Чао Ле

Когда будет срублено последнее дерево, когда будет отравлена последняя река, когда будет поймана последняя птица, – только тогда человек поймёт, что деньги нельзя есть.

Мудрость индейского народа

Глава 1

Я никогда не думал, что моё сердце останется в океане. От берегов Сиама сейчас отбывает другой человек, не я. Человек без сердца не может быть мной. Я навсегда остаюсь с тобой, мой глоток воздуха после длительного погружения, мой свет над толщей воды, Лии… Моя принцесса неизведанного королевства, мой маленький отважный боец, моя Лии, я прощаюсь с тобой и со своим сердцем… ลีอาห์.

* * *

Двумя неделями ранее.

Серый вялый дождь все эти дни лениво моросил, не переставая. Только три дня как вернувшись из Лондона, я вновь поднимался по мини-трапу частного самолёта, следующего на этот раз в «королевство солнца, тепла и света», как выразился мой давний приятель Стеф. Маленькая птичка ревела как очумелая, частично заглушая его страстную речь:

– Они всегда жили в этих водах, охотились в этом море. Оно для них всё и даже больше, – выкрикивал мне Стеф, безуспешно пытаясь переорать шум ветра и жужжание самолёта.

Я не особо страдал от акклиматизации, но мигрень и поганое настроение сопровождали меня везде и всюду, постоянно. Особенно теперь, когда ни с того ни с сего усилившийся дождь стал заливать мой рюкзак с дорогущей оптикой. Моим драгоценным линзам, конечно же, ничто не угрожало, но я злился и нервничал, а Стеф продолжал орать:

– Я рад, что ты вызвался помочь, и я очень ценю тебя как профессионала, нам нужны такие, как ты, Ник, так что я несказанно счастлив и признателен тебе, – громко распылялся Стеф.

Если бы он знал, сколько раз мне приходилось слышать подобное.

Стеф сыпал комплиментами, я раздражался, турбины продолжали реветь.

Мой друг был выдающимся журналистом и выступал ярым правозащитником обездоленных и несправедливо обделённых. В общем, был против «власть имущих» и за всех «тварей дрожащих». Стефан Тильк, чтоб его!.. Покинув стены родной альма-матер с красным дипломом, он тут же направился в самое пекло, туда, на южный фронт нашей необъятной Родины освещать и, что немаловажно, гасить военные конфликты. Идиот.

Нужно сказать, что именно эта способность в дальнейшем послужила стремительному взлёту его карьеры. Став первым, кто осветил события с кардинально другой точки зрения, совершенно противоположной от властителей мира сего, он определился как одиозная личность, и прозвище «Скандальный репортёр» крепко пристало к имени Стефана Тилька.

В этот раз нам предстояло донести до общественности нашего континента проблемы и беды южно-азиатского народа. Даже не народа, а небольшого поселения, всего-то вымирающая деревушка цыган, обосновавшихся на Андаманском побережье Королевства Сиам.

Стефан с неудержимой страстью и предательской нервозностью поведал мне эту трагическую несправедливость. В какой-то момент я даже подумал, что его несёт горячка или имеют место быть запрещённые химические препараты, но всё оказалось весьма серьёзно. Серьёзно и весьма…

Меня удивляло, что нашлись и другие очень состоятельные сторонники этой борьбы за «территорию для цыган». Этот факт меня успокаивал и придавал уверенность в успехе нашего дела.

Так как мы уже поднялись на борт, мне посчастливилось отвечать, не надрывая связки.

– Ты не оставил мне выбора, Стеф, предложив сменить серость и заунывность красок на вкус свежего манго с яркими брызгами океана.

Я устал от вечного холода. Нам, детям и жителям этого города, вечно не хватает солнца. Нехватка этой великой звезды сказывается на каждом из нас почти осязаемо. Да, этому городу часто приписывают красоту Венеции и сказочность Стокгольма, но декабрьская хандра в этой местности невыносима. Тем более если вы яркая, творческая личность, вам следует: «Уезжать! Бежать из Петербурга!..», как советовал великий поэт.

Вняв этому совету, я с радость ухватился за предложение моего друга поработать с ним «на другом конце света».

Стеф уселся рядом со мной и решил было продолжить информационную атаку, но на борту прибыло.

Нашему взору предстала очаровательная блондинка в сопровождении рыхлого пухляка и хилого долговязика. Если бы я писал комиксы, то моими героями стали бы непременно они. Все трое. Блондинка тут же стала отдавать распоряжения и размещать свой багаж, состоящий из всевозможного алкоголя и кондитерских изделий. Движения новой спутницы были столь грациозны и порывисты, они состояли преимущественно из наклонов и изгибов, поэтому пристальное обозрение её соблазнительных форм заставило Стефа заткнуться, а меня – отвернуться к иллюминатору.

Наконец Стеф опомнился.

– Ларуш, давай я помогу тебе.

«Ларуш?! Интересно, что это?.. Что-то интимное, судя по всему», – смекнул я. Пока я тайно любовался блондинкой, мужское трио, состоящее из Стефа, пухляка и долговязика, сражалось с многочисленной «ручной кладью» Лары. Сопровождающая нас стюардесса даже не решилась подать голос с предложением о помощи, хотя изначально была готова на всё.

Осмелился я:

– Стеф, чем могу помочь?

Блондинка, моментально переключив своё внимание, направилась ко мне, оставив бедного Стефа бороться с багажом. Она улыбнулась своей голливудской улыбкой, и я бы непременно пропал, если бы мне нравились блондинки. Её рентгеноскопический взгляд живо и остро пробежался по мне в первой оценке, и, как я полагал, она была более чем удовлетворительна.

– Лааара, – протяжно произнесла она и также медленно протянула свою ладошку ко мне.

Тут же подхватив её, я не замедлил с ответом:

– Друзья зовут меня Ник.

– И я могу?

– Отчего же нет?

Она улыбнулась ещё шире, хоть я и не думал, что такое, в принципе, возможно.

Тут наше перспективное знакомство прервал Стеф:

– Лара – этнограф и лингвист.

– О-о-о, как Даль, – неудачно попытавшись пошутить, продемонстрировал свою эрудицию я.

Абсолютно не уловив тонкой пленительной связи в искромётности моего юмора, Стеф всё же посмеялся для приличия и не замедлил продолжить уже совершенно серьёзно:

– Лара будет нашим связующим звеном – переводчиком.

Сказав это, Стеф по-свойски попытался прижать блондинку к себе, но, отпихнув его, она пробралась по салону самолёта и скрылась за моим креслом. Я тут же отметил для себя эту приятную случайность, и моё настроение впервые за эти три дня заметно улучшилось.

– Это Влад и Эд, – хлопнув по плечу, продолжил знакомить меня с новоприбывшими Стеф. – Они наша броня!

– Не совсем понимаю, – нарочно напустив устрашающего пафоса, в отместку Стефу процедил я, пожимая руки мужчинам.

– Отвечаем за вашу безопасность и наш возможный комфорт, – поспешил уточнить за Стефа длинный.

– Хорошо, что слово «возможный» ты отнес к комфорту, а не к безопасности, – парировал я.

– Всё будет в лучшем виде, – пообещал мне пухляк и похлопал меня по плечу.

Долговязый уже уселся и пытался разместить свои бесконечные ноги, а я поспешил было к своей блондинке, но решил задать Стефу хоть какой-то вопрос, чтобы того не очень пугала моя звёздно-патетическая выходка.

– Влад и Эд, а кто из них кто? – спросил я первое, что пришло на ум.

– Влад – длинный. Эд – короткий. Как и их имена. Я так и запоминал, – захохотал Стеф, облегчённо признав во мне прежнего меня.

И, как по сговору, герои нашего разговора повернулись одновременно.

– Ник, сфоткай нас! – восторженно попросил Эд-пухляк.

Настроение моё ухудшилось мгновенно, и я отчётливо услышал за спиной, как Стеф судорожно сглотнул. Не проявив ни малейшего энтузиазма, я поднял свой Nikon и щелкнул пару раз, собираясь тут же удалить сделанные снимки, в этот момент в проёме меж кресел за моей спиной появилась Лара:

– Delite[1], гений?! Я никому не скажу.

Стеф уже успел занять своё место, сознательно избегая моего вопросительного взгляда. Он, собака, знал, что многообещающая улыбка Лары перекроет мне всё и всех в этом самолёте, так оно и произошло, конечно.

В один миг Лара очутилась в моём ряду и быстро пристегнула ремень безопасности.

Наше воздушное судно, потряхивая, набирало скорость для взлёта.

Мне всегда было интересно, почему в большинстве случаев на взлёте разговоры умолкают? На любой теме, на любой недосказанности, на полумысли. Большинство ждёт момента, когда высота набрана и период «взлёт» окончен. Так произошло и со мной, и с моей собеседницей.

Какое-то время мы сидели в тишине с закрытыми глазами, откинувшись на спинки кресел, и молчали.

Эту небесную тишину прервала Лара, точнее, её улыбка.

Лара повернула ко мне своё лицо, и её прекрасные щёки налились как яблоки.

– Привет, – протянула она.

– Привет, – вторил я.

– Не хочешь выпить?

– Выпить? Это можно.

Лара достала из своей сумочки маленькую фляжку, быстро отвинтила крышку и глотнула горячительную жидкость. От поспешности пара капель из уголков её восхитительных губ скатилась на подбородок. Она захихикала и протянула мне фляжку.

– Глотни, – заговорщически предложила она.

Я сделал добрый глоток и почувствовал золотой цвет. Это был коньяк. Я обожал коньяк. До того, как мне не исполнилось тридцать, я не понимал вкус коньяка и Ремарка, потом, в тридцать, похоронил отца и всё понял.

– Держи, – вырвала меня из хреновых воспоминаний Лара.

Она протянула мне наливное яблоко. «Как её щёки», – подумал я.

Лара долго-долго, в упор смотрела на меня и молчала. И что же сделал я?

Конечно же, то, чего ожидает каждая прелестная особа от именитого фотографа с фотоаппаратом на шее.

В мире лишь несколько профессий, которые дают мужчине преимущества перед женским полом. Моя – одна из них. Это как профессия «пластический хирург». Каждая женщина обязательно задаст вопрос: «Что бы вы во мне изменили?» И «повелитель красоты и совершенства» обязан ответить так: «Ничего. Вы прекрасны!» Другого не дано!

Вот так же и я, обязан отдавать должное внимание женскому тщеславию. И после щелчка произносить что-то вроде: «Ты замечательно выходишь… Тебе не говорили, что ты могла бы быть моделью?» И даже нет надобности произносить эту чушь убедительно. Женщина, нуждающаяся в подобном, всё додумает сама. Но бывают исключения… Таким исключением оказалась Лара. Умная. С умными вообще непросто.

– Ну, Ник. Как бессовестно… – далее продолжил её низкий соблазнительный смех.

Я понял, что облажался, и поспешил сменить тему:

– Так ты у нас этнограф? Совершенно не очевидно. А чем занимаются этнографы? Изучают быт и культуру народов мира?

– Тебе действительно интересно?

– Ну, впереди у нас десять часов полёта…

Лара, недолго помолчав, вновь сладко улыбнулась. Это должно было скрасить, по ее мнению, долгий рассказ про этнографию.

– Основным методом этнографии, – бойко начала она, – является наблюдение быта и нравов народов земного шара, их расселения и культурно-исторических взаимоотношений.

Я изо всех сил пытался включить свой интерес, но постоянно отвлекался то на мелькавших мимо стюардесс в голубом, то на губы Лары, а теперь я всерьёз озадачился вопросом: «Какого года выпуска наш самолёт?»

– Этнография изучает современные народы не только в их существующем, но и в их историческом и культурном развитии, – вторым планом доносились до меня слова Лары.

– Знаешь, чем привлекательны и уникальны Чао Ле?

Когда Лара произнесла загадочное «Чао Ле», глаза её засверкали, точно два алмаза на ярком солнце, и теперь это сияние привлекло моё внимание.

– Знаю, – ответил я.

Не мог же я ударить в грязь лицом. Я продолжил:

– Все обездоленные и обиженные народы вызывают неподдельный интерес и стремление доброй половины человечества им помочь. Тем более у вас – этнографов – «вымирающий вид», который принижают и притесняют, это даже не интерес, это просто «манна небесная».

Лара закусила нижнюю губу и после серьезного раздумья отрицательно покачала своей светлой головой.

– Нет, – заключила она. – Возможно, как вариант, но нет.

Я мягко и ласково улыбнулся такому её ответу. Истинная женщина! Что за ответ: «Возможно, как вариант, но нет»? Не хватает только: «да», в самом начале.

– Ты, Ник, видно, совсем не понимаешь, с кем мы имеем дело? – таинственно произнесла она. – Чао Ле – это невероятные представители рода человеческого.

– Удивительно! – отнёс я больше к самой Ларе, чем к её высказываниям. – Для начала объясни мне, пожалуйста, что это означает? Чао Ле, есть перевод этому?

Лара смотрела на меня во все глаза, отчаянно не веря в моё невежество.

– Я тебе разъясню, тёмный ты человек!

Лара задиристо хохотнула, и мне стало прямо-таки хорошо. Да ещё и шампанского принесли, разумеется, мы не отказались, а взяли по бокальчику, запивать коньяк. Лара поморщилась от такого сочетания напитков, но, надкусив яблоко, продолжила:

– «Люди моря» – так переводится «Чао Ле». Некоторые переводят это как «Дети моря». Во всём мире их осталось несколько тысяч, а может, и того меньше.

– Ты этнограф и не знаешь наверняка?! – нарочито удивлённо спросил я Лару, пытаясь спровоцировать её.

– Это невозможно узнать! – возмутилась она тут же. – Это ж цыгане. Морские цыгане. Они ведут кочевой образ жизни, не задерживаясь подолгу на одном месте. У них есть свой древний язык, но нет письменности. По этой причине никакой информации в библиотеке ты о них не найдёшь! Они сторонятся цивилизации и лишь изредка появляются на берегу пополнить запасы необходимым.

– И что же для них является необходимым? – подкинул я очередной вопрос своему очаровательному этнографу.

Очень уж мне пришлось по нраву её возбуждённое повествование.

– Сигареты.

– Сигареты?! – почти искренне удивился я. – Массовое оружие против всего человечества и их настигло? Как?!

В то же самое время мне страсть как захотелось покурить. Я даже поёрзал в кресле и содрогнулся. Зависимость, что б её…

– Туристы, – ответила на мой вопрос Лара. – Мокен всегда существовали обособленно и не особо жаловали людей суши, но нынешнее положение вещей заставляет их общаться с туристами.

– Понятно, «Экскурсии к аборигенам», – деловито заключил я, пытаясь отвлечься от навязчивого желания сделать затяжку.

Лара как-то странно улыбнулась и продолжила:

– Знаешь, кто занимает первое место во всём мире по экспорту самого редкого жемчуга?

– Нет, – пьяно улыбнулся я ей, придвинувшись чуть ближе.

– Таиланд. А знаешь, кто добывает этот жемчуг в таком количестве и такого качества?

– Нет, – повторился я, наклонившись совсем близко к Ларе.

– Мокен! – прошептала она, как какую-то страшную тайну, и всучила мне в руки фляжку.

В ответ Ларе я ошеломительно присвистнул и, сделав глоток, продолжил слушать лекцию о чудо-народе.

– Мокен – настоящие амфибии. Да, да… Одна шведская исследовательница, не помню, как ее… – уставившись в одну точку, как бы «зависая» в своих мыслях, прервала свою речь Лара.

На своём веку я встречал мало людей, троих или двоих, с подобной странной способностью… Моя младшая сестра Роза умела так же «зависать», как и Лара. О чём-то разговаривая с тобой, шагая по улице или надкусывая яблоко, она могла прерваться в любой момент жизни и отстраниться от всего происходящего вокруг. Будто ушла домой на пару минут, а потом вновь вышла и продолжила гулять.

Я по молодости всегда злился на Розу и начинал махать ладонью перед её ничего не видящими распахнутыми глазами.

– Ну, что ты опять перезагрузку включила, – смеялся я над сестрой.

Роза как-то объяснила мне, что в такие моменты она погружается в себя и проваливается в собственный мир мыслей, ей очень комфортно блуждать по их лабиринтам. При этом она не покидает собеседника, вполне видит и слышит меня, но вторая часть её сознания находится далеко и не обращает на меня никакого внимания. Вот и теперь моя собеседница Лара секунды две «перезагружалась», а потом продолжила:

– Ой, прости! Со мной так бывает… – начала оправдываться она. – Я… просто…

– На секунду заскочила домой? – понимающе улыбнулся я ей.

– Точно! – засмеялась Лара, обрадовавшись моей реакции на её странность.

– Так вот, – чуть покраснев от смущения, продолжила Лара: – О чем я говорила?

– О шведской исследовательнице, – учтиво подсказал я.

– Точно! Так вот, она выяснила, что у «морских цыган» способность видеть под водой гораздо выше, чем у европейцев. Их зрачки приобрели умение особым образом сужаться и менять фокус зрения. Ни у каких других народов в мире такой способности нет. За долгие годы проживания в таких условиях их лёгкие претерпели генетические изменения, произошли адаптационные формирования…

«Какие сложные слова, и чтобы они могли значить?..» – эта мысль, видимо, так ярко отобразилась на моём удивлённом лице, что моя собеседница на мгновение остановилась, всё поняла и, решив мне всё популярно разъяснить как школьнику, продолжила:

– Биологическая эволюция, понимаешь?!

– Нет… – невозмутимо пребывая в пьяном добродушии, ответил я.

Не сдав позиций, продолжая бороться с моей неспособностью понять, она попыталась объяснить предельно просто:

– У них тренированные лёгкие, понимаешь? И это позволяет им ловить рыбу на глубине до двадцати трёх метров. Они уникальны! И всё богатство морей и океанов принадлежит им!

По завершении этой фееричной речи Лара отсалютовала мне фляжкой и, запрокинув её, сделала хороший глоток.

– Как я понял, мокены – это.?..

– …Это морские цыгане, – выдохнула блондинка и продолжила: – Они делятся на три этнические группы: Мокен, Моклен и Урак Лавой – все они говорят на разных языках. Но только Мокен до сих пор живут как кочевники. Именно с ними нам предстоит жить, изучать и защищать их.

– От кого? – удивился я.

– От тех, кому они мешают. От жадных, бездушных толстосумов, которым нужно застроить всё побережье отелями и возить толпы китайцев на заповедные острова. Чтобы окончательно весь мир превратить в помойку.

– А куда смотрит правительство?

– Правительство не смотрит. Мокен не существует, у них нет документов, подтверждающих личность. Нет прав на собственность, на имущество. Они остались далеко в прошлом, и они погибают.

– А как же их заслуги перед отечеством в плане экспорта?

– Что за чушь? – отмахнулась Лара.

– Чушь, – согласился я.

Но Лара разошлась не на шутку, активно размахивая руками, пытаясь донести до меня весь ужас происходящего, и щёки её при этом лихорадочно пылали.

– Ещё в девяностых годах в Бирме из-за открытий морских нефтяных транснациональных корпораций «морских цыган» принудительно переселяли на сушу! – воинствующе ораторствовала Лара. – Они быстренько состряпали закон о принудительном переселении этнических подозрительных групп. Ты можешь себе такое представить? Не «уникальных», а «подозрительных»!

– Д-а-а… сложно им… – заключил я.

– Мы справимся! Я верю в это. И если ты на борту этого судна, значит, ты тоже веришь?!

Подобно озёрам, глаза Лары, блеснув, наполнились слезами. Она взяла мою руку в свою и, крепко сжав её, страстно прошептала:

– Ты же веришь?

– Верю, – утвердительно кивнул я и приблизил своё лицо к Ларе, в надежде занять её губы чем-то поинтереснее рассказов о Мокен.

А что я мог?! Коньяк, запитый шампанским, сделал своё пагубное дело.

– Расскажи мне ещё что-нибудь, – попросил я, – ты так интересно говоришь, и у тебя приятный голос.

Лара заглянула в мои пьяные глаза и, откинувшись на спинку кресла, стала длинно говорить мне о загадочном и далёком народе.

Она рассказывала долго, очень интересно, но усталость и выпитое количество алкоголя сделали своё дело, – я уснул.

Приснился мне довольно странный и дурной сон. Если бы я на тот момент мог предвидеть своё будущее, я бы с точностью разгадал его.

Лазурно-голубая вода вокруг меня становилась алой и густой. Ко мне тянулась смуглая тонкая рука, и я к ней, пытаясь ухватить. Казалось, вот она уже была близко и вот-вот наши пальцы соприкоснутся и я поймаю её, но она вновь ускользала от меня. И волна её чёрных волос, руки и изгибы её тела исчезали в ужасающей дали. А я продолжал тянуть к ней руки и не мог дотянуться… не мог кричать… я не мог ничего.

* * *

Я проснулся с отвратным привкусом беспомощности и перегара.

Наш самолёт нёсся, дребезжа и подскакивая по посадочной полосе международного аэропорта Пхукет. Десятичасовой перелёт закончился, но это было только начало нашего путешествия. Далее нам предстоял полуторачасовой переезд до города Панг Нга и ещё сто двадцать пять километров до нужного нам пирса Кхура Бури. Ну, и потом ещё около четырёх часов морской прогулки к Суринским островам, дабы оказаться на месте назначения. А именно, остров Сурин Нуа был нашим конечным пунктом.

Мы выгрузились из самолёта, то и дело потягиваясь и разминая затёкшие конечности.

– Ник, ты выспался? – спросила игриво Лара.

– Более чем! – не менее игриво ответил я, хотя был разбит и подавлен.

Почему-то именно в этот момент я понял, что секс будет.

Хорошая мысль подняла мне настроение, и, взяв из рук Лары все её многочисленные сумки с тоннами конфет и литрами спиртного, войдя в прохладное здание аэропорта, я на мгновение вновь почувствовал себя человеком.

Нам предстояли ненавистные таможенные заморочки, но с получением багажа всё было неожиданно скоро и приятно. Есть свои прелести в перелётах частными самолётами, идёшь вне очереди, но весь багаж тащишь на себе.

* * *

Первая затяжка после длительного воздержания всегда прекрасна. Это как глоток воды в изнуряющую жару. И даже лучше… Если бы мне пришлось выбирать, я бы выбрал первое и умер бы с улыбкой на губах.

Я курил, наслаждался и ждал. Стеф бегал вдоль здания аэропорта и бесконечно с кем-то ругался, и договаривался, и снова ругался. За ним следом бегал длинный-Влад и тоже пытался договориться.

Я курил. Рядом со мной молча курил Эд. Мы щурились на непривычно яркое солнце и молчали. Казалось, время остановилось и расплавило нас, как лучи этого сильного солнца. Голова шла кругом, конечности онемели, и ничего не хотелось. Только воды, потому что сигареты кончились.

Вскоре к нам присоединилась Лара в сопровождении местного, объясняя ему что-то, отчаянно и широко жестикулируя. Затем она махнула в нашу сторону, призывая за собой. Мы все, как стадо навьюченных мулов, двинулись за ней, волоча сумки и чемоданы.

Местного мужчину звали Мон, как я и подозревал, щадя нас, он не озвучил сразу своё полное имя, а представился как полагалось уже в автобусе. Его полное имя звучало так: «Монгкут Хонгсаван», что означало: «Коронованный Небесный Лебедь». Смешно?! А человек живёт.

Я как мог сдерживал смех и даже улыбку, даже намёк на улыбку, пока не встретился взглядом с Эдом. Тот покраснел как помидор из-за душившей его сдержанности, но, как только наши взгляды пересеклись, грубый громкий ржач сотряс нас одновременно.

Было стыдно. И смешно. Смешно и стыдно, но больше, конечно, смешно. Я тысячу раз извинился перед Монгкутом и, чтобы как-то смягчить своё ржачно-свинское поведение, дружески обратился к Мону: – А ты молодец, Мон, что так значительно облегчил нам жизнь, выбрав это имя.

– Я знаю, что наши имена для вас сложные, – с хитрым прищуром, улыбаясь, ответил Монгкнут. – «Moon» коротко означает луна.

В прохладном и комфортном автобусе мы расположились как монгкуты-короли.

Оказалось, что Мон очень хорошо говорит на русском и даже знает всех нас по именам и роду деятельности.

– Пресная вода здесь главное богатство, – начал знакомить он нас с местными правилами и обычаями. – Каждый, кто хочет вас уважить, будет предлагать вам «возможность жизни» – воду.

Прослушав всё сказанное выше, мы все как по сговору сделали по глотку из бутылок, предусмотрительно оставленных на сиденьях для каждого из нас, с благодарностью оценив главное богатство здешних мест.

Стеф, открыв блокнот, начал что-то быстро записывать, затем, на секунду оторвав свой взгляд от блокнота, поинтересовался:

– А как дела у наших морских друзей? Они ждут нас?

Мон утвердительно кивнул и после паузы продолжил:

– Мы подали прошение к нашему королю Махараджи об аудиенции, чтобы просить его взять мокенов под свою защиту и покровительство. С его разрешения можно организовать, как это называется… когда всем миром то… не знаю… забыл… – прервался Мон, подбирая нужное слово.

– Я понял, как фонд помощи, – подсказал ему Стеф. – Это хорошо. Это уже что-то. Надеюсь, после нашего освещения дело сдвинется с места. Мы привлечём внимание мировых лидеров, не только вашего Рамы. Поднимем этот вопрос на масштабный уровень, а главное – на человеческий. Найдётся много неравнодушных. Я уверен.

– Спасибо вам! Рама девятый – хороший правитель, он поможет, он великий. Мы очень благодарны. И постараемся сделать вашу жизнь здесь удобной и незабываемой.