Первый тезис иллюстрируется примером визуального восприятия. Если я вижу дерево, то на основании этого я приобретаю невыводное непосредственное знание, что здесь дерево. Но поскольку значительная часть знания является выводным, т.е. знанием, которое мы выводим из всего предшествующего познания, то первый тезис необходимо дополняется вторым. Человек не может в данный момент непосредственно осознавать все основания того, почему он знает, что Лондон – столица Великобритании, или что квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов. Для того чтобы осознать основания знания в данном случае, субъекту необходима некоторая рефлексия над основаниями. В данном случае в качестве основания он может предъявить, например, доказательство теоремы Пифагора.

Интернализм не предполагает, что субъект актуально или потенциально знает все основания для своего знания. Достаточно, что он может предъявить хотя бы какое-то основание, почему он это знает. Для каких-то случаев мы путем рефлексии достаточно быстро можем предоставить основания, для каких-то случаев требуется долгий и тщательный процесс рефлексии (как в случае доказательства математической теоремы, например). Но такое основание должно быть предъявлено. Иначе, с точки зрения интернализма, субъект не имеет знания. Но в любом случае субъект должен иметь доступ если не ко всему обоснованию, то хотя бы к какому-то элементу обоснования. В связи с этим, как полагает Паппас, необходимо уточнить определение интернализма, смягчив условие:

«Субъект знает, что р, тогда и только тогда, когда он непосредственно знает или потенциально в ходе рефлексии может знать, хотя бы частично, свои основания для знания, что р»163.

Теперь эпистемологический экстернализм можно определить через отрицание интернализма: «Ложно, что S знает, что р, только когда потенциально может хотя бы частично знать свои основания для знания, что р»164.

С точки зрения экстернализма, субъект не обязан субъективно иметь эти основания вовсе. Это не означает, что у него их не должно быть в принципе: и с точки зрения интернализма, и с точки зрения экстернализма, знанием может быть только обоснованное убеждение. Это означает лишь, что, с точки зрения экстернализма, субъект не обязан осознавать свои основания для знания, и тем не менее, его знание является обоснованным. Общая идея экстернализма заключается в том, что убеждения должны быть как-то связаны с реальностью. Экстернализм полагает, что должна быть какая-то логическая или концептуальная связь между обоснованием и истиной.

В то же время априори исключается возможность следующего определения: S обоснованно убежден, что р, если р истинно. В этом случае обоснованность отождествляется с истинностью, что стирает различие между этими понятиями. Редукция обоснования к истине не снимает проблему, поэтому такое определение ничего не дает для теории познания.

Интернализм предполагает, что если два индивида в двух возможных мирах ментально идентичны в отношении основания для убеждения, что р, то у них одинаковые основания для убеждения, что р. Тогда экстернализм по отношению к обоснованию можно определить как отрицание этого тезиса. Как формулирует М. В. Лебедев: «Экстернализм – взгляд, согласно которому обоснование убеждения субъекта S в том, что р, таково, что S не имеет к нему непосредственного когнитивного доступа. Возможно, факты в мире таковы, какими они кажутся S, и именно они являются причинами убеждения S в том, что р, поскольку воздействуют на его чувственные рецепторы релевантным образом. Интерналистское условие эпистемического обоснования формулируется с учетом того, что сам носитель должен иметь когнитивный доступ к основаниям своего убеждения. С экстерналистской точки зрения достаточно, чтобы у убеждения было адекватное основание, независимо от того, основывает ли субъект данное убеждение на этом основании в каком-либо существенном смысле вследствие своего осознанного решения или принятия на себя соответствующего эпистемического обязательства, или же применения какой-либо индивидуальной когнитивной способности, имеющей интерналистскую интерпретацию»165.

Разница между интернализмом и экстернализмом в ответах на вопрос, являются ли обстоятельства, которые рассматриваются в качестве основания для убеждения, внутренними или нет. Но что считать внутренним? К внутренним можно относить и состояния организма, и состояния мозга, и ментальные состояния, и, наконец, рефлексивно доступные ментальные состояния. Основные интерналистские подходы в современной литературе под «внутренними состояниями» понимают одно из двух последних. Если под внутренними состояниями понимаются рефлексивно доступные внутренние состояния, то такой подход называется аксессибилизм (от англ. accessible – доступный). Если под внутренними состояниями понимаются ментальные состояния, то такой подход называется ментализм (от англ. mental – умственный).

К представителям аксессибилизма можно причислить Р. Чизома и Дж. БонЖура. Чизом определяет аксессибилизм как тезис о том, что субъект может сформулировать набор эпистемических принципов, которые определяют, является ли данное его убеждение обоснованным, исключительно путем рефлексии над своими осознанными состояниями сознания166. Как пишет Л. БонЖур: «Теория обоснования является интерналистской тогда и только тогда, когда она требует, чтобы все факторы, необходимые для обоснования убеждения данного человека, были для него когнитивно доступными, внутренне присущими его когнитивной перспективе»167.

Проще говоря, эти принципы он может сформулировать, не вставая с дивана, только анализируя свои внутренние состояния. Согласно этому определению, нет логической связи между обоснованием и истиной. Убеждение может быть внутренне обоснованным, и в то же время ложным.

Ментализм предполагает, что обоснование определяется полностью ментальными факторами. Ментализм и аксессибилизм не сильно отличаются друг от друга. Так, представитель ментализма Джон Поллок пишет: «Интернализм в эпистемологии – это взгляд, согласно которому только внутренние состояния познающего могут быть релевантными в определении того, какие его убеждения являются обоснованными»168.

Подчеркнем, что в интернализме речь не идет о действительных внутренних причинах, порождающих убеждение. Один из недостатков декартовского понимания обоснования как раз заключался в том, что нам не доступны в уме все причины наших убеждений169. Речь идет о внутренне доступных пропозициональных основаниях, т.е. тех основаниях, которые непосредственно относятся к суждению, выраженному в убеждении. Например, пропозициональным основанием убеждения, что свободы воли не существует, могут быть философские аргументы в пользу детерминизма. При этом в теории познания мы абстрагируемся от того, что отрицание свободы воли может быть, к примеру, каузально мотивировано бессознательной фрустрацией у субъекта, возникшей в результате нереализованных сексуальных влечений. Последнее, по определению, не является рефлексивно доступным.

Современной формой интернализма является эвиденциализм (от англ. evidence – доказательство). Согласно эвиденциализму, «убеждение субъекта в пропозиции р является обоснованным, когда имеющиеся доказательства скорее поддерживают данную пропозицию, чем поддерживают ее отрицание или воздержание от суждения по данному вопросу»170. Эвиденциализм не определяет, что именно должно рассматриваться в качестве доказательства. В качестве основных разновидностей эвиденциализма рассматриваются фундаментализм и когерентизм.

Традиционно со времен Сократа в философии считается, что субъект должен иметь хорошие основания для своих убеждений. Если я полагаю, что глобальное потепление существует, то разумно спросить, на основании чего я так полагаю, т.е. у меня должна быть какая-то причина, осознаваемая мной, того, почему я так полагаю. И это должно быть хорошее основание, а не просто моя догадка. Экстернализм же полагает, что мое убеждение может быть обоснованным, даже если я не могу предоставить никаких доводов.

Для прояснения различия между интерналистским и экстерналистским обоснованием я предлагаю использовать термины – «аргументативное обоснование» и «фундирование». Для интернализма обоснованием является аргумент, доказательство. С точки зрения экстернализма сама реальность (в т.ч. реальность познавательного процесса) фундирует мое знание о ней.

Т. Бёрдж разделяет два вида обоснования: аргументативное обоснование (justification) и привилегированное право (entitlement)171. Английский термин “entitlement” не имеет адекватного русского перевода. Оксфордский словарь дает несколько значений, среди них: «факт иметь право на что-то», «государственная схема, которая предоставляет блага индивидам, соответствующим определенным требованиям»172. В качестве примера “entitlement” можно привести бесплатное медицинское обслуживание. Аргументативное обоснование – это аргументы, которые можно привести в подтверждение какого-то суждения. Привилегированные права (entitlements) утверждают наши права на определенные эпистемические практики. Привилегированные права – это экстерналистский аналог аргументативного обоснования. Они не обязательно должны быть внутренне понятными или доступными для субъекта173. Бёрдж пишет: «Мы имеем привилегированное право (entitled) полагаться, при прочих равных, на восприятие, память, дедуктивное и индуктивное рассуждение и на – как я утверждаю – слово других… Философы могут артикулировать эти привилегированные права. Но обладание ими не требует от нас, чтобы мы могли обосновать опору на эти источники или даже понимать такое обоснование. Обоснования (justification), в узком смысле, включают доводы, которые имеют люди и к которым у них есть доступ. Они могут включать самодостаточные предпосылки или более дискурсивные обоснования. Но они должны быть доступными в когнитивном репертуаре субъекта»174.

Понятие «привилегированное право» (entitlement) по смыслу можно соотнести с аналогичным понятием «прерогатива субъекта» А. Н. Фатенкова175.

Следует различать основания, которые используются субъектом для обоснования, и основания, которые актуально обосновывают убеждение и определяют его эпистемический статус. Защищая экстернализм, Голдман считает необходимым прояснить, какую роль выполняет методологический принцип176. Он может иметь чисто теоретическую или практическую значимость, но не всегда он имеет сразу и то, и другое. Например, в этике утилитаризм как теоретический принцип оценки правильности поступка гласит, что поступок является морально правильным, если он приносит максимальное количество блага максимальному количеству людей. Как теоретический методологический принцип он является вполне допустимым. Другое дело, что в конкретной ситуации субъект не обязательно должен суметь его применить для выбора конкретного поступка. Он не может знать, какой его выбор принесет максимальное благо максимальному количеству людей. Он может даже не иметь убеждения, что его поступок принесет максимальное благо максимальному количеству людей. Вне зависимости от его убеждения, его поступок может быть оценен так или иначе внешним образом с точки зрения утилитаризма. Поэтому практический этический принцип должен быть сформулирован как-то по-иному. Например: «Поступай так, чтобы при субъективно данных вероятностях ожидаемое счастье было максимальным»! Но эти две формулировки неэквивалентны. Первая устанавливает объективно, что делает поступок правильным (независимо от воли и желания актора). Вторая формулировка касается того, как актор сам субъективно воспринимает ситуацию. Какой поступок действительно принесет максимальное благо, отличается от того, как сам субъект видит данную ситуацию.

То же самое, по Голдману, применимо по аналогии к понятию эпистемического обоснования. С одной стороны, можно чисто теоретически установить, какие свойства убеждений обеспечивают их эпистемический статус. С другой стороны, эпистемический принцип может быть таков, чтобы служить руководством познающему в выборе конкретного доксастического отношения (от doxa – мнение). Соответственно, в данном случае, критерии обоснования будут необходимо относиться к субъекту – как знание того, каким субъективным условиям он должен удовлетворять, чтобы считать свое убеждение обоснованным.

Теоретическая и регулятивная функции познавательного принципа являются разными. Например, по Голдману, как теоретический принцип идея, что убеждение является обоснованным, если его каузальная родословная состоит в том, что оно сформировано благодаря надежному когнитивному процессу, является вполне допустимой. Разумеется, этот принцип не может быть использован самим познающим для регулирования своего доксастического отношения (относящегося к убеждению – doxa). В некоторое время t субъект не находится в той позиции, чтобы оценить, сформировано ли его убеждение надежным процессом или имеет ли надежную «родословную». Нет никакой гарантии, что он сможет применить этот принцип к конкретному случаю. Также методологический принцип не является всегда инструкцией или правилом для выбора убеждения, каковыми являются, например, четыре правила Декарта или байесианский пробабилизм. Байесианизм требует от познающего субъективно выбрать такую альтернативу, которая соответствует исчислению вероятностей. И у Декарта, и у Байеса эпистемический принцип выполняет регулятивную функцию. Напротив, экстерналистский принцип обоснования теоретически оценивает уже сформированное убеждение. Голдман настаивает, что интерналистский тезис, согласно которому только внутренние факторы могут служить основанием для убеждения, основан на смешении этих двух функций.

Что касается Декарта, то вообще возникает вопрос, можно ли его причислить к интернализму. Обычно Декарт считается отцом-основателем фундаментализма в философии, поскольку он утверждал, что все знание основывается на интуиции и дедукции. То, что можно знать, либо можно непосредственно интуитивно созерцать в ясных и очевидных понятиях, либо дедуктивно выводить из них другие понятия. Однако Декарт не был полным интерналистом, как показывает Э. Соуза. Он указывает на одно место из «Размышлений», где философ пишет следующее: «Я должен исследовать, как только к этому представится случай, существует ли Бог, и если он существует, может ли он быть обманщиком: в самом деле, если мы этого не сделаем, невозможно, как мне представляется, быть уверенным ни в чем остальном»177.

Что здесь имеется в виду? Для Декарта любой наш довод, любой аргумент, каким бы ясным он нам ни казался, зависит от двух фактов: 1) существует Бог; 2) этот Бог не является обманщиком. Но существование доброго Бога – это внешний факт для познания! Как же мы приходим к этим фактам? Доказать их с помощью демонстрации нельзя. Иначе возникает то же самое возражение: откуда мы знаем, что доказательство не обманывает нас? Понятно, почему Декарт вынужденно объявляет идею Бога врожденной. Иначе ему не избежать круга в объяснении. Откуда мы знаем, что любое доказательство существования Бога не кажется нам убедительным только потому, что его сделал таковым Злой Демон? Нельзя доказать существование Бога, потому что существование Бога – это основа любого доказательства, включая эмпирические и математические истины. Таким образом, как отмечает Соуза, Декарт вводит внешнее условие для познания, которое не может быть удовлетворительным образом обосновано только изнутри.

Интерналистский подход заключается в требовании, чтобы познающий придерживался определенного доксастического принципа выбора убеждения (doxastic decision principle). Например, убеждение является обоснованным, если оно основано на опыте, или если оно согласовано с другими убеждениями. Здесь есть целый ряд вопросов. 1. Что должно быть «на входе»? Опираясь на что именно должен делать выбор познающий? Какие состояния познающего релевантны для выбора убеждения? 2. Существует ли одна единственная правильная процедура или инструкция для корректного выбора убеждений? 3. Если да, то что делает эту инструкцию правильной?

Голдман утверждает, что у интерналиста есть проблемы со всеми этими вопросами178. Первый вопрос: что должно быть «на входе»? На это интерналист, конечно, ответит, что на входе должны быть какие-то субъективные состояния переживания: восприятие, память и т.п. Но почему это обязательно должны быть когнитивные состояния человека? Почему это не могут быть состояния мира, окружающей среды? На это интерналист ответит, что состояния мира не являются непосредственно доступными для сознания человека, а для него доступны только собственные состояния сознания. Это определение также накладывает ограничения на все прошлые когнитивные состояния субъекта, потому что требуется, чтобы субъект имел доступ к основаниям своих убеждений в тот момент, когда он оценивает их обоснованность. Но почему я не могу основывать свои убеждения на прошлых заключениях, даже если я в данный момент их не могу вспомнить? Кроме того, интернализм имеет трудности с логическими выводами. Справедливо ли требовать, что если S признает, что р, то он должен признавать и все, что логически вытекает из р? Субъект не в состоянии дать себе отчет в том, что логически вытекает из р. Таких суждений может быть бесконечное множество. Но логическая обоснованность является парадигмальным примером обоснованности убеждений.

Второй вопрос: какую процедуру выбора убеждений мы должны принять? Будем исходить из того, что целью познания является достичь истины и избежать заблуждения. Но эти цели могут противоречить друг другу. Чтобы избежать заблуждения, я должен быть более консервативным в принятии убеждения. Чем меньше новых убеждений, тем меньше среди них окажется ложных. С другой стороны, если я хочу достичь истины, я должен экспериментировать, т.е. мой принцип выбора убеждений должен быть новаторским. Как найти оптимальное соотношение между достижением истины и избеганием заблуждения? Допустим, что интерналист ответит на это, что это соотношение должно быть оптимальным. Но кто определит, какое соотношение должно быть оптимальным? Голдман считает, что здесь интерналист молчаливо вынужден встать на экстерналистскую позицию – позицию Бога, который, зная все истины и заблуждения, только и смог бы определить, какая процедура в долгосрочном плане способствует достижению истины и избеганию заблуждения. Но это противоречит исходной установке самого интернализма, которая в терминологии Канта гласит, что основания для познания должны быть не «гетерономными», а «автономными», т.е. исходить изнутри субъекта. Таким образом, интерналистская установка не может быть сформулирована (молчаливо) без экстерналистского критерия.

Другая проблема, как полагает Голдман, состоит в том, что интернализм не может специфицировать конечный набор условий, который позволит считать процедуру обоснования правильной. Дело в том, что интернализм должен выбрать оптимальную процедуру обоснования. Какая процедура является наиболее оптимальной? Очевидно, что такая, которая должна способствовать наибольшему количеству истинных убеждений. Тогда:

– процедура выбора основания для убеждений S является правильной, если она является актуально оптимальной.

Но этот критерий не отвечает требованиям интернализма. Можно заменить это условие на следующее:

– процедура выбора основания для убеждений S является правильной, если мы считаем ее оптимальной.

Но Голдман опять задает вопрос, на основании чего считать ее оптимальной? Кто эти «мы», кто должен определять, какая процедура обоснования является оптимальной? Большинство? Почему не считать ее оптимальной, если она основана на том, что мне приснилось? Такая позиция неизбежно влечет релятивизм. Но интерналисты не являются релятивистами: фундаменталисты считают, что универсально правильным является фундаментализм, когерентисты считают, что универсально правильным является когерентизм, байесианисты считают, что универсально правильным является байесианизм, т.е. некий пробабилизм. Для каждого из них стартовыми точками для обоснования являются разные установки. Но если мы примем чисто интерналистскую концепцию обоснования, мы не сможем выбрать, какое из этих обоснований является правильным.

Таким образом, интерналистская стратегия поиска правильного метода обоснования является невыполнимой в принципе. Интерналист, в отличие от экстерналиста, не может сказать: «Если ты видишь, что перед тобой дерево, то будет обоснованно полагать, что перед тобой дерево». Он должен сказать что-то вроде: «Если ты веришь, что ты видишь, что перед тобой дерево, то будет обоснованно полагать, что перед тобой дерево».

Но опять же возникает вопрос, а почему не сказать: «Если ты веришь, что ты с помощью ясновидения читаешь мысли, то…» или «Если ты веришь, что гадание на картах Таро показало, что тебя ждет казенный дом, то…»? Это проблема любой картезианской позиции, которая в обосновании познания исходит из самого субъекта.

Но и у экстернализма есть свои проблемы. Главная проблема экстернализма – это обвинение в предвосхищении основания. Допустим, экстерналист утверждает, что основанием моего знания того, что в кустах сидит тигр, является тот факт, что это знание получено с помощью некоторого надежного когнитивного процесса (Голдман). Но откуда я знаю, что этот процесс является надежным? Предположим, что надежным я считаю такой когнитивный процесс, который, в целом, способствует истинному знанию. Но откуда я знаю, что он способствует истинному знанию? Потому, что он надежный. И тут мы впадаем в порочный круг.

Во-первых, мы можем спуститься на уровень онтогносеологии и показать, каким образом субъект в познавательном отношении связан с реальностью, т.е. каким образом его онтогносеологический статус фундирует его познание. Именно для этого мы и привлекаем концепцию экзистенциальной онтогносеологии, которую мы изложили выше. Во-вторых, представляется, что невозможно в принципе достичь полного общего и легитимного для всех обоснования познания. Любое определение знания по необходимости должно иметь форму:

(Т) убеждение S, что р, является знанием тогда и только тогда, когда оно удовлетворяет условию С.

Но поскольку Т само является разновидностью знания, то к нему должен быть применен критерий С. Но тогда мы имеем круг в объяснении! Т по необходимости объясняется через само себя.

Невозможность ничего обосновать без круга К. Лерер называет «петлей разума»179. Например, я не могу обосновать убеждение, что сейчас передо мной компьютер, без обоснования надежности моей способности восприятия. Но я не могу обосновать надежность моей способности к восприятию без использования восприятия! Представим также, что у меня есть доказательство какого-то утверждения. А где доказательство, что это доказательство является доказательством этого утверждения? И так далее, ad infinitum. Итак, любая теория обоснования по необходимости будет содержать круг. Поэтому требовать обоснования, не содержащего круга, от любой теории познания является неправомерным. Вопрос в том, является ли этот круг порочным? Если мы ссылаемся для обоснования чего-то на то же самое, то да. Например, если для того, чтобы обосновать истинность моего восприятия компьютера, я ссылаюсь на то, что я сейчас вижу перед собой компьютер, то это будет пример порочного круга. Но ведь логика экстерналиста не такова. Он говорит, что мое восприятие компьютера является надежным, потому что таково свойство познавательной способности восприятия. В свою очередь, для обоснования этого положения мы выдвигаем два рода оснований: 1) априорные, которые мы изложили в §1.2, и 2) апостериорные, которые мы рассмотрели в §1.3.

Против экстернализма также выдвигается возражение, что эта позиция предполагает «точку зрения Бога» и на этом основании должна быть отвергнута. Нам этот аргумент кажется нечестным прежде всего потому, что его выдвигают часто вовсе не интерналисты. И психоанализ, и теория дискурсивных формаций М. Фуко также предполагают в некотором смысле «точку зрения Бога». Психоанализ говорит, что то, что мы полагаем в качестве основания наших убеждений, не является таковым, а на самом деле это проекция бессознательного. Последователи Фуко полагают, что то, что мы считаем основаниями наших убеждений, не являются таковыми, а на самом деле это эффект репрессивных властных практик. Иными словами, все это – основания, которые находятся не в «когнитивном репертуаре» субъекта, а вовне его. Но разве это не есть тоже «точка зрения Бога»?

<1...4 5 6 7 8...11 >

На страницу:

Перейти

6 из 11