Знаки препинания. Он, Она и не только

Одним прекрасным утром Беня подошел, как обычно к зеркалу, с утра ему пришла в голову хорошая шутка, которая могла бы позлить сестру и он, видимо, не успел перестроиться на свой обычный утренний манер, потому что вдруг увидел в зеркале совершенно незнакомого человека. Какая-то пелена спала с глаз Бени, и он увидел себя в цифровом изображении с повышенной четкостью. Беня стал присматриваться к человеку в зеркале. Так женщина замечает вдруг морщинку на лице и начинает уделять ей больше внимания, чем всей своей семье. У человека в зеркале было столько морщин, что впору уйти в монастырь и там их разглядывать. Волосы его поникли засаленными веревками, кожа на шее была морщинистая, с множеством родинок, которые он раньше не замечал.

Беня был напуган. Он разделся, осмотрел себя со всех сторон, расстроился еще больше. Замечательное похудение сыграло с ним злую шутку- кожа обвисла. Спортом Беня отродясь не занимался, ему хватало шахмат для очистки совести. Живот тоже отвис и наступал уже на ту часть тела, куда обычно показывает галстук. Беня решил пойти до конца и хорошенько разглядеть себя со спины. Потратив немало времени для установки зеркал Беня наконец, увидел свой обвисший зад, дающий фору двум шарпеям.

Кто рассматривает свое седалище, получает неизгладимое впечатление. Особенно, если вид сзади и снизу, как это сделал Беня. У него началась паническая атака. Пульс забился в истерике, выступил пот, перехватило дыхание. Беня щупал себя за все места, сидя на полу и прислонившись к кровати. Он употребил все матерные выражения, которые знал, несколько раз и в разной последовательности. Мыслей в голове не было. Только зад бабы Цили почему-то пришел ему в голову. А дальше только шок. «Я подумаю об этом завтра» – процитировал Беня героиню известного романа и поплелся на работу, пришибленный открытием самого себя.

На работе никто ничего не заметил, потому что Беня всегда ходил с немытой головой, в мятой рубашке и зажеванных брюках. Сосредоточенное выражение лица было свойственно Бене. Но сегодня он был особенно сдержан. Он пытался сделать выводы из увиденного, понять, как это повлияет на его жизнь. Тут его ошпарила мысль, что такая перемена неспроста, и возможно, здоровье ему досталось не по отцовской линии, не от бабы Цили, а по материнской. Мать умерла давно, не успев состариться. Беня начал лихорадочно припоминать все болезни до седьмого колена по линии отца и по линии матери. Нашел у себя парочку симптомов. Не успев додумать мысль о возможных заболеваниях, он впал в ступор, его буквально обожгла мысль: кому достанутся его подпольные миллионы, если он вдруг умрет. Перед глазами возникла ехидная улыбочка сестры.

Беня застонал. Рахиль не знала о его богатстве, он представил, как она поразиться, когда узнает. Она, конечно же, пожалеет, что была к нему несправедлива, что изводила его шуточками. Но тут он представил, что на чтении завещания она узнает, что ей не досталось ни копейки. О, он много отдал бы, чтобы увидеть ее рожу в этот момент! Но стоп!

Она старше его, она должна умереть раньше! В мозгу у Бени сделалось короткое замыкание. Он хотел увидеть рожу сестры на чтении завещания и при этом он должен ее пережить. От этих мыслей Беня совсем заболел. Пытался отогнать эти мысли, но ничего не получалась. Он видел картинку похорон на еврейском кладбище, но в гробу по очереди лежал то он, то сестра. Беня плюнул и поплелся домой, прихватив по дороге банку маринованной селедки, порезанной кусочками, и полбулки черного хлеба.

Дома Беня постелил газетку на деревянный стол, сняв предварительно скатерть, и приступил к трапезе. Беня называл это «душа селедки просит». Сидя за столом с селедкой, черным хлебом и очень сладким, очень горячим чаем, Беня чувствовал себя вне времени. Он был в этот момент молодым, вся жизнь его была впереди, и в зеркало он не смотрел.

Сеанс селедочной психотерапии прошел успешно. Беня пришел в равновесие. По телевизору передавали новости, в частности, о том, что погиб человек, подойдя к подъезду – на него упала сосулька.

«Сосулька, кирпич, метеорит», – подумал Беня. Он решил, что нужно всерьез заняться вопросом о наследстве. О сестре он больше не думал. Теперь Беня с присущей ему щепетильностью решил рассмотреть научные организации и фонды, которые достойны его капиталов.

В рабочее время Беня был занят, но все вечера он проводил за изучением подноготной ведущих корпораций. Не найдя достойных претендентов, он переключился на стартапы в стране, затем на научные организации и университеты и, наконец, на дома престарелых и детские дома.

Унылая картина последних совершенно расстроила Беню. Бедные детишки, у которых воруют все, кому не лень, вызывали у Бени сострадание. Но желания отдать что-то даже после смерти не возникло. Мысль усыновить ребенка когда-то однажды приходила ему в голову, но он быстро ее удавил. Чем больше он читал о детских домах, тем больше его одолевала мысль, что самым достойным наследником может стать только родной собственный ребенок.

Мысль о том, чтобы жениться отпала сразу- Беня помнил зеркало заднего вида. Возраст уже не тот, да и менять свою жизнь Беня по-прежнему не хотел. Чужая женщина в доме, у которой могут быть родственники, совершенно не вписывалась в картину мира Якова Моисеевича Штеккера. Хотя, с присущей ему скрупулезностью, он изучил вопрос брачного договора, прав и обязанностей сторон, провел опрос среди всех знакомых, выявил грозящие ему убытки и недостатки. Преимущества Беня не рассматривал.

Поняв, что одному не справиться, он решил посоветоваться с единственным человеком, которому он не доверял чуть меньше, чем всем остальным – со своим юристом Сергеем Потрахиным.

Потрахин был известный человек в узких кругах, был не менее изворотлив, чем Беня. Сам про себя он говорил: «Я такой хитрый, что прекрасно чувствую себя среди евреев». Фамилия его вызывала улыбочку у всех, кто впервые ее слышал, но Потрахин не думал ее исправлять на более звучную, хотя бы потому, что однажды встретившись, люди его не забывали, как раз благодаря фамилии.

Яков Моисеевич назначил встречу с юристом, изложил подробно свои измышления и предложил юристу изучить вопрос и что-то ему посоветовать. «Надо сесть и крепко думать», – завершил свою речь Яков Моисеевич.

– Да что тут думать, – выпалил юрист. – Суррогатное материнство – вот веяние времени. От вас только деньги, ну и еще одна малость, ну вы понимаете.

Яков Моисеевич сконфузился, но не от намека, а от того, что эта мысль ему первому не пришла в голову.

– Хорошо. Я тебе задачу поставил. Ты давай, изучи вопрос. Доложишь мне и будем предпринимать шаги для решения вопроса. Главное, рассчитай расходы.

На том они расстались. Но Беня тут же принялся со свойственной ему скрупулезностью изучать вопрос суррогатного материнства, а главное подсчитывать расходы на всю процедуру и последующее содержание ребенка. После этого он изучил вопрос отцовских чувств, родительской любви, проблем переходного возраста и стоимость образования в России и за рубежом.

Оказалось, что для рождения ребенка суррогатной матерью нужна кругленькая сумма. Но вот сюрприз, еще придется нанимать кухарку, потому что минимум до пяти лет ребенка нельзя кормить одними бутербродами. Еще понадобиться домработница, стирать одежду и делать уборку все равно придется. А также нужно нанять няню, так как Беня не представлял, что нужно делать с ребенком вообще и в частности. Потом придется оплачивать детский сад и школу, няня при этом никуда не денется. Беня досчитал расходы до четырнадцати лет. Дальше считать не стал, так как был уверен, что к этому возрасту ребенок уже будет зарабатывать сам. По крайней мере он ему подскажет, как это делать.

Увидев сумму со множеством нулей, Беня отложил расчеты на край стола, взял чистый лист бумаги, начал считать заново, пытаясь уменьшить затраты в какой-либо части схемы.

Чем больше Беня углублялся в решение вопроса, тем большая сумма у него получалась. К четвертому варианту расчета он уже включил в затраты музыкальную школу и языковые курсы. К пятому варианту он уже любил своего ребенка так сильно, что отвел его на фигурное катание.

Шестой вариант получился самый дорогой, потому что Беня прибавил еще десять процентов на случай, если родится девочка. На этом Беня бросил считать, разложил веером листочки на своем рабочем столе, пошел спать, чувствуя неведомую раньше теплоту в сердце от заботы о будущем ребенке.

Беня лежал на подушке и с умиротворением ощущал себя меценатом и практически отцом. Впервые в жизни расходы не были для него растратами. Тут опять выплыла физиономия сестры, но без четкого выражения лица, потому что Беня пока не представлял, как она к этому отнесется. Вот тут уж Беня точно ее переплюнет! И он представил пятый вариант расчетов, увеличил статус школы, в которой будет учится его отпрыск.

Сказать, что Беня был жадным, не сказать ничего. Сам о себе Беня думал, что он очень бережливый. И аккуратный. Он искренне считал, что незачем покупать другие вещи, если эти еще в хорошем состоянии. Надо сказать, что носил он их действительно очень аккуратно, как будто они просто висели на вешалке. Однажды ненавистная сестра устроила посмешище и сожгла при всех его любимые штиблеты, которые он носил восемнадцать лет. Подошва у них стерлась, образовались дыры, но до ноги еще носить и носить! У Бени был тридцать восьмой размер ноги и достать приличную обувь всегда было проблемой. У сестрицы же, наоборот, был сорок второй размер ноги и Беня был уверен, что она ходит по магазинам с мужской обувью и разрывается от черной зависти.

Следующая встреча с юристом была назначена через неделю. Каждый день Беня подходил к рабочему столу, смотрел на варианты расчетов, и не мог присесть, потому что его лицо начинало непроизвольно выдавать какую-то конвульсивную симфонию – сначала прищуривался правый глаз, потом изгибались в гримасе губы, потом прищуривался левый глаз, голову вело на бок и Беня отступал. Потом все повторялось снова. Тогда он обосновался на кухне и снова считал, теперь уже по отдельности, няню до семи лет, кухарку до пяти лет, убирал кружки и языки. Потом начинал снова. Няня стоила почти миллион в год, домработница чуть поменьше, кухарка тоже, чуть поменьше, если приходящая. Цифра никак не падала меньше нескольких миллионов. Беня понимал, что этот рубеж он должен преодолеть, иначе сестра будет плясать на его могиле.

Юрист Потрахин прислал по электронной почте различные варианты по оплате суррогатной матери. Тут для Бени был еще один сюрприз:

– Твою же мать, оказывается, надо содержать все девять месяцев, – обратился Беня к будущему ребенку.

Устав от всех расчетов, Беня так и не смирился с неминуемой потерей денег. При этом он десятым чувством понимал, что вложение денег должно каким-то боком вылезти ему выигрышем, но вот каким и в каком виде, Беня постичь не мог. Он довольствовался выражением «Я буду продолжаться в своих детях» и больше не изучал эту сторону сделки.

На запрос юриста Беня ответил, что будет думать. Отложил встречу еще на неделю, которую провел в мучениях и расчетах. Потрахин опять прислал информацию, теперь уже с конкретными предложениями. Предстояло выбирать.

Однажды ночью решение пришло в голову Бени. Он чуть было не заорал «Эврика», но тут же осекся, поэтому получилось «Эээ….х!». Никакого открытия он не сделал, а просто примерил на себя многовековой способ, которым пользуются миллионы мужчин во всем мире, в той или иной мере, прикрывая чувствами или нет, этот метод бесплатного домашнего сервиса – бытового рабства жен.

Когда, наконец пришло время встречи и Беня пришел в офис к юристу Потрахину в хорошем настроении, он был готов притворить новое решение в жизнь. Потрахин чуял большие комиссионные и знал, что надо ковать, пока горячо.

– Давайте Яков Моисеевич, обсудим все здесь у меня в кабинете, а потом уж поедем в агентство для конкретного варианта.

– Знаете, Сергей, я передумал. Я сам все посчитал и решил, что суррогатная мать мне не нужна. Это очень дорого. Экономически не выгодно.

Яков Моисеевич насладился реакцией юриста и продолжил.

– Ваше время, затраченное на изучение вопроса, я, разумеется, оплачу. Но я ставлю вам другую задачу. Займитесь брачными агентствами. Найдите мне женщину, которая согласится выйти за меня по расчету, то есть бедную, без капитала. Это принципиальное условие. Второе условие, она должна родить мне ребенка, поэтому проследите за ее здоровьем. Третье условие, она должна быть сирота или с минимальным набором родственников. Главное, поясните мне юридический аспект. Когда через несколько лет я с ней разведусь, я смогу оставить ребенка себе? Ее оставим ни с чем, поскольку я в это время буду работать и зарабатывать деньги, а она будет сидеть дома. Таким образом я сэкономлю около семи миллионов за первые пять лет, и больше в последующем на кухарке, домработнице и няне. Но главное, что должно звучать на суде, что она вышла за меня по расчету.

Потрахин забыл на долю секунды, что надо следить за лицом. Но Яков Моисеевич Штеккер успел прочитать все, что тот думает о нем, о его заднице, о бедной женщине и о несчастном, а возможно счастливом ребенке.

На тему счастья ребенка Беня еще не успел подумать, а именно в этот момент он решил, что надо изучить этот вопрос с присущей ему скрупулезностью.

Потрахин свое дело знал и вскоре предложил Штеккеру несколько вариантов. Девушки и женщины детородного возраста, согласные родить ребенка богатому пожилому мужчине, поместились в увесистой папке. Штеккер долго выбирал и остановился на девушке-сироте из далекой сибирской деревни. Она была миловидна, со средним образованием. Денег и жилья у нее не было. Родственников тоже. Потрахин с ней познакомился, сводил к психиатру, выкопал все сведения, какие только мог, с чистой совестью сдал девушку Штеккеру.

Девушку звали Анна Петровна Иванова. Найти еврейку Беня даже не мечтал. Поэтому легко согласился на Иванову. Когда Штеккер объяснил ей, каковы его мотивы для женитьбы и что ей предлагается фиктивный брак, а соответственно, брачный договор, девушка не удивилась, она знала об этом от Потрахина. Попросила только, когда будет возможность, пойти учиться в институт или техникум. Беня согласился на это с формулировкой «когда будет возможность».

После соблюдения всех формальностей, Анна поселилась в большой комнате и приступила к обязанностям домработницы. Множество семейных пар ведут нестандартный образ интимной жизни и вполне этим довольствуются, лишь бы никто об этом не знал. Так и Беня не планировал совместного пробуждения и секса, поэтому зачатие ребенка производилось искусственным путем. Ко всему другому Беня постепенно привыкал.

Комнаты теперь проветривались, ужин всегда был готов, хоть и не бог весть какими разносолами, все лучше бутербродов. Беня постепенно привык к наваристому борщу и котлеткам. Пироги, блины и оладушки вообще навевали воспоминания детства. Так Беня постепенно становился семейным человеком.

Аннушка всю свою жизнь прожила в Сибири, в городке, где время остановилось. Она и не мечтала попасть в Москву, в широкий центр столицы, да еще родить ребенка, которому обеспечена достойная жизнь. У Анны было трудное детство, которое научило ее ценить хорошее. Поэтому она воспринимала свою работу по дому как нечто естественное, и радовалась тому, что она у нее есть, благодарила бога, что послал ей такого хорошего человека как Яков Моисеевич.

Анна не считала себя красивой, да и умной тоже не считала, но гений женской мудрости не имеет ничего общего с женским умом, а живет где-то в душе, а душа у Аннушки была светлая и радоваться она умела. Аннушка видела, что нужна Якову, и не торопилась что-то менять. Кстати, она звала мужа сначала Яков Моисеевич, потом для краткости просто «Моисееич», что позже превратилось в «Моисеич-ку», от чего Беня втайне просто млел.

Свою женитьбу Беня скрывал от сестры, чтобы не подставляться под ее издевки. Решил сообщить ей, когда родится ребенок, предвкушая свой триумф.

В положенное время родился ребенок, мальчик. Штеккер забрал жену из роддома, очень волновался перед встречей с наследником. Беня решил назвать ребенка Давидом. Он ждал возражений от Анны Ивановой и даже подготовил убедительную речь на тему, кто в доме хозяин. Но Анна на удивление согласилась:

– Очень хорошо, так звали моего дедушку.

Беня сглотнул.

– Дедушка был Давид Иванов?

– Нет, дедушка был Давид Моисеевич Рабинович. Иванова я по отчиму, он меня удочерил. Мама два раза была замужем.

Метаболизм в организме Бени приостановил свою работу. На долю секунды, иначе Беня не узнал бы всю историю.

– Моих предков сослали из Польши после восстания в Восточную Сибирь. Маленькая деревня там. Много ссыльных было. Моя прабабушка Ольга Левинская, родилась уже в России, замуж вышла за Якова Когана, они жили рядом, тоже были польские евреи. У них дочка родилась – Маша. Коган ушел золото мыть, чтобы семью прокормить, да и пропал там. Хунхузы его убили, как говорят, китайские бандиты. Он совсем молоденький был. Золото отобрали и убили. Бабушка Маша выросла в деревне. Там она замуж вышла за дедушку Давида Рабиновича. Он умер рано, от туберкулеза. Мама только родилась, других детей не было. Поэтому мама одна без братьев и сестер. А мама замуж вышла за моего отца в Чите, он тоже еврей. Смешно так, он Семен Рабинович, как прапрадедушка по папиной линии. Однофамилиц, а может родственники. Папа умер, когда мне шесть лет было. Мама второй раз замуж вышла. За Петра Иванова. Очень хороший человек был. Мама умерла при родах. Ребенка тоже не спасли. Я с дядей Петей жила. Он мне как отец был. Удочерил меня. Потом он тоже от болезни умер, я одна осталась. В училище поступила, там общежитие давали. Ну вот, вкратце все. Поэтому я -Анна Петровна Иванова. И в свидетельстве о рождении записаны все, как Ивановы. А у мамы все документы пропали. Сельсовет сгорел, документы восстановить невозможно. Она за пенсию переживала, да вот не дожила.

Пока Анна все это рассказывала Беня не дышал. Перед ним чередой шли известные еврейские фамилии. У него было ощущение, что сама Дева Мария снизошла к нему и явилась в образе Анны Ивановой, дочери Марии Рабинович.

– А ты Потрахину все это рассказывала?

– Он не спрашивал, сразу сказал, что словам не верит, будет документы проверять. Проверил, наверное.

С этой минуты Беня превратился в заботливого и услужливого отца и мужа.

Его жизнь приобрела смысл и наполненность важной миссией. Теперь «Моисеич-ка» слышалось ему просто как Моисей. И счастье наполняло стареющее сердце.

С сестрой Беня примирился, пригрозив ей, что не даст видиться с племянником, если она не оставит свои шуточки. Сестра онемела.

С Анной Беня постепенно сблизился духовно и готовился к спокойной старости. Давидик рос на редкость смышлёным и способным, опережая в развитии своих сверстников. Беня не мог нарадоваться на сына. Изучая вопрос повышенных способностей у детей, среди прочих он выявил большую разницу в возрасте зрелого отца и молодой матери. Беня даже подумывал о рождении второго ребенка. Но тратиться на няню и домработницу не собирался. Его прежние намерения в корне изменились. Теперь он не только не хотел изгонять Анну, но и боялся, что ей придет в голову от него уйти. Теперь ему по-другому виделась его прожитая жизнь. Он познал горечь одиночества, чтобы теперь оценить семейное счастье и чудо воспитания гениального сына.

Беня с чувством важности исполненного долга написал завещание, включил в него крошки для сестры, кусочек Анне, остальное завещал сыну, который еще не скоро узнает, что он миллионер.

Только однажды его старая жизнь ворвалась в новую, когда Беня сознательно разрушил счастье своего сына, запретив ему жениться на русской девушке.

Беня притянул сына за грудки, воткнул свои зрачки в его глаза и прошипел:

– Она не прошла священное лоно еврейской матери!

Уж этот вопрос Беня давно изучил досконально, с присущей ему скрупулезностью!

ШАНС

Аркадий стоял в очереди. В Америке очереди бывают редко. Разве что в Макдоналдсе, да и то в обеденный перерыв. Вот там он и стоял. Он давно живет в Штатах. Все очень сложно, тяжело, но все делается ради лучшей жизни, ради обеспеченной старости. Хотя, до старости можно и не дожить.

Он образован, умен, кандидат наук, хорош собой, следит за здоровьем. Хотя бы то, что он сумел уехать из России, получить возможность жить в свободной стране – одно это характеризовало его как незаурядного человека.

Он сможет обеспечить нормальную жизнь всей своей семье. К слову сказать, в Америке он для всех русский. В России – еврей, в Америке – русский. Аркадий уже довольно сносно говорил по-английски, нашел неплохую работу. Чувствовал себя американцем.

Очередь продвигалась довольно быстро. К кассе подошел мужчина, протиснулся сквозь очередь, прищурился, пытаясь разглядеть цены. Видимо, у него было плохое зрение. Очевидно, что разглядеть ему ничего не удалось, мужчина оглянулся, оглядел очередь и обратился к Аркадию на чистейшем русском языке:

– Слушай мужик, я ни черта не вижу, очки разбил, помоги мне заказ сделать!

Аркадий оторопел. Как мог этот подслеповатый мужик понять, что он русский? Одет Аркадий так же, как все американцы. Он ничего не говорил, стоял молча. Мужик даже с плохим зрением, ни минуты не колеблясь, признал в нем человека из России. Аркадию хотелось забыть о России, никому не говорить, что он «русский», но его упорно узнавали соотечественники. Он не мог понять – почему? Это его бесило.

– Как ты узнал, что я русский?

– Черт его знает. Не знаю. По взгляду, наверное.

– Ты ж не видишь ни фига.

– Ага.

Заказ, конечно, сделать помог. Пообедали вместе, поговорили. У эмигрантов всегда есть темы для разговоров. Все начинают говорить на смешанном языке – русский с английскими словами.

– Что, лайсенс получил уже? (Лайсенс – водительские права, являющиеся также удостоверением личности).

– Да, с этим быстро. Соушел секюрити пока не дали, жду. (Соушел секюрити – индивидуальный социальный номер жителя США).

Аркадий гордился тем, что он быстро доказал на собеседовании, что его притесняли в России на национальной почве. Не дали место на кафедре, не принимали в партию, не дали возможности написать и защитить докторскую диссертацию. Он сразу получил убежище и гражданство.

Жена с ним ехать отказалась. Решили оформить развод. Сын поехал с ним вместе, дочь приехала год спустя. Аркадий оплачивал обучение обоим детям. Кредиты позволяют это делать. Сын женился на американке, у них родилась дочь. Теперь сын с семьей живет отдельно, дочь вышла замуж и уехала в другой город.

Аркадий уговорил свою пожилую мать переехать к нему в Америку. Отца уже не было в живых. Она согласилась не сразу. Когда дети разъехались, к Аркадию приехала мать. Жизнь более-менее устоялась. Можно было подумать и о личной жизни. Женщины всегда интересовались Аркадием. Он мог выбирать. Но Аркадий не торопился. В России осталась его молодая подруга. Он надеялся, что она приедет к нему насовсем. Но тщетно.

Через два года у матери стали проявляться признаки страшной болезни. Болезнь Альцгеймера. Человек забывает все, в том числе, свое имя, свой адрес, своих близких, при этом остается в полном физическом здоровье, обуреваемый кипучей жаждой деятельности. Болезнь прогрессировала, оставлять мать одну было опасно. Через некоторое время пришлось поместить ее в клинику. «Если будете сами за ней ухаживать, то можно будет меньше платить за содержание». Так его жизнь превратилась в однообразную череду дней с жестким графиком: клиника – работа – клиника – сон – клиника- работа – клиника – сон. Попытки устроить личную жизнь отпали сами собой. Так прошло шестнадцать лет. Похороны матери сильно увеличили его долги.

Дети живут своей жизнью, Аркадий живет один, снимает квартиру, выплачивает долги по кредитам за обучение детей. С его зарплатой это тяжело, приходится во многом себе оказывать. Но детям в голову не приходит, что нужно помочь отцу с кредитами, а сам он об этом никогда не попросит. Он уже готов к тому, что закончит свою жизнь в одиночестве. Он даже заранее забронировал себе квартиру в доме престарелых.

Анна познакомилась в Аркадием, когда приехала в гости к своим американским родственникам. Русская диаспора общается в основном вокруг русской церкви. Там можно увидеться практически со всеми, туда обращаются, когда нужна помощь. Некоторые просто приходят по воскресеньям, чтобы пообщаться или бесплатно пообедать.

Анна жила в Москве, работала в крупной компании, хорошо зарабатывала. Одна воспитывала сына, образ жизни был таков, что заводить отношения не получалось, хотя Анна была привлекательной женщиной, с пышными русыми волосами и неплохой фигурой. У нее были выразительные глаза, заразительный смех и тонкое чувство юмора редко присущее женщинам. Московский ритм жизни, ненормированный рабочий день, постоянный недосып, все это приводило к дикой усталости, так что на личную жизнь не было времени, да и не было сил. Сын учился в школе, был очень смышленый, взрослый не по годам, он был ей и ребенком, и другом.