Философия поступка. Самоопределение личности в современном обществе

Произвольные же действия предполагают наличие целей, осознание возможности их достижения, знание путей, ведущих к цели, препятствий на этом пути и способность их преодоления. Поэтому произвольные действия иногда еще называют волевыми. Однако произвольные действия мы совершаем иногда не только по своей воле – когда действуем по заданным требованиям, правилам, предписаниям, приказам, инструкциям и т. д.

Собственно человеческим действием, сознательным поступком является произвольное действие. Под действие закона, правовую и нравственную оценку подпадают прежде всего именно поступки, т.е. действия, предпринятые на основе нашего свободного решения, свободного волеизъявления: гражданские сделки, вступление в брак, приказ, умышленное преступление. Предпринимая поступок, человек осуществляет выбор, фактически определяя свою судьбу. Он не подчиняется неизбежности обстоятельств, а вырабатывает сознательное решение, т. е. отчетливо представляет себе цели своих действий, их ожидаемый результат и возможные последствия. «Поступки, освещенные сознанием, – писал Л.Н. Толстой, – это такие поступки, которые мы совершаем свободно, то есть, совершая их, знаем, что мы могли бы поступить иначе».

В реальной жизни все виды человеческой активности переплетаются, дополняют, поддерживают друг друга. Так, художественное, научное, техническое творчество, спорт предполагают не только выбор определенной позиции, замысел и его воплощение (поступок), но и следование определенным правилам, и способность к тонким физическим реакциям. Любой профессионализм и мастерство – сплав реакций и поступков с действиями по определенным правилам, причем осуществляемых свободно, добровольно и ответственно.

Однако именно поступок наиболее явно реализует нравственный и интеллектуальный потенциал личности, ее позиции, установки и стремления. Механизм поступка сводится к связи и взаимодействию внешних и внутренних процессов и состояний, вызывающих решение совершить определенное действие, направляющих и контролирующих его исполнение. Поступок не только произволен, он – вменяем, является осознанным действием, за которое (вместе с его результатами) ответственна личность. Более того, даже бездействие, воздержание от действия, если оно сопряжено с определенными мотивами, может выступить поступком и иногда – смелым и мужественным. Так, кампания гражданского неповиновения, благодаря ее вдохновителю Махатме Ганди стала мощным политическим оружием в борьбе индийского народа против британского колониального гнета. Уголовное право даже предполагает ответственность за преступную бездеятельность. Воздержание возможно в двух основных формах: «сильной» – как прямой отказ от действий и «слабой» – как уклонение от этих действий. В обоих случаях воздержание, как и любой поступок, предполагает его объяснение, понимание и оправдание. Поэтому уклонение от жизненного выбора, отказ от самоопределения все равно оказываются выбором позиции, которая сказывается на жизненном пути и за которую все равно, в конечном счете, приходится нести ответственность.

Никакая социальная философия и философия личности не может уклониться от проблем обоснования жизнедеятельности, деятельности, поступков – как отдельных индивидов, так и социальных групп, народов, а то и человечества в целом. Речь идет о социальной практике – феномене и концепте, обладающем особой привлекательностью для выявления общей природы поступка.

Во – первых, человеческая практика принципиально социальна, предполагает взаимодействие и взаимоотношения между людьми, которые не могут не сказываться на осознаваемых целях и средствах деятельности, на выборе их.

Во – вторых, в силу ее социально – культурного характера, технологической выраженности, практика – преимущественно, сознательная, целенаправленная и регламентируемая активность, опосредующая все связи человека с его окружением. В этом плане, человеческую деятельность следует отличать как от простой биологической активности живого организма, так и от элементарного поведения – простой неосознанной или малоосознанной активности человека.

В – третьих, социальная практика – это не просто активность субъекта, форма бытия человека, а само бытие, взятое как социальная жизнедеятельность, ее способы, конкретные социально – культурные практики. Погружаясь в эти практики, осваивая их человек социализируется, обретает навыки, установки, возможность развиваться самому и развивать социальную практику.

Таким образом, в центре внимания оказывается сразу все содержание проблематики, связанной с поступком, единство практического действия, его результата и идеи. В этом заключена особая привлекательность концепта практики для выявления общей природы поступка. Практика предстает фоном, на котором фокусируются главное в философском анализе поступка: объективное и субъективное, сущее и должное, внешнее и внутреннее, необходимость и свобода, причинность и целесообразность и другие проблемы, извечно занимающие философию. Концепт социальной практики или социальной практической деятельности имеет, тем самым, статус фундаментального принципа, существенного уяснения, важного для разработки всего комплекса проблем, связанных с поступком.

Не случайно идеи деятельностно – практического подхода, конструктивизма широко применялись и применяются в социологии, социальной психологии, культурологии, логике и методологии науки, этнографии, языкознании и т. д. Благодаря работам А.Н. Леонтьева, Г.С. Батищева, М.С. Кагана, В.П. Иванова, Л.Н. Когана, Э.Г. Юдина, В.С. Швырева, Э.С. Маркаряна и других авторов были изучены не только методологический и философский статус понятия деятельности, но и структура, содержание, составляющие деятельности как специфически человеческого способа существования, проявляющегося в самых различных сферах жизнедеятельности.

Деятельностный подход позволил конкретизировать идею социальной практики. Сохраняя ее мощный эвристический и объясняющий потенциал, деятельностный подход дает следующую «степень приближения» в анализе гуманитарных процессов подобно тому, как если бы мы получили возможность наблюдать происходящее на земле с «высоты птичьего полета» после наблюдений с околоземной орбиты.4 Например, практическую и социальную природу сознания и личности деятельностный подход позволил уточнить как освоение (распредмечивание, «вращивание») социальным субъектом определенных видов и способов деятельности, объем и содержание которых служат мерой социализации человека. Тем самым вырабатывается прочное методологическое междисциплинарное единство теории познания, психологии и теории личности.

Начиная еще с середины 1970 – х годов в отечественной философии наметилась тенденция дополнить и развить деятельностный подход «человекотворческим». В работах Г.Г. Гачева, В.К. Егорова, Н.С. Злобина, 3.Б. Какабадзе, В.Ж. Келле, М.Я. Ковальзона, В.М. Межуева, Э.В. Соколова, А.А. Леонтьева и ряда других авторов подчеркивалось, что хотя вне деятельности и нет человека, его сущность богаче, разностороннее и сложнее, чем система его деятельности, и не сводима исключительно к последней. Расширилось и углубилось внимание к смысложизненным проблемам, таким как цель и смысл жизни человека, жизненный путь, идеалы и ценности. Был сделан следующий шаг в увеличении «разрешающей способности» деятельностно – практического подхода согласно приводившей аналогии – переход с «высоты птичьего полета» на уровень анализа с «высоты человеческого роста».

Тенденция дополнить и развить деятельностно – практический подход показывает, что его конструктивная роль уже не может сводиться к «экстенсивному» использованию принципа деятельности посредством подведения под это понятие все новых явлений и слоев действительности, за счет дальнейшей его «экспансии» на различные предметные области философии, социологии, психологии. Конструктивная реализация этого принципа в настоящее время состоит в его интенсивном развертывании, углублении представлений о внутреннем строении, содержательных характеристиках социальной практической деятельности в поступках социального субъекта.

В русле указанной тенденции и ориентации следует понимать и данную работу. В предыдущих работах автора было показано, как реализуется осмысление человеком действительности в контексте социальной практической деятельности.5 Итогом этого рассмотрения была выработка представления об идее как «практическом знании» – наиболее зрелой форме осмысления человеком действительности и своего места в ней, о воплощении смысловых структур.6 Теперь предметом преимущественного рассмотрения является как бы встречный процесс – каким образом знание и осмысление реализуются в конкретных действиях – поступках. От деятельности к человеческому сознанию и его высшему проявлению – мышлению, и отсюда вновь к тому, в чем они проявляются – к поступку. Поэтому выбор темы и общей методологической ориентации, проводимой в работе, не означает отход от принципа социальной практики и деятельностно – практического подхода. Наоборот, речь идет о конкретизации этого принципа в плане осмысления факторов и содержания преобразовательной социально – практической активности человека.

В этой связи представляется важным и необходимым говорить именно о поступке. Близкие к нему по содержанию понятия, такие, как действие или акт (акция), более традиционны для философского анализа. Однако становление и развитие их, как философских понятий шло в соотнесении с такими категориями, как «причина» (проблема причины и действия в немецкой классической философии), «возможность» и «действительность» (проблема акта и потенции в античной и средневековой философии). Тем самым, с этими понятиями оказалась связанной идея о преимущественно результирующей стороне человеческой активности, причем носящей чисто внешний, безоценочный характер. Важно подчеркнуть также, что в западноевропейской философии понятия действия и акта оказались тесно взаимосвязанными с идеей механического детерминизма – однозначной обусловленности явлений и движения внешними воздействиями. В русле этой традиции человеческая деятельность выступает как бы бессубъективной, носящей, в силу ее однозначной (линейной) детерминации, обратимый во времени характер. Такая установка в виде идеала объективности была закреплена и в методологическом идеале социально – гуманитарного и исторического познания, также стремящегося рассматривать явления человеческой жизни и истории в рамках альтернатив рационального выбора.

В результате человеческая активность утратила существеннейшую свою особенность – ответственность, проистекающую из единства сознания и жизнедеятельности человека. Многие нравственные проблемы современного общества обусловлены упомянутой мировоззренческой установкой. Сферы знания и практического действия оказываются имманентными, «в себе» и «на себя» замкнутыми, независимыми и изолированными друг от друга. Теория (знание), оторванная от практики, по замечанию М.М. Бахтина, «оставляет поступок в тупом бытии, высасывает из него все элементы идеального в свою автономную замкнутую область».7 Поступок, взятый без его обоснования знанием, разумом, деградирует в элементарную биологическую и экономическую активность, теряет свое духовное содержание и рациональность, приобретая характер разгула стихийных иррациональных сил не только в проявлениях массовой культуры, росте насилия и эротизма, но и в политике, включая отношения между странами и народами.

Политика упомянута неспроста. Ранее было показано, что ориентация современных социальных, прежде всего (но не только) – политических наук на позитивистские стандарты, педалирование количественных методов обработки эмпирических данных приводит, фактически, к утрате этими науками своего предмета – акторов социально – исторических процессов, наделенных интересами, воле, стремлениями. Дело не только в том, что реальные социальные процессы, как реальная история – суть «равнодействующая воль» (Л.Н. Толстой, Ф. Энгельс). Само научное объяснение при этом сводится к подведению частного факта под некое общее суждение, распознаванию в неизвестном уже известного, в лучшем случае – достраиванию некоего предзаданного паззла.8 Нельзя сводить методологию объяснения в политическом и связанном с ним историческом знании – к методологии естественных и точных наук. Во – первых, последние сами зависят от конструктивной концептуальной активности познающего субъекта. А во – вторых, это выхолащивает саму суть предмета – наличие и волю политических акторов, мотивация которых редуцируется к абстрактным схемам.

В мировоззрении и идеологии, расколотых на подчеркнуто внеличностное объективное содержание мышления и спонтанно субъективное свершение действия, просто нет места для действительного и ответственного действия, реализующего определенную личностную позицию. Не случайно европейская философия Нового времени, начинавшая с жизнеутверждающего оптимистичного рационализма, пришла в конце XIX – начале XX веков к крайностям внеличностного абстрактного логического позитивизма и иррационального жизненного порыва в духе Ф. Ницше, А. Шопенгауэра, а затем – экзистенциализма.

Мировоззренческий и социальный исторический тупик ожидал и упрощенное, вульгаризованное понимание марксизма, реализованное в советской официозной философии, выступавшей не только основой содержания пропагандистской трансляции упрощенной смысловой картины мира, но и цензором в гуманитарной науке. Редукция идеи социальной природы личности к ее нивелировке, претензия на тотальную программируемость поведения не могли не прийти в противоречие с реальной жизнью, должны были привести и привели к разрыву прокламируемого и реального, двойной морали – «для слова» и «для дела».

В этой связи представляется поучительным обращение к философскому наследию духовных и жизненных поисков отечественных мыслителей: А.С. Пушкина, А.С. Грибоедова, Н.Я. Чаадаева, Ф.И. Тютчева, А.И. Герцена, Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого, А.П. Чехова, Н.Г. Чернышевского, В.В. Розанова, А.Белого, А.А. Блока. При всех различиях во взглядах и общественных позициях, для них характерно остро личностное переживание необходимости единства слова и дела, «правды – истины» и «правды – справедливости». Обращение к материалам их творчества и жизненных исканий всегда было неиссякаемым источником и примером воспитания те одного поколения интеллигенции – и не только в нашей стране. Зарубежные специалисты до сих пор толкуют о высоком нравственном авторитете русской литературы. Этот авторитет был поддержан в новейшее время творчеством А. Платонова, Ч. Айтматова, В. Маканина, Ч. Амирэджиби, В. Гроссмана, А. Адамовича, С. Алексиевич, Л. Улицкой, В.Пелевина, Е.Водолазкина и др. Речь идет о глубокой традиции поиска мировоззрения, позволяющего человеку преодолеть платонистский разрыв идеального и действительного, необходимости и свободы.

В рамках этой традиции и этого мировоззренческого наследства и была выработана идея мотивированного «изнутри» личностного и ответственного действия – идея поступка. Недаром «поступок» – слово, полноту содержания которого так трудно передать в переводах. В английском act, action утрачивается как наличие у поступка мотивации, так и его нравственное значение. Более точным переводом является deed – но и в этом случае акцент делается только на социальной значимости поступка как «деяния».

На мировоззренческий потенциал понятия поступка первым обратил внимание, пожалуй, М.М. Бахтин, несомненной заслугой которого является постановка вопроса о поступке как единственном пути преодоления разрыва идеального и действительного, культуры и жизни.9 Поступок есть единственное, окончательное и невозвратимое (необратимое) разрешение этого противоречия. Но в силу этого он подлежит оценке и ответственности. Такой подход ставит в центр внимания гуманитарного знания и философии мир человека как мир поступков.

Итак, поступок в первом приближении есть специфическое выражение и конкретизация социальной практической деятельности. Такая общая постановка вопроса предполагает его дальнейшее уточнение, прежде всего – выявление черт поступка, выделяющих его из других форм человеческой активности.

Произвольные и непроизвольные действия, занятость и поступок

Что же выделяет поступок среди богатства форм человеческой деятельности и активности? Достаточно распространено мнение о том, что человеческое поведение как проявление социальной активности есть процесс и результат приведения в соответствие социального индивида как системы с окружающей средой.10 Такой предельно общий подход достаточно абстрактен, ибо он не учитывает специфически человеческих аспектов жизнедеятельности, а именно того, что последняя есть сознательное и целенаправленное преобразование среды и не исчерпывается пассивными адаптационными (приспособительными) реакциями. Разумеется, в человеческой активности имеется также изрядная доля реакций, аналогичных проявлениям активности в животном мире. Поэтому следует различать действия, зависящие и не зависящие от человека как социального субъекта, произвольные и непроизвольные. Последние суть не что иное, как биологически рефлекторные реакции. По своей сути они, хотя и являются действиями, но пассивны, поскольку не предполагают намерений, импульсивны, не имеют сознательного плана, реализуются на основе несознаваемых побуждений и стремлений и в различных аффективных состояниях: страха, радости, растерянности, изумления, гнева и т. д.

Спектр таких непроизвольных действий достаточно обширен. Примерами их могут служить и чисто биологические реакции организма, и реакции водителя автомашины, и действия оператора по контролю за приборами, и неумышленное преступление, совершенное по неосторожности. Объединяет непроизвольные действия одно – отсутствие сознательных намерений и плана их осуществления. Анализируя их, нельзя ответить на вопрос, «зачем, с какой целью они совершались?». Сама постановка такого вопроса некорректна. Единственный вопрос, на который в этом случае можно ответить, – это вопрос «почему, по какой причине произошло данное действие?»

Первое, что отличает поступок среди других форм активности, это его произвольность, т. е. наличие намерения и плана его реализации. Произвольные действия, в отличие от непроизвольных, предполагают наличие целей, осознание возможности их достижения, знание путей, ведущих к цели, препятствий на этом пути и способность их преодоления. Поэтому произвольные действия называют иногда волевыми. Однако произвольное действие может быть реализовано не только по своей, но и по чужой воле. В этом случае мотивация произвольного действия является внешней, отчужденной от личности. Действие осуществляется как бы алгоритмически – по запрограммированным извне правилам, предписаниям, социальным нормам, приказам, инструкциям. Такое действие, оставаясь произвольным, не предполагает активной роли сознания личности, мышления. Им отводится роль пассивного воспроизведения внешнего алгоритма деятельности. Пассивно воспринимаются человеком и результаты такой деятельности.

На протяжении многовековой традиции философского гуманизма подобной деятельности, оторванной от внутренней духовной жизни личности, противопоставлялась деятельность, не отделимая от свободной воли человека. Еще Аристотель различал занятость как отчужденную деятельность, выполняемую рабами, и активность, источником которой являются сознание и мышление самого человека. В первом случае мы имеем дело с пассивной занятостью социального субъекта, во втором – с реализацией потенциала человека как личности. В первом случае деятельность мотивируется как бы «извне внутрь», во втором «изнутри вовне». Собственно, человеческим действием, сознательным поступком является именно вторая форма произвольного действия. Это обстоятельство признается не только представителями философского гуманизма от Августина до Э. Фромма и от М. Экхарта до А. Швейцера, но и всей системой права (как законодательства, так и правоприменения), правосознанием в самом широком смысле слова. Ведь под действие закона и правовую оценку подпадают, прежде всего, именно поступки, т. е. действия, предпринятые на основе сознательного решения личности, ее свободного волеизъявления: гражданские сделки, вступление в брак, приказ, умышленное преступление. Разделяется такой подход и в психологической теории мотивации поведения.

Предпринимая поступок, человек осуществляет выбор, определяет свою судьбу. Он не подчиняется неизбежности обстоятельств, а вырабатывает сознательное решение, т. е. отчетливо представляет себе цели своих действий, их ожидаемый результат и последствия. «Поступки, освещенные сознанием, – писал JI.Н. Толстой, – это такие поступки, которые мы совершаем свободно, то есть, совершая их, знаем, что мы могли бы поступить иначе».11 Различение непроизвольных (рефлекторных) и произвольных действий, а в последних – пассивной занятости и сознательного поступка не следует абсолютизировать. В сознательном поступке возможны и бессознательные элементы, и они могут оказывать существенное влияние на ход и результат событий. Это наиболее отчетливо видно в ситуациях выбора их в принципе равноценных альтернатив. Типичным примером такой ситуации является бросание жребия. Каждый человек может привести множество случаев из собственной жизни, когда в общем – то случайные факторы оказывались решающими.

В реальной жизнедеятельности все эти виды активности взаимопереплетаются, взаимодополняют, «взаимоподдерживают» и «взаимопровоцируют» друг друга12. Так, творчество (художественное, научное, техническое) предполагает не только выбор определенной позиции, замысел и его воплощение (т. е. поступок). Оно предполагает и следование определенным социальным нормативам определенной культуры («рутинную» социально значимую деятельность), и способность к тонко дифференцированным физическим реакциям. Именно целостное единство этих форм деятельности и обусловливает наличие и проявление таланта. Другой пример – игра, не просто «игра жизненных сил», а сплав реакций и поступков с действиями по определенным правилам, причем осуществляемых свободно, добровольно и ответственно в рамках правил игры. Однако специальное рассмотрение таких комплексных форм человеческой активности выходит за рамки данной работы.

Систематизируя сказанное о поступке и его месте в системе жизнедеятельности, можно говорить о следующих формах человеческой активности:

1. Непроизвольные действия или акты – биологически – рефлекторные реакции на предметные ситуации в окружающей среде.

2. Занятость – социально значимая деятельность, мотивируемая внешними по отношению к личности социальными факторами, регулируемая ими и воспроизводящая их.

3. Сознательный (волевой) поступок – социально значимая деятельность, мотивируемая самою личностью на основе сознательно принимаемых решений относительно целей, путей и средств их достижения.

Эти три вида активности являются базовыми, основными. Из них складываются другие, сложные и комплексные.

4. Поведение – как система активности поступков в различных сферах жизнедеятельности.

5. Творчество – как комплексная форма активности с доминирующей ролью поступков, имеющая предметный характер, т. е. реализующаяся в определенной сфере жизнедеятельности. При этом как непроизвольная активность, так и рутинные действия играют иногда существенную роль, но в конечном позиционировании и презентации творчество предстает поступком.

6. Игра – также комплексная форма активности, в которой поступок играет если не подчиненную, то равную роль с другими формами активности.

7. Деятельность – как целостность поведения в различных, сферах: трудовой, семейной, общественной жизни, досуге.

Уже из такой предварительной систематизации видно, что поступок занимает в социальной активности человека исключительно важное место. Именно он в явной, резкой форме реализует нравственный потенциал личности, ее позиции, установки и стремления. Поэтому второй (вслед за произвольностью) особенностью поступка является его вменяемость. Речь идет о том, что поступок не только сознательное и опознанное действие. Это действие и его результаты вменяются личности, она ответственна за них как за проявления собственной природы и активности. Собственно, идея вменяемости включает в себя обе характеристики поступка: вменяемость как его сознательность и осознанность, а также вменяемость как ответственность.13

Психологические, нравственные и правовые границы поступка

Поступок ставит человека в ситуацию принципиального «не – алиби в бытии», поскольку он сам и только сам оказывается ответственным за свои поступки. Поэтому, очерчивая границы поступка и выделяя его среди других форм человеческой активности, необходимо очертить и границы ответственности.

Наиболее общие границы ответственности поступка связаны с объективным безоценочным рассмотрением его естественных: составляющих, выявлением его субъективных факторов и объективных обстоятельств. Фактически это границы универсального, общечеловеческого социально – психологического анализа. Необходимость нравственной оценки поступка, установление не только общей природы, но и качества ответственности личности задают более узкие – нравственные границы поступка. Однако нравственная квалификация поступка недостаточна. Она не является исчерпывающей, во – первых, в силу релятивности нравственных оценок (возрастных, этнических, классовых и т. д.), во – вторых, в силу опасности абсолютизации конкретных нравственных оценок и ответственности. Так, различие подходов к оценке позиций и действий политических союзников и оппонентов заключается, по сути дела, именно в определении границ их поступков. Если в зрелой демократии разногласия не только возможны, но и необходимыми, то в авторитарном, а тем более тоталитарном режимах они трактуются как аморальные и даже криминальные, противоправные. Там, где можно (и даже нужно) было видеть коллективный творческий поиск, борьбу идей, не ставя личную позицию в вину, усматривается злой умысел и вредительство. Деловая активность, творчество, общественная деятельность трактуются в терминах уголовного права. Создание компании, общественной организации вменяется в вину как организованная преступная группировка, имеющая целью хищения, свержение существующего строя или другие преступления. Конкуренция в бизнесе, политическая борьба предстают в формате игры с нулевой суммой – вплоть до лишения собственности, лишения свободы или даже физического уничтожения оппонента. Поэтому возникает вопрос о правовых границах поступка, уточняющих и ограничивающих сферу правовой ответственности личности за свои действия.