Остальное увёз за деревню, остановился у кучи опила. Набрал из колонки воды в полторашку, омыл то, что было Таней. Запомнились длинные серебряные серьги – Танины любимые. Серьги качались, позванивали, цеплялись за мокрые пряди – и были живее её лица. Сверху, прежде чем закопать, положил её светлую сумочку – укрыл всё это занавеской от ванны.

Утром заехал к своей маме, попил чаю с блинами. Поставил за Танюшку свечку в Храме – вот, всё совершил по-человечески, почти по христианскому обряду.

На работу приехал в гипсе. Объяснил, что при ремонте машины сорвался ключ, сломал ему руку. С собой привёз банковскую карту жены и попросил знакомую снять с неё деньги: четыре раза по 25 тысяч. Сам-то в гипсе не может. Жена уехала, а деньги позарез нужны.

На следствии, подробно рассказывая, как расчленял жену, для чего-то поспешно уточнил:

– У неё и грудь не настоящая – импланты.

Как будто это могло являться смягчающим обстоятельством: вот, мол, какие они, бабы, фальшивые насквозь, душой и телом – дурят нам, мужикам, головы. Как будто даже сейчас хотел пачкануть, выцепить Татьяну грязной ручонкой. Достать оттуда, где она ценой жизни освободилась от него.

ГОСПОЖА СУДЬЯ

…Почти сказка о Золушке. Принц (внук олигарха, благородное воспитание, девственник, Петя Ростов и поручик Ромашов в одном флаконе) по уши втрескивается в девочку из провинции.

Золушка, та ещё штучка, загоняет Принца под башмачок – хрустальный не хрустальный, но от Гуччи. Транжирит мужнино наследство налево и направо, бьёт дорогие авто, по утрам заявляется из клуба нанюханная – а он ждёт, прощает и лечит её от зависимости.

Под конец жёнушка борзеет настолько, что тащит в суд заявление: будто бы муж подверг её насильственным действиям сексуального характера, статья 131 УК. Обвинение было настолько сыро и тупо состряпано, что рассыпалось на первых пунктах.

Золушка не угомонилась: закрутила роман с шофёром и заказала ему Принца за 5 тысяч $. В последний момент шофёр струсил и сдал подружку с потрохами в полицию.

– Посмотри на меня, – с тоской сказала Вера Принцу. – Я умнее и добрее её в тысячу раз. Во мне скопилось море нежности. Я покажу тебе, как умеет любить женщина…

Вера сказала это про себя, потому что в это время сидела за судейским столом в жёсткой широкоплечей мантии. И, чтобы не компрометировать самый гуманный суд в мире, дала Золушке пять лет общего. Принц всё время сидел у клетки, не отрывая глаз от жены. Всё у него было готово, чтобы немедленно ехать в какую угодно Сибирь, лишь бы рядом. На зоне Золушка не теряла времени: отчаянно крутила любовь с начмедом и заочно училась на юриста.

В просторном холле Дома Правосудия, в глубокой, интимно подсвеченной нише, посетителей встречала Фемида с завязанными глазами. Мрамор – как тающая полупрозрачная свеча. В прекрасных античных, хотя и слегка непропорциональных руках – весы с чашами и короткий карающий меч. Живописные складки хитона точно застыли на мгновение, чтобы опять ожить, встрепенуться, заструиться при ходьбе на упругих стройных ногах.

У вертушки дремал охранник Джафар, беременный месяцев на восемь с половиной. Если здание суда захватят террористы, он, пыхтя, цепляясь кобурой, будет долго выпрастывать живот из-за стойки. И не выпростает.

Коридор, слева туалет с кодовым замком: только для работников суда. Справа дверь, поблёскивающая толстой золотой табличкой «Президент гильдии адвокатов Земляникина Н. Е.»

В полуотворённую дверь видно, как, после очередного посетителя, хозяйка кабинета укладывает купюры в красное портмоне, щёлкает блестящей застёжкой красной сумки. Всё у неё дорогое, броское, из яркой натуральной кожи: папки, визитница, пальто на плечиках, кресло.

Земляникина – эффектная полная блондинка, ей идёт красный цвет. Земляникина и есть та самая Золушка. Принц спился, постарел. Она его пока терпит. Про неё говорят: «Не баба, а водка с махоркой».

Земляникина выучилась благодаря благосклонности тюремного начальства и мужниным деньгам. Вере надеяться было не на кого: не на мать же, продавщицу сельпо, которая робела строгой молчаливой дочери. Самой приходилось выгрызать место под солнцем. На курсе её прозвали «стойкий оловянный солдатик».

– У вас нет желания поменять фамилию? – сочувственно сказал декан, когда группа меняла паспорта. – Вашу фамилию, в некотором роде, могут не понять, э-э… при вашей работе. Достаточно сменить одну букву, – подсказал он. – Скажем…

– Нет!! – жёстко сказала Вера. – Умные поймут. А в угоду дуракам унижать память отца…

– Вы девушка с сильным характером. Вы многого добьётесь в жизни, – задумчиво сказал старый декан. На выпускном при вручении диплома он (был мал ростом) привстал на кончики башмаков, обнял любимицу. Она шепнула в пушистое обезьянье ухо: «Спасибо. Вы были мне вместо отца». Сколько лет прошло с того вечера…

Вера поднялась в лифте, прошла по ковру. Толкнула дубовую дверь с золотой табличкой «Верховный Судья Блат Вера Павловна».

На столе секретаршей всё приготовлено: дымится чай с лимоном, мерцает включенный ноутбук, топорщится закладками папка с материалами очередного дела на пересмотр. Наезд, причинение смерти по неосторожности, статья 105 УК.

Город, в обрамлении спальных микрорайонов. Частный сектор: зелёные палисадники, узкая дорога. Фонарей нет, тротуаров тоже. Жители микрорайона терпели, помалкивали, привычные, что у государства на них никогда нет денег.

В тёплую июльскую ночь с дискотеки возвращались парни и девчата, восемь человек. Шли по обочине цепочкой, пританцовывали, подпрыгивали от молодости, болтали. Вынырнувший на скорости 150, джип вынесло на обочину. Восьмерых детей расшвыряло как горошинки, в радиусе пятидесяти метров. Ни одного выжившего.

Земляникина своей упругой высокой грудью ринулась защищать обвиняемого. Доказывала, что молодёжь была под градусом (с дискотеки – да без градуса?) Экспертиза выявила: прозрачные как стёклышки, хорошие, домашние ребята. Земляникина нашла свидетелей: мол, ребята сами нарушили ПДД, сунулись под колёса – следствие не подтвердило, и свидетели оказались липовые.

Районный суд дал водителю семь лет условно. Ай да Земляникина – это с восемью-то трупами! Родители погибших, оправившись от шока, подали кассацию на имя Верховной Судьи Блат Веры Павловны, известной своей неподкупностью и несгибаемостью.

Вера листала дело. Неуместно нарядно поблёскивали подклеенные в дело фотографии с места трагедии. Снова и снова возвращалась к фамилии преступника. Это был декан юридического факультета, которому она сказала: «Вы мне вместо отца».

Вера вышла из лифта – золотая табличка: «Только для работников суда».

– Читать не умеют, – сообщила в пространство секретарша районного судьи Ивакина.

Одышливые, насмерть перепуганные самим фактом нахождения в суде старухи продолжали топтаться у лифта. Секретарша Ивакина досадливо, по слогам процедила: «Толь-ко для су-да! Кому ещё непонятно?»

Брезгливо, на расстоянии вытянутой руки (брысь, нечисть!) – очертила вокруг себя невидимый мистический круг. Старухи поняли и отступили за черту, как неприкасаемые. Сквозь образовавшееся чистое пространство секретарша Ивакина прошла в лифт и уехала в одиночестве.

Коридоры всех судов заполнены такими девушками. Посетители подобострастно вскакивают: «Девушка, не подскажете?..» Головки надменно вздёрнуты, нарисованные глазки прозрачно глядят сквозь и над толпой. Судейские коридоры – как подиумы для мисс Вселенных. Тома уголовных дел перекинуты через локотки изящно и небрежно, точно норковые шубки.

Все – чьи-то дочки, все обучаются заочно юриспруденции и набираются судейского опыта. Вера Павловна представила, что совсем скоро эти деревяшки будут вершить человеческие судьбы – и дурнота подступила к горлу… Недавно устроившаяся буфетчицей деревенская деваха Валя, глядя на них, тоже подала документы в институт, «где, эт самое… Ну, штоб судить людей». Смех и грех.