Поколение надежды. Или как я себя искал

Когда понадобились деньги на модную одежду, я стащил отцовский золотой перстень и продал его цыганам. Это стало последней каплей. Отец, невзирая на уговоры мамы, выгнал меня из бабушкиного дома.

Так в семнадцать лет я стал самостоятельным. Какое-то время пожил в общежитии, но скоро меня выгнали за неуспеваемость из техникума и, разумеется, из общежития. Почти год я перебивался случайными заработками. Скитался по Целинограду в поисках ночлега у друзей и знакомых, пока всем не надоел. И меня под разными предлогами перестали пускать.

Но было лето, на дворе первое августа, а значит, день рождения моей любимой девушки Наташи, с которой я начал встречаться ещё в техникуме. Я знал, что мне нипочём любые лишения, пока у меня есть такой человек. Пусть я не нужен родителям, зато всегда нужен ей!

На последние деньги купил три розы и пошёл поздравлять. Наташа жила с мамой и папой в единственном тогда коттеджном посёлке нашего города. Её отец был спортивным функционером. Жили они в достатке. Только пил глава семьи сильно. Он и встретил меня на крыльце уже изрядно пьяный.

– О, Дима! Жених, бляха-муха! Поздравить пришёл?! Ну проходи!

– Да не, спасибо! Можно я здесь подожду? Позовите её, пожалуйста.

– Ну как хочешь, щас! Наташка! Иди! Жених твой пришёл!

Наталья вышла на крыльцо с абсолютно равнодушным лицом.

– Ты чё пришёл?

– Ну как чё? – улыбался я, протягивая ей букет. – С днём рождения тебя!

Наташа молча взяла цветы и бросила мне их под ноги.

– Уходи отсюда, чтобы я тебя больше не видела.

– Почему, Наташа? Что случилось? – недоумевал я.

– Не вижу с тобой никакого будущего, – сказала она, захлопывая за собой дверь.

Я молча брёл к остановке с пластиковым пакетом в руке, в котором умещался весь мой гардероб.

Такого поворота я не ожидал. От осознания, что теперь во всей вселенной нет ни одного человека, которому я был бы нужен, мне стало не по себе. Просидев всю ночь на остановке, неподалёку от Наташкиного дома, тогда, в первый и единственный раз в жизни, всерьёз задумался о самоубийстве. Думал о том, что на самом деле я какая-то ошибка, раз стольких людей разочаровал.

Но под утро настроение радикально изменилось.

– Хер вам! Я докажу, как вы были неправы насчёт меня! – прокричал я вслух.

Резко подскочил с лавки и зашагал прямиком в центр города, навстречу судьбе.

Через четыре месяца наступит 1991 год. Год, в котором рухнет СССР, принеся вместе с хаосом и волной криминала невиданные прежде возможности – одной из них мне предстоит воспользоваться.

Глава 11. Олег

В тот день, немного подумав, я зашёл в кафе «Луч» – первое частное кафе в нашем городе. Владела им добрая корейская семья – дядя Лёня и тетя Галя. Они были знакомы с моими родителями, но близко никогда не общались.

Я поинтересовался у дяди Лёни, нет ли для меня работы, и попросил помочь с временным пристанищем, пока не смогу снять жильё. Сказал, что меня выгнали из дома, рассказал за что.

Дядя Леня, недолго думая, набрал полные сумки продуктов и повёз меня к своему сыну Олегу, который жил в трёхкомнатной квартире в «сталинке» недалеко от центра города. Олега и его супругу Марину до этого я видел один раз в своей жизни, но они, как оказалось, хорошо меня запомнили и с радостью согласились приютить.

– Конечно, какие проблемы! Заходи.

Дядя Лёня немного посидел с нами, сказал Марине, чтобы звонила, если что понадобится. Пошептался о чём-то с Олегом и уехал.

На мой вопрос насчёт работы махнул рукой:

– Потом! Располагайся. Еда есть, деньги нужны будут, скажешь. Держи вот, двадцать пять рублей пока, на карманные расходы.

Так я стал жить у Олега с Мариной. Оба они не работали. Марина пыталась что-то предпринимать на волне кооперации, но безуспешно.

Олег оказался наркоманом.

Чуть позже я узнал трагедию их семьи. Олег в юном возрасте подсел на иглу. Что только не делали родители, чтобы избавить единственного сына от недуга. В какие только клиники не возили. Бесполезно. Проходило время, и Олег принимался за старое. Как-то отец пытался лишить его денег, но через пару дней Олега поймали при попытке ограбления магазина. В конце концов дядя Лёня сдался, купил ему квартиру, обставил её. Нашёл красавицу жену с уже готовым ребёнком и сам закупал для сына наркотики. Лишь бы тот сидел дома и не вляпался ни во что.

Несколько раз в неделю у Олега собирался шалман. Богато разодетые люди, чуть не весь цвет города, приезжали к нему сварить «химку» и уколоться. Вонь от ацетона наполняла подъезд. Но привыкшие ко всему соседи не жаловались.

Я по-другому до этого момента представлял себе наркоманов. Городские легенды описывали их как жутких, потерявших человеческий облик монстров. А здесь я видел дружелюбных, очень вежливых, богато одетых людей, приезжавших на новеньких автомобилях.

Всё тело Олега было в «колодцах». Это такие незаживающие от бесконечных уколов гнойные синяки, под которыми когда-то были вены.

Олег кололся в пах, находил остатки кровеносных сосудов на ногах и кистях. Последнее время, когда я у него жил, его колол единственный друг-наркоман по кличке Пиня.

Я впервые наблюдал за этой ужасной процедурой: Пиня, заправив шприц, вгонял иглу чуть не по самый корень в «колодец» под лопаткой и начинал вращать иглу в поисках вены.

Олег стонал от боли. Из «колодца» сочилась кровь вперемешку с гноем. Наконец Пиня ловил вену и вводил коричневую жижу.

Олег облегчённо вздыхал.

– И кайф, и мучение! – любил говорить он, поймав «приход».

В один из дней к Олегу вместо шумной элитной толпы зашли какие-то два опытных наркомана. Судя по лексике и наколкам, бывшие зэки.

Покурив на кухне гашиш и угостив парой затяжек меня, они сварили «химку» из маковой соломки. Набрав шприцы, быстро укололись и помогли Олегу. Пока искали у него вену, обратились ко мне.

– А чё, давай мальца ширнём? Ты как? – спрашивает меня старший.

– Я? Нормально! – ответил я с полной готовностью испытать новые ощущения.

– Только через мой труп! – корчась от боли, прокричал Олег.

– А чё такого, Олег? – спрашиваю я.

– Я сказал – нет!

– Нет так нет, – пожали плечами каторжане. И, закончив с процедурами, ушли по своим делам.

– Олег, а чё так? Я бы попробовал разок.

– Какой разок? Ты чё?! Ты посмотри на меня! Ты что думаешь? Это жизнь? Какая, на хрен, жизнь! Врагу не пожелаешь! Я же вижу, как ты любишь кайфовать. Тебе одного раза хватит, чтобы подсесть. Понимаешь? А это всё, конец! Что я отцу своему скажу?! Как в глаза ему буду смотреть?! – выдал мне Олег, ещё находившийся под кайфом.

После этого я несколько раз видел, как он мучился во время укола. Видел, как он пытался слезть с иглы. Как сидел во время ломки в ванне с кипятком, в которой вода становилась коричневой от гноя и крови, сочившихся из его «колодцев». Как выпивал стаканами водку, пытаясь подавить абстинентный синдром. Пять-семь дней таких мучений без иглы… И только ему становилось лучше, как приходил Пиня или ещё какой-нибудь «верный друг», и всё начиналось сначала.

Олег через несколько лет умер. Не дожил и до тридцати, разбив сердце своим родителям. Ненамного его пережил отец. Добрый, замечательный человек – дядя Лёня.

Эта семья произвела на меня неизгладимое впечатление. Ещё не раз в своей жизни встречу родителей и детей, у которых за внешним благополучием скрывается много боли. Но только здесь чувствовалось непоправимое. «За что им это?» – задавался я вопросом. «Зачем я это должен был увидеть?» – думаю сейчас. Всех ответов мне никогда не найти, но одно знаю точно: если бы не Олег, я бы стал наркоманом. Он, по сути, ценой своей жизни остановил меня у самого края пропасти.

Глава 12. Первый опыт ведения бизнеса

Пока жил у Олега, прибился к мажорам, с которыми познакомился во время учёбы в кооперативном техникуме. Целыми днями мы торчали в баре гостиницы «Турист». Вечером перебирались в ресторан этой же гостиницы. Насидевшись в ресторане, шли толпой к кому-нибудь на квартиру и там, накурившись травы, слушали Pink Floyd, Depeche Mode или Цоя.

Так продолжалось несколько месяцев, пока в один из дней я не услышал в ресторане:

– Димон! Братан! Здорово!

Ко мне от соседних столов бежал какой-то парень.

– Женька! Братуха! Здорово! – узнал я двоюродного брата, который был старше меня на два года. Мы крепко обнялись. Я пригласил его за стол.

Женька недавно пришёл из армии. Вернулся в совхоз, где жил последние годы с отцом и мачехой. Мы проговорили с ним до закрытия кабака.

– Ты чем занимаешься? – спросил он.

– Бродяжничаю, – отвечал я. – Тусуемся с парнями, иногда получается «поднять» каких-то денег. По-серьёзному, пока не знаю, чем заняться. Да и не думал об этом. Пусть всё идёт как идёт.

– Поехали со мной в Армавирский? У меня там знакомые грузины шабашат на стройке. До штуки в месяц можно заработать. Поехали? Нормальная тема. Денег заработаем, а там видно будет. Сейчас кооперативы все открывают, может, и мы с тобой что-нибудь замутим?

На том и порешили. На следующий день я собрал вещи, поблагодарил за всё Олега и дядю Лёню. И поехал с Женькой в совхоз.

Там расположились в местной гостинице. За символическую плату нам выделили двухместный номер в глинобитном домике, с туалетом во дворе и умывальником, в который надо было носить воду с колонки. Познакомился с Борей и Гочей. Грузины, родом из Кутаиси, оказались очень душевными парнями. Быстро выяснилось, что стройка для них была лишь ширмой. Основной доход приносили кражи. Они ездили по области, присматривали богатые дома и обчищали их. Вечерами за бутылкой коньяка Боря рассказывал о своей мечте – взять совхозную кассу, чтобы денег хватило на несколько лет. Он хотел путешествовать со своей девушкой. Гоча был молчуном. Лишь загадочно улыбался, когда Боря мечтательно делился своими планами. Боря звал нас с Женькой «на дело», обещал хорошую долю. Но, подумав, я решил, что это не наш путь.

– Надо открыть кооператив, – сказал я. – Вот в совхозе есть новенький Дом культуры. Даже дискотеки иногда проводят, а кафе нет. Некуда молодёжи сходить, вкусняшек попробовать. Или пива попить. Давай делать молочные коктейли и продавать пиво?

– А где мы возьмём мороженое и пиво?

– Не знаю, достанем где-нибудь.

За время учёбы в кооперативном техникуме я немного разобрался с тем, как работала система потребительской кооперации. Это была огромная махина всесоюзного масштаба, имевшая самую крупную в СССР сеть магазинов «Кооператор». В состав системы входили пищекомбинаты, пивзаводы, оптовые базы. На уровне области головная организация – облкоопторг, под ним райпотребсоюз, на уровне совхоза – сельское потребительское общество – сельпо. Я пошёл в местное сельпо со своей гениальной идеей.

– Давайте торговать мороженым и пивом! – радостно предложил я им.

– Да где ж ты его возьмешь?

– А где можно взять?

– Ну у нас есть фонды – лимиты – на Атбасарском молочном комбинате и пивзаводе. Но нам ничего по этим фондам не дают. Райпотребсоюзу даже не дают.

– Так давайте я возьму!

– Да кто ж тебе даст?

– Ну а кто там главный у них? Директор? Вот он и даст.

Председатель сельпо рассмеялся. Но, видимо, я ему чем-то понравился. И он предложил следующую схему:

– Если вдруг произойдёт чудо и тебе что-то дадут, то за проданный товар рассчитаешься наличными в кассу по закупочной цене. Нам чем выше товарооборот, тем лучше показатели. Давай, пробуй развлечь молодёжь.

Я взял доверенность, выписал в совхозе грузовик и поехал за 220 км в город Атбасар.

Мне понадобилось пять минут, чтобы уломать директора пивзавода дать мне дефицитное пиво по доверенности и договориться, что буду к ним приезжать два раза в неделю.

Первая партия – две тонны пива – разлетелась за полдня. Закупочная цена была пятьдесят пять копеек, продавал за рубль. За вычетом тридцати рублей (аренда автомобиля) на первой поставке я заработал чистыми девятьсот тридцать рублей. Из которых, правда, пару сотен пришлось отдать за мороженое – его никто не захотел покупать. Оно растаяло и в жидком виде было ужасным на вкус.

Так в девятнадцать лет я стал пивным магнатом совхозного разлива.

Два раза в неделю ездил в Атбасар. Грузил там от одной до двух тонн пива и продавал в своём совхозе. Мой портрет бизнесмена выглядел так: худой кудрявый парень стоит целый день возле бочек с пивом у совхозного Дома культуры. Деньги торчат из всех карманов. Вокруг местные мужики на лошадях и мотоциклах пьют водку, запивая её пивом, и угощают меня. Каждый день к вечеру я был изрядно пьян. Но на ногах держался, в отличие от многих своих покупателей.

Внезапно стало очень много денег. И я не знал, что с ними делать. Мы с Женькой оделись в самые дорогие шмотки, которые смогли найти тогда в районных магазинах. Периодически ездили на такси в Боровое – в Казахстанскую Швейцарию. Брали с собой совхозных девчонок и угощали их в ресторанах самыми дорогими блюдами и напитками. На большее фантазии не хватало. Так продолжалось недолго. Я пришёл в сельпо за очередной доверенностью. И застал там сильно расстроенного начальника.

– Звонил председатель райпотребсоюза. Ты за три месяца выбрал годовые фонды на пиво всего района. Он в ярости. Грозится меня уволить, а тебя порвать. Требует доставить тебя к нему в район.

Быть порванным каким-то злым дядькой совсем не входило в мои планы. Я закрыл остатки задолженности в кассе сельпо, сдал пустые бочки в совхоз, собрал вещи и, попрощавшись с Женькой, уехал в Целиноград.

Глава 13. Энергия денег

Отношение к деньгам – очень важный аспект нашей жизни. Деньги – это энергия, которую нужно учиться уважать с ранних лет. В детстве мне внушали, что у семьи нет денег. Лет с десяти отец регулярно говорил, что я ему должен за то, что он меня кормит, поит, одевает, обувает. Конечно, он хотел этими словами привить мне ответственность перед ним, уважение к его заботе обо мне. Но моё детское восприятие транслировало в мозг совершенно другую информацию.

Первые деньги я заработал летом после четвёртого класса, трудясь в школьной бригаде по озеленению. Сорок рублей за месяц. Получать зарплату самостоятельно отец мне запретил. Сказал, что это не мои деньги. И с тех пор, пока мы жили вместе, всё заработанное мною получала мама. Она поступала мудрее. Получив очередную мою зарплату, спрашивала у меня разрешения и совета, на что потратить: отцу нужно купить новый костюм, младшим братьям, которых у меня двое, – куртки. Мне было очень приятно осознавать, что я помогаю семье. Но презрение к деньгам из-за отцовской позиции росло с каждым годом.

Когда я перешёл в шестой класс, моя школа заключила хозрасчётный договор с совхозом и взяла в управление один свинарник на четыреста голов. Ученикам с шестого по восьмой класс было предложено вступить в рабочие «звёздочки», чтобы один раз в месяц работать на ферме. Сначала желающих было много, но уже к концу второго месяца моя «звёздочка» ходила на работу почти каждый день, потому что остальные пионеры сдулись.

На третий месяц часто бывало, что в пять утра я оказывался на ферме один. В одиночку за три часа успевал почистить весь корпус, раздать корм, налить воды. Работа была тяжёлой, ещё и аммиачный запах свинарника въедался в кожу настолько, что от него невозможно было избавиться. Со мной никто не хотел сидеть за одной партой, когда я прибегал на занятия к девяти утра после фермы. Так сильно от меня воняло. Зимой зарабатывал до шестидесяти рублей в месяц. Летом, за полный рабочий месяц, – до ста восьмидесяти. Мама, завуч в школе, получала меньше. Но по решению отца, сколько бы я ни зарабатывал, это были не мои деньги. Такое отношение к заработку ребёнка – самый верный способ отбить у него уважение к деньгам. К концу школы я думал только об одном, что когда-нибудь смогу доказать родителям: деньги – это мусор. Я заработаю столько, что они не смогут у меня всё забрать, потому что некуда будет тратить!

Приехав в Целиноград после краха «пивной империи», я поселился в самом центре города – в гостинице «Ишим». Стандартный номер стоил десять рублей в сутки. Я мог себе позволить жить там несколько месяцев. Снова тусить с мажорами мне не хотелось, и в поисках новой компании я познакомился в баре гостиницы с местными культуристами – Эдисом и Атласом.

Модно одетые качки выделялись из серой городской толпы. Они были странными: тренажёрка, стероиды. Питание и качалка. Вот и все интересы. Но девчонкам нравились, аж жуть. Я тоже был одет по последней моде: джинсы-бананы, яркая куртка реглан. В общем, мы нашли что-то общее. Днём я с ними ходил в качалку. Вечером гуляли по центру, знакомились с девчонками, сидели где-нибудь в кафе или у меня в номере, курили траву и болтали о всеобъемлющем.

Так проходили дни, недели, месяцы. У меня стали заканчиваться деньги. Рассказал об этом Эдису, который был на пять лет старше меня. Мы с ним уже обсуждали, что надо придумать какую-нибудь «тему» и начать зарабатывать. Все идеи Эдиса сводились к криминалу, я был против. Но придумывать легальные способы заработка было лень. Тут Эдис предлагает:

– Поехали в Киев!

– Зачем?

– Дорога сделает всё! Она нам ответит, чем заняться, – выдал он гениальную мысль.

– В Киев так в Киев, – сказал я, и мы, взяв билеты на поезд, отправились в путь.

Глава 14. Зверь

В Киев мы ехали весело. Угощали попутчиков травой, питались в вагонах-ресторанах. По приезде в этот прекрасный город обнаружили, что денег у нас осталось на две тарелки супа в столовой. Только выйдя на перрон железнодорожного вокзала, мы с Эдисом переглянулись и одновременно произнесли:

– Зачем мы сюда припёрлись?

Это был риторический вопрос, ответ на который нам неинтересно было знать.

– Что будем делать? – спросил меня старший товарищ.

– Давай найдём ночлег.

Мы вышли из здания вокзала и увидели на стене вывеску: «Помощь в заселении. Гостиницы, квартиры, койко-место».

Зайдя под вывеску, нашли там небольшую толпу агентов, которые принялись наперебой предлагать нам жильё.

Из всех золотовалютных резервов у нас осталось только моё массивное золотое кольцо. Так как дело близилось к ночи, нам его было не продать. Предстояло договориться о проживании в долг. Что я и предложил набросившимся на нас маклерам.

– Нужны два места на пару ночей. Деньги завтра.

Агенты, скривившись, разбрелись в стороны.

Оставалось ждать чуда. Подходили новые агенты, но, услышав наше предложение, теряли к нам интерес. В первом часу ночи подошла худенькая женщина лет сорока пяти с красивыми, но уставшими глазами.

– Что, ребят, никто не селит? Откуда вы?

– Из Казахстана. Только что приехали.

– И без денег?

– Ага.

– Зачем приехали?

– Хороший вопрос. Не знаем. Но мы рассчитаемся, вот, – показал я кольцо. – Завтра продам, и всё отдадим.

– Ну пойдёмте со мной. У меня комната для постояльцев есть – шесть коек. Как раз два места свободны.

Её дом находился недалеко от вокзала, в районе Батыевой горы.

Зайдя в тёмный коридор квартиры, я ощутил резкий запах мочи и фекалий. «Что за хрень?» – сморщившись, переглянулись мы с Эдисом. Но вежливо промолчали.

Проследовали в конец коридора большой квартиры. Хозяйка попутно показала нам кухню, ванную и открыла дверь в гостевую комнату. Кивнув на наши кровати, пожелала спокойной ночи и ушла. В гостевую комнату зловонный запах не просачивался, и мы, решив не пижониться с душем, сразу завалились спать.

Проснулись утром, когда другие постояльцы уже разбежались. Приняв душ (проскочили до него и обратно на задержке дыхания), мы оделись и направились к выходу: надо было побыстрее продать кольцо и расплатиться за ночлег.

Комната хозяйки была заперта. Проходя мимо пустого зала, я вдруг услышал лязг – как будто кто-то тряс дверь в милицейском «обезьяннике». Заглянув в зал, я увидел в глубине проход в смежную комнату. Дверной проём между нею и залом разделяла решётка. Из-за решётки на меня смотрел зверь. Голый, обросший, нечеловеческого вида мужчина, поймав мой взгляд, принялся рычать и остервенело трясти крепкую металлическую преграду. Я сначала испуганно замер, но любопытство взяло верх, и я подошёл поближе. Оставаясь на безопасном расстоянии, стал разглядывать комнату за решёткой: голый деревянный пол, обшарпанные стены, разодранный матрац. Пол, стены, решётка и сам зверь были измазаны фекалиями. На полу отчётливо виднелись лужи мочи. Зверь снова начал рычать и биться об решётку. Я с опаской отступил.

– Ребята, не подходите близко. Пойдёмте на кухню, я вас чаем напою, – услышал я голос хозяйки.

Мы сели ошарашенные за кухонный стол, не зная, что сказать.

– Это мой сын, – начала рассказ хозяйка. – Четыре года назад его таким привезли из армии. Мне не удалось выяснить, что случилось. Самая правдоподобная версия, что отравился какими-то химическими парами при очистке цистерны. Отравление было настолько сильным, что он впал в кому. Была клиническая смерть. Но, слава богу, выжил. Четыре года я пытаюсь вернуть его к нормальной жизни. Пришлось бросить работу, продать всё, что было нажито: машину, дачу, ковры, хрусталь. Живём на пенсию сына по инвалидности да койко-места сдаю. Муж не выдержал, ушёл два года назад.

Хозяйка рассказывала и рассказывала нам, куда она обращалась, что пыталась делать, сказала, что сейчас ей надо достать «струю кабарги» – по мнению женщины, она точно должна помочь.

– А у вас в Казахстане нет струи кабарги?

– Не знаю, – ответил я, – но спрошу.

Меня больше всего поразило то, как она воспринимала своего сына: считала его абсолютно нормальным. После четырёх лет бесполезных усилий и хождений по врачам она ни на грамм не потеряла решимости и не собиралась отступать.

Я смотрел на эту измождённую, хрупкую женщину, поражаясь её внутренней силе и такой беззаветной любви. Ей, чтобы помыть сына, приходилось приглашать санитаров, которые втроём едва удерживали его. И за все четыре года у неё ни разу не было мысли сдать сына в психдиспансер, чтобы облегчить себе жизнь.

– Так он нормальный! Это лишь временные трудности.

Я поневоле вспоминал слова своей мамы, когда в старших классах, в самый пик моего бунтарства, она уговаривала меня лечь в психбольницу, будучи абсолютно уверенной, что моё внезапное и жесткое сопротивление насилию отца вызвано психическим расстройством.

В тот день мы продали кольцо, рассчитались с хозяйкой и, потрясённые её историей, приняли решение ехать дальше – в Беларусь. Эдис вспомнил, что у него там живёт дядя, которого надо позвать партнёром в наше предприятие. Какое именно предприятие – не уточнил. Да это было и не важно! Ведь главное – дорога.

Глава 15. Конопляный угар

Беларусь – красивейшая страна. Калинковичи, Мозырь, Жлобин запомнились мне снежной кашей, густыми туманами и тишиной. Безветрие, столь нехарактерное для казахстанских степей, произвело на меня сильное впечатление. Дядя Эдиса жил в Калинковичах. Не знаю, чего Эдис ему наобещал, но на второй день после очередной встречи с дядей он принёс десять тысяч рублей. Большие по тем временам деньги. Мы ещё пару дней поизучали окрестности, попили вкуснейшего мозырьского пива и вернулись в Целиноград.

По возвращении сняли два номера всё в той же гостинице «Ишим» и стали думать думу – чем заняться.

В те времена гостиничные номера повсеместно превращались в офисы. Странного вида люди, гордо именующие себя брокерами, сновали из номера в номер с толстыми блокнотами, полными торговых предложений – от жвачек до бериллия на условиях «предоплата 100%, самовывоз из различных городов СНГ». Я поначалу вдохновился такими темами, но быстро понял, что это на 99% продавцы воздуха. Вычленять из них процент реальных коммерсантов было лень.

Постепенно у нас сформировался распорядок дня: до обеда спим, потом двигаемся по городу, вечером сидим с девчонками во Дворце целинников. Ближе к ночи, накурившись травы, устраиваем мозговой штурм. Атлас и Эдис даже качалку забросили, настолько у нас пёр креатив.

В какой-то момент к нам прибился ещё один странный персонаж – Юра по кличке Хохол. Приехал из Хмельницкой области Украины к своему дяде-кооператору. Поселился в соседнем номере. Мы любили обсуждать идеи при открытых дверях – юношеские понты требовали от нас, чтобы все видели и слышали, какие крутые перцы здесь живут. Так Юра к нам и забрёл. Представился «честным вором с Украины». С его участием обсуждаемые нами темы быстро скатились к махровому криминалу. Накурившись марихуаны, мы мечтали об ограблении банков и ювелирных магазинов. Придумывали, как грабить «комки»2, которые начали открываться по всему городу. Довольно быстро меня такие разговоры стали утомлять.

В это же время я познакомился с Наташкой – студенткой третьего курса музыкального факультета Целиноградского пединститута. Она вечерами с подругами подрабатывала гардеробщицей во Дворце целинников. Мы почти каждый вечер пробирались в гардероб и, пока шёл сеанс, травили анекдоты, играли в карты, выпивали, укрывшись от посторонних глаз за шубами и куртками.