Кандагарская бригада

Дальше просто. Сервированный стол, самогонка, посредине стола – сорокалитровый бачок браги и две кружки. Почему посредине стола? В батальоне действовал закон: подходи и пей, сколько влезет. Ну, а если не влезает, ложись на кровать или пол и спи. Утром, часа в три-четыре, будь готов выехать по любому боевому приказу. Иначе получишь по морде. Ведь за тебя другой поедет. В этот разбить никого не пришлось. Выпили, поели культурно и по своим нарам. Кто в свою постель, кто в чужую, а кто и в постель женского модуля. Что поделаешь? Жизнь есть жизнь.

Утром – вспомнил, что пора домой. Все, замена! Ура! «Отпускник» (это самолет такой, ИЛ-18, «афганцев» в отпуск возит) должен быть в 10-11 часов. Друзья, естественно просто так не позволили уехать. В конечном итоге, «отпускник» улетел без Андреева.

Часика через 3-4 Андреева провожала полупьяная толпа офицеров и абсолютно трезвые, но немного обкуренные солдаты. Это, наверное, самый лучший день в жизни Андреева. Солдаты пришли его проводить! Для офицера – это большая честь. Значит, верили в него, уважали. В общем, проводы на аэродром «Армана». В аэропорту «оказия» стоит – самолет АН-12. Летит на город Кабул. То, что нужно «заменщику*.

–Возьмешь? – крикнул Алейников, – «заменщик».

–Пусть загружается, – ответил командир корабля.

–Вперед. Саня, вперед, – захохотали офицеры, – это последняя команда «Вперед». Радуйся!

–Не знаю, радоваться или нет. Грустно мне уезжать. Свидимся ли? Давай что ли по кругу. Спасибо, друзья. Я не прощаюсь. Говорю – ДО СВИДАНИЯ, – сказал Андреев.

КАБУЛ

Как обычно, по бокам фюзеляжа скамейки, иллюминаторы. Сверху тросы, куда цепляют карабин парашюта. Необычно было то, что посередине стояло два ящика – два гроба. Снова кого-то везут на Родину – закопать в землю. Андрееву сразу вспомнилась пустыня – его «пустынный» батальон. Тогда, в один из обычных дней погиб рядовой Ибраев. Как обычно, три часа утра, рота собирается на сопровождение колонн. Умываться почти нечем, так, соленая водичка. Недалеко от батальона родник выбивается из-под земли. А кто-то даже лица не ополоснул. Тут еще дежурный по роте орать начал, что колонна от «Кишки» уже пошла, нужно выдвигаться. Да, действительно пора. А то «точки» выставить не успеем.

–Залибеков! Быстро получать оружие, – раздалась команда ротного старшине.

–Есть, – послышалось в ответ. И тут же:

–А ну! Пошевеливайтесь! Быстро!

–Первый взвод, за мной! По машинам!

–Гурбанов! Тык-тык-тык. Бегом к БТР-у!

–Ты что встал, урод? Быстрей.

Это была такая небольшая, мягкая перебранка. Сержанты делали свое дело. В общем, народ разбудили. А то не все еще проснулись. Вон Ротарь ползет. Машину еще не приготовил. Хотя в пустыне двигатель прогревать не надо, но проснуться-то все равно нужно. Вдруг выстрел. Нет, не такой обычный, из автомата. Калибр оружия был покрупнее. Да, и звук-то раздался возле «оружейки», то есть палатки, где хранилось крупнокалиберное оружие. Автомат всегда под рукой. Крики, проклятья. Что-то случилось. Вес офицеры бегом к «оружейной» палатке. Там уже десятка два солдат стоит. На земле корчится Ибраев. Его пытается удержать старшина роты Залибеков, кумык по национальности, хотя неважно. Из груди Ибраева, вернее из дырки в груди величиной в тридцать миллиметров льется на песок кровь, смешанная с остатками костей и легкого. Изогнет его на животе – из груди, перевернет на спину – из спины. Сквозное, смертельное ранение. Всем это ясно. Подбежал «Перец», ротный санинструктор, сделал укол промедола, чтобы умирать легче было. Больше ничего не сделаешь и ничего не скажешь. Он, Ибраев, доставал из ящика автоматический гранатомет АГС-17, взял его за ствол, поставил вертикально, дулом в грудь, прямо на спусковую планку. А в предыдущую ночь, но приезде из очередного сопровождения колонн, гранату из патронника не вынули. Не разрядили гранатомёт. Результат – Ибраева повезут в «цинковом скафандре*. Так вот, читатель. Глупой эту смерть не назовешь. Парень этот воевал честно. Дикая, нелепая случайность. А человека нет. Выло видно: Ибраев не хотел умирать. На помощь все звал.

Войдя в самолет, Андреев пристроился на скамеечке возле одною из гробов. Уселся поудобнее, чтобы в полете можно было поспать.

Самолет набрал высоту. До свидания и прощай, Кандагарская бригада. Как в песне поется:

Прощайте горы, вам видней,

Какую цену здесь платили.

Врага какого не добили,

Каких оставили парней.

Под горло подкатил знакомый комок. Это самолет пошел на посадку. В Кабуле посадка самолета необычная. Сам Кабул находится в ущелье, и поэтому самолет с двух тысяч метров как бы падает вниз. Естественно, Андреев проснулся. Эта предосторожность у пилотов появилась еще потому, что у "духов" появились «стингеры». Это ПЗРК – переносной зенитно-ракетный комплекс, их им поставили американцы. У «стингера» двойное прицеливание – по инфракрасному излучению и по силуэту. Для тебя, читатель, это неинтересно, но дня Андреева это существенно. При заходе на посадку в Кабуле самолет, кроме того, что почти падал вертикально, еще и вилял: вправо-влево, вправо-влево… А это существенная вещь для спящего пассажира.

В общем, прилетел Андреев в город Кабул, приземлился удачно. Да, не он приземлился, а самолет. Возле трапа стоят два незнакомых офицера и кричат: «Кто первый раз в Афган, садитесь в автобус».

«Да. Меня в автобус не сажали», – подумал он. И вспомнил он свой приезд, прилет в Афган. Жара стояла такая же. Он и подумал тогда: «А не зря ли я сюда приехал?». А сейчас уезжает. Даже жалко. Как будто часть души оставил. Взгрустнулось ему при виде молодых офицеров, рассаживающихся в автобусе. Что их ожидает? Кто может предсказать?

На «попутке» (это был БТР), Андреев добрался до штаба армии. Выйдя из машины, огляделся. Слева большие, железные ворота. Часовые стоят в форме афганской народной армии. Он немножко пригляделся. Ба! У одного солдата рожа-то «рязанская». Это их Министерство обороны охраняло! они же вместе с нашими. Только ведь известно, как они «службу несут», а как «шурави»?

–Аскер, я старший лейтенант, иду к своему другу.

–Куды-куды?

–Туды, твою мать.

–А… Наш. Заходите.

Ничего не поделаешь, хохол попался па посту. Молодец – ничего не скажешь, не пропустил постороннего человека. Значит, службу знает. Солдат дал сигнал начальнику караула. Андреев даже не заметил. Выбегает из ворот тройка бойцов, впереди бежит офицер. Откуда ни возьмись – по бокам, уже стоит еще пара бойцов. Андреев пригляделся к начальнику караула. Ох ты, точно он – Феликов, Костя Феликов, по прозвищу «Дуля». Нос у него был такой, поэтому и такое прозвище. Жив ли он сейчас?

–Дуля, Костя! Ты что? Меня арестовать решил?

–Санька, ты что ли? Тебя же убили. Нет, не может быть. Тебя ж все училище оплакивало.

–Всякое бывает.

–Пошли! Пошли ко мне. Как раз время обеда.

–Да уж, – ответил Андреев, – сначала автоматами встречают. Потом на обед приглашают. -Кость, я ведь заменяюсь, переночевать бы где. Завтра в штаб армии за документами.

–Какой вопрос? Конечно же, у меня переночуешь. Да не думай, что я тебя завтра отпущу. Сначала по Кабулу повожу, покажу достопримечательности, да и подкупиться тебе перед «Союзом» нужно. Тут все дешевле. Так что давай свои сумки – и за мной.

–Понял, иду, – откликнулся Андреев.

Поднялись на третий этаж, прошли по коридорам. Кто из ханов или королей жил? Везде лепные узоры, мозаика, иероглифы, наверное, сурды из Корана. А сейчас помещение роты охраны. Для мусульман, конечно же, кощунство.

Зашли в комнату. Феликов поставил сумки Андреева в угол, начал открывать консервные банки. Причем взял две банки и тряхнул перед ушами. В одной забултыхалось. «Масло, – сказал Костя, – а в этой сыр». Андреев аж захохотал. В пустыне так же проверяли, масло в банке или сыр. Этот прием не нов. Стол как обычно, консервы, консервы и еще раз консервы. Однако во главе стола стояла литровая бутыль «кишмишевки». Это афганский самогон. За встречу, потом за родителей, ТРЕТИЙ ТОСТ, а потом уж за все подряд. Андреев оглядел собравшихся молодых офицеров, и мелькнула мысль: «Вернуться ли живые? Да, и какие живые? Можно ведь немножко живые, то есть и инвалидом».

Наутро Андреев явился в штаб сороковой армии ОКСВА (ограниченный контингент советских войск в Афганистане). Пока готовились выездные документы, он прогулялся по гарнизону батальона охраны. Красивые модули, лужайки, вдали виднеется дворец Амина (был такой руководитель страны, грохнули его), весь сверкает бирюзой. Лучше бы эти драгоценные камни пустили на благотворительность, помогли народу, который еле сводит концы с концами.

Андреев повернулся и пошел снова в штаб армии за документами. Все уже было готово. Какой-то майор, чем-то озабоченный, выдал предписание, служебный паспорт с визой, еще какие-то бумаги, пожал руку – и до свидания Афганистан.

Но как нам хочется порой

Лицом в ладони окунуться.

Снимает груз тупая боль,

Как будто мы должны вернутся.

Как будто мы забыли там

Свои израненные души,

Я все расставил но местам,

Но почему так горло сушит.

После обеда Андреев с Костей и еще двумя офицерами, переодевшись в форму афганской армии, поехали в город, по магазинам, то есть по кабульски дуканам.

Низенькие мазанки, такие же дувалы, мужики ходят в балахонах. Женщины в парандже. Вот перед глазами открылись широкие улицы, проспекты. Понеслись по бокам магазинчики, самодельные лавки. Ба! Это уж слишком! Большое, красивое здание, верно университет. Оттуда выходят, да и возле входа группируются девочки: все в коротких юбках, подкрашенные, в общем, все по-европейски. Такие симпатяшки. Слов нет. У Андреева аж челюсть отвисла. «Как у нас дома», – подумал он. Скоро и ему домой.

– Ханум, можно посмотреть вот эту рубашку, – обратился к продавщице Андреев.

Пожалуйста, одну секунду. У Вас какой размер? Не знаете? Сейчас измерим, – затараторила миловидная девушка, чисто по-русски, даже без акцента.

– Все отлично, как будто по мне шили, – сказал Андреев. – у меня тут сто двадцать «афганей» осталось. Могу ли я купить переходной шнур для японского магнитофона.

–Бали-балли, конечно же. Если Вы можете, одну минуту подождите, пожалуйста (научились вежливо говорить).

–О-у, бача. Индже биа (идя сюда), – добавила еще, что-то по-фарси, – бурум бахай. – Мило улыбнулась Андрееву и стала показывать ему другие товары: аудиокассеты, какие то плакаты с девочками в купальниках. Оказалось, что после покупки батника остается сдачи сто двадцать «афганей». По-нашему – пятьдесят копеек. Она даже это не упускает. Клиента нужно обслужить по полной программе. Чтобы он ушел с полными сумками, и вместе с этим с пустым кошельком. С ее точки зрения – правильно.

* * *

Андрееву вспомнилась одна история. Два командира из батальона охраны бригады купили жену. Да, читатель, купили в полном смысле. Жен в Афганистане покупают. Да, не возмущайся ты, читатель. В чужой монастырь со своим уставом не ходят.

Служили они в батальоне охраны бригады. Привезли ее на свою «точку», поселили в танке. Да-да, в танке Т-62-М. Бросили ей матрац, какое-то одеяло. Так и жила она. Сама ростом маленькая, иссиня-черные волосы, такие же брови, глаза. Губы ярко- красные. Ножки идеально стройные, такие редко где увидишь. Приодели ее во все европейское: короткая юбка, такая же блузка, симпатичные туфли красного цвета, бюстгальтер не купили, потому что он не нужен ей был.

Прошло два месяца. Девочку выводили погулять по ночам, научили по-русски говорить, отучили шаровары носить. В общем, стала цивилизованной. Только цивилизация эта по-европейски. И зачем им европейская цивилизация? У них, мусульман, своя культура, свое искусство, свой менталитет. Это не каждому дано понять, в том числе и этим покупателям женщины.

После этих двух месяцев они отвезли девочку, именно девочку, так как ей было пятнадцать лет (хотя выглядела на все двадцать пять) домой, к родителям. Вроде как им она уже надоела. Однако отец ее не принял. Такой у них обычай. Его дочка продана и на этом конец. Он сказал ей, что у нас есть свои хозяева. Ходила-ходила эта бедная девочка, случайно встретила замполита роты афганской армии. Пожаловалась ему на такое сволочное поведение её двух мужей. Да… Она считала, что у нее два мужа. «Я для них все делала, стирала, готовила. В чем меня можно упрекнуть? А они меня обратно отцу отдали. За что? В чем я виноват?» – плакала девочка. Хотя в этих краях замуж отдают с одиннадцати лет, но все-таки, не зная законов шариата, нельзя так поступать. Девочка и вся ее родня взаправду считали, что она виновата.

Собрались все родственники, позвали кадия, то есть судью. Начали судить эту девочку. Её, конечно, не выслушали. Да и она сама считала себя виноватой. Они осудили ее на смерть. Это значит, что ее нужно зашить в мешок и бросить в реку, которая своим течением огромные булыжники вырывает со дна и уносит прочь.

Мать смотрела на свою дочь озлобленно. Вся остальная родня вообще готова была сожрать эту девочку глазами. Они бы разорвали ее в клочья, но боялись кадия. Встретив сочувственный, любящий взгляд отца, она немного ободрилась. Тут кадий заявил: скажи, мол, последнее слово. В ответ на это предложение она просто разделась. Еще в Древней Греции – Элладе, был подобный прецедент, когда женщину обвиняли в воровстве. Она обнажилась, и судьи, увидев дивную красоту, единогласно ее оправдали. По их мнению, не может такая совершенная красота быть воровкой. Эти два понятия просто несовместимы: красота и воровка. При виде раздетой донага девушки вся присутствующая толпа начала вполголоса возмущаться. Это ведь суд. За громкий крик можно получить палками по пяткам. Молчали и ухмылялись в свою бороду отец девочки и кадий. Её поступок был просто героическим с точки зрения шариата. Но кадий и отец по достоинству оценили ее смелость. Красота не наказуема. Однако в дом ее отец не взял. В конечном итоге девочку доставили к начальнику политотдела бригады, вычислили этих офицеров и в двадцать четыре часа отправили в «Союз». По российским законам они неподсудны. Что стало с девочкой? Неизвестно. Домой, к матери, она не могла вернуться. Скорее всего, поступила в публичный дом. Такова жизнь, читатель.

* * *

А можно кассету Высоцкого (так и не научился говорить приказным тоном с «афганцами», хотя своих солдат «строил – будь здоров»)?

–Альбятты, конечно, – начала лепетать продавщица, – но у Вас еще двадцать афгани останется. Купи, товарищ, вот этот календарик. Он из Японии.

«Да. Девочки в купальниках на этих плакатах хороши», – подумал Андреев.

Сверни в трубку, чем-нибудь обмотай.

–Да-да. Конечно же.

–Эй! – вмешался Феликов, – мне джинсы нужны.

–Конечно, конечно. Одну минуту. Пока я бегаю, скажите Ваш размер.

–Не знаю.

–Сейчас я быстренько (вернее, она сказала тезлее). Тут же Вас обмерю. Размер станет ясен.

–Ты, наверное, будешь хорошая жена, – добавил Андреев.

–Я уже замужем, – ответила девочка. – по-вашему, я помолвлена. До моего рождения и рождения моего мужа наши родители договорились и решили нас поженить. Извините, я верна своему мужу.

Продавщица откуда-то достала «сантиметр», измерила необъятную талию Кости. И сказала, что у него тридцать второй размер. Феликов потребовал примерки. Она пригласила его и Андреева в «подсобку». Костя натянул на себя джинсы, спросил у Андреева, как он выглядит. «Вроде ничего», – ответил Андреев.

–Ханум! Дай с тремя строчками.

–Инды-инды, пожалуйста, командир, хубасти.

Продавщица принесла другие джинсы, простроченные по бокам тремя строчками ниток. На этот раз «Дуля» остался доволен. Броде все ему понравилось. Наутро – аэродром. Пора домой. Жаль расставаться с этой страной. Как будто сроднились.

Утром подъем, завтрак консервированный. Столица страны, а завтрак из консервов. Судя но одежде жителей, обилию рынков и магазинов мясо должно быть натуральное, а не консервы. В Кандагарской провинции «пустынный» батальон жил лучше. Представь, читатель: пустыня Регистан, вараны, змеи, скорпионы, фаланги. Вокруг еще и "духи", что хуже – неизвестно, до ближайшего кишлака Кинкинахуд около пятидесяти километров. Но по праздникам всегда было свежее мясо: баранина или верблюжатина. Войны почти вес азиаты, то с пуштунами договорятся за пару пачек патрон (пуштунам официально разрешалось иметь оружие), то в Кишкинахуде купят.

Взяв дежурный БРДМ, веселая компания тронулась в аэропорт. Все дружно завидовали Андрееву.

–Что, Саня? Домой? А мне ещё полтора года. – вздохнул Костя.

–Я уж и забыл, когда мне столько оставалось.

И тут у Андреева перед глазами возникла картинка:

–«85-й*, сдай назад. Толкни танк, заглох он, аккумулятор слабый.

–«08-й*, ты что-то пугаешь. У меня БТР, а не танк.

–Давай, Саня, попробуй. Ребята гибнут. Черт возьми, где эти «вертушки»?

–Я «полста третий», на приеме.

–«Полета третий», врежь НУРС-ами южнее красного дыма, – дал целеуказание «85-й».

–Вижу два дыма. Один из них и «зеленке».

–Ах, сволочи! Наши дымы используют. Зайди с запада и вдоль «бетонки», где стоят одна тяжелая и две легкие «коробочки».

–Понял, выполняю, – ответил «полста третий»

Вертолет, сделав круг, зашел на заданный курс. Его напарник держался «в хвосте». Первый, клюнув носом, дал очередь буквально в пятидесяти метрах от бетонки. За ним сразу второй. Огонь, дым, крики умирающих, летящие вверх обломки дувала. И тут выстрел из гранатомета. Попадание в башню 87-го БТР. В это время 85-й сдавал назад и смог чуть-чуть сдвинуть Т-62М.

Этого ему было достаточно, и он завёлся. Пока его командир разбирался в обстановке, бой снова разгорелся. Казалось, автоматно-пулеметные очереди друг с другом соревнуются. «Работали» все четыре пулемета обоих БТР, воздух прорезали огненные струи «мух». Пехота под прикрытием огня стала отходить из виноградника, через бетонку к машинам. Первые двое бойцов упали сразу. Одного ранило в живот, другого – в плечо. Обоих быстро перетащили через дорогу и погрузили в 85-й БТР. Андреев с парой бойцов кинулся в 87-й БТР. Водила ранен, а наводчик- оператор пулемета… В общем, у него не было головы. Все вокруг было забрызгано кровью и мозгами наводчика-оператора.

БТР подцепили на буксир танку. Танк дал пятерку «огурцов» по засаде «духов», плюс «вертушки» сделали пару заходов. «Духи» заткнулись. 85-й пошел замыкающим. На броне танка, сзади открытого командирского люка стоял прапорщик. Заворотинский управлял буксировкой БТР-а. И тут «духи» дали еще один выстрел из гранатомета. Граната попала прямо в открытый люк. Заворотинского сбросило с башни в кювет. Он тут же вскочил и выбежал на дорогу, махая рукой. «Он что? Думает в Союзе что ли? Как такси останавливает. Пуля ведь дура, а он со своим двухметровым ростом встал на «бетонку». Будто я его не вижу», – сердито подумал командир 85-го.

85-й остановился. Заворотинский реактивно взобрался и прыгнул внутрь машины. По голове, шее текла кровь. Быстренько глянув на рану, Андреев приказал санинструктору перевязать. Рана была легкая, но какие от нее будут последствия – не знает никто. А в это время 385-й БТР мчался по «бетонке» догоняя ушедшую колонну.

–«Ноль-восьмой», я «ноль-седьмой».

–На приеме.

–У вас все карандаши в хозяйстве? – спросил командир седьмой роты.

–Да, вроде бы. А ты что о нашей обойме беспокоишься? – спросил Юра Воронов – командир восьмой роты. Потом продолжил: – -«Ноль-восьмые», пересчитать всех.

–Я «85-й». У меня не хватает одного.

–«85-й», я – «ноль-седьмой». Его фамилия Страхов? Не беспокойся, он у меня, – сказал Герой Советского Союза капитан Александр Черножуков. – Со следующей колонной переправлю.

– Понял, «ноль-седьмой».

Страхов. Такая фамилия. Звучит, как страх, трусость. А Гена Страхов был отчаянным храбрецом. Когда выносили раненых с «бетонки», заводили танк, буксировали 387-й БТР, все впопыхах не успели посчитать своих солдат. А Гена просто растерялся. Ведь в армии служил всего около трех месяцев, из них два в Афгане. Он потом, после снятия «точек» и ухода роты, сообразил, что нужно «делать нош». Самая ближайшая застава – это была седьмая рота на Элеваторе, находящаяся в пяти-семи километрах от «точки» третьего взвода. Эго если идти по «зеленке», но дороге дальше. И он пошел, побежал, используя грядки виноградников, гранатовые сады. Самое сложное было пройти последние километры до Элеватора, в том числе переправиться через речку Аргандаб. Но он прошел, отстреливаясь от наседающих "духов". Так кто он? Трус или храбрец? Через полгода он стал сержантом – заместителем командира взвода.

* * *

По дороге в аэропорт заехали в тот магазин, где Феликов купил джинсы: ему снова захотелось с двумя строчками. Держа марку фирмы, та же девочка беспрекословно обменяла Косте эти штаны. Еще пятнадцать минут – и аэродром.

–Ну, что, Саня, свидимся ли?

–Приезжай ко мне в Йошкар-Олу.

–А ты ко мне в Баку.

–Идет. Договорились, – рассмеялся Андреев.

Настроение его было приподнятое. Все! Скоро домой. Кончилась война. Только он еще не догадывался, что эта война наложит на него, как и на всех, кто там воевал, тяжелую печать. Она ему будет сниться всю жизнь.

Андреев пошел на «взлетку». Там уже, блистая белизной, стоял «отпускник». Пошел по трапу, помахал на прощание рукой провожавшим его друзьям. Точнее – всему Афганистану.

Самолет начал заводить свои четыре мотора, пассажиры уселись поглубже в кресла. Теперь можно поспать до Ташкента, вернее до границы СССР. По соседству с Андреевым сел какой-то капитан. Познакомились, разговорились. Оказывается тоже заменщик. В конечном итоге, заменщиков в самолете оказалось пять человек, в том числе одна женщина Таня. До Ташкента с заходами в Кандагар и Кундуз еще два часа. «Отпускник» взревел моторами, выехал по «рулежке» на ВПП, развернулся и пошел на взлет. После резкого набора высоты полет выровнялся. Все стали закрывать глаза. А Андрееву вспомнилось, как погибло два сапера.

Колонна шла по «бетонке», расставили «точки», ждут «ниточку» из «Союза». Тишина… Саперы идут, протыкая обочину дороги своими щупами. Итальянские мины пластмассовые. В них металла – часть взрывателя. Поэтому миноискатель не чует их. А мины там были или итальянские, или германские. Время обеда, все так же тихо. Только в придорожье что-то стрекочет. Трое саперов остановились перекусить. Сели на обочину, на тот участок дороги, который не проверили. Два дембеля сели на обочину, третий – «молодой» – сел в сторонке для охранения. Открыли консервную банку каши с мясом, банку сыра, достали фляжку' с отваром верблюжьей колючки (жажду снимает). Один из солдат взял банку с кашей в руки, достал из полусапожка ложку и начал есть. Второй вьггер штык нож о штаны и воткнул в землю… Он думал, что в землю. На самом деле в противотанковую мину.

Взрыв… Летят куски человеческих тел, крик третьего солдата из охранения. К этому месту подбежали бойцы из «блокировки» дороги. Собрали останки этих солдат. Третий был жив. Только немножко жив, у него не было ног. Поискали вокруг, но нашли только одну. Что же его ждет в Союзе?

Вот пришел нормальный парень.

Пострелял? Ну, будь здоров,

Но куда же с костылями?

В черноту афганских снов?

Замешав всю боль на водке

За упавших, за живых,

В коммунальной комнатенке

Девять метров на троих…

А в сущности, кто остался в живых из тех двадцати офицеров Бакинского ВОКу? А кто остался в строю из тех девяти попавших в Кандагарскую бригаду? И еще двоих, одновременно приехавших служить вместе с Андреевым? Только он сам, Толик Попов из Омского ВОК-у и Шабанов Андрей из Краснодарского училища связи. Остальные? Кто где. Кто на кладбище, кто на костылях, а кого вообще нет – пропавший без вести.

ВСТРЕЧА С РОДИНОЙ

Самолет пошел на посадку, плавно снижаясь. Скоро Ташкент. Вышел второй пилот и объявил:

–Товарищи! Пролетаем границу Союза Советских Социалистических республик.

Хлопок пробки, и бутылка шампанского пошла по кругу. Наконец-то дома. Союз, черт возьми! Сошли по трапу. Сзади «взлетка», а еще дальше лес. Все прилетевшие пошли к зданию таможни.

–А что там? – спросил Андреева какой-то лейтенант, совсем еще «зеленый», показывая на лес.

–Там «зеленка».

Все шедшие рядом и слышавшие этот диалог дружно захохотали. Ничего, у нею это скоро пройдет. Все они были такими. Суровая реальность жизни их вылечила, а может, наоборот покалечила.

Зашли в здание, выстроились в очередь. Даже здесь очереди. Андреева проверяла какая-то девушка. Вещей было немного: сумка и магнитофон. Показал он ей декларацию, поставил вещи на стол. Она задала стандартные вопросы: нет ли оружия, наркотиков. Тщательно порылась в сумке и ВСЕ – Андреев дома. Он был готов расцеловать первого встречного. Реальная война для него закончилась. Знал бы он, что всю оставшуюся жизнь будет «воевать» во снах. А сколько осталось там без вести пропавших, останки тел, похороненные на месте гибели?