Русский хлеб в жерновах идеологии

Дело, конечно, не только в угрозах и брутальных выражениях, а прежде всего в том, что у Петра Первого слова редко расходились с делом. Он установил в России поистине тоталитарный режим, правил террористическими методами и внушал подданным трепет.

Ну и что в итоге?

Данные поступали крайне медленно и были недостоверны. Согласно «сказкам», присланным к концу 1719 года (то есть к окончанию указанного срока переписи!), насчитали лишь 3,8 миллиона податных душ. Пётр этим данным не поверил. К 1722 году насчитали 4,9 миллиона. Пётр опять не поверил и велел перепроверять. В 1724 году (когда была введена подушная подать) официально числилось около 5,6 миллиона податных душ. Но и эти данные были не полны. Заканчивали ревизию уже при преемниках Петра. В России оказалось примерно 6 миллионов душ податного населения.

Это при том что в конце царствования Петра Первого население если и росло, то незначительно. При том что скрыть наличие податной души сложнее, чем несколько преуменьшить размер собираемого урожая! Но люди хитрили и обманывали – несмотря на реально грозящие им кары (хотя, с другой стороны, и вопрос был – «кровный»…).

Что же говорить о кротком царствовании Николая Второго? Данные, получаемые от земледельцев в ходе заполнения опросных листков (когда их не заполнял сам волостной писарь, беря их «труд» на себя), порой были действительно «сказками». И в какую сторону крестьянин «привирал», рассказывая эти сказки, гадать не надо.

§ 6.4. Да, но как же сказывался этот обман «в макро–масштабе»? Насколько заниженными оказывались в итоге данные региональной и общеимперской статистики?

На этот вопрос, к сожалению, нельзя ответить однозначно. Высчитать какой–то точный процент, который можно будет автоматически прибавлять к официальным данным ЦСК, чтобы в результате получать реальные цифры посева, урожайности, валового и чистого сбора на каждый год, невозможно. Ведь «размер утайки» наверняка варьировался – в разные годы (урожайные и неурожайные); в разных губерниях, уездах и волостях; при разных (более или менее придирчивых) «счётчиках». А самое главное – у разных (более или менее «хитрых») хозяев!

Это как раз тот случай, когда уместно вспомнить крылатое выражение, которое Марк Твен приписывал Дизраэли: «Существует три степени лжи: ложь, наглая ложь и статистика».

Конечно, исследователи (историки, экономисты, специалисты в области сельского хозяйства) пытались вычислить и обосновать некий определённый процент – чтобы потом вносить поправки к официальным статистическим данным в своих работах. Так, в предреволюционные годы у разных авторов фигурировал разный «коэффициент недоучёта»: и 5, и 7 %. И это ещё были достаточно осторожное допущения!..

Само собой, находились и другие авторы – которые утверждали, будто данные ЦСК действительно неверны; только не занижены, а… завышены. Но подобные утверждения исходили, в основном, из левого лагеря (а представители этого лагеря всегда были готовы сочинить любую страшилку–небылицу; не говоря уж о векторе поправок в экономических расчётах…). Интересно, что в ЦСУ СССР в 20–е годы при оценке хлебной статистики Российской Империи использовали коэффициент недоучёта в 19 %. О том, насколько была оправдана такая значительная поправка, можно спорить.

И есть ещё третий аргумент в пользу версии об использовании ЦСК МВД заниженных данных – правда, именно он–то и обессмысливает любые попытки вычислить точный поправочный коэффициент; да тем более определять его не в 10 или 20, а в 19 %.

Дело в том, что какая–то часть товарного зерна всегда куда–то вывозится (а не потребляется в той же местности, где оно было произведено). Это касается не только экспортного зерна, но любого продажного зерна – которое не потребляют те, кто его непосредственно вырастил.

В полной мере это относилось и к царской России. Хоть Российская Империя и была по преимуществу аграрной страной, с значительным преобладанием крестьянского населения (около 85 %; если включить в это число всех казаков и «инородцев»…), разные её территории были в неодинаковой степени обеспечены собственным хлебом. Так, в Европейской России начала 20–го века обычно насчитывают 34 «ввозящие» губернии, 20 «вывозящих» и 10 условно «самодостаточных».

При этом транспортная статистика – подобно статистике внешнеторговой – в силу понятных причин оперировала несколько более объективными показателями, нежели данные опросов какого–нибудь безграмотного, но хитрого «Ромейки», на которые приходилось полагаться урожайной статистике. Хотя, разумеется, и транспортная статистика имела очень большие изъяны!.. Так вот цифры транспортной статистики порой оказываются в вопиющем противоречии с цифрами урожайной статистики. В иные годы из той или иной губернии того или иного зерна могло быть вывезено в 1,5, 2 и даже 2,8 раза больше, нежели его там было (официально) произведено.

§ 6.5. Можно – ради мысленного эксперимента – согласиться с наиболее буйными неосоветчиками и допустить на мгновение реальность тех сцен насилия и садизма, которые (согласно их работам) разыгрывались повсеместно в России Николая Второго! Врывающиеся в деревни полицейские урядники во главе отряда «казаков–омоновцев», запоротые насмерть крестьяне, пылающие избы, выбранный до последнего зёрнышка хлеб…

Но даже действуя подобным образом можно «выбить» из губернии лишь 100 % собранного зерна! Притом – только один раз. Ибо уже к следующему году та губерния обезлюдеет (потому что жители разбегутся или вымрут от голода), и с неё отныне не удастся взять ничего – она зарастёт сорными травами и станет приютом волкам. Но ни 150, ни 200, ни 280 % нельзя вывезти в принципе! – это противоречит законам материального мира.

Объяснения в духе того, что, мол, у крестьян отбирали зерно не только нового урожая, но и предыдущего, не принимаются! О том, что с конца 19–го века зерно перестало сберегаться самими крестьянами «впрок» (в скирдах, в одоньях…), а стало сразу же полностью выбрасываться ими на рынок, криком кричали дореволюционные оппозиционеры, скорбя об утрате крестьянством такой «подушки безопасности» и именно в этом видя одну из главных причин голода в неурожайные годы.

Да и не только дореволюционные: «Хлебных резервов на случай неурожая не было – весь избыточный хлеб выметался и продавался за рубеж алчными хлебными монополистами. Поэтому в случае недорода немедленно возникал голод» (Павел Краснов «Как жилось крестьянам в царской России»).

§ 6.6. Всё это, конечно, забавно, но годится разве что в полемике с красновыми (чьё видение ситуации совершенно фантастично…). Понятно, что более образованные неосоветчики – из числа историков–академистов – находят этим статистическим нестыковкам более изысканные объяснения.

Сергей Нефёдов объясняет статистические расхождения тем, что–де в Российской Империи на протяжении календарного года перевозилось зерно не текущего, а прошлогоднего сбора (что, с учётом высокой колеблемости российских урожаев, и приводило порой к таким мнимым парадоксам). Это обстоятельство он считает едва ли не единственной причиной статистических нестыковок.

Так, в работе 2010 года «Россия в плену виртуальной реальности» (опубликованной в рамках научной дискуссии «О причинах русской революции») Нефёдов писал: «Главным аргументом М.А. Давыдова против статистики ЦСК являются сведения о вывозе хлебов из некоторых губерний, который в отдельные неурожайные годы оказывался больше, чем собранный в губерниях урожай. Например, в Оренбургской губернии в 1910 г. при урожае в 53,9 млн пудов пшеницы было вывезено 11,7 млн пудов, а в 1911 году при урожае в 5,0 млн пудов было вывезено 7,4 млн пудов (Давыдов 2003а : 67). Это «недоразумение», однако, легко объяснить тем, что до сентября 1911 года (а возможно, и позже) вывозился хлеб предыдущего урожая, который был исключительно обильным».

Тут, прежде всего, обращает на себя внимание уже огромная разница в объёмах сборов – даже без сопоставления с цифрами вывоза – почти одиннадцатикратная!.. Хотя надо иметь в виду, что Оренбургская губерния в 1911 году оказалась в самом очаге неурожая (из–за жестокой засухи), так что – всё может быть…

Но и тема «прошлогоднего зерна» получила дальнейшее развитие.

В 2013 году Нефёдов публикует в «Вопросах истории» материал под названием «О качестве дореволюционной урожайной статистики», где развивает свою аргументацию. Ссылаясь на опубликованную незадолго до того работу кандидата исторических наук Игоря Кузнецова «Российская дореволюционная урожайная статистика: методы критики», Нефёдов категорически утверждает: «Оказывается, в каждом текущем году вывозился урожай прошлого года. При характерных для юго–восточных губерний колебаниях урожаев сбор прошлого года мог быть в несколько раз больше текущего. Естественно, что и вывоз превосходил текущий урожай. При этом условия навигации по рекам были таковы, что основная часть урожая могла быть вывезена лишь весной следующего года, после вскрытия рек. «В отношении речных перевозок доля прошлогоднего хлеба, по–видимому, была подавляющей… – пишет Кузнецов. – Относительно железнодорожных перевозок трудно судить о процентных долях; транспортная статистика не даёт помесячной раскладки перевозок».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.