Так и живем… Собрание стихов

и таксисты разбирают

всех под утро там и тут.

НЕ ПОВЕЗЛО

Жизнь моя была невзрачной:

без весёлых кутежей,

без девиц случайных смачных

и рисковых виражей.

Тихий, незаметный, робкий,

не устраивал скандал.

На корпоративах пробки

в потолок не запускал.

Не скакал в нелепом танце,

не горланил от души

песен, в общем был засранцем,

как считали алкаши.

Я завидовал ребятам,

тем кто много мог бухнуть.

Грыз меня «порок» проклятый:

если выпью хоть чуть-чуть,

становилось так мне  плохо,

что почти уже писец!

Умирал, стонал и охал —

размазня, а не «боец».

«Вертолётики», тошнота,

бодунище по утру…

Всем вокруг кирнуть охота,

я же прятался в нору.

Если б мог я пить весь вечер

с остальными наравне,

то карьерный рост, замечу,

свой ускорил бы вдвойне.

Уважали бы соседи,

приглашая «на троих».

Ну а если кто наедет,

то ему ногою в дых!

Уступали бы дорогу

хулиганы и качки.

А за взгляд надменный строго

бил бы в шнобель и в очки.

Стал бы с дамами счастливым:

пикнет лишь – под глаз фингал…

Но не повезло: бодливым

Бог, увы, рога не дал!

КАК ЗАВЕСТИ ДРУЗЕЙ

Я был верным трезвым мужем —

Образцом другим мужчинам.

Но со мной никто не дружен

По указанным причинам.

На корпоративах, даже

Если пригублю джин-тоник,

Мне рукой никто не машет,

Не зовёт к себе за столик.

Им со мной не интересно

Пить и говорить о тёлках,

Так как каждому известно —

От меня не будет толку

Даже если голым в бане

Привязать меня к подружке,

Я шепну ей до свиданья

И усну, храпя на ушко.

Не курящий и не пьющий,

Не кобель, и не задира,

Очень правильно живущий,

Не позорю честь мундира.

Но на каждую старуху

У судьбы своя проруха.

Праздновал начальник днюху,

И случилась заваруха.

В развесёлом ресторане

Мы гуляли в кабинете.

Кто-то Таню или Маню

Танцевать себе приметил.

Но девица, оказалось,

Уговаривалась туго.

Слово по слову, за малость

Стали все месить друг друга.

Как известно, есть примета —

В зале не решают споры.

И продолжить битву эту

Все решили на просторе.

За меня взялись серьёзно —

Помогать ребятам надо.

Хоть и выгляжу я грозно,

Нет запала и заряда.

Потому, что очень трезвый

Коллективно все решили.

Взялись хваткою железной

И бухло в меня залили.

Всё во мне зеленым стало

От чертей, возникших сразу.

Закусить пытаюсь салом,

Но отказывает разум.

«Есть! Готов наш бронепоезд!» —

Охватил восторг компашку.

Китель скинули, по пояс

Разорвав на мне тельняшку,

Потащили за ворота

И за мир, чтоб значит в Мире,

Стали там ловить кого-то

И мочить врагов в сортире…

Проспиртованное тело

Грязное в похмельной муке,

Пьяные друзья не смело

Жёнушке сгрузили в руки.

С той поры прослыл я другом

И своим рубахой парнем,

Кто со всеми пьёт по кругу

И кого ничто не парит.

Никому я не признался,

Наступив на эти грабли,

Утром я жене поклялся —

Больше никогда ни капли!

БАРЫШНИ И ХУЛИГАН

По бульварам и по клубам,

то с дружками, то один,

папироску сунув в зубы

я хожу, как господин.

Если взгляд косой замечу

у прохожих шебутных,

мигом вырулю навстречу,

двину в глаз или под дых.

Убегают очень шибко,

растворяются как дым

девки, если я с улыбкой

подбиваю клинья к ним.

Я парнишка приблатнённый

в кепке с фиксой золотой,

юморить научен зоной

и, как водится, бухой.

Если б только знали дуры,

что фартовый я пацан,

Так сбегались бы как куры,

лишь полезу в свой карман.

Там колечки и цепочки,

цацки – пецки для мадам,

кто со мной без заморочки,

что натырил – всё раздам!

СИТУАЦИЯ

По мотивам стихотворения «Несостоявшееся свидание» Natalia

Когда на танцах в сельском клубе

свидание назначил Любе

в лесочке местный бонвиван -

она купилась на обман!

И вот в ночном густом тумане

для встречи с парнем на поляне,

у кромки пакостных болот

девица пылкая бредёт.

Диагноз видимо простой —

она не дружит с головой!

Ведь может приключится так,

что повстречается маньяк.

А то, запутавшись в трясине,

завязнет и навеки сгинет.

Ещё медведь вдруг или волк…

Хотя какой им с дуры толк?

Клочёк нарощенных волос?

И только Баскервилей пёс,

терроризируя округу,

порадуется на подругу…

Глаза сверкают из норы,

жужжат над ухом комары.

Лягушки на весь лес с укором

бранят её сердитым хором.

Болото лунною дорожкой

ман'ит к избушке с бабкой Ёжкой.

А в чаще лешему не спится,

пугает топотом девицу.

Ночей июльских час не долог.

Покрова тьмы редеет полог

и звёзды, тая в синеве,

росою выпали в траве.

Вот за посёлком у реки

уже горланят петухи,

торопят криками рассвет.

А кавалера нет как нет.

Но ждёт она, что обормот

на встречу всё таки придёт.

И филин, словно призрак ночи,

над ситуацией хохочет.

Его подобное кино

ночами веселит давно.

Меняются лишь персонажи

при том же мрачном антураже.

КУЛЬТУРНАЯ СТОЛИЦА

Пока в Эрмитаже бродил меж картин ,

Был Питер закрыт на ковид карантин.

В гостинице месяц вышагивал мили,

И вот наконец на свободу пустили.

Я улицей сонной спешил на вокзал,

Мой поезд под утро на юг уезжал.

Аптеку прошел, где фонарь, между прочим,

Светил, невзирая на белые ночи.

Вдруг голос услышал похожий на хрип,

Из арки подъезда потрепанный тип

Рукою мне машет и мчится навстречу,

И с гнусной ухмылкой сипит: «Добрый вечер!»

Естественно – вечер недобрым стал в вмиг,

Я нервно кивнул, пряча ужаса крик.

«Ты видно приезжий?» – оскалился гопник.

Пузырь мочевой намекнул мне, что лопнет!

Хочу убежать, но не чувствую ног,

А гопник орет: «Видно есть еще Бог!

Вокруг никого, ни людей, ни скотины,

Попрятались гады, боясь карантина.

А я вот откинулся третьего дня,

И не с кем бухнуть. Бог послал мне тебя!»

Проблеять в ответ попытался я вроде,

Что вовсе не пью и что поезд отходит.

Но гопник ответил: «Не парься, братан!»

И сунул мне в руку граненный стакан.

Сам выпил и, скорчив ужасную рожу,

Так глянул, что быстренько выпил я тоже.

Он меры не знал и не ведал предел,

И все наливал, и про зону трындел.

Мы пивом запили паленую водку,

Я стал выдвигаться, ровняя походку.

И ноги теплом согревая струя,

Журчала ручьем, подгоняя меня.

«А ну погоди! Так прощаться негоже!»

И мне кулаком прилетает по роже.

«До дна не допил – значит не уважал!»

Но я, спотыкаясь, бежал на вокзал.

Зигзагом прорезал вокзальную площадь,

Забрался в вагон по ступенькам на ощупь…

Сосед по купе спит, как боров храпя.

В оконном стекле наблюдаю себя:

Под глазом синяк, как у пьяной профуры.

Воистину Питер – столица культуры!

РИНГТОН

Заведую крупным промышленным складом.

Любуюсь на полках коробок парадом.

Моё бытие и спокойно, и плавно.

Кто надо – подмазан, и даже сам Главный.

В наличии всё! Инструменты, детали,

панели для стройки, детишкам сандали,

запчасти к станкам, холодильники, краски,

компьютеры, лес и пожарные каски…

Ношу на запястье часы от «Брег'ета»,

жена в жемчуга от «Булг'ари» одета.

Три дома построил для братьев и тёщи,

и виллу себе на Майорке у рощи.

Две парусных яхты, ангар с самолётом,

да модный айфон взял взаиморасчётом.

Ведь нынче у каждого есть эти штуки,

чтоб видели – всё у меня чики-пуки!

Но как-то дружки, заявив беспардонно,

мол что за айфон без блатного рингтона?

С наладчиком из телеком магистрали

тайком мне рингтон в телефон закачали.

А ночью я чуть не сыграл было в ящик,

разбуженный звуком рингтона вопящим.

Сиреной орал гаджет (будь он не ладен!) —

«Полундра! Аврал! Ревизоры на складе!»

НА ВОЛЮ!

Подавляемый Ик —

«средоточие мук»

организм в один миг

трансформировал в Пук!

Пук был пойман, зажат

и родив нервный тик,

разозлившись на зад

воротился, как Ик.

Но, залитый водой,

повернуть принуждён

и известной тропой

отправляется он.

Проходя всё быстрей

этот замкнутый круг,

становились сильней

Ик и Пук от потуг.

И дуэтом потом

посреди тишины

прогремели, как гром,

разрывая штаны!

КОЛЕСО САНСАРЫ

Крутит колесо Сансара,

Как крупье тасует души.

Тут и там антигерои

Возрождаются опять.

Гунны, варвары, татары

И на море, и на суше

Византию, Рим и Трою

Вновь спешат завоевать.

И не выбраться из круга

Существам с порочной кармой,

Совершающим убийства,

Нападения, грабёж.

Не радеющим за друга,

Милосердия и грамма

Не имеющим, витийством

Камуфлирующим ложь…

Сторонясь красот природы,

В глубине навозной кучи

Разместился муравейник,

Без претензии на вид.

Муравьиного народа

Шевелящаяся туча

Ни о чём, кроме семейных

Дел не мыслит, не грустит.

Пусть соседи процветают,

Строят больше, выше, лучше.

Развиваются искусства,

Ремесло и вольный труд.

Муравьи огромной стаей,

Выбравшись из смрадной кучи,

Мир собой заполнят густо,

Всё растащат и сожрут.

И на месте разорённом

расположат муравейник,

А потом, подняв движуху,

Отправляются на бой

К племенам не покорённым

Прицепиться, как репейник,

Чтоб руины и разруху

Вновь оставить за собой.

Их всем миром осуждают,

С ними борются, воюют,

Вразумляют постоянно,

Игнорируют задир.

Но они не унывают,

И политику такую

Всюду насаждают рьяно -

Строят свой «Особый мир».

КАРМА

Мы – Судьбы марионетки

По решению Творца.

Вольны только бегать в клетке

От рожденья – до конца.

Сторож этой клетки Карма —

Назначение судьбы.

Поощрение и кара

За проступки и труды,

Что в предшествующей жизни

Натворил и совершил,

Досаждал ли своим ближним

Или был предельно мил.

За былое ты в ответе,

Хоть не помнишь о себе,

Рай и Ад на этом свете

Уготованы тебе.

Карма не убавит срока,

Весь твой век она с тобой.

Пусть по паспорту – ты сокол,

Но по-жизни – волком вой!

Даже если сменишь облик,

И уедешь жить в Париж,

Карму насмешишь до колик —

От Судьбы не убежишь.

Сказкой про свободу воли

Мы пресыщены вполне.

Вроде бы живём на воле,

А по сути – все в тюрьме.

Бьёмся снулой рыбой в сети,

Что наброшены Судьбой.

Ничего нам тут не светит,

Хоть мечтай, хоть песни пой!

Правит нами, в полном смысле,

Карма – спуску не даёт.

О свободе – только мысли,

Да во сне души полет.

«ЖАЛОСТНАЯ» ПЕСНЯ

На площади вокзальной я

торчу бельмом в глазу,

пою слова печальные

прохожим на слезу.

Меня простой парижский люд

обходит за версту.

Лишь редко грошики суют,

жалея сироту.

Под снегом и под дождиком

приходится мне спать.

Листва да подорожники —

перина и кровать.

Родителей ковид извёл,

братан сидит в тюрьме.

Сестрёнка поменяла пол,

забыла обо мне.

Друзья, устроив дымный дрифт,

исчезли навсегда.

Вернуть долги мне через «Свифт»

не светит никогда.

Любимые подруженьки

лишь в радости близки.

Не отвечают душеньки

на зов моей тоски.

А граждане приличные

бегут и прячут взгляд.

Мои проблемы личные

послушать не хотят.

О том, что мы не местные,

ни дома, ни гнезда,

что без билета места нет

для нас на поезда.

У папы конфискованы

дворцы и портмоне.

Копейки даже ломаной

не перепало мне.

По горло сыт Европою.

Давно иду пешком,

босой в Россию топаю

назад в родимый дом.

Подайте же на карточку

хоть пару косарей,

смогу купить я тапочки

и двигаться быстрей!

В ПОИСКАХ РАЯ

Чтоб отдохнуть на миллион,

рванул в туманный Альбион.

Брожу по Лондону и вот

не вижу никаких красот.

Всему виною мерзкий смог.

Я дня бы здесь прожить не смог.

Глаза слепит, дымит в лицо,

и крыс, как в Буркина-Фасо.

Не лучше, чем привычный наш

Российский нынешний пейзаж.

Дерьмо на реках, спилен лес,

помоек горы до небес.

Дымится торф, горит тайга,

и тают в Арктике снега.

Короче, там и тут – не Рай!

Махну, пожалуй, я в Дубай.

Песчаный пляж у синих вод,

Халифа Башня в небо прёт.

За деньги – роскошь и уют,

и даже водочки нальют!

Красоток встретишь или жаб -

хрен углядишь через хиджаб.

Вокруг спорт кары и  хай-тек,

и на верблюде туарег.

Всё ничего бы, но жара,

в мечетях голосят с утра,

и хуже, чем английский смог

стеной до неба прёт песок…

От зноя я решил сбежать

в прохладу, там, где благодать.

Голландия – средь дамб и вод

цветы и "травка" круглый год!

Красотки смотрят из витрин,

брожу обкуренный один,

повсюду предлагают секс,

бухло и с ганджубасом кекс.

Навстречу глюки без конца,

то призрак Гамлета отца,

то блудный Рембранта сынок…

Сел в самолёт, лечу в Бангкок.

Среди смещения полов,

буддистских храмов и слонов,

туристов полный беспредел…

Здесь я конкретно обалдел.

Затем Япония, Китай…

Ну на фиг Азия, прощай!

Австралия – для кенгуру.

Я думал от тоски умру.

Панама, Мексиканский Ад

и США, где тварей всех подряд

собрали, словно Ной в Ковчег,

и стал букашкой человек.

Объездив страны все окрест,

не встретил безмятежных мест.

Отсюда вывод и мораль:

нет Рая на Земле, а жаль!

ФОБИЯ

Я объездил весь мир:

Рим, Майами, Памир,

Пересёк все моря с океанами.

Девки, пальмы, песок,

Ананасовый сок

Вместе с ромом херачил стаканами.

Жизнь моя удалась,

Покуражился всласть

Я по странам с обрядами странными,

За кораллом нырял,

Сsал в Панамский канал,

Прорубался сквозь джунгли с лианами.

На охоте везло,

И «Гринпису» назло

Львов шугал вместе с гиппопотамами,

Но на плятском Гоа,

Набухавшись «в дрова»,

Изнасилован был обезьянами!

С той поры – я другой.

За порог ни ногой.

Мне животные кажутся странными.

Перья, шерсть или мех —

Опасаюсь их всех,

Но особенно тех, что с бананами!

КОЛЫБЕЛЬНАЯ СЕБЕ

Спи, стареющая тушка —

саркофаг моей души.

Я спою тебе на ушко

колыбельную в тиши.

На часах пробило полночь,

вылез месяц на карниз.

Боль в суставах,  слышишь  сволочь,

я прошу тебя уймись!

Сделай на ночь передышку,

со склерозом похрапи.

Хочешь дам тебе я мишку

или зайца обними.

Не томи изжогой, печень!

На ночь я не пью, не ем.

Геморою только свечи

дал – побаловать хоть чем.

Вот с бессоницей альцгеймер

начинает хоровод.

Черепушка, как контейнер,

к финишу мозги везёт.

Не ритмично, с остановкой

за ребром стучит мотор.

Подвывает сердцу громко

кишек заунывный хор.

Кашлем завершаю песню,

в тон ему скрипит кровать.

Мочевой пузырь всем вместе

на горшок велит шагать.

За окошком наступает

предрассветная пора,

и цветных таблеток стая

ждёт меня уже с утра.

ДОЛГАЯ ЖИЗНЬ

Каждый жить мечтает долго,

не подумав наперёд,

что от жизни мало толку,

если старость настаёт.

Исчезает без возврата

пыл желаний молодых,

и за все грехи расплатой

боль приходит вместо них.

Не позволит выпить печень,

лёгкие не примут дым.

Локон, что спадал на плечи,

станет ломким и седым.

С бодуна не будет белок

и висячий твой "дружок"

не позарится на девок,

не помочится в горшок.

Поминутно засыпая,

в телевизор пяля взгляд,

позабудешь выпить чая,

и что было день назад.

А вокруг тебя чужая

мчится жизнь, ей дела нет,

что огарком догорая,

ты на Тот сползаешь Свет.

Юность коротка – не спорю!

Но страшнее нет ярма,

чем свалившееся горе -

старой немощи тюрьма.

МУХА

Представить я не мог, какой разрухой

закончится ужасная война,

устроенная наглой толстой мухой,

влетевшей через форточку окна…

Плечом к плечу семья единым фронтом

восстала, чтобы дать врагу отпор.

Теперь жилище требует ремонта,

раскопан двор и выломан забор!

С противником сражался я газетой,

брат молотком, а дед – бензопилой,

но супостат, гудящею ракетой,

носился между нами, как чумной!

Разорваны гардины и обои,

следы от ног на стенах и софе,

папаня, с диким первобытным воем,

бабулю шваброй бил по голове.

Потом искал в её прическе муху,

но труп врага не смог нам предъявить,

и тёще в горло, для подъёма духа,

бутылку коньяка пытался влить.

Соседи дружно прибыли на помощь,

крушили и ломали кто что мог,

А дед с бензопилой лежал, как овощ,

обрушив вместе с люстрой потолок.

Зачем-то кто-то вызвонил пожарных,

на радостях устроивших потоп.

За ними Росгвардейцев взвод кошмарный,

припёршись с пушкой, начал рыть окоп.

Тут муха, пользуясь неразберихой,

умчалась через выбитый проём.

Все замерли и стало очень тихо

в развалинах, где только что был дом!

ВДОХНОВЕНИЕ

Я прочитал у одного поэта

Прекрасную балладу про пейзаж.

Словно вживую вдруг увидел этот

Чарующий,  природный антураж.

Душа вскипела чайником забытым,

В чулане отыскался карандаш,

И на клеёнке, с краешком залитым,

Решил писать стихи, впадая в раж.

Я описал бы гадскую природу,

Но паутина заплела окно.

Через него в любое время года

Я вижу только серое пятно,

Да дохлых мух засушенные тушки…

Одна бухая плещет в моей кружке

И крыльями взбивает самогон,

Что принимаю на грядущий сон.

Да пусть её, ведь всяка тварь живая

Кирнуть желает, охренев от чая,

В который сколько не клади варенья,

Не раскумаришься до Заговенья!

Ах да, забыл, что начал про природу.

Из дома только выхожу по воду,

Да вынести поганое ведро.

Но утром точно навострю перо

И опишу все прелести заката,

Лишь бы за ночь не обвалилась хата!

Ну а пока пишу маляву эту

Из зависти к хорошему поэту.

Пытаюсь как-то выдержать размер,

Шлифуя самогоном «глазомер».

АМЕРИКАНСКИЕ ГОРКИ

Вместе с теми, в ком разума нет

в Луна-парке купил я билет

на рискованный аттракцион,

где по горкам несётся вагон.

Разместившись в гнезде Сатаны,

я на старте обделал штаны.

А когда вверх ногами петлю

закрутили, я понял – блюю!

Мчится с чёртовой горки крутой

тот обед, что исторгнут был мной.

Не успел заскучать, как уже

повстречался с ним на вираже!

Я ору, как на бойне баран,

и пытаюсь нащупать стоп кран.

Только не предусмотрен он  тут,

позабыли мне дать парашют.

Согласился бы на дельтаплан,

лишь бы этот покинуть капкан,

что стрелою несётся к земле.

Рву застёжки ремней на седле,

мне бы только добраться к рулю

тормознуть, но опять на петлю

разгоняется адский вагон,

я ругнулся и выпрыгнул вон!

ДЖЕНТЛЬМЕНЫ

Однажды в очереди у ларька за пивом

томился зноем в ожидании народ.

Кому-то кто-то что-то вякнул некрасиво,

в ответ сказали завалить поганый рот.

Глаза залившим даже море по колено.

Смотреть на зрелище собрался весь Привоз.

И джентльмен перчатку кинул джентльмену,

а тот ответил с разворота пяткой в нос.

«Ату его!» – в толпе кричали джентльмены.

«Порви его, как Тузик грелку на куски!»

И джентльмену в руку сунули полено,

другому бросили слесарные тиски.

Земля дрожала, пыль столбом стояла в драке.

Удары сыпали противники, как град,

и куртуазности салонной перепалки

перемежал собой простой портовый мат.

Азарт крепчал! Смешались в кучу кони, люди:

на джентльменов джентльменов шла стена,

и кулаки стучали в головы, как в бубен,

и разразилась джентльменская война.

Тут через рёв толпы прорвался крик истошный:

«Ларёк открылся, пиво начали давать!»

В один момент клубок распался суматошный,

и стала очередью джентльменов рать.

НЕОЖИДАННЫЙ ЗВОНОК

С последней пьянки не нашёл дорогу

домой пропавший без вести завхоз.

Среди крапивы в яму, как в берлогу

свалился и ушёл в анабиоз.

Три дня лежал в отключке под забором,

покуда не нашла его родня.

Бесчувственное тело всем собором,

на кладбище зарыли у плетня.

С погоста воротясь, помыли руки,

прошли в кафе к накрытому столу.

В речах, скорбя о горестной разлуке,

превознесли почившему хвалу…

Поминки набирали обороты.

Рыдания сменил стаканов звон,

как вдруг весёлой песней у кого-то

игриво запиликал телефон.

Внимания не обратив вначале,

народец на закуски налегал,

но тут у всех смартфоны заиграли,

полифонией наполняя зал.

Вот кто-то приложил мобилу к уху,

а кто-то звук на полную включил,

из аппарата громко, что есть духу,

знакомый хриплый голос завопил:

«Мать вашу! Вы совсем там охренели?

Или в башке у каждого изьян?

Вы что меня зарыли в самом деле?

Ведь я же просто был мертвецки пьян!

Наверное справляете поминки,

на стопку с водкой положили хлеб,

роняете нетрезвые слезинки

и тарахтите поминальный рэп?

Братан и шурин, ну вы паразиты!

Не с вами ли неделю я бухал?

Давно наверно не были мной биты,

вернусь поставлю каждому фингал.

Небось и Клавдия моя,  зараза,

напялила венчальную фату

и, не успев зарыть меня, так сразу

явить решила миру красоту?

Нацелилась на алконавтов свору

в надежде дурака захомутать.

Уступит кто-нибудь её напору

и будут тёще радости опять.

Соседи тоже празднуют утырки?

Решили, что накрылся бузотёр?

Я вам устрою пляски в конном цирке,

дерьмом измажу каждому забор!

Окститесь грифы, я ещё не помер,

хоть связь в могиле – полная фигня,

и с гробом тоже назревает номер:

кончается в нём воздух у меня.

Хорош за упокой бухать, дебилы!

Скорей вернитесь, чтоб меня достать.

Иначе сам отроюсь из могилы,

тогда всех оптом будут отпевать!"

ГОРЕ ОТ УМА

Витают в воздухе проекты и стихи,

изобретения, и новые идеи,

обрывки формул из научной требухи,

весь этот хлам в своих мозгах тасует гений.

Порою Миру достаётся столько бед

от результатов грандиозных воплощений,

что лучше бы не появляться им на свет