Он жив. В… миг переплавления

Он пришел в полное отчаяние, умолял ее, плакал как ребенок, но ей удалось

уговорить его. Она пообещала писать ему…

Первое письмо пришло на другой день… В нем она писала о своей невероятной тоске, сообщала, что уезжает, и утешала его как могла. Ровно через год пришло второе письмо. Оно тоже было грустным и тоскливым, но не таким, как первое. Что-то стало забываться, померкло в памяти. В конце письма она сообщала, что в первый раз за все это время улыбнулась солнечному лучу, мелькнувшему на аллее. Следующее письмо пришло через пять лет…

Она писала, что не грустит, часто смеется, и один раз даже танцевала. Она писала, что у нее появилось особенное чувство к нему: нежность, светлая нежность…

И еще через пять лет пришло письмо. «Проходят годы, – писала она, – наверно, у тебя уже есть дом и семья, которым ты дорог, а я постарела. Если бы мы сейчас встали рядом, нас бы могли принять за мать и сына. Мы были правы, когда расстались».

Он читал эти письма, и они помогали ему, ведь в первое время он не хотел жить, мучился, искал ее повсюду, и только эти редкие листки его спасли и успокоили. Одного он не мог понять, куда она уехала, где сумела скрыть от него.

И вот через двадцать лет после расставания пришло последнее письмо…

Она писала: " Прошло двадцать лет, как я умерла. Ты меня уже почти забыл и простишь мне, что я покончила с собой на другой день после того, как мы расстались. Я не могла и не знала, как жить без тебя. Двадцать лет по моему поручению посылались тебе письма, и в этих письмах я пережила тебя только для того, чтобы расстаться с тобой ласково, осторожно… и очень нежно»

Ну, как Вам это понравилось?

О-о-чень грустно, но все-таки красиво???

Это написал Анри Барбюс рассказ «Нежность», а я напечатала, потому что все равно делать было нечего.

Извините, что «засоряю эфир», хотя и обещала, что больше так не буду. Прости.

(2.12.2000г. суббота 4:03) Доброе утро Вам и Спокойной ночи мне!

Всем спасибо, все свободны!

**************************

Это то, что осталось после нее. Весь день мы отели, словно нас трясло на вулкане. По тысячному разу просили прощения и, не могли понять что происходит, порой списывая на усталость. Потом близкий друг, отказавшийся от совместной работы, злорадостно отзывался о том, где ему не состоялось быть. Зависть. А если так будет дальше – то видимо останется только тот, кто действительно.

А сегодня свершилось – о, чудо я попал в круг великих мира сего, а точнее времени сего, ибо в мире великих я живу всегда, только об этом никто не знает. Доброе утро – жизнь прекрасна. Новые возможности, новые шаги и наша любовь обретает страсть. Мы падаем в наш огромный матрас, рядом нераспечатанное новое белье, а потом с чувством легкости и благодарности друг к другу возвращаемся к любимой работе – это здорово. И вновь на утро распластаться разгоряченными телами. И лететь по раскисшим улочкам попутным ветерком.

Ношу под сердцем новый замысел, омываю себя тонкой струйкой, а в чашке с чаем, я нашел затонувшегося таракана. Тяжелый дух от соседей, и легкое ощущение. Неужели когда-то свершиться моя мечта…

И новый день несет свежесть снежного утра. Открытая дверь на балкон и я остаюсь один, сбросив на плечи головы и в забытье провисеть целую ночь. Потом на утро позабыться от маленькой надежды быть. И когда отпускает боль можно перекусить. И Господь помогает страждущим, и присылает им поддержку. Я пытался собрать своих друзей, а собрал рвачей, теперь меняю их на неизвестных и дай мне силы, Господи, чтоб в них открылось чувство любви в первую очередь к творению, и только после к поощрению. Спасибо.

3

Ах, какая изумительная встреча с профессионалами. Незабываемый день и доброе утро, доброе утро – всем. Была прекрасная ночь, я выспался глубоким сном, правда являлась мама и там что-то было у нас с деньгами, я ничего не мог понять. Потом я как обычно позвонил своей любимой. Мы обменялись милыми нежностями, от которых каждый новый день становится ярче и светлее.

А вечер это всегда вечер, но что-то я нахимичил с телефонной точкой и на утро ни с кем не мог связаться, ко всему прочему и часы на компьютере куда-то пропали. Что-то не так, даже строчки рассыпаются, где-то я подключил более мощный ток и провода не выдержали, запрыгали в произвольном порядке, капризничая и придумывая невероятные небылицы, чтоб оправдать свое поведение, мне трудно их собрать и вернуть к действительности, свобода стала во главе закона и мне теперь надо как-то с ней соединиться.

Какое же у меня все-таки чудо просыпается рядом и поет песни, подобные небесным звукам, а других я не знаю. Что-то меня беспокоит. – а, вот, я истощен, все нервные и физические перегрузки, как бы не радовали, но не поднимают утром с постели. И никакое обилие на столе не заменит обилие сна и его силы потустороннего мира, и, конечно же, конечно же, страсти любви которыми мы иногда, по мере сил и не по мере, наполняем друг друга. Жаль только что приходиться иногда расставаться. Особенно когда очень нужны друг другу.

Очень важно распечатливать мгновения, трогающие душу. Вот ночь, заснеженная Москва, тараканьи бега вокруг и по мне, я вымеряю площадь будущего проекта, я предлагаю идею за более простые деньги, я предлагаю быть так же как само искусство – бесценным. А значит не измеримым ничем.

Счастье улыбается тем, кто в него верит, но подает она себя порой под удивительным соусом. Когда остаешься без крошки хлеба, один на всей планете, здесь главное не суетиться и принять ситуацию какой она есть, для меня главное не впасть в апатию ко всем, я потом очень долго из нее выхожу. Но если прикладывать хоть немного своей воли, то есть вероятность выживания. Но Бог видимо всегда знает о страданиях своих овчих и не оставляет их в беде, откликаясь на их просьбы, и хаос превращается в порядок, который так нужен для устойчивого ощущения жизни.

Бессонница приходит как спасенье от рутинного однообразия жизни, она взрывает ритм, создавая диссонанс между привычным и реально приходящим. Кто скажет, что революция не происходит ночью, тот может врядли еще себя долго считать мудрецом. За окном по-прежнему метет, сереет и я по-прежнему тешу себя надеждой, столь иллюзорной, что кажется, порой, что, и сам уже становишься призрак. И за окном совсем уже вечерело. Я вернулся домой, меня встретили веселые тараканы и соседский мальчишка с разговорами о компьютере. Сажусь у телефона и все думаю, что актер это не профессия, это судьба и это больше чем и не оценишь ни чем наверно, поэтому так легко даю себя обвести вокруг пальца и продать там, где другие берут в три дорога.

Но вот появляются силы, и я вновь берусь за дело. Но вдруг в один момент обрушивается небо и все переворачивается. Словно одна большая стихия сносит все, как казалось нерушимое, теперь это превращено в песок и развеваемо пылью. Так кончался у меня год. Так видимо в этой пляске смерти, куражах и страстях зарождалось нечто новое, что видимо в последствии даст свои новые плоды. Спасибо небо.

И вот логическим завершением всех предательств стало и ее отхождение. Я вновь один, о небо, я вновь один ни с кем не связан – путник, судьба моя – одиночество. Сердце не рвись, успокойся, ум не блуждай суетой – коль выпало счастье дороже, прими как дарованный с неба покой. Все зиждется в моем, и прячется затхлостью, все вечно идет на убыль. Одно только имя сияет над пропастью – это ты, только ты, а дальше вечность.. как долго его я ждала…

Светопреставление – я спокоен, я этого ждал. А за окном зимняя ночь, я живу в гостинице уже трети сутки и на столике у постели покоятся малюсенькие сережки, она их таки забыла – конечно, ведь вся в кашле, да и торопились. Но вот возникает новое чувство и ведет за собой стальных. Что-то мягкое и утешающее наполняло все мое существо.

Прошло …наверно два-три месяца. Подготовка к выпуску спектакля была напряженной и очень эмоциональной. Последние давно отодвинули разум как сдерживающее и контролирующее начало, и только царство фантазии и выдумки владело нами всецело и поглощающе, отбирая сон, заполняя его своим торжеством созидания и невообразимого трепета перед случившимся, осознание которого приходило временами и то в виде шутки, словно все происходящее не реальное и мы давно уже ушедшие из времени. Мы творили свой апокалипсис и своего Бога живого пришедшего и принесшего музыкальную тембральную ритмичную философию лирики, видя в этом чудо, освобождение души от удушья и тлена. Активная невообразимая игра красок, открывшихся от подобного творения, словно огненной рекой прошлась по нашим многовеково-закорузлым сознаниям, мы задышали …огнем! несколько было не привычно в столь новой форме существовать, но под конец мы вроде бы освоились.

Гастроли наши отложили. Я прочел свои стихи из записной книжки, мне они показались …О чем мы всегда говорим? Чего хотим друг от друга? Я верю в любовь, а мне подсовывают ненависть, зависть злобу. Кто-то стал «копать под меня» – зачем? из желания проверить меня на прочность или занять мое место (судьба руководителя) а может просто из простого неразумения и своей амбициозности и веры в то, что он абсолютно прав. Но я не претендую на истину, я выполняю лишь то, что мне отведено свыше и как положено на душу – я мягколиберален, а может быть подвижен, и нежен, и в противовес жестокости ставлю любовь, но кто-то видимо пытается уравновесить то, что мною лишь твориться однобоко. Есть какая-то высшая мудрость, она есть Бог, а я не есть он и потому не полон, вот только когда пишу.

ПОЧТАЛЬЕН

он носил вести события когда-то было нужно и когда наоборот. За это он получал деньги и полное отвращение окружающих. С каждым днем я все больше проникался его трудом и был рад, что именно он делает это дело, с особым рвением или горением. Я, представляя если бы это был кто-то не он на этом месте – холодный и циничный, то мне становиться страшно – тогда не было бы и меня. Ведь именно он оттеняет мои поступки и компенсирует атмосферу тем, что я не могу сделать. Лапа

С ней встречался со старыми художниками прошлого века. Восхищались вместе, разыгрались не на шутку, что даже зима оторопела глядючи.

Прошло неизвестно сколько месяцев. Она спит, вы спрашиваете, почему я никогда не женюсь… Меня не было один день и цветы в доме умерли. Но что я могу сказать: ведь я ее люблю.

Меня вдруг неожиданно расслабило: все тело превратилось словно во влажный пузырь и стало растворяться то в воздухе то в каждом предмете, что меня окружали, то просто в каких-то мыслях доносившихся меня из развернутой книги, что вот уже сколько времени покоиться на столе. Словно потеряв себя я блуждал в этих мирах, совершенно не зная для чего и зачем меня была дана эта дорога. Оторвавшись в очередной раз от действительности я словно отдыхал от мирской суеты, а что мозг не бесился от своей неспособности постичь происходящее я отключил его и шел, что говорится на автопилоте своих инстинктов, которые с радостным визгом свиньи освобожденной от загона резвились куда угодно. Такие минуты, когда оживает природа от гнета рассудка, держащего все взаперти логических связей, я вдруг становлюсь подобно воздуху своих молекулярных единиц, живущих жизнью…

Творцом по природе она избрала полотном своей живописи жизнь, толи по причине наблюдения за своими родителями которые жили лишь в мире искусства, толи по другим признакам, но так или иначе она стала рьяно проводить идею своей гармонии, по средствам простейших поступком и вещей.

Майский дождь принес боль. Болью стал конфликт. Конфликтом стала любовь. В доме на Тверской произошел разлад – поздний визит гостей. Последствия странно – напряженные, словно обида пришлась в самое сердце, словно совершенно что-то из ряда вон выходяще, словно происшедшее было не в творческом круге.

А однажды наступает утро, где каждое слово становиться легким и полным, словно питая каждую частичку всего тела, превращается в хлеб: омлет, кофе, огурец, и что-то еще, что мы можем обозначить как жизнь в полном объеме свечения. На второй план отошли бои, вызванные многими потерями блистательных путей. Мы нашли теперь возможные варианты:

Снова утро-счастье было так близко, но она попросила провести ее до метро и предвосхищавшая себя свобода и радость что несколько строк лягут свободно на лист, не неся в себе проблем, а только вот эту радость возникшую у нас за два с половиной дня, когда мы оторвались от всего и окунулись друг в друга и были счастливы до бесконечности и теперь оборвали это одним мгновением: я оделся чтоб провести ее до метро, с охватившей меня грустью окинул нашу комнатку, которую хотел так живо описать, свободным от мыслей, она прочитала это взгляд – Не хочешь? – Можно я останусь, хочется.. – и я сделал жест по клавишам, она проглотила – Просят хотя бы рядом.

Моя радость улетучилась, я вернулся на землю к обыденным делам. Я уже не хотел быть писателем. Меня волновали проблемы заработка и подарков своей любимой, маленьких радостей присущих людям в достатке… Свобода обретается жестокой ценой.

Далекой от нежности и теплоты телесной, от мира покоя и радости. Непонимание как бич – все, что секунду назад в любви было осенено ее сияние, теперь рухнуло, потемнело, упало пылью, словно и не было, словно прах, а казалось это вечным. И я мечусь по залитой весенним солнцем в комнате, словно уже превращенный из агнеца во льва, и все, что было так прекрасно в эти дни все всплывает в памяти ужасным грязным и не возможным. У меня опускаются руки, отнимаются ноги, сердце не хочет биться. Ладошками я ощущаю помолодевшие ткани глаз, но теперь это не нужно – я умираю, что-то умирает во мне. Мне не выжить.

Я просыпаюсь, сбрасываю теплоту любви укутавшей нас за эти дни, я обнажен и

свободен. Пусть колюч и невозможен для общения, но я пишу и это главное. Я свободен в духе.

Она уходит и я мечусь в себе ища хоть маленькой зацепки, что все, что было это прекрасно и подлинно, но все рухнуло, лопнуло, растворилось – очевидный день.

У нас разные пути – она к земле, я от нее.

Иногда она движется к земле, а я от нее, потом наоборот и лишь иногда мы встречаемся и бываем счастливы, застывая, задерживаясь минуту в своем могу. Останавливая время, раскрываем мгновенье, задерживаем дыхание, останавливаем сердце и живем друг другом, тем, что выше нас, то, что объединило. И опять в разные стороны! Мне никак не удается решить главную проблему, проблему сосуществования свободы и любви. Господи, когда эта борьба прекратиться!!

Помолодевшие ткани глаз. Сколько теплоты в самом сердце и сколько тревоги – я опять один со своим творчеством. Мысль что она сегодня проведет вечер у своей мамы, меня приводит в бешенство. Я никак не могу привыкнуть к одиночеству, а как еле – еле приспосабливаюсь, оно уходит, и вновь возвращается, когда ослаблен любовью. Вдруг приходит какая-та простая банальная мысль, что все прощается и высветляется любовью, и почему-то становиться хорошо на душе, или я путаюсь в духе, не-з-на-ю. И сумма всех прожитых лет сравнивается нулем, когда такой миг осеняет тебя – три дня заниматься любовью, с небольшими перерывами на обед, и как подарок молодая кожа вокруг глаз.

Очень жаль только расставаться даже на какое-то время – никак я не могу справиться со своим одиночеством. А, привыкая к нему, нахожу, что мне уже никто не нужен, что-то открывается внутри, что поистине дарит постоянную близость. Я нашел это за много лет, отстраненного существования.

Однажды она захотела меня увидеть другим, и я невольно захотел от нее того же, и

мы что-то потеряли, а обрели: она красный распухший нос, а я равнодушное умное лицо. Но сутки любви и мы отрываемся от земли к небесам.

Мы забыли про телевизор, про то, что вообще надо быть с миром. Россия в этот момент претерпевала ряд своих изменений. Я же приобщаясь к ней все больше испытывал отвращение.

Вот и наступило время, когда мы стали близки. Сегодня пригласили на встречу поговорить о моем ремесле: в мистике природно-женственного есть большее начало жизни, чем в рациональном мужском иначе бы не было воскрешения, только в природе возможно рождение через смерть.

Я продолжал крутиться в мире шоу бизнеса, а глаза искали другого и что-то уже предпринимало шаги – меня перед этим уже темнило.

Меня постоянно мучает голод, я никак не могу насытиться. Я постоянно смотрю, всматриваюсь, возбуждаюсь, взрываюсь и, наслаждаясь вновь желаю с еще большей силой, с еще большей сжигающей. Я не могу остановиться и не хочу, только некоторые дела дают возможность передышки, но даже в них каждую секунду этот огонь. С появлением ее он усилился во сто крат.

Она мила кротка порой взбаламашна игрива как ребенок, в сущности, еще ребенок умна в каждой минуте и изобретательна, терпелива в правилах и экспрессивна в свободе, она все умеет и все может, рядом с ней я вырастаю в гения. Я понимаю, что обратно в спокойную жизни мне не вернуться – она смертна, но и эта изматывающая о в этой есть будущее порой оно мне видеться. За окном дождь, я сплю, но во мне все бушует, рвется вылиться и изматывает, мог – во что, экстаз освобождения, оргазм взрыва – портрет эпохи. Мы все освобождаемся чтоб, оказавшись в пустоте почувствовать свежесть новой жизни, творения с самых азов. И это бесконечная цепная реакция каждым разом все больше и дальше, увлекает.. я пытаюсь перенести страсть на другие формы творения, но каждый раз возвращаюсь к одной и той же. Когда касаешься ее все остальное становиться тусклым и ненужным, и чувствуется во всем что вне ее оттенок мертвечины. Ты ощущаешь ее жизнеутверждающую силу, ты чувствуешь как тело и твой мозг не способны выдержать всю ее суть – и взрываешься …Неймется, вновь и вновь этот опиум глотаешь, чтоб убить окончательно всякую связь этим миром бездушия..

Во мне происходит что-то катастрофическое. Вся концентрация моего внимания собранна на этих процессах, все остальное унесшее меня не волнует и абсолютно не интересует – хух! мне кажется, удалось переместить сознание. И уже в данном ракурсе свободней дышать. Но что-то по-прежнему держит – я вижу этот старые привычки, что создают видимость некого постоянства, к которому так стремится все человечество, убивая себя – кукольники:

Вечер один из тех что (я пытаюсь ловить свое сознание) обычно дарит счастливый покой. Но в такие минуты мне нечего писать. Я сижу как истукан и тычу пальцем по клавишам ничего не соображая и даже для чего, словно привычка курить или пить, перенеслась на поле искусства. Периодически я куда ни будь езжу (я ведь артист) и привожу воспоминания, но они проходят ровно через день и мне кажется, что это далеко а сегодняшняя рутина убивает во мне все и пишу я все меньше и меньше, плюс ко всему я становлюсь знаменитым но не в той области которой мне хотелось бы.»

Вот и еще один роман в моей бездонной копилке кому-то принадлежащей. Маленький такой рассказик в три недели: встретились, желали встряхнуться, сделали это мудро и поставили точку. Слишком мудры! В этом возрасте нашей истории уже все пропускают через мозги. Наверно это вновь когда-нибудь все вернется, когда мы станем слабоумными старики, правда, тогда уже нас привезут друг другу на качалках. А когда-то были молоды, безрассудны, творили не весть что и были счастливы.. Мы показатели своей эпохи, а может и вечное знамение людей вкусивших яблоко, зачем нужно было вообще его сажать… неистребимая тайна.

Закончился роман. На душе пусто светло чисто. О, сколько бы я отдал!.. о, нет, никогда не вернусь, пусть кто-то другой жаждет полноты.

Предатель.

От куда он появился? – с поля таких же. Чего он хочет? – превосходства, Почему? – неподвластия. Что мне делать? – Ждать! Когда он совершит свое злодейство и сам себя уничтожит.

Исходя из того что он прямолинеен и открыт, но под натиском сокроется, отстранившись, пойдет в обход – удар будет нанесен со спины, как сейчас там идут сплетни, сгущается атмосфера и я упаду лицом вперед, по мне пройдут, но я не умру. Я встану и, пятясь, уйду в глубь. После будет обоюдная смерть и воскрешение душой.

Пробуждение.

Толи событие выявило, толи опять же оно раскрыло недра души и побежала природа по улицам тонкими пальчиками, касаясь острых углов, омывая, растворяя упрямые сопротивления

Весна

Она плыла и исполнялась радостью ко всему живому. Воздух был наполнен светом и сквозь заросли, похолодевшего за зиму, терновника вились кудри раскосистых лиан, еле слышимых облаков..

Стояла страшно тяжелая пора подготовки к выпуску проекта, и никто не знал каким будет исход. Но многие уже слышали звуки.

Они доносились с небес, словно предвещая что-то что, будет по истине невероятным и от чего вся наша прежняя жизни покажется столь мелкой и убогой, что просто захочется выбросить ее из окна – пусть себя летит, развеваясь пыльными струйками дождей уходящей эпохи.

Я иду, в отличие от того, как когда-то летал. Я не ел уже тысячу лет теперь желудок приятно ворчал благодаря своего покровителя. Пустой сто уже не пугает своей тишиной и пугает сны прелестными мирами, но окрыленная земным чувством, душа, улыбалась ясному солнышку и свежему дыханию, носившей ее над карнизами домов, наполняя ее невероятным чувством глубочайшей признательности и симпатии ко всему живому.

Предзнаменование.

Когда ни будь, конечно, все проходит. А пока на меня наваливаться нескончаемы потоком проблемы и каждую секунду я должен их решать. Но за окном весна – и утром они просыпались счастливые

Возвращение

Я вновь возвращаюсь к себе. Я слишком долго был вне себя от радости, которую мне подарила судьба-любовь и признание людей что Я Есть, что я не умер для всех. Мое сердце дышало только этим, теперь я возвращаюсь – обращаю его к тому, что внутри меня зовет воспеть его что оно есть, его значимость в жизни моей и всех так же велико и значимо, как и то, что мы делали – сказать что мир без него и не существовал. Шаг – очень прост: отодвинуть от себя то, что связывает тебя с ним

Затмение

Приходит, толи от усталости толи невозможности выразить до конца суть возложенную на тебя, но так или иначе – ты куришь одну за одной и покой тебе по – настоящему начинает сниться, ведь ты даже во сне работаешь, и только ради того чтоб получить имя, имя которое даст тебе дорогу для реализации свои планов. Ты убиваешь себя прежнего, чтоб родить нового, способного охватить необъятное, совершить то, что все считали невозможным и тем утвердить совершенство данное тебе от Бога.

Я так и не выявил предателя.

Завершение.

Все разрешилось таинственным образом – зло было побеждено. Это сделала та кто сложила в мои руки заповедный ключ к великой тайне творчества. Она была зрелым учителем, а я послушным учеником. Она верила в меня, я должен был решить то, что в тайне она держала под секретом от всех, теперь настало время. Но у зла была жена и ее колдовская сила мести получила свободу. Но это следующее произведение. Большое и сложное.

МЕСТЬ

Она проникала ко мне через женщин – слабое звено в моем существовании. Но я, верно, выбрал путь, отказавшись от них, словно предчувствие великой борьбы подвигнуло взять себя в ежовые рукавицы. Это борьба была с невидимым врагом, трансцендентного существования.

Вот и утро наступило. Пасмурно. Что-то не получается у нас с Эросом. Иногда мне кажется, что наши чувства далеко-далеко, а страсть то приходит, то уходит. Как люди живут много-много лет – не представляю. У меня это впервые и никак не могу справиться.

Как видимо любовь должна перерастать во что-то другое, а у нас ничто не получается. Мне думается, что когда мы начнем разговаривать то может быть это и будет новый виток, но может быть молчание твое гораздо больше и может быть я мог понимать такой твой язык, что иногда и получается, когда я пишу. Я видимо так не могу улавливать твои слова, а вот пальцы на клавиатуре как-то сами получаются. Может быть проблема во мне и моем непостоянстве, а может в непомерной фантазии, из которой рождается вечное недовольство действительностью. И еще… тебе сейчас нравиться спать – мне бунтовать. Пройдет время, когда тебе станет, как сейчас мне – а мне будет 40, я уже захочу спать. Странно мы встретились. Я поставил себе задачу не связывать ни с кем себя на долго, слишком я обременителен, и вот теперь мучаюсь, чувствуя, что мучаю тебя.

Сегодня я впервые не впал в твое состояние, и вспомнил, что мне приснился сон: с каким то ребенком я бегу от множества людей; они даже стреляли; была ночь; мы прятались в кустах…

Ты знаешь, я вспоминаю, когда мне было сколько тебе я тоже спал, я был, как бы погружен в воду своих подсознаний, ведь до этого я жил бурной внешней жизнью. Я не знаю, как ты жила раньше, я не хочу об этом знать, пусть будет немного того, что я чуть- чуть домыслю, чтоб воспринять сегодняшнее без анализа на прошлое. Меня по-прежнему не прельщает аналитический подход к прошлому.