Инферно – вперёд!

– Почему вы пришли сюда, Гвенн? – Этот вопрос, заданный ломающимся, как у мальчишки, голосом, выдал его с головой.

Девушка тихо рассмеялась – и Норс почувствовал, что тает. Ему захотелось обнять её.

– Отец бежал сразу же… и мы разминулись в толпе. А потом я решила заглянуть в ратушу, откуда и гудела сирена, и всё разузнать, а возможно, и найти достаточно приличного мужчину, который провёл бы меня в безопасное место.

Норсу всё стало ясно, и он, повинуясь порыву, вновь приблизился к ней.

– Вы хотели найти здесь градоначальника Финлея, – презрительно-обвиняющим голосом заявил он. Это был рассчитанный ход: если бы он напрямик заявил девушке, что та, рискуя своей жизнью, заявилась сюда исключительно ради него и стояла в подъезде напротив, пока не убедилась, что Норс у себя, а потом прошла наверх мимо окровавленных останков сторожа – Гвенн, несомненно, начала бы всё отрицать. Такова женская природа: отрицать свои чувства, возбуждая их тем самым в мужчине.

– Нет, что вы, господин Норс. Я хотела увидеть вас… – Её губы произнесли именно те слова, которые он мечтал услышать уже долгое время. Норс хотел всего лишь взять её за руки, но как-то так получилось, что Гвенн вдруг прижалась к нему всем телом – горячим, трепещущим от волнения.

– Я так боялась, Дитнол. – Она впервые назвала его по имени, а не «господином Норсом», и он, окрылённый этим, поцеловал её. Их поцелуй был долгим, страстным, похожим на укус – как у диких животных, которые боятся, что их настигнут охотники. Наконец, они ненадолго отстранились друг от друга, и Гвенн снова заговорила.

– Они убили Стейна, правда? – Её голос выдавал испуг, губы дрожали. Напряжение, до этого тщательно скрываемое под маской ироничной самоуверенности, наконец, вырвалось наружу – ведь теперь рядом с ней находился мужчина, который должен взять на себя заботу о её безопасности, и нужда в подобной игре отпала. Норс, услышав это имя, вспомнил, что сторожа, мир праху его, и впрямь звали Стейном.

– Да, он действительно… погиб. – Он не хотел говорить на эту тему, тем более, что рядом с ним стояла девушка, до смерти напуганная и мечтающая только об одном: чтобы он защитил её. Разве Норс мог поведать ей правду, сказать, что прятался под столом, пока клювы безжалостных демонов кромсали тело Стейна?

– Сейчас мы вместе… – Его руки скользили вдоль тонкой, сулящей наслаждение, талии, губы осыпали лицо и шею Гвенн жаркими поцелуями, и она, сперва неуверенно, а потом всё энергичней отвечала на эти ласки. Всё закончилось в одно мгновенье – словно оборвали невидимую струну. Судя по тому, как Гвенн судорожно вцепилась в его плечо, Норс понял, что девушка увидела в окне нечто, потрясшее её.

Уже зная, что именно предстанет его взору, он медленно обернулся.

Прямо посреди улицы, ярко освещённый лунным светом, стоял рогатый демон. Замерев в неестественной позе, он напоминал своим внешним видом статую, созданную безумным скульптором. Его клюв нелепо задрался вверх, в направлении Луны, а из горла вырывалось беспорядочное, вызывающее жалость и страх одновременно, клокотание, к которому примешивались скрежещущие, визгливые звуки – словно ножом скребли по металлической поверхности.

Впоследствии возникло и долгое время бытовало мнение, практически легенда, будто клювастые твари некогда умели летать, и, завидев в лунном свете летящую птицу, обязательно мучаются неземной тоской по навеки утраченным крыльям. Только Норс почему-то был уверен, что это неправда. Ему сразу же показалось – и он никогда не отступал от этого впечатления, – что демоны не выносят никакого света, кроме потустороннего алого излучения ДПФ.

Если бы Норс участвовал в бою на заброшенной ферме и каким-то чудом выжил, то он подметил бы ещё одну деталь: окраска демона сменилась, из буро-оранжевой превратившись в землистую, прорезанную многочисленными линиями, издалека напоминающими трещины. Впрочем, ему было не до наблюдений: едва завидев рогатого дьявола, Норс нырнул на пол, увлекая за собой Гвенн. Там, избегая слишком громких вздохов и стонов, способных привлечь чужое внимание, они нашли в объятиях друг друга то, о чём мечтали.

Трудно винить человека, насильно произведённого в капралы, за то, что он, не имея никакого оружия, не вступил в бой с противником, равно как и девушку – за то, что в наиболее страшный в её жизни час она предпочла общество возлюбленного любому иному. Надеюсь, читатели простят меня за то, что я опущу непроницаемый полог тайны на события последующих часов.

Утром, в лучах едва забрезжившего рассвета, Норс, не зная, можно ли безбоязненно закурить, краем глаза выглянул поверх подоконника. На месте, где ночью стоял демон, виднелись лишь беспорядочно разбросанные обломки, напоминающие едва обожжённую глину – или даже более того, содержимое нужника.

Не рискнув выходить на улицу, Норс и Гвенн, провели предполуденные часы в любовных утехах – последние часы в жизни мира, как им казалось, – пока их не прервали. Голоса, принадлежащие, несомненно, людям, притом сплошь мужчинам со скверным характером, ворвались в их уютный маленький рай. Беспрепятственно проникнув сквозь приоткрытое окно, они вызывали едва ли не большее отвращение, нежели бурые демоны.

– И этот тоже развалился, капитан! Сплошная глина, а вместо крови – песок! – Говоривший добавил характерное ругательство, выдававшее в нём уроженца одного из портовых городов на западном побережье. – А запах…

– Да, я сам это вижу. – Брезгливые интонации, подкреплённые ударами стека по голенищу, были отлично знакомы Дитнолу Норсу. Доблестная армия в лице капитана Глайниса, которому ещё только предстояло попасть под трибунал, вернулась в город.

Часть

II

. Мобилизация

Глава

IX

– Как твоя фамилия, говоришь? – Полковой писарь, носивший знаки различия сержанта, был моложе Норса лет на пять. Его лицо, обсыпанное прыщами, носило украшение в виде двух оттопыренных ушей, что, учитывая тщедушное телосложение, производило весьма комичное впечатление.

– Дитнол Норс. Моя фамилия Норс. – Газетчик едва скрывал улыбку, обращаясь к «старшему по званию»; он уже сообщил Гвенн, что по ужасному капризу судьбы стал военным и что исправит это недоразумение как можно быстрее. Они договорились пожениться через месяц, даже если господин Данлоп по какой-то причине окажется против. Несомненно, воинское звание Норса, полученное в весьма неоднозначных обстоятельствах, являлось серьёзной преградой на пути к семейному счастью. Впрочем, служба в пехоте – это та же работа, и уволиться с неё столь же просто, как и наняться.

Гвенн, однако, страшно разволновалась по данному поводу и, предоставив своему возлюбленному улаживать формальности, исчезла, сообщив, что ей нужно узнать, как поживает отец и прочие родственники.

Редактор «Городских новостей» чувствовал себя великолепно, словно солнце, уничтожившее клювастых существ, светило исключительно ему, и только улыбался, глядя на задирающего нос сержанта. Нос у того, кстати, имел презабавную форму: та походила на картофелину, пытающуюся пустить ростки. Лицо же, нездорового цвета, наводило на мысли о плохо вымытой тарелке, посыпанной перцем – веснушками. Норс решил называть его про себя Сержантом Гнилой Гарнир.

– Я сказал что-то смешное? Или у тебя настолько дурацкая фамилия, что ты скалишься, услышав её даже из собственных уст? – Сержант придал своему голосу максимально низкие интонации, пытаясь говорить так, чтобы слова звучали глухо и угрожающе. Это ещё больше рассмешило Норса. Он накрыл свой контракт пятернёй и молча придвинул его к сержанту.

– Там всё написано. Капрал Норс. Я хочу уволиться.

Видимо, тут он окончательно взбесил писаря. Вскочив, тот подозвал маявшихся под сенью соседнего дерева солдат.

– Следите за ним, чтобы никуда не сбежал! – задыхаясь от злости, выкрикнул он. Как только солдаты с винтовками наперевес приблизились, писарь, выпучив глаза, обратился к редактору. – Никуда ты не уволишься! И никакой ты, кстати, не капрал!

Услышав последнюю фразу, Норс решил, что лопоухий сержант просто перегрелся на солнце. Правда, тот носил фуражку, оттопыривавшую его и без того огромные уши, да и раскладной стол находился в тени высокого, ветвистого вяза – однако же странность в его поведении, как говорится, была налицо. Норс решил не спорить с сумасшедшим, а дождаться, пока у того пройдёт приступ владеющей его сознанием душевной болезни.

Однако же дальнейшие разъяснения писаря, внёсшие ясность в сложившуюся ситуацию, убедили Норса в том, как жестоко он ошибался. Для начала Сержант Гнилой Гарнир кивнул солдатам, указывая на редактора, полагавшего, что он – капрал.

– Ребята, держите его за руки, чтобы он тут ничего не натворил. – Несколько пар крепких рук немедленно вцепились в Норса, а в лицо ему ткнулся собственный контракт.

– Читать умеешь? – Голос писаря переполняли ненависть и сарказм. – «Рекомендованное предварительно звание – капрал».

До Норса немедленно дошло, как коварно провёл его капитан Глайнис; он почувствовал, как на глаза наворачиваются слёзы. Его обманули, причём самым бессовестным образом…

– Ты – просто новобранец, Норс, кто бы и к какому званию тебя не рекомендовал. – В блёклых глазах, за которыми виднелись огромные уши, блеснуло осознание собственного триумфа. – Насчёт увольнения в запас: оно возможно только после минимального срока службы, который составляет пять лет, либо по болезни или ранению. Если ты попытаешься подделать справку о болезни или умышленно поранишь себя, мы отправим тебя в тюрьму. Хотел бы оказаться в одной камере с уголовниками, а, Норс?

От такой радужной перспективы редактору «Городских новостей» сделалось дурно.

– Однако не печалься, парень, – внезапно подобрел Сержант Гнилой Гарнир и снисходительно улыбнулся до самых ушей, благо с таким выдающимся размером последних это не составляло ни малейшего труда. – Значительное количество заявлений о досрочном завершении службы, в том числе и на следующий день после вербовки, удовлетворяется каждый год. Это я могу сказать с уверенностью, потому что работаю в полковой канцелярии.

От осознания собственной важности писарь надул щёки, отчего портрет его стал походить на разбухшую перезрелую дыню, однако цвет у неё оставался всё таким же белёсым, словно она выросла без доступа солнечного света.

– Такое случается каждый год, особенно с теми, кто на самом деле не нужен армии, ведь у нас всегда избыток добровольцев. – Тут Сержант Гнилой Гарнир нахмурился, будто вспомнив о чём-то, и его веснушчатое лицо приняло удручённое выражение. – Правда, должен разочаровать тебя: я уже видел циркуляр, в котором – признаюсь тебе по секрету – говорится, что все увольнения в запас приостановлены. Не исключено, что даже начнётся мобилизация.

Заговорщицкий тон сержанта, который для вящей убедительности прижал палец к губам, совершенно не понравился Норсу. Его, впрочем, не покидала уверенность, что писарь, подобно всем мелким чиновникам, просто злоупотребляет своим положением. Имея самую малую каплю власти, он пытается буквально утопить в ней того, кто стоит ниже по служебной лестнице.

В конце концов, Норс не услышал ничего нового по сравнению с тем, что уже сообщил ему накануне капитан Глайнис, разве что капральские нашивки, которых он так и не примерил, бесследно улетучились. Обессиленно кивнув, он обмяк в руках солдат; повинуясь нетерпеливому жесту писаря, те отвели его в сторону. Наконец, их хватка ослабла, и Норс имел возможность поправить свою, всё ещё штатскую, одежду.

– Ты только не дури, – сказал ему здоровенный детина с умбрийским акцентом. – Попробуешь сбежать – найдут и упекут за решётку. Могут и застрелить при задержании, такое тоже бывает.

Норс отнюдь не собирался бежать, однако ему вовсе не улыбалось начать службу рядовым, ещё и в военное время.

Словно читая его мысли, седовласый капрал, видимо, долгое время служивший в армии, поспешил сказать несколько утешительных слов.

– Не переживай, может, действительно произведут в капралы через месяц-другой – ты ведь, как-никак, из образованных? – Норс, который словно потерял дар речи, угрюмо кивнул в ответ. Седой тоже кивнул и обратился к остальным солдатам, усевшимся здесь же, прямо на раскиданных по травянистому склону холма ранцах. – Я слышал, что когда у вербовщиков недобор или нужно какого-то болтуна побыстрее заткнуть казённой ложкой, то они выписывают даже офицерские патенты. Им-то что? Подпоил, навешал лапши на уши и доставил в часть, а дальше – укатил, и след его простыл. А болван просыпается в казарме для нижних чинов и всё денщика зовёт, который ему, якобы лейтенанту такому-то, по званию положен.

Солдаты дружно захохотали в ответ, а Норс, нашедший в себе силы улыбнуться, всё думал о фразе «заткнуть казённой ложкой». Вот, значит, как королевская власть избавляется от «болтунов», способных со временем стать революционными агитаторами – их обманом завлекают в армию! В армии-то, насыщенной нечестными людьми, которым ещё вчера, как поделился Глайнис, угрожало тюремное заключение, агитировать некого. В такой компании легко расстаться с жизнью – в результате «несчастного случая», например.

Норс почувствовал во рту горький привкус. Королевский герб, всегда вызывавший светлые и возвышенные чувства, словно подёрнулся тонким, отталкивающего вида налётом патины.

Впрочем, лопоухий писарь, может, и ошибся насчёт предстоящих Норсу долгих лет службы. Едва ли армии понадобятся его скромные услуги; может, прошение об увольнении в запас удовлетворят в ближайшие дни. Демоны, оказавшиеся беспомощными перед солнечным светом, сейчас никого не страшили. Наоборот, казалось, воинские подразделения, несколькими потоками хлынувшие в Дуннорэ-понт, вскоре разрешат проблему ДПФ.

С пригорка, на котором расположился Норс, отлично просматривалась шоссейная дорога, обсаженная тополями – по ней то и дело проезжали грузовики, заполненные пехотинцами. Многие вместо винтовок имели ручные пулемёты ап Манчина с барабанными магазинами, крепившимися сверху ствольной коробки. Толстый кожух водяного охлаждения ствола придавал им грозный и по-настоящему убийственный вид. Похоже, армия поторопилась отрядить в Дуннорэ-понт свои лучшие части.

Вокзал, расположенный гораздо ближе, буквально бурлил, напоминая зелёное море: там толпились многие сотни, возможно, даже тысячи людей в военной форме. С подъехавшего товарного состава выгружали полевую артиллерию, миномёты и ящики со снарядами. По полю, принадлежащему одному из приятелей Финлея – тут Норс не смог скрыть злорадства,– расхаживали землемеры. Насколько он понял из обрывков разговоров, там собирались обустроить аэродром.

Мог ли противник, который боялся даже солнечного света, что-либо противопоставить мощи современного оружия Айлестера? Впрочем, когда разговоры заходили о ДПФ, и офицеры, и солдаты – все сплошь бывалые вояки – стремительно теряли уверенность в себе. Краем уха Норс уловил слова, из которых следовало, что площадь зоны свечения значительно увеличилась, возможно, в дюжину раз. К тому же она стала совершенно непроницаемой для приборов оптического наблюдения.

Бывший редактор «Городских новостей» с тревогой посмотрел туда, где располагался ДПФ. Даже скрытая от глаз гребнем холма, зловещая аномалия словно давила на всех, кто находился поблизости, однако сказать что-то более определённое о её теперешнем состоянии и уровне исходящей угрозы было трудно. Тогда Норс решил обратить своё внимание к палатке, в которой расположился штаб операции. Военные ориентируются в своей активности на вышестоящее командование, а значит, интенсивность работы штаба должна отражать ход боевых действий.

В палатке проходило какое-то совещание; младшие офицеры и вестовые то и дело забегали внутрь и выбегали наружу. Наконец, матерчатый полог откинули; одёргивая на ходу кителя, вышли командиры батальонов. Упитанные майоры и подполковники средних лет, они явно торопились, лица их, скованные печатью суровой решимости, приобрели неотличимое друг от друга выражение, а окружающая эту сцену суета нижних чинов достигла апогея и стала отдавать нервозностью.

Норс понял: назревает атака.

Глава

X

Лежавший на мягком травяном ковре, практически неразличимый на его фоне благодаря своей униформе защитного цвета майор Перт Пауилн в очередной раз осмотрел зону загадочного алого свечения. Поперечник ДПФ уже достиг гроссфута28 на наиболее протяжённом участке – и, как поговаривали, продолжал расти.

Так ничего и не увидев, майор отложил бинокль в сторону.

Артиллерия продолжала вести огонь. Трёхдюймовые мины и снаряды полевых пушек того же калибра, похоже, ложились в цель более или менее точно. Пауилн пришёл к этому выводу, поскольку, за исключением редких перелётов, не слышал и не видел разрывов.

Пауилн откинул стальную, выкрашенную в зелёное, крышку армейских наручных часов и сверился с ними. Артиллерийский дивизион их 36-го полка, которому за четверть часа, выделенных на огневую подготовку атаки, предстояло уничтожить всё живое в зоне ДПФ, вот-вот должен был закончить свою мрачную работу. Пауилну и его солдатам, напряжённо и безрезультатно всматривавшимся туда, где господствовал багровый, искрящийся свет, предстояло завершить работу артиллеристов.

Майор осмотрел своих солдат: его 2-й батальон атакует ДПФ в трёх, следующих друг за другом с трёхминутными интервалами, «волнах». Каждую «волну» формирует пехотная рота, развёрнутая в стрелковую цепь. Для усиления огневой мощи подразделений ротам придано по шесть ручных пулемётов ап Манчина; их распределили по два на взвод и разместили на флангах – наиболее уязвимых местах построения. Кроме того, имелись ротные станковые пулемёты, способные, как показал осмотр ночного поля боя, остановить и уничтожить клювастых демонов.

Каждый солдат получил по две ручных гранаты, пользоваться которыми без приказа сержантов строжайшим образом воспрещалось. У Пауилна заныли зубы при одной только мысли, что произойдёт, если солдаты, не обученные толком обращаться с гранатами, попытаются воспользоваться ими в непосредственной близости от противника и сослуживцев. К сожалению, предвиделись неизбежные в таких обстоятельств потери от «дружественного огня», но их легко списать на противника.

Он снял фуражку с королевским гербом – короной, под которой располагался жёлудь, опоясанный надписью: «Из малого да родится великое и могучее!», – и надел стальную каску-полусферу.

Застёгивая подбородочный ремень, Пауилн, отлично знавший историю возвышения правящей династии ап Телфордов, задумался над необычайной судьбой, выпавшей на долю этого некогда малозначительного провинциального рода. Изначально герб представлял собой изображение белки, схватившей жёлудь, а девиз звучал следующим образом: «По праву сильного!». Несомненно, первых ап Телфордов отличал как живой ум, так и развитое чувство юмора, позволявшее им иронизировать над собственным, отнюдь не выдающимся даже по меркам графства, положением. С тех пор, однако, многое изменилось, как и сам герб, переживший несколько трансформаций. Белка в конце концов бесследно исчезла, а первоначальный девиз, с некоторыми изменениями, украсил вход в Управление тайного сыска и надзора: «По праву сильного, в защиту слабых, в общее благо!». Двуручный меч палача, присутствовавший наравне с этой надписью, служил недвусмысленным напоминанием о каре, угрожающей каждому, кто посмеет сейчас насмехаться над освящённой церковью властью ап Телфордов.

Мысли майора об изменчивом характере судьбы и геральдики прервали резкие свистки сержантов. Построив своих подчинённых, они спешно проверяли их внешний вид. Солдаты подтягивали патронные подсумки с обоймами, спешно запихивали гранаты в сухарные сумки (ничего умнее командир полка и его начальник штаба просто не придумали, запихивать гранаты за пояс в любом случае запрещал устав).

Снова послышались трели свистков и выкрики младших командиров, приказывающих одеть противогазы – никто не знал, с чем именно им предстоит столкнуться в зоне ДПФ, и не заражён ли там воздух. Наконец, одев поверх противогазов шлемы, пехотинцы, теперь уже подчиняясь командам, отдаваемым при помощи заученных жестов, разомкнулись в цепи. Первая из них, подгоняемая ротным командиром, почти тотчас же двинулась вперёд ускоренным шагом, в то время как вторая и третья залегли в ожидании своей очереди.

В каждой роте имелся кинооператор, наспех обученный обращаться с камерой; солдаты, которым доверили эту ответственную и новую для них роль, заметно нервничали, словно им предстояло первое свидание.

Пауилн смотрел, как солнце играет на клинках примкнутых к дулам винтовок штыков, и жалел лишь о том, что противогазы не позволяют запеть «Славных Азруекскских ребят». Солдаты сражаются вдвойне отважнее, если их боевой дух витает на высоте, а достичь её можно лишь со словами доброй песни.

«Да, в песнях всё легко и просто, однако гибель, ранения, увечья – всё это на самом деле тяжело, ужасно больно, и не имеет ничего общего с романтическими историями о войне, которыми потчуют гражданских»,– подумал Пауилн. Удивившись тому, что его посетила настолько кощунственная мысль, он прикусил язык, чтобы ненароком не вырвалось хотя бы единственное слово, которое могло бы впоследствии создать ему репутацию «неблагонадёжного». Фраза о том, что «можно исчезнуть, как та белочка с герба», уже долгое время была в ходу в офицерских кругах – её употребляли по отношению к тем, кто говорил неуместные, по мнению политнадзора, вещи.

Наконец, едва первая рота скрылась в алой дымке, Пауилн подозвал к себе связиста в звании мастер-сержанта.

– Ну, что там? Докладывай! – Катушка с кабелем, которую нёс на спине один из солдат войск связи в каждой роте, была присоединена к телефонному аппарату. К сожалению, приказ действовать в противогазах всё усложнял: Пауилну приходилось полагаться на знание связистами армейского сигнального кода из точек и тире. Сейчас мастер-сержант, худощавый парень в возрасте дуодуазунлетия29, смотревшийся нелепо в сползшей набок каске, сидел с карандашом и листком бумаги у телефонно-телеграфного аппарата. С предельным вниманием следя за вспышками сигнальной лампочки – длинными и короткими, – он записывал получаемые из зоны ДПФ сообщения.

– Читай сразу же, как запишешь! – потребовал Пауилн и жестом отдал приказ второй роте: вперёд. Едва солдаты отправились на встречу с неизвестным, он стал прислушиваться к голосу связиста.

– «Большая территория… гораздо больше, чем выглядит снаружи… иной рельеф и климат… странный воздух… пригоден для дыхания… Прошу разрешения снять противогазы…».

– Запрещаю! – отрубил Пауилн. Новость о том, что пространство внутри гораздо больше площади, занимаемой ДПФ на заброшенной ферме, совершенно выбила его из колеи, и сейчас он лихорадочно соображал, что предпринять.

– Подключи немедленно штаб полка. Пусть будут в курсе! Сообщения из зоны ДПФ записывай, они могут пригодиться! – Целиком сосредоточенный на работе, мастер-сержант буркнул: «Есть!», – и начал медленно вращать ручку, обеспечивающую прокрутку катушки с намагниченной проволокой, на которую записывался разговор.

Пауилн с минуту, словно заворожённый, следил за его движениями и описаниями ничего не значащих деталей потустороннего мира – «совершенно неземной ландшафт… вокруг нас воздух местами расцвечен сиреневым и фиолетовым… наблюдаем явления, похожие на маленькие вихри… противника в поле зрения не обнаружено…».

– Пусть закрепляются! – выдохнул Пауилн. Решение это, к которому его принуждала сама обстановка, стало неизбежным. Весь план операции оказался совершенно бесполезным и неэффективным. Приходилось спешно скорректировать его в связи с совершенно непредвиденными обстоятельствами, реалиями, которые оказались весьма далеки от их, наивных во всех отношениях, планов.

– Вторая рота вступила в визуальный контакт с первой!

– Отлично! – почти выкрикнул Пауилн. – Пусть занимают смежный участок! Наша линия должна принять форму полумесяца!

Бросив взгляд на наручные часы, майор приказал третьей роте идти вперёд. Вслед за ними предстояло выдвигаться и ему, а также подразделениям связи, входящими в штабной взвод, и трём станковым пулемётам из батальонного взвода тяжёлого оружия – их Пауилн решил оставить при себе в качестве резерва.

Сняв каску, он уже потянулся было за противогазом, однако что-то в поведении склонившегося над телефоном штаб-сержанта остановило его. Поза связиста, выражение внезапно побледневшего лица, дрожь руки, выводящей буквы – всё свидетельствовало о том, что по ту сторону непроницаемого для людского взора алого барьера творилось нечто непредсказуемое. Непредсказуемое и ужасное.

– Что случилось? – Вместо ответа связист протянул майору лист бумаги, вырванный из простого клеёнчатого блокнота, на котором, под более ранними надписями, карандашом было выведено: «Рядовой Одсли погиб, пытаясь дотронуться до одного из вихрей. Он бесследно исчез».