Вечные предметы

Т. Яблонская

Вечные предметы

Тернистый путь самопознания

В предлагаемой читателю книге представлены поэзия и проза Тамары Яблонской (21.05.1947—14.09.2017), незаурядной талантливой личности, обладавшей редким по своей манере художественным почерком.

Тамара Яблонская родилась и жила в Вильнюсе, окончила философский факультет Ленинградского университета, затем более сорока лет работала в Литовской национальной библиотеке, была автором изданных в Вильнюсе трех книг стихов и книги прозы, членом Союза писателей Литвы.

Романтический настрой, свойственный юности и усиленный у литературно одаренной натуры желанием приобрести нестандартный опыт, привели Тамару Яблонскую еще в старших классах школы в парашютный клуб, где ею были сделаны несколько десятков прыжков, а затем и на Север, на комсомольскую стройку под Воркутой, на которой она проработала год, одновременно сотрудничая в местной газете, где печатала репортажи и публиковала юношеские стихи, написанные еще в традиционной манере. Эти первые публикации и бесценный опыт, полученный в экстремальных условиях, послужили основой для восхождения по крутым ступеням литературы. Поэт быстро эволюционирует, ищет свой творческий путь и индивидуальный поэтический почерк. В результате этих поисков появляются стихи без рифмовки и знаков препинания, но в первой, вышедшей в 1990 году книге стихов «Вечные предметы» еще сохраняется заглавная буква в начале каждой строки, в дальнейшем и от этого поэт отказывается. Верлибры Тамары Яблонской полны ярких неожиданных метафор и держатся на стержне смысла, выстраданного поэтом.

Тамара Яблонская была философом не только по своей базовой профессии, но и по мироощущению, недаром основное направление ее поэзии можно назвать философской лирикой. Поэта волнуют вечные проблемы бытия и сознания, осмысленные и через конкретные бытовые реалии, и через экзистенциальные размышления и ситуации.

Уже в первой книге «Вечные предметы» поэт ищет во всем высший смысл и выражает свое творческое кредо.

«Есть вечные предметы / Звезды пространство жизнь / И время неустанно стучащее в виски / Узнать их недоступные тайны / Только это важно…»

«Кто идет один по минному полю / Тот любит в жизни странные вещи /Твоя сладость в том чтобы ошибаться и плакать /Отворачиваться от правил и не переставая верить».

«Говори слова которые бьют / Пока душа еще чувствует фальшь / Страдает от боли».

«Уйду из тонкого звона рифмы / По чистой воде вверх по ручью/ Туда не любят ходить поэты /…/ Там у ледяного истока / Просыплю песок языка сквозь сито / У слов отмою забытый смысл / Когда соберу по крупицам богатство / Легко переплавлю его в стихи /…/ Мало забочусь о легкости / и уж совсем забываю об изысканности / Выше всего ценю гармонию простоты».

Тамара Яблонская подчеркивает свою любовь к старине, и в том числе к готическому стилю, который она на протяжении всей жизни наблюдала в своем родном городе, и этот стиль был близок поэту не только эстетически, но и во многом определял мировосприятие:

«Нас воспитывает готика / Краснокирпичными вертикалями / Парящими звуками органа / Все стрельчатые башни / Возносятся к небу / Лишь устремленностью духа /…/ Отсюда привычка в крови против излишеств / Неприязнь к болтовне обжорству вещам».

«…не жду вдохновения / Мешаю упрямую глину слов / Ищу таинственный смысл».

Во второй книге «В луче Луны», вышедшей в 1993 году, поэта по-прежнему волнуют тайны творчества, самопознание и мир вокруг.

«Приходят друзья в жилище поэта / где на столе забыта бумага/ с единственным словом /…/ каравай времени огромен / пока его склюют / пройдет вечность / и слово на бумаге истлеет».

«Тишину в моем доме /…/ застихотворило /…/ рука не может оторваться / от плавных строф / оживших надежд».

«Как ветер и волна / взаимодействуют в уме простые вещи / мы… расчленяем опыт…»

«Мысль /…/ милосердно прячется в тени /…/ но гонг сердца невозможно успокоить».

Поэт слушает «хоралы моря», продирается сквозь «заросли букв», берет «пьяные краски» и принимает «опиум ночи», постигает, что «вечность дирижер вселенной», есть «благородные, но слабые помыслы на тонких рахитичных ножках», «для времени / не существует спецхрана», «газеты шумят/как тучи мошкары», и признается, что «волнует /…/ постиженье тайны».

«Я движусь в неизвестном направлении / говорю в пустоту /…/ я думаю иначе / и живу в стране / которой на карте нет».

Так больно и обидно, когда рассеивается мираж и мечта об Эльдорадо, которого с таким трудом «наконец достигли», оказывается обманом: «стоим потрясенные / видом пустыни». Однако Тамара Яблонская – философ-стоик, и она не сдается, несмотря ни на что:

«Еще далеко / надо пройти пустыню / догадливые запаслись водой / скупые тянут скарб и едят ночами / наивные угощают других / солнце регулярно всходит / на свою мучительную службу / а время стоит на месте / и ворует у самых слабых / остатки надежды».

Но трудно выдержать «груз медленно зреющего смысла» и иметь мужество признать: «Пожинаю посеянное / посеяно было немного / почва оказывалась неподходящей».

В третьей книге «Бельмонт и другие пейзажи», изданной в 1997 году, Тамара Яблонская продолжает исследовать и свой внутренний мир, и окружающие реалии, во многом противостоящие ее душевному и духовному настрою.

«…природой создан / перепад высот / и бесталанность здесь успешно мирит / уют желаний / и отвагу размышлений».

Поэт любуется «рыжей кожей осени» и боится провалиться в «бездонный колодец иллюзий», чтобы не поглотила «рыхлая руда довольства», ведь перед глазами «добровольные отказники / от собственной сути». И автор знает, что «память… стреляет без промаха / белыми ядрами боли», и следует регулярно «чистить ребра событий», чтобы потом была возможность «кутаться в бархат понимания».

«…здоровые обрубки / перенесшие без боли / ампутацию крыльев / точны как часы…»

«…мой покой колеблем / даже ветром звезд».

«Стаи птиц зовут в полет», но «путы» не дают улететь. Однако к поэту прилетают музы:

«…садятся на подоконники / склевывают сомнения и усталость/ после их отлета / в воздухе тает печаль / и время долго наполнено смыслом».

От «точки отсчета» автор измеряет всё «своим тайным масштабом» и «как усталый контрабандист» возвращается «к ней / с грузом сокровищ».

«…писать буквы / то же самое что искать путь /…/ то же самое что жить».

Последняя поэтическая книга «Время мелочей» (стихи 1997—2017), которую Тамара Яблонская готовила к печати, так и не была опубликована при жизни автора. Здесь уже зрелый поэт развивает свои главные темы и подводит итоги. Вот повторяющийся мотив об ощущении внутренней эмиграции:

«…я в эмиграции / я от самой себя / в условном удалении / и в поиске основы для опор / блуждаю по кругу / вокруг центра вселенной / в области сердца».

«Моя родина дом / которого нет».

И автор осознает свое значение – для тех, кто хочет и может услышать и понять:

«Кто строит амбар / кто строит собор / я выстраиваю эскорт / из снов и слов для тех / кто не боится / и торопится / успеть к самим себе».

Название последней стихотворной книги тоже выстрадано поэтом:

«…перехожу на низкие орбиты /…/ никаких возвышенных предметов / потому что это время мелочей».

Вновь и вновь говорит автор о самом важном – о поисках смысла. Поэт пробирается «по зарослям здравого смысла/ который прорастает сквозь гранит» к истокам, к высшему смыслу бытия, и осознает, что это путь не для всех:

«…смысла ищут те / кто дерево с изгибом /кто красиво поющая птица /кто ветерок поднимающий рябь».

«Мысли всегда наказуемы / когда ни на чьи не похожи».

«Я проникаю в темные глубины / где хранится молчание».

Философский юмор помогает увидеть суть происходящего с неожиданной стороны:

«Разговоры излишни / когда есть тонкость интуиции

/…/ мы равны в том / что каждый серьезно делает свое дело / но никто не скажет что похожи /…/ я у стола / муха передо мной на стене».

Обостренное восприятие мира – в день рождения, у автора это двадцать первое число, и в этот день поэт больше всего ценит «склеивание осколков / просеивание воспоминаний» и идет «с удочкой в руке / над вязкой трясиной беспамятства».

Поэт чувствует свое неизбывное одиночество, которое стоически переносит, но сил остается всё меньше. И кажется даже, что воздух – «чаша горечи / которую следует выпить», совесть – «бессменный контролер у виска», а «самый страшный враг / чересчур близко / хрипло дышит / где-то внутри горла».

«… пустыня / в которой жалобно кричу /…/ если бы только рука / добрый взгляд /…/ но в пустыне лишь ветер».

«…по ту сторону взгляда / я одна /…/ посылаю без устали SOS /…/ с той стороны ответов не бывает».

«…осточертело / дышать воздухом обмана / питаться воздухом сплетен».

«…ем свою мистическую пищу с приправой яда / перевариваю собственную жизнь / а это голод».

Но философ-стоик не может сдаться без боя, преодолевает себя, ищет единомышленников сквозь время и пространство и обретает минуты радости…

«…в моей жизни всё решает / только дисциплина / и сильный кувырок вперед с разбега».

«…Спиноза / в тени проходящих эпох / вызывая припадки раздумий /…/ подрывает устои покоя».

«Это Равель / очищение жизни / в миг полного счастья».

В стихах Тамары Яблонской много географических названий, как вполне обычных, так и экзотических. Включенный в название третьей стихотворной книги топоним Бельмонт неоднократно встречается на географической карте (Belmont – это и деревня в Шотландии, и несколько американских городов). А странный топоним Гнеть-Ю (Гнетью) – на российском Севере, в республике Коми. В этом же ряду и Малошуйка (посёлок и одноимённая река в Архангельской области) – место, оставившее сильное впечатление в душе автора:

«В дебрях сердца точка / Малошуйка /…/ царица тайги / венчает душу светом /первобытного богатства».

Тамара Яблонская неоднократно упоминает в стихах свой родной и любимый город – это и река Вилия, и узнаваемые башня Гедемина («Башня»), костёл Святой Анны («Вильнюсский акцент»). И все-таки ее многое не устраивает в окружающей действительности, тяготит ощущение провинциальности. Поэт констатирует: «ни к чему возвращаться / в город из которого вырос…»

«…я живу… / в тусклой точке земного шара / и все время уязвляю свою душу /…/ и чтобы совсем не задохнуться / я отсюда часто улетаю».

«…вечерами когда стемнеет /…/ я стартую вытянув шею…»

И есть еще один город, оставивший особый след в душе Тамары Яблонской. Это город, где она училась в университете, ныне вновь названный Петербургом. Он неоднократно упоминается в ее стихах.

«…петербургское небо /… / развешивает спасительные / холсты туч / туго пеленает ими души /…/ уходить / становится нестрашно».

«По Летнему саду как морю / зеленоволному / плаваю в мыслях рассеянных /…/ гребу в русле памяти».

Опыт прыжков с парашютом также незабываем, и поэт тоскует по этим экстремальным впечатлениям, вспоминает «небо, дрожь перед полетом, высь, решимость». Главная забота автора – как вылечить болезнь, «которая уменьшает границы неба». А люди – это «живые грустные марионетки / машут руками неутоленно / забыв что это не крылья».

Тамару Яблонскую остро волновала тема Холокоста – Катастрофы еврейского народа, трагедии, которая оставила свой страшный след в истории ее родного города, когда в Понарах было уничтожено население «Литовского Иерусалима», как называли Вильнюс (Вильно) на протяжении нескольких столетий. «Тучи хмурые как евреи в Понарах / бредут неспешно к роковому краю». Тема Холокоста не уходит со страниц ее поэтических книг, и ощущается боль и личная причастность автора к этой трагедии. Между тем Тамара Яблонская по материнской линии происходила из старинного польского рода Потоцких, а ее отец, русский с примесью польской крови, был инспектором и преподавателем православной духовной семинарии. Так что столь острая реакция на геноцид еврейского народа вызвана не биографией автора, а сверхчувствительностью к чужой боли, когда чужая боль становится своей. Об этой запредельной трагедии – «Вильнюсская история», «Акция по ликвидации евреев», «Ноябрь», «Гетто».

Проза Тамары Яблонской открывает еще одну грань ее писательского таланта. Разнообразные по тематике рассказы, в том числе и с автобиографическими сюжетами, составляют целую вселенную, населенную персонажами, которые пытаются осмыслить свою судьбу и не потерять человеческого достоинства. Это люди, побывавшие в «горячих точках» или работающие в суровых условиях, столкнувшиеся с загадочными, непонятными явлениями или попавшие в трагикомические ситуации, совершающие нестандартные поступки или просто в чем-то не похожие на других. Изображая некоторых своих героев в моменты тяжелых судьбоносных перемен, автор использует приобретенный в юности опыт преодоления, испытания себя в экстремальных условиях. Все сюжеты психологически достоверны, даже если читателя завораживают такие экзотические названия ближневосточных оазисов, как Гхадамес и Эль-Файюм.

Мастерство автора проявляется и в умении удерживать наше внимание от начала и до конца повествования. В ряде сюжетов явно прослеживается экзистенциальность ситуаций, в которые попадают герои рассказов, а суровая правда жизни пропущена через сострадание к людям, попавшим в жернова истории.

Жизнь Тамары Яблонской трагически оборвалась, и не все ее творческие замыслы осуществились, утрачена была часть литературного архива, в том числе переводы из польской поэзии и воспоминания о Севере. В данном издании опубликованы основные произведения этого во многом уникального автора – Тамары Яблонской, творчество которой, без сомнения, обогатило современную русскую литературу.

Римма Запесоцкая

Стихотворения

Вечные предметы

Вечные предметы

Есть вечные предметыЗвезды пространство жизньИ время неустанно стучащее в вискиУзнать их недоступные тайныТолько это важноДумаю вечерами глядя на темное небоНочью становлюсь мудрееВ груди ощущаю холод ВселеннойСолидарность рода странную решимостьПотом голова клонится к подушкеСквозь сон повторяю распорядок дняПрофсоюзное собрание магазин прачечнаяВечные предметы остаются в тениКогда вечером запыхавшисьПрибегаю к ним из суетыТолько одна мысль не дает покояПочему другие могли жить иначе

Голос

Вот он вырывается на волюЕще неуверенныйИ от смущения хриплыйТочный слепок с изгибов горла и связокАтрибут сокровенного ЯВот он скандирует с неистовым упоеньемСлова пришедшие к нему извнеГудит очарованно в колоколе ртаСовсем забивая тихий пульс кровиЗабывая протяжность шума артерийПредпочитая краткость и металлический тембрНо когда с моря задует настоящий ветерОн опомнится и станет говорить тишеУлиткой сползет в расщелину горлаЗамолчит будет глотать капельки солиТосковать о зное публичных выступлений

Границы времени

Когда перевалит за двадцатьСовершаешь главную ошибкуДушу наполняют мечты и надеждыСомнениям негде поселитьсяА жальДля страховки это лучшее средствоТы думаешь время растяжимоИ паришь в нем с улыбкойПока взгляд не упадет на стоптанные башмакиСморщенные рукиНеизвестно когда выросший животУвидев себя в клетке реалийНачинаешь метаться искать на ощупь выходНо всякий раз лишь больно ударяешьсяО жесткие рамы отпущенного времени

Вильнюсская история

На Рудницкой или СтекольнойЖил еврей с грустными глазамиОн рано вставалСпеша сесть за работуОживлять сердца молчаливых часовЗаботливо придвигал горячую чашкуМедлительному старшему сыну«Берке тринк како»Он покупал цветные карандашиМаленькому выдумщику МотэлэОн мечтал что дети вырастут хорошими людьмиКогда их поставили на краю ямыПервая пуля скосила ленивца БеркеСтреляли еще но Мотэлэ вдруг побежалОн бежал среди сосен по снегу до самой темнотыПока ночная метель не замела отцу взгляд

Начало

Когда русская революцияОпалив бороду оглушенной ЕвропеРазметала октябрьские красные листьяВ захудалом пустом городишкеСидел на завалинке мальчикИ терпеливо стучал топорикомНе имея понятия о великих событияхОн поглядывал вокруг лукавоИ решительно поднимал топорикПримеряясь к строительству нового мира

Старые кладбища

Старые кладбищаНас не располагают к прогулкамТишина запустенияЛежит на кустах и травеУ нас иные маршрутыДругие дела важнееГде уж тут наносить визитыПодгнивающим ветхим крестамНо если говорить о памятиУпрятанной под вековые плитыЭто она освещает нам лицаКогда зажигаем сырые свечиРаз в год на осенних могилах

Акция по ликвидации евреев

Желтые звезды сгорают над городомШабесНовое небоСуббота полная новых надеждТе кто смог раздобыть немного фасолиДержат в печке густой дымящийся супДети приникли к окнуСмотрят в пустынные стеклаВзрослыеДуши свои окрыляют молитвойКак весенняя льдинка для них уменьшается времяРовно в десять урчит грузовикМгновенья сгорают безмолвноКогда застучат в эту дверьГрузовик будет тесен и малА соседа из дома напротивУжалит свинцовая муха

Наши улицы

С неровным булыжникомВыщербленным тротуаромТемными подворотнямиНаши улицы прекрасныОни провожают насКогда нерешительно уходимВ глухую тень неудачКуда свет фонаря не достигаетОни ободряют насКогда ни во что уже не веримДаже в силу добраА тем более в обреченность злаИзумляя своими изгибамиОни ведут нас по пути усложненияКак мы должны им быть благодарныЗа то что умеем ходить

У зеркала

Сажусь иногда у зеркалаУгадываю в лице сходствоС кем-нибудь из ушедшихС кем-нибудь из живущихЗакована в узкий профильМучительная всеобщностьВсеобщи нервные жестыСмятенье глаз и волосНо в линиях лба и носаНи на что не похожий рисунокПротиворечие с ним подбородкаЕдинственный важный знакВ нем незавершенность спораРаздумий и ощущенийЦарапает острой граньюСледы на моей судьбе

Во дворе

Во дворе под березой играли котятаМы смеялись глядя на нихКогда стемнело из дома вышел соседПодсунул в миску мясо с крысиным ядомОни все передохли                        корчась от мук                        волоча кишки по двору за собойСосед ходит и улыбаетсяЕму кажется что он победилКогда темнеет я начинаю плохо видетьФигура соседа дрожит на мушке прицела

Мораль

Для многих мораль словно паркС чистыми аллеямиПрополотыми клумбамиГулять одно удовольствиеДля меня это дикий лесУвитый лианами сомненийК каждому решениюПродираюсь сквозь дебриТеряю силы обретаю опытИногда думаю зачем это нужноВедь можно жить гораздо приятнейНо как войти в клан гедонистовСо следами царапин на кожеС пустыми руками аскета

О любви

О любви не скажу ничего новогоБесшумно кружит над сердцами избранныхОна приходит сразу как солнечный лучИ долго тает как лунный свет

Двери

Эти двери всегда закрытыДля тебя для меня для насНо существует умелецКоторый легко в них входитОн только протягивает рукуИ они его пропускаютКто онЧто его так отличаетОт тебя от меня от насВ нем нет ничего выдающегосяОн сер он тих незаметенВглядись и сейчас он здесьНо ты его не увидишьВ отличие от тебяОн ни к чему не стремитсяВ отличие от меняНи от чего не страдаетВ отличие от насОн всегда около мимо надИ эти большие двериОтделанные со вкусомВ них нет ничего лишнегоПослушно открываются перед нимНеуклонно захлопываются перед нами

Источник простоты

Помечтаем об источнике простотыПерестанем играть в кого-то начнем в себяПоплюем на ладони вздохнем и возьмемся за делоБудем рыть колодцы колодцы колодцыНа пути к источнику простотыУзнаем облик истин и жгучесть мозолейОтыщем свой заповедный пластЕсли будем копать глубоко и злоНе забудем источника простотыНи у сладких ни у соленых водКуда ни забросит судьба и случайВернемся к нему хоть тайком ночами

«Не обращайся к самодовольным…»

Не обращайся к самодовольнымНе давай им в рукиНи статистических справочниковНи ветхих листочков старинных трудовОни ничего не поймутИнкунабулы с медленной вязьюС орнаментом буйной листвыЧерные знаки и цифрыНе для нихСамодовольные самодостаточныНе нуждаются в подпоркахСвоему спокойному духуПотому что не знают тревогиБудь мудр не вступай с ними в спорыНе ройся в страницах авторитетовУслышав шелест бумагиОни уже знают что это всего лишь мышь

Утро

Утро приносит подарки природыЗажигает нам огненные горизонтыПосле тяжких бессонницДарует туманы и росыИ нас неизменно прощаетНо существо его в томЧто оно рождает надежду

Девушки Прибалтики

Прибалтийские девушкиПохожи на сосныЗагорелая кожа тяжелых телНапоминает цветом коруСильные стволы ногПоднимают цветущее туловищеВолосы пушистыКак молодая хвояНет в них изяществаПальцы ювелиров отдыхалиКогда их тесали из мягкого дереваНеловкие топоры крестьянПоэтому в любое время годаВ них пышет тепло нагретой землиТомится в безмятежных глазахСпелая прозрачность янтаря

О чтении

Возьмешь в руки тоненькую книжечкуГде слова взвешеныОтчеканены фразыИ золотой нитью неспешноВьется по страницам мудрая мысльВесь вечер будешь наслаждатьсяБлагородной искусностью автораЗабыв про пустой желудокНе замечая холода в домеРадуясь что мир прекрасен и так интересно житьПотом загремит магнитофон соседаДети-варвары разобьют за окном фонарьТы увидишь что ужин давно остылНо не это тебя рассердитА то что снова кому-то ловкоВ который раз удалось провести тебя

«Это не поэты придумывают…»

Это не поэты придумываютЧьи песни печатать чьи не печататьЧьи слова читать чьи не читатьЭто не зодчие придумываютКакие дворцы сноситьКакие стадионы строитьЭто не художники придумываютЧьи краски плохи чьи хорошиВ чем красоты больше в чем ее меньше на граммИ уж только не боги придумываютКому в полночь радоваться кому курить на рассветеКому жить кому умирать

«Куда смотрят народы…»

Куда смотрят народыКогда начинаются войныВ экраны телевизоровВ кошелькиВ кастрюлиВ лица вождей и пророковНикто не смотрит впередКогда войны кончаютсяВыступают на митингахГромко клянутсяСтроятИ смотрят в прицелыНикто не смотрит назад

Латиноамериканский штрих

Качается остров посреди океанаНе знает штилей не помнит отливовТонкие пальмы молят небо о солнцеПеред стеной лиловых тайфуновВ президентском дворце тишинаВперемешку с тревогойВ нем кто-то смотрит в щелку жалюзиЧитает слова транспарантовВ воскресные дни он тих и спокоенЛюбит устриц скорость Мерседес-БенцаПока шофер выбирается из клубка улицЛениво играет марионеткой

Попытка бегства

Я пыталась убежать в райНо меня остановили на границеСхватили за плечи больно и грубоГлупые сомнения и врождённая робостьЧто тебе там шептали на ухоПодумаешь лето подумаешь блаженствоДля тебя ли розовые рассветыСонный покой и гармония небаКто идет один по минному полюТот любит в жизни странные вещиТвоя сладость в том чтобы ошибаться и плакатьОтворачиваться от правил и не переставая верить

«Этот парень вернулся с войны…»

Этот парень вернулся с войныКогда мы поем любимые песниОн молчитСмотрит на струны гитарыНо слышит только себяНет ему дела до песенОн в колодцеОн на далекой вершинеСтоит поехать на юг к теплому морюСкучен и отдых и пляжный песокНо нет только не в горыОн не груститНе думает не тоскуетОн сразу откликается на имяКогда волны взрываются рядомРассыпаясь на тысячу брызговОн дремлет спокойно на пляжеЛишь руки скользят по ремням парашютаВ последний раз ощупывают замки карабинов

Автобус

Туристский автобусКунсткамера на колесахВозит наши телаОзабоченные культуройЗамороченных серпантиномДовезет нас до горного храмаДо самого главного местаХоть до Эгейского моряКомфортабельныйПочти без запаха бензинаНа остановках терпеливо ждет грузаКоторый стоитОглупев от восторгаДивясь кладке мозаике лепкеНаизусть изучивПрейскурант исторических тайнПреемники ясного дняНе верим насупленным предкамВсё перетряхиваем наследствоБоимся чтобы нас не обманулиНадеемся на новые находки

Предчувствие

Потом на луга светляком опустится осеньПечальное золото успокоенья рассеет по душамВ его тихих лучах мы сможем греть рукиЧитать мелкие буквы трактата о небесных телахОтказавшись от пищи старых привычекСтанем питаться изысканными плодамиПальцы узнают сладчайшую мягкость бумагиУвидят глаза вдали ослепительный свет

«Амфоры кубки кувшины…»

Амфоры кубки кувшиныСосуды из серебра бронзы и глиныИщу среди них самый ёмкий и скромныйПодарю его дальнему другуНаполнив до верха молчаньемБесценной субстанцией пониманья

«Что же нам остается…»

Что же нам остаетсяВытирать известковую пыль с портретовОчищать замшелые плитыНочами стеречь пантеонДавно ушли в никуда пропилеиРухнули от времени триумфальные аркиРазбились победные кубкиНикто не знает где растет благородный лаврНо для кого-то еще горят в небесахИероглифы тусклых созвездийИ светят из тьмы на узкие тропыСигнальные костры маяки скитальцев