Легко видеть

– Ну, – сказал Михаил. – Николай Степанович – человек слова!

– Да вы заходите, заходите, – вдруг засуетилась хозяйка. – Чего это я до сих пор вас на ногах держу? Вас как зовут?

– Горский Михаил Николаевич.

– Ну, а меня – Нина, а мужа моего – Виктор.

– Очень рад, – сказал Михаил, пожимая им по очереди руку.

Прежде чем присесть к столу на немедленно подставленный табурет («тубаретовку» – как машинально произнес про себя Михаил сибирскую модификацию этого слова), он достал из штормовки баллон и поставил его на стол.

– Ну, что вы, что вы! – смутилась Нина.

– Не знаю, как тут у вас в поселке со спиртным, – как бы не замечая этого, сказал, обращаясь к Виктору, Михаил. – У нас вот осталось. Не везти же спирт с собой обратно в Москву после такого путешествия.

– Вить, сходи, позови соседей, а я сейчас, – сказала Нина, но тут же спохватилась. – А как же ваши?

– За них не беспокойтесь, – уверил ее Михаил. – У них тоже осталось. Не ломиться же всем в незнакомый дом.

Нина быстро уставляла стол закусками. Угощение было самое простое и в то же время невероятно изысканное. Малосольный хариус, соленые грибочки, лесные ягоды, пышный свежий хлеб. Праздник при желании можно было создать почти из ничего, лишь бы, как говорил герой Жванецкого, «у нас с собой было». Вскоре пришли еще две пары – все в возрасте где-то около тридцати лет. Дети покинули кухню. Пришедшие поздоровались и представились: Люда, Саша; Зина, Валентин. После рукопожатий вся честная компания заняла места за столом. Михаил жестом пригласил хозяина стать виночерпием. Тот учтиво спросил:

– Вы как? Будете запивать или разбавлять?

– Я – запивать. Только прошу вас, мне налейте немного. Я уже не в том возрасте.

С этими словами Михаил протянул ему свой граненый лафитничек. Когда у всех дам и господ было «нолито», Виктор сказал:

– Ну, значит, за знакомство?

– За знакомство, – отозвался Михаил, и все чокнулись своими стаканами и стаканчиками. Дамы разбавили спирт заранее. Джентльмены все как один предпочли запивать, для чего заранее приготовили в чашках воду.

Михаил махом влил спирт в глотку и тут же запил водой. Обе жидкости соединились, где надо, почти без паузы. – «Уф-ф! Проскочило!» – подумал он. Следом за жидкостью он отправил в рот кусочек хариуса и еще раз восхитился закуской – такой в столице ни за что нельзя было достать!

Разговор зашел о Реке, о паводке, о погоде и живности, о рыбалке. Михаил рассказал, что и с дичью, и с рыбой в пути было скудно. Мужики подтвердили, что во время паводка ловить рыбу без сетей бесполезно, что дичи теперь вообще стало намного меньше, а забираться далеко в нетронутые места не на чем – бензин больно дорог стал. Что не было ни одной встречи с медведями, их удивило, хотя и не очень, скорее просто обрадовало, что приезжих зверь не потревожил и все обошлось по-хорошему, а то ведь они не таежники, да еще со своими бабами.

А еще местных мужиков интересовало, каковы пороги в верхнем и среднем течении реки и проходимы ли они для моторных лодок. Сами они так высоко никогда не поднимались, однако о дурной славе порогов слыхали – должно быть, от плотовиков. Михаил ответил, что сам никогда с моторами не ходил, но если считать, что для моторок будет достаточно, чтобы винт не чиркал по камням, а корпус лодки проходил между камнями, то при данном уровне воды они все проходимы. Опасность же для таких судов в основном заключается в заливании водой и переворотах в высоких и крутых стоячих волнах не только через борт, но и через корму.

– А вы не переворачивались? – спросил у Михаила один из собеседников.

– Слава Богу – нет.

– А какая у вас лодка?

– Надувная байдарка. Четыре метра длины, семьдесят пять сантиметров ширины.

– Как же вы на такой сумели?

– Байдарка – замечательная вещь. С ней человек образует единое целое. Можно очень резко открениваться, можно проскакивать в узкие щели между камнями, да и глубина ей нужна небольшая, сантиметров двадцать-тридцать. В этом никакая моторка не может сравниться с ней. А от заливания она закрыта палубой и фартуком.

– Но у моторки сила! – возразил кто-то.

– Не только сила, но и скорость, – добавил Михаил. – А еще – страшная прожорливость. Чтобы отсюда туда подняться, а потом спуститься, одной бочки бензина не хватит. Но это скорей вопрос денег, а не безопасности плавания. А вот то, что на ней очень просто опрокинуться, когда она с разгона примет удар плоским днищем о крутой стоячий вал – это точно. И что тогда делать? Ждать, когда лодку куда-нибудь приткнет? Но поставить ее обратно на ровный киль вряд ли удастся. А если даже получится, то мотор после купания работать не будет, не заведется. Обычными же распашными веслами среди камней особенно не погребешь. Вот и придется сплывать в лабиринтах шивер, надеясь только на Милость Божию.

Слушатели задумались, помолчали. Однако спирт уже делал свое дело. В заблестевших глазах то и дело вспыхивал интерес к новым темам. Несмотря на то, что Михаил выпил совсем немного, он тоже почувствовал опьянение. Ему были приятны соседи по пиршественному столу. Они совсем не выглядели примитивными, тем более, что в отличие от городских людей выживали здесь гораздо более тяжелыми и опасными трудами, но не видели в этом никакого героизма. У них было меньше культурного лоска в речах и манерах, примитивнее быт, острее обыденные заботы, зато наверняка больше сообразительности, находчивости и смекалки в непредвиденных ситуациях, виной которым часто бывали элементарные нехватки снабжения. А уж по степени готовности встречать опасность лицом к лицу и противостоять ей только с тем, что в тот миг окажется в руках, сравнивать их было просто не с кем. В силу этого они имели законное право воспринимать приезжих кем-то вроде больших детей, с которых нечего спрашивать, потому что они не знают, не умеют и не могут делать то, что требуется здесь на каждом шагу, или терпеть. Короче, городских они превосходили очень во многом, а уступали им всего чуть-чуть: в образованности, в умении оперировать абстракциями и обращаться с техническими новинками, существенно облегчающими жизнь, да еще, пожалуй, в умении сплавляться по бурным рекам на утлых гребных судах. Когда-то и они умели сплавляться на плотах, управляясь носовыми и кормовыми гребями, но потом из-за моторов отвыкли. Но обрести все эти умения мог всякий заинтересованный человек, а уж привыкший к самостоятельности в тайге – тем более. Они доказывали свое превосходство над людьми, изнеженными цивилизацией, очень просто и без всяких слов – тем, что годами и десятилетиями жили там, где другие считали про себя геройством прожить отпускной месяц.

Кто-то стукнул снаружи в дверь и, не дожидаясь ответа, распахнул ее. Михаил увидел двоих неприятного вида мужиков с наглыми рожами и понял, что началось второе действие в предсказанном им спектакле, поставленном Игорем.

– Здорово! – громко сказал первый. – Гуляете? А нас чего не позвали?

– А чего тебя звать? – отозвалась Нина. – Небось, сам унюхаешь и придешь. Ну, садись, коли пришел. И ты, Генка, тоже.

– По какому поводу пьете?

– Да вот, человек закончил путешествие, о нем нам Николай Степанович говорил, велел помочь, если понадобится.

– Ну-у? Филатов? – удивился первый Игорев «наймит».

– Вот тебе и ну-у, – передразнила Нина.

– Тогда другое дело.

– Какое другое?

– Да так. Ничего.

Получалось, Игорь действительно не бросал угроз на ветер и знал, как их осуществлять. Даже если эти парни, которых он раздразнил запахом спиртного, и не были подонками в полной мере, то вполне могли подраться просто так – от скуки или от раздражения, что где-то рядом течет, а им в рот не попадает. Тем более, что пострадавший предпочтет поскорее уехать из опасного места, не дожидаясь конца расследования, если найдет, кому пожаловаться на здешних хулиганов.

Михаил встретился глазами с главным из этой пары «наймитов». Тот поднял лафитник со спиртом и, явно заметив усмешку Михаила, сказал, как ни в чем не бывало:

– Ну, будь здоров, отец!

– И ты тоже, сынок! – ответил Михаил. – Пришел бы раньше, тебе бы больше досталось.

– А ты бы побольше привез, – под смех собравшихся заметил тот.

– А тебе сколько ни привези, все равно не хватит. – откликнулся Михаил. И, видно, попал в точку, потому что присутствующие рассмеялись еще сильней.

– А чего твои отдельно от тебя сидят? – поинтересовался «наймит».

– Дак они – не мои. Они сплывали сами по себе, и я тоже.

– Ты что, один прошел по Реке?

– Один.

– Ну, ты даешь! А они как шли?

– Вшестером. Сначала они меня догнали и перегнали, потом я их – и так несколько раз. А что тебя заинтересовало?

– Да так. Мы и сами в такие места стараемся без связчика не ходить. А ты вон, хоть и в возрасте, а не побоялся. Или просто не знал, что тут к чему?

– Много тут пройдешь, если не знаешь, – возразил Михаил, снова вызвав смех.

– И то верно. Ну, давай познакомимся, отец. Митя.

– Михаил Николаевич.

– А вот он – Геннадий.

– Да, я уже понял, – кивнул Михаил.

– Ты здесь раньше бывал, отец?

– Нет. Немного западнее – бывал. В Баргузинском Хребте, на Витиме с притоками, а что?

– Да все не пойму, что тебя в такую даль к нам притягивает.

– Природа, Митя, безлюдье, горы, тайга. И пороги на реках – тоже. Красота, одним словом и ощущение, что для этого ты как раз и родился.

– А в городе разве плохо?

Михаил подумал, прежде чем ответить.

– Скажу так. Есть люди, их, наверное, большинство, которые без города жить не хотят и не могут. Других город и привлекает, и тяготит. Я вот, пожалуй, к ним и отношусь. Судите сами, что в городе хорошо, что плохо. Для тех, кто там на свет появился – все-таки милая родина. Хорошее образование там проще получить, можно найти работу по самым разным специальностям. Жизненные проблемы решаются проще, почти у всех есть какой-никакой комфорт. Зато кругом суета как в муравейнике в погожий день. Отсюда напряженные и настороженные друг к другу люди. Масса случаев бесчестности и гнусности, в том числе и со стороны властей. Деньги, особенно большие, значат в городе больше, чем в таких местах, как у вас. Там они тоже – явная власть. И ко всему этому там трудно найти душевный покой, выбраться на природу, чтобы поохотиться, порыбачить или просто так отдохнуть. До хороших мест надо ехать самое меньшее часа два или три, да потом еще сколько-то топать от железной дороги.

– Ну, у нас-то с этим просто, – загалдели мужики.

– Тут, бывает, и медведи в поселок заходят.

– Осенью коза мимо идет.

– Гуси пролетают весной и осенью.

– Рыба попозже хорошо ловится.

– Вот видите, – подытожил Михаил. – Вы здесь с этого кормитесь, а там самому надо немало потратиться, чтобы получить лицензию на охоту, доехать до места, потом то ли добыть, то ли не добыть какую-нибудь дичь, а если добыть, то не больше установленной нормы. По тем местам размер добычи, конечно, надо ограничивать – иначе всё будет выбито подчистую – но радости от всего этого очень мало. Лучше и не охотиться.

– А я читал, там охотятся на сохатого, на кабана, – сказал Валентин.

– Охотятся, – подтвердил Михаил. – Отбирают команду из активных членов общества, кто потрудился в охотохозяйстве. Команда – человек десять-двенадцать – выезжает на облавную охоту в это же хозяйство, в сезон охоты, конечно. Там егеря выводят их в угодья и расставляют на номера в стрелковую линию вдоль дороги или просеки, потом устраивают загон. Загонщики поднимают зверя и гонят в сторону стрелков. Причем зверь может выйти на стрелковую линию, а может и уйти в сторону, особенно если уже стал ученым. Вышедшего на охотников зверя стреляют с одного или двух номеров. Если попадут, но не положат на месте, добирают с помощью егеря и собаки. Если вчистую промажут, тут уж надо егерей ублажить деньгами, чтобы они новый загон организовали, иначе охотники так ни с чем и уедут. Мясо добычи делят на всех членов команды, тому, кто подстрелил, достается побольше и получше. Шкуру зачем-то сдают в охотобщество. Что там с ней делают – загадка. Потом на радостях пьют на охотбазе с егерями и возвращаются домой, большинство – ни разу не пострелявши.

– А вы сами так охотились? – спросил Виктор.

– Я – нет. – покрутил головой Михаил. – Меня это отталкивает.

– Да-а, – протянул Митя. – Мы тут сами все делаем, и ищем, и гоним, и стреляем.

– И пьем! – добавил Виктор под смех собеседников.

– Это – само собой!

– Вообще-то в пятидесятых-шестидесятых годах лосей в Подмосковье было очень много. В любое время года можно было встретить. Потом они куда-то подевались. То ли потравили их, опыляя ядом леса против сибирского шелкопряда, то ли еще от чего-то, но теперь гуляющему по лесу человеку их почти не встретить А вот кабанов довольно много и теперь. Но это потому, что их подкармливают.

– Как это – подкармливают? – удивился народ.

– Для них специально в охотхозяйствах сажают картошку, собирают желуди, потом привозят их на кормовые площадки, для лосей заготавливают веточные корма, выкладывают соль.

– Вот, твою мать, что делают, – насмешливо и возмущенно стали высказываться слушатели.

– Ты же его еще и накорми!

– Да, – сказал Михаил. – Или оплати деньгами кормежку и охотобустройство. Вас бы такая охота устроила?

– Да на … нам такая охота! – высказались с разных сторон.

– Вы потише! – накинулась хозяйка на позволивших себе лишнее гостей. Ей хотелось, чтобы в ее доме все было прилично.

– Да ничего, – успокоил ее Михаил. – Я ведь тоже так считаю.

Его слова потонули в хохоте. Михаил обвел присутствующих взглядом и предложил:

– Вот и решайте сами, где лучше жить – в городе или здесь?

– Мы тут родились. Нам без этого тоска!

– Чего уж тут выбирать! Нам тут лучше!

– Наши места богатые!

– Молодым вот тут только скучно, они еще без понятия!

– И то не всем, – возразил кто-то.

Выждав минуту, Михаил спросил:

– Свет у вас во сколько выключают?

– В одиннадцать! – хором ответили ему.

– Значит, довольно скоро. Ну что ж, хозяева, спасибо за встречу и угощение. Рад нашему знакомству. А теперь пора мне и честь знать. Вам ведь завтра на работу.

– Да что вы! Посидим еще! – сказала Нина.

– Кстати, во сколько завтра может прилететь самолет, если с утра будет погода? – спросил ее Михаил.

– Раньше десяти не прилетит, – успокоила она.

– Все же я пойду. Еще раз спасибо всем.

Он пожал протянутые руки, в том числе и те, которые, по замыслу Игоря, должны были отделать его под орех, и вышел из дома. Митя почти тотчас выскочил следом за ним.

– Ты, отец, извини. Нам на тебя наговорили.

– Не важно.

– Нет, важно, – возразил он. – Надо будет с ним разобраться.

– Вот этого не надо. Ему уже как следует досталось. А тебе и Геннадию незачем руки марать.

– Да нет, отец, ты только скажи: он тебя обидел?

– Хотел обидеть – что правда, то правда. Но не сумел. Так что не беспокойся – с рук ему это не сошло.

– Ну, как хочешь, а то скажи…

– Точно говорю, Митя – в этом мне помощи не надо. Будь здоров. Спасибо, что сказал.

– Если надумаешь, прилетай сюда еще. Осенью. Сводим тебя на настоящую охоту. Хочешь – на рев, хочешь – на коз.

– Трудно обещать – сам видишь – годы немалые. Да и найду ли деньги, чтобы еще раз побывать здесь. Однако спасибо за приглашение. Мне очень понравились ваши места.

– А ты много где побывал?

– Не скажу, что очень много, но все-таки далеко не мало.

– И как у нас?

– Одно из лучших мест, которые видел. Это определенно могу сказать. Ну, всего тебе хорошего.

– И тебе всего, батя.

Они пошли каждый в свою сторону. В конце аэродрома уже был поставлен бивак. Пятеро сидели у костра и спокойно беседовали. Игоря среди них не было. «Вот и славно», – подумал Михаил. Галя и Ира сказали, что оставили ему поесть.

– А меня уже подкормили, – ответил он, однако от еды и чая не отказался.

– Чем вы были заняты? – поинтересовалась Ира.

– Познакомился с тремя местными дамами и пятью господами, – сказал Михаил, уплетая вермишель с тушенкой и – о чудо! – с зеленым горошком. – Рады они тут всякому свежему человеку – есть-таки дефицит живых новостей.

– А как живут?

– Да они особенно не говорили. Больше расспрашивали меня. О верхней половине Реки, о порогах, проходимы ли они на моторках, о рыбалке, об охоте. Сами тоже об охоте рассказывали, даже приглашали специально прилететь сюда, чтобы поохотиться на изюбря или коз.

– А нам тут в магазине бабы очень сочувствовали, – сообщила Ира. – Жалели. Дескать, куда вас с собой беспутные мужики поволокли.

– А не спрашивали, сколько вам за это платят? – поинтересовался Михаил.

– Нет, не спрашивали, – удивилась Ира.

– А вот когда я начинал свои занятия туризмом, спрашивали часто. И не верили, если им отвечали, что сами платим.

Страсти такие принимать на себя, – в пандан вставила Галя.

– М-мда, – задумчиво протянул Михаил. – Страстей в те времена было немало. Теперь пришла пора сочувствовать вам.

Дамы заулыбались.

– Вы что-нибудь еще узнали о самолете?

– Получил заверение, что нас отправят первым же бортом. Тут, кстати, за нас уже замолвил слово пилот вертолета, который забрасывал и меня, и вас.

– Это за вас он замолвил, а не за нас, – поправила Галя.

– Не все ли равно. Главное, что некий авторитетный в местных кругах человек – а наш пилот, несомненно, такой – продемонстрировал свою поддержку. Здесь это не пустой звук. За декларацией о покровительстве следует именно покровительство, а не что-то иное. Еще узнал, что самолет сюда раньше десяти часов не прилетит, даже если с утра будет летная погода. Не догадался только спросить, можно ли отсюда отправить телеграмму. Надо будет узнать завтра с утра.

– Вас что-то беспокоит? – спросила Ира.

– Нет, это чтобы за меня больше не беспокоились. Сообщить, что закончил поход.

– Надо было бы и нам отбить телеграммы домой и на работу. А вы не знаете, быстро ли они отсюда передаются? – спросил Дима.

– Бывали случаи, что очень быстро. Но бывало, что приходили уже после возвращения в Москву.

– Если можно будет послать, какую причину опоздания лучше указать в телеграмме? У вас такое бывало?

– А как же! Много раз. Можно так, например: «Связи транспортными задержками», или «Связи независящими обстоятельствами» – это чтобы не ставить предлоги.

– Понятно. Вам это как, помогало?

– В какой-то степени. Недовольство начальство нередко выражало, но серьезных карательных действий не предпринимало. Иной раз в премии ущемляли. Но это было давно. Не знаю, как принято воздействовать в новое время. Теперь вы, это очевидно, достаточно редкое, почти реликтовое явление. За те деньги, которые вы заплатили, чтобы попасть сюда, люди со средствами предпочитают поехать в отпуск на Кипр, на Канары, даже в Таиланд или на Мальдивы, где, говорят, ублажают гостей по высшему разряду.

– За деньги где только не ублажают? – улыбнулась Ира. – За этим совсем не надо куда-то уезжать из Москвы.

– Ну, хотя бы в поисках экзотики, – примирительно сказал Михаил. – Но я ведь не о том заговорил, а о вас и вашей преданности спортивному туризму, столь не модному в наши дни. Тут тебе и риск, и неоправданно тяжелая работа, и вынужденное самообеспечение, и постоянное преодоление чего-нибудь, будь то пороги, хребты, штормовая погода или нескончаемые дожди, сырость, холод или зной, а ко всему этому еще и комары, мошка и пауты. А деньги за все это платите не меньше, чем за поездку в Турцию или на Кипр.

– Пожалуй, – подумав, согласился Дима.

– Вот видите! А вы предпочли путешествие со всеми сложностями по собственной стране. По-моему, вы поступили здорово!

– А что вас удивляет? – спросила Галя. – Вы сами так поступаете!

– Ну, я-то, положим, человек другой социальной формации: дитя послевоенной бедности и «развитого социализма», будь он не ладен. У вас же совсем другие возможности. Вот вы, дамы, хотели бы за границу?

– Я уже кое-где побывала. – отозвалась Галя.

– Я тоже, – добавила Ира.

– Ну, и каковы впечатления?

– От Италии, Греции, Испании, Франции, – начала Галя, – Очень большие, порой ошеломляющие, если говорить о знакомстве с искусством, так сказать, а натюрель. А от природы – где сильные, а где – не очень. В Норвегии и Швеции природа мне понравилась больше. Ближе к нашей, к своей.

– Ну, у вас богатая практика! Можно только позавидовать вашей любознательности, – сказал Михаил. – А где побывали вы? – обратился он к Ире.

– Я была в Греции, Турции, Израиле, Египте, на Мальте и на Кипре. Везде, конечно, было на что посмотреть. И пейзажи встречаются потрясающие. Но наши мне нравятся больше. К тому же походное восприятие красот природы разительно отличается от экскурсионного, когда тебя возят, водят за руку и кормят из ложечки. Так что, пока есть силы, предпочитаю путешествовать дома, а не за границей. Я тоже не вижу причин, по которым нами и нашим выбором надо восхищаться. Вы ведь принадлежите к тем, с кого мы брали пример. По рассказам родителей я могу судить, что вам было намного тяжелее, чем нам, из-за безденежья и отсутствия хорошего снаряжения. Но вы ведь не оставили любимого увлечения и после того, как обзавелись деньгами и вещами! То, что вы уходите в своем возрасте в такие маршруты, как этот, для нас тоже пример, причем особенно знаменательный – вы показали себя лучше, чем мы. Так кем после этого надо восхищаться? Неужели нами?

Михаил всмотрелся в лицо своей страстной защитницы. – «Действительно красивое, да еще одушевленное волнением», – подумал он, а вслух сказал:

– Слышать такие оценки своих увлечений, конечно, очень приятно. Но прошу поверить мне на слово, за собой никакой особенной доблести я не вижу. Таких людей в моем поколении осталось немало. Думаю, у них, как и у меня, есть уверенность в том, что страсть к походам была не ложной и не напрасной. Я ей очень многим обязан во всех смыслах – и характером, и эстетическим обогащением души, и важными мыслями, и любовью, так что походы можно поминать только добром и желать всем людям проходить подобную школу и получать такое же наслаждение от жизни, какое получали от них мы. К сожалению, ни моя дочь, ни сын моей жены, став взрослыми, в походы больше не ходили, а уж, казалось бы, кому, как не нам, легко было пристрастить их к этому делу. Но в детском и юношеском возрасте им это нравилось, а потом так и не стало необходимым. Вот это как раз отличает всех вас от большинства сверстников – то, что вы не поддались ни лени, ни новой моде, ни соблазну повидать весь свет, не напрягая своей собственной воли и всех сил тела и души. Я рад за вас и считаю, что вы вправе этим гордиться, поскольку пошли против течения, а это надо уметь. Сплав, который мы только что завершили, в известной степени тоже ход против течения – ведь имел место риск, на который никто нас не обрекал, кроме нас самих, были и другие не всегда приятные дела, постоянно требовавшие самопреодоления. Собственно, именно в себе мы преодолевали главный противоток. Не знаю, замечали ли вы это за собой, но я за свою жизнь не помню ни одного совсем легкого похода, где бы мне не приходилось напрягаться всерьез, даже если это были «единички». Ну, а уж «пятерки» взыскивают с человека по всем статьям и по всей форме. Этого в данном обществе можно и не говорить, все без слов ясно. Так что позвольте мне кончить на том, что и у меня есть основания вас уважать, и я действительно испытываю к вам уважение.

Михаил замолчал. Казалось, все на время глубоко погрузились в себя, примеряя его слова к своим представлениям и ощущениям на этот счет. Он был уверен, что нисколько не льстит им, а пафос, которого он всегда старался избегать, касался не людей, а рода их увлекательного и поглощающего занятия. Так что самоподозрения в этих грехах он мог считать напрасными.

– Михаил Николаевич! – окликнули его.

Это была Ира.

– Да?

– А вы чувствуете, много ли успели узнать в своей жизни?

– Я часто раздумывал над этим. Да, пожалуй, могу сказать – много. Мне выпало счастье, удача, Небесный Дар – называйте, как хотите – получить ответы, во многом благодаря походам, на многие вопросы, которые я сам себе задавал. Это без хвастовства и без ложной скромности. Но, как ни покажется парадоксальным, данная самооценка совсем не устраняет чувства, что я уйду из этого мира почти таким же в смысле разума ребенком, каким появился в нем. Главное из всего, что я осознал – это что дух и душа человека не могут быть смертны, а уже из этого я сделал множество самых разных выводов как относительно устройства Мироздания и законов, управляющих его развитием, так и относительно критериев, которыми следовало бы руководствоваться при выборе решений житейских проблем, дабы не впасть в грех. Может показаться, что я голословен. Я думаю иначе, но не призываю соглашаться со мной. Говорить о глобальных, интеллектуальных и моральных проблемах можно и нужно очень долго, иначе всего, до чего додумался с Божьей Помощью, никак не объяснишь. Но все равно прошу меня извинить за мои высказывания, более долгие, чем допускает хороший тон.