Ковчег-2020. Стихи и проза костанайских авторов

шёл по краешку лужи, скривившись в ухмылке,

а девчушка, как будто следила за ним

и с улыбкой поправила бант на затылке.

В луже ножкою топнув, взболтнула всю муть

и круги по воде разошлись к краю лужи.

– Люди, видите ангелы в лужах живут,

и оттуда, наверно, вселяются в души.

А тепло увлекало дитя к озорству,

ветерок, освежая, струился по коже,

неужели, быть в луже и пить синеву —

не такое уж дело плохое? А, может…

***

На пепелище – цветы и затишье,

ужас застывший, у ног,

снег окропила «Зимняя вишня»,

чёрный разбрызгала сок.

В мареве лжи, это ль видит Всевышний —

вновь погибает народ,

сок исчерпала весь «зимняя вишня»,

завтра за кем смерть придёт?

Снова погиб кто-то в «Скорой карете»,

кто-то, шагнув из огня,

кто же за жизни погибших в ответе —

тот, кто прошёл сторонясь,

кто побоялся в глаза глянуть людям,

что потеряли детей,

да, безусловно, всех время рассудит,

мы согласимся затем…

Новые, новые гибели жертвы,

траурный колокол бьёт,

в память погибших свеча плачет в церкви,

каждый молчит о своём.

В трауре все разговоры излишни,

мать поминает детей,

новая где завтра «Зимняя вишня»

станет виною потерь?

***

Один я здесь – в квартире ни души,

а ведь ещё вчера все были дома,

ещё я помню, как с детьми спешил

в торговый центр в День рожденья Тёмы.

Стоит кастрюля с супом на плите —

его ещё вчера сварила Лена,

из детской я всё слышу смех детей,

но я один, один я в этих стенах…

Кроватка. В ней сынишка спал Данил,

а вот и их зубные щётки в ванной.

Как жить мне одному теперь без них,

один я жив, нет больше Лены с Анной…

Кровать, одежда – всюду запах их,

такой родимый и такой домашний,

как отпустил я их тогда одних,

что нет их рядом – мне поверить страшно!

И вот уже сколочены гробы,

готовы обелиски на погосты,

ах, как хочу сейчас я с ними быть,

а не ходить с цветами только в гости…

Молю теперь я Бога каждый час —

Дай счастья всем им в Царствие небесном…

Пусть ангелы заботятся о вас,

и, лишь благие окружают вести.

***

У зимнего окна мы вспоминаем детство:

меж стёкол ватный холм, да искорки слюды,

вновь чай с малиной нам, как от печали средство,

пока метель крадёт за окнами следы,

летая на метле со сказочною свитой,

как в детстве раскачав стекляшки фонарей,

и мама вяжет вновь с оленем тёплый свитер,

и, кажется, метель от этого добрей.

Закон неумолим и мы во власти цикла,

и кто-то, но не мы, сегодня у окна.

Ах, сколько волшебства к нему опять приникло

и от метельных грёз, как в детстве не до сна.

***

Снег, а тебе здесь не рады,

сидел бы ты лучше дома,

разглядывал туч наряды,

мучаясь лёгкой истомой.

А дети тебя мочалят,

ответь, для чего ты выпал,

и это твоё молчанье

хуже, чем крики у выпи.

Таешь под чьей-то подошвой,

будто сожжённый лампадой,

снег, вниз не падай больше,

сверху смотри и не падай.

Но вновь шагает он следом

запечатляя все лица,

видимо, смысл жизни в этом,

чтоб умереть и родиться.

***

Мне кажется – мир закончился

и поздно начать всё заново,

все злые сбылись пророчества —

зима свой закрыла занавес.

Ушли с сожалением зрители,

театр стал пуст за мгновение,

цвета все ушли, так и видели,

лишь смолкло куплетов пение.

Реприз у природы много, но

зима – драма говорящая,

за аплодисментов гомоном

всегда тишина знобящая.

Заблудились

Как-то, я ошиблась этажом

в здании, да в нашей горбольнице,

этот новый, очень скучный дом,

где ночами очень плохо спится.

– Как пройти отсюда на массаж?

– А, Вам надо выше и направо.

Поднимаюсь, вот второй этаж,

За стеклом хирурги-костоправы.

Нет, не здесь, а это что за вход?

(осторожно заглянула в щёлку)

– К нам нельзя! У нас сейчас обход!

И не нужно здесь стоять без толка!

– Вы к кому? – спросили у меня,

– а, наверно, Вы из меценатов,

или, может, чья-то Вы родня?

Да не стойте, Вам сюда, в палату.

Ладно, почему бы не войти,

Раз все так активно приглашают…

– Господи, куда твои пути

Приведут меня, к какому краю?

Грудь сдавила мертвенная тишь,

ожиданье обняло за плечи,

из палаты вдруг, смотрю, малыш,

осторожно вышел мне навстречу,

года два от силы, может, три,

увидал меня – пошёл обратно.

– Стой, хороший мой, ты посмотри!

Но мальчишка забежал обратно.

– Девушка, не стойте у дверей,

вот, располагайтесь, проходите,

здесь палата отказных детей —

это Анжелика, это Витя!

– Отказных? Что значит – отказных?

– Господи, ну бросила их мама,

Вы хотите посмотреть на них?

Нет, тогда не стойте здесь упрямо!

Надо мной разверзлись небеса,

помню лишь, как шла по коридору,

по щеке упрямая слеза

покатилась, застила свет взору.

Пять кроваток у стены стоят,

дети спят в них – тихо, безмятежно

и румянец на щеках ребят

с солнышком с небес играет нежно.

Я беру на руки малыша —

ой, штанишки мокрые – бывает.

– Нет, не надо плакать! -чуть дыша

говорю и слёзы утираю.

Девочка, хорошая моя —

я целую мокрые ладошки.

«Мама!» «Да, сегодня мама – я!

Ну не плачь! Остановись, Серёжа!

Больше не могу сдержать я слёз,

поправляя сбитую подушку,

и опять грызёт один вопрос:

– Где же мать – беспечная кукушка?

Милые мои, ну как же так,

как без мам тут оказались дети?

Жизни их, отнюдь, ведь не пустяк,

где их мамы? Как потом ответить?

Как-то я ошиблась этажом

в здании, да в нашей горбольнице,

ночь, гроза и этот серый дом

мне теперь ночами часто снится.

***

Сторожа души – муки совести…

Меж глаголами «сметь», «не сметь».

В чём измерить, какой весомости,

им ни жизнь не страшна, ни смерть…

Жизнь – кроссворд в миллионы клеточек

из эмоций, понятий, чувств,

но познания предков светочем

сквозь века нам ответят пусть:

По каким нормативам судятся

все «хочу» там, где есть «нельзя»?

Почему на сознанья улицах

нам не в силах помочь друзья?

Философия – дело тонкое,

но идею, что по душе,

не сменю на монету звонкую,

ни от Сороса ни Пуше…

Наша совесть с мечтой давно уже

наравне, как заря с луной,

и судьба расписала за нас сюжет,

предоставив нам выходной.

***

Памяти В. Л.

Он догорел свечой в ночи,

но сохранится вечно память,

всегда он будет рядом с нами,

давайте, вместе помолчим!

Он жив, он жив в людских сердцах,

тех, что всегда с ним были рядом,

с небес теперь, на нас он, глядя,

нам будет звёздочкой мерцать.

Что время лечит – это ложь,

оно не зарубцует рану,

и вновь поэт, как нищий странник,

в мир грёз безоблачных стал вхож…

***

Вы были молоды и крепли Ваши «Крылья»,

«Ковчег» опорой для поэтов стал,

и конкурсов большая эскадрилья

им помогла взойти на пьедестал.

Но вносит время в мир свои поправки,

хоть не всегда согласны люди с ним,

и многих жизнь отправила в отставку,

но Вас всегда мы помним, любим, чтим…

И не забудется во веки имя Ваше,

доколе будет жив в миру пиит,

любому он о Вас лишь слово скажет,

и каждый Вас и вспомнит, и почтит…

О Вас всегда пусть светлой будет память,

Вы живы в наших душах и стихах,

и Ваше творчество навеки будет с нами,

и грусть о Вас – чиста, светла, тиха…

***

Учитель мой, я снова перед Вами

стою, как первоклассник у доски,

не выразить печаль мою словами

и сердце, будто сдавлено в тиски.

Я разговор наш поздний и прощальный

теперь не в силах позабыть, как то,

что мы всегда друг-другу обещали —

не оставлять во веки дар святой,

тот, что нам дан был от рожденья свыше,

чтоб мысли мы могли связать в стихи,

надеюсь, ты меня, учитель, слышишь,

ввысь улетая от оков мирских.

Я знаю, верю – встретимся мы снова

когда- ни будь, на жизненном пути,

ведь все мы живы, если живо слово

когда-то, что смогли произнести.

***

По жизни мчал во весь опор,

ногайкой время погоняя,

и, злой молве наперекор,

он с птичьей удалился стаей.

Вполсилы жить – не про него,

он нёс поэта имя гордо

и крест покорно принял свой

финальным жизненным аккордом.

Он, будто сам себя распял,

у края самого обрыва,

и отразилась меж зеркал

вся жизнь его письма курсивом.

Капашев Марат Кабдуалиевич

***

Ну почему бы мне не родиться фараоном-

Каким-нибудь Псамметихом двадцать шестым?

Щупая жриц, на Изиду посматривал я бы влюблённо

И думал, что плоть небожественных- жертвенный дым.

А потом бы построил себе огромную пирамиду,

Загубив сто тысяч рабов, сто тысяч веков.

И, лёжа в саркофаге, слушал и слушал себе" Аиду»,

В грядку вечности вросши, как репа или морковь.

И предавался не воспоминаниям- размышлениям.

Не о жизни и смерти, что всё – суета сует-

О том, что готику женских ног венчает свод вожделения.

Но позднюю готику придумал уже не поэт.

Попытка тоста.

Когда умрём – обмен веществЛюбых и разных – прекратится.Пока среди живых существ-Давайте пить и веселиться.***Всё менее ретиво ретивое.Кровь красная не так уже краснаЛишь одного: оставили б в покоеХотел, хочу и, к счастью для меня,Всё ж оставляют. Выхожу в дорогу,Всё в тот же путь, что блещет и кремнист.Дорога в никуда? Дорога к богу?Кто скажет мне, какой криминалист?***Капелька вечности на твоей ладони:Не то снежинка, не то звезда.***Как амфоры афинской горло,Струяся к неба синеве,В себя сжимая тело моряИ человеческой травеЧернофигурную доверивБорьбу титанов и богов,Дном моря Леты дно измерив,Как смертью- нежную любовь.Музейным мраморным палатамСоседство мидий предпочтя-Эллады сон, певучий атомТого, ахейского дождя.***Один, один, но одиночество —Как красное зерно граната.И если не содержит творчества —То всё ж, хранит покой в пенатах.Привет тебе, о одиночество —Благословение земное.Не громогласное пророчество,Пророчество совсем иное:Цветок взрастает в зноя мареве,Его дождями поливает.А если не дождёмся зарева, —То посочувствуем: бывает.Но всё ж хранится в одиночествеВозможность этого цветения.Так воздадим за доблесть почести,Как и положено растению.***Открыты шлюзы сна,Сознание  уноситВ тот заповедник тьмы,Запретного соблазна,Цветут где ярко – красные кувшинкиНа изумрудной как огонь воде;***Любитель книг —Я завещаю тысячу томов.Чем хуже это тысячи домов?***Королевы твои постарели давно,В винный камень твоё превратилось вино.Уши ватой застлала тебе тишинаИ небывшая снится ночами вина.И тоскуя, тоскуя о чём-то своём,Среди ночи во сне льёшь ты слёзы ручьём.Жизнь прошла, как проходит гремящий состав,Полустанок врасплох среди ночи застав.И опять тишина, тишина, тишина…Жить- не страшно, тем более- смерть не страшна.***Всех  снов холодные носыВ ладонь мне тыкались устало,Качались лунные весы,Горели свечи вполнакала.Звезда мигала мне с небес,По льду из тьмы стучала рыба,Весь в белом хлороформе, лесШептал невнятно мне: " Спасибо»И плавилась моя душа,И слёзы орошали очи.Молчала вечность, не дыша,И бой часов, средину ночиПробив, отнюдь не умолкалИ музыка не умолкалаСудьбы неведомых лекалПознать значение алкалаМоя душа: из серебраВизжали по небу полозья.И ночь, строга и недобра,Свисала с неба звёздной гроздью.***Пусть говорят: любовь слепа,Но к счастью лишь одна тропа.***Скажу, что ниже всякой критикиВоры, путаны и политики.***На сотни каратов мои жемчуга,Кроваво, как пламя, играют рубины.А я пожалела зачем-то врага,Зачем- то его называла любимым.Зачем-то я сыпала зелье в бокал,К нему посылала свои паланкины.А он- моё сердце в отместку укралИ так же играл, как с сердцами другими.А он мне смеялся открыто в лицо,И в грязь- жемчуга, и под ноги- рубины.Признаюсь: недаром он слыл храбрецом,Любимый мой враг и соперник любимый.Я всё бы стерпела. Но он изменил.И небом он клялся обычной рабыне.И час его смертный тогда наступилС моею тоской и слезами моими.И вот их уж нет. И не будет ужеИ неба врата отворилась пред ними.Но, плача, в своей я признала душе,Что я бы хотела быть просто рабыней.***В спираль закручена ракушка,Зыбка медузы пелена.И шепчет валунам на ушкоСовсем случайная волна.И берег падает покато,Невнятен голос глубины.И всё меняется, пока тыСвои досматриваешь сны.***Пришёл однажды мой соседИ утащил велосипедОднажды попросил утюгВернуть, как видно, недосугПросил крупу, печенье, чайИ все- как будто невзначайМоей он удочкой рыбачит,А это что- нибудь да значитМоей он ложкой ест пельмениИ в чай кладёт моё вареньеДля дочки взял ночной горшокЖене – стиральный порошокСебе – костюм, трусы, подтяжки,И, как всегда, вздыхает тяжко.Он целит на мою машину,Но ночью проколю я шиныОн хочет дачу и гаражИ постепенно входит в раж.На кухне меряет метраж,Унёс картину и витраж.Он спит теперь с моей женоюИ корчит рожи за спиною.А я – смотрюсь в его трюмоУбить? Но пахнет здесь тюрьмой.Простить – но это выше сил.Подумал – и жену простил.Забрал гараж, забрал машину,Трюмо, подтяжки и картину,Утюг, трусы, велосипед.Остался  с носом мой сосед.…***А мне б проснуться на рассвете,И в полуяви- полуснеПочувствовать всей кожей ветер,Почувствовать прохладу мне.И, улыбнувшись в полумраке,Пасть на подушку головой.Ведь Одиссей плывет в Итаку,И Пенелопа ждёт его.***Они сошлись: Кирпич и каменьЛопух и роза. Трут и пламеньВино и пиво, газ и воды,Шампунь и мыло, крем – и сода,Лиса и заяц, Биттлз и АББА,Рука и палец, полк и баба,Крючок и рыба, рак и щука,Палач  и дыба, аз и буки,Печаль и уксус, мёд и мишка,Самец и мускус, рот и пышка,Поэт и рифма, Блок и Тютчев,Сатир и нимфа, рок и случай.Бычок и тёлка, зной и стужа,Стог и иголка, ещё к тому- же:Бычки – с томатом, с дорогой- скатерть,Признанье- с матом, с деревней- лапоть.С ворьём- малина, с собакой- кошкаС враньём – былина, пирог- с морошкой.Ключи- с квартирой, малыш- с игрушкойПростите, милый, но я не ПушкинПусть спор сей вечен- я знаю толькоИз этой встречи не вышло толка.Сказание о ЛенинеА Ленин был из нашей деревушки:Простой свинарки сын и  пастуха.Доныне умиляются старушки,Что не имел с девчатами греха.Он их жалел и говорил: " Не я коль-Так кто ж их пожалеет в жизни сей?»Бросал с плота валун с верёвкой – якорьИ удочкой тягал он карасей.В ночное ездил: он любил рассказы, —Отцовы гены! – лошадей любил,Боялся чура, черных кошек, сглазаИ медный крестик на груди носил.Чтил масленицу, пост великий после,Сворачивая  в трубочку блины,Макал их в масло. Если были гости-Не вытирал он руки о штаны.Ходил к причастью, и в законе божьемСильнейшим в школе был ученикомЛюбил ватрушки с молоком он козьим-И вообще со всяким молоком.И, видя буку, говорил он: " Бука»,И, видя бяку, говорил: " Говно».Как атеист, он уважал науку.И, как аскет, не уважал вино.Не пил и не курил. Зарядку делалИ снегом обтирался по утрамНе верил в бога, в диамат же верил-Поскольку он его придумал сам.Любил он собирать в лесу грибочки,Солить и жарить с мясом и лучком.И пел он "Варшавянку" с Кржижановским-Друг ситный Глеб и будущий нарком.Любил вязать и вышивать на пяльцах,Гаданье в святки, пляски, хоровод.Любил не токмо над собой смеяться —Аж надрывал животики народ.Вот так он жил и в одночасье умер,Ботвиньи с пирогами переев.И звёзды по-другому в полнолуньеВдруг встали, и совсем другой посевНазначили земле: цветёт Россия,Опричь неё и пять шестых земли.Ульянова Володю все любилиИ ни за что его б не нареклиНи Лениным, ни Ильиным- так сколько жЛичин носил один лишь человек?Он стадо собирал рожком на зорькеИ пригонял под вечер на ночлег.***Во втором сериалеЕщё будет кино.То, что недосказала-Мне услышать дано.То, что я недослышал-Это ветер унёс.Он срывает и крыши,Что ж с признаний возьмёшь?Во втором сериалеТы полюбишь меня,Как ещё не влюблялисьВерно, с оного дняЧто Ромео с Джульеттой!Что с Изольдой Тристан!Коль скользнуло кометойПо прекрасным устамСлово: выдох, вбираяТо, что выдохнешь- вдох.А потом повторяютИ пространство, и бог.Заполняя пространство,Восхитив божество,Ослеплённая, в трансе,Отдаёшь естество.***Если поезд – значит скорый,Коммунисты – значит воры.***Жить не по правде, не во лжи,А так, как Нерли и Кижи.***Любовь- на кисточке души,На самой дальней, на излёте.А то, чем на неё грешим-То не любовь, желанье плоти.***Валентина, точно птица,Вся в кипящей синеве.Смех весёлый на ресницах,Как росинки на траве.Валентина улыбнётся-Покачнётся целый мир.Валентина засмеётся-В тридевятом царстве пир.Так живу: то грусть, то радость.То печаль, а то аж две.Что-то будет мне наградой? —Мысль мелькает в голове.И уходит, точно тени.В жаркий полдень облаков,И бросает в жуть, в смятеньеЛегкий цокот каблучков.Моря синь в ажурной пенеВся просвечена лучом.А о чём стихотворенье?Да, наверно, ни о чём.***Где-то было что-то хорошее-Да уплыло как в речке вода.То ли с неба звездою непрошенойОтразилось в реке как звезда.То ли снегом залётным и тающимЧуть коснувшись горячей щеки.То ли ангелом в небе рыдающим:«Ну, какие же вы дураки!»* * *Колонны дорический ордер,Разрушенный встарь ПарфенонГорит, как языческий орден,Всего человечества сон.Мы жили тогда под эгидойХоть гневных, но добрых богов,Терпели от них мы обидыНе терпят каких от врагов.И эти роскошные былиЗапомним на все времена,Ведь горстка аттической пылиНа всю ойкумену одна.* * *Кордоны звёздв пространство голубоепросыпаны. Аттическая сольсверкает и согласна на любоеиз продолжений, заклиная боль.Кружатся золотые метеорыи сеют всюду сполохи огня,и тучек в небе серебрятся шторы,и кончена столетняя война.И розы алой с белой распря тожеЗакончена. Лишьпраздничный салютрумянит небо, делает пригожей.И боги по заслугам воздаютвсем Цезарям и всем Октавианам,и Клеопатра мучает змею,чтоб яд добыть, но поздно или рановсем по заслугам боги воздают.И ты в толпе царей простой лишь странник,средь дервишей, пророков —просто маг,вего глухонемая обезьянас папирусом иль свитками бумаг.Но медное пространство рассекаясобытий гордых огненным мечом,ты истины простые извлекаешь,толкая время голубым плечом.Бокал наполни каплями цикуты,и вновь его Сократу поднеси.Кровавя гладьсвященной Брахмапутры,плывут костры в рассветные часы.Натянут безупречно неба парус,пленяет глаз тугою синевой.Не знаем мы:жить сколько нам осталось.Но каждый рад, что всё-таки живой.* * *Осенние листья летелиКовром на озябшую твердь,В поникшем саду иммортелиЕщё продолжали гореть.К походу готовились птицы —Лететь им ещё на югаИ жизнь продолжала мне сниться,Блошиные эти бега:Искать себе пищи и крова,Искать себе счастья и слёз —Всегда заморочки с любовью,Всегда это трудный вопрос.Шугой уж створожились реки,Подёрнулись лужи ледком.Обыденно так всё навеки,И каждый ведь с этим знаком.За осенью следуют зимы,Приходят на срок холодаИ стих, бесконечно любимый,Рождался во мне иногда.И я благодарен был БогуЗа этот немыслимый дар —Как мало и как это многоТому, кто от жизни устал!И я благодарен навекиВсему, что уйдёт без следа,За то, что закроют мне веки,За то, что горела звездаМоя, пусть не яркая очень,Но всё же горела она.А то, что был в песнях неточен,В том каюсь, моя лишь вина.* * *Уж такая страна Россия,Не объять в ширину и в длину.Только нас ни о чём не спросили,Зубы сжавши, идём ко дну.Одиночество – вот наше знамя,Обречённых отчаянных бунт.А за нами и взрывы и пламя,Отступая, родимое жгут,Чтоб врагу не досталось ни крохи.Что поделать, страна велика!Из Америки символ эпохи —Факел медный вздымает рука.Но грозить нам войною напрасно,Мы привыкли всегда воевать.Даже Гудвин великий, ужасныйНе сумеет уже напугать.В остальном, прозябаем и крохиС президентского ловим стола.То ли нам хорошо, то ли плохо,Вот такие, дружище, дела.Всё равно хвост держу пистолетом,Я ль не русский, крепка моя стать!Похвала прозвучала б наветом,А навету хвалой не звучать!

Корниенко Анатолий Аркадьевич

Там…

«Там на неведомых дорожках…»

А. С. П.

Там край берёз и времени обоз.

Оно медведем бродит по пространству

огромному. Джек Лондон там не рос

и Лютер Кинг свой крест не нёс для братства.

Там тот же дуб с зелёной головой

и цепь в прямом и переносном смысле.

Кому златая, а кому конвой

блестит по жизни или въелась в мысли.

Там сказки любят не про дурака —

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.