Трёхочковый в сердце

– Ты понимаешь, что если не прекратишь вести себя как хозяйка в этом доме, то наше сотрудничество закончится первым же моим звонком с правдивым покаянием перед родителями.

– А кто это тут у нас маленькая ябеда? – Надя передразнивала Ника, корча смешные рожицы. – да мне до звезды, звони, только в ту же секунду как меня от сюда выставят ты лишишься всех таблеток, которые принимаешь троекратно выше нормы, выпивки, что прячешь в закромах, и прочих маленьких радостей, что позволяют тебе влачить жалкое подобие существования изо дня в день! Или ты думаешь я не знаю, про твои заначки, и не считаю количество принятых лекарств?

– И на кой чёрт тебе это сдалось, не наигралась в детстве в «дочки матери» или «доктора Айболита»?

– Не будь козлом, тебе не идёт. Может когда ты поправишься, ещё скажешь мне спасибо.

Обычно после этих слов, Надя демонстративно уходила на кухню, или замолчав, делала вид что читает книгу. Во многом она была права, приходилось это признавать. Ник продолжал глотать слишком много пилюль, когда Надя уходила вечером, и столько же пил, правда теперь не круглосуточно, а лишь ближе к ночи. Его это раздражало, но альтернатива со звонком родителям разворачивалась куда худшей перспективой. Нику частенько, после таких разговоров хотелось крикнуть ей в след или сказать напоследок: «Кого ты собралась лечить, ставить на ноги, помогать или как ты там называешь свою псевдо-благотворительную деятельность? Меня!? Я не болен, а то, что меня сделало таким, нельзя изменить, отмотать назад, переиграть или стереть из памяти. Поэтому просто оставь меня в покое, и не тешь себя пустыми надеждами!». Но почему-то каждый раз он молчал. Как и она, раз за разом, не прекращала приходить к нему со своей наивной верой во что бы там она ни верила.

К тому времени как Нику сняли швы, на двенадцатый день после операции, их внутренний распорядок уже приобрёл более ли менее устаканеный вид. Надя приезжала с самого утра, слишком рано для его внутренней совы, жаждущей прикончить этого рыжего жаворонка. Она готовила завтрак, не слишком разнообразный от яичницы до разного рода каш с неизменным бананом. Каждый раз, когда Ник проглатывал очередной кусок или ложку, и в голове слышался её навязчивый голосок: «В яйцах много кальция, полезного для костей, бананы богаты калием, способствующем усвоению кальция, для скорейшего заживления». Он уставал исправлять её тем, что хвалёный кальций содержится только в скорлупе, наверное поэтому её куски всегда так обильно были разбросаны в глазунье. Потом они меняли повязку на руке. Первые дни было жутко весело. Надю неизменно тошнило от вида запёкшейся крови и строчек уродливого шва. В первый день по приезду, она вообще потеряла сознание, как только они сняли бинты. Ник хохотал как безумный, с лихвой компенсируя все прошлые и будущие проигранные уступки.

– Надо же, сиделка, которая боится крови! Вот бы моим предкам на это посмотреть, наверняка ты бы взлетела в их рейтинге компетентных работников до немыслимых высот! – Ник так и сидел на диване, с полу-размотанной рукой, глядя на приходящую в себя, на полу гостиной, Надю.

– Мог бы и помочь даме встать, тоже мне джентльмен. – она с трудом дышала, обливаясь холодным потом, и была скорее в цвет своих зелёных глаз.

– Я бы с удовольствием, но пытаюсь скрыть от тебя следы растекающейся крови единственной рукой, что ты мне оставила. Упс, ты снова потеряла сознание, надо же какие мы чувствительные.

В тот день он обработал шов самостоятельно. Надя, придя в себя лишь помогла ему наложить стерильную повязку, замотаться бинтом, и устроить руку в специальную локтевую косынку. Они не разговаривали, потому что при одном только встречном взгляде Никита начинал хохотать в голос, а Надя краснела и обиженная выбегала из комнаты. На следующий день она простила его и пересилив себя, борясь с тошнотворными приступами, выполнила свою часть работы. Ник ещё какое-то время подтрунивал над ней, но с каждым разом становилось не так смешно, а за всей этой навязчивой заботой, второе, отчётливо выдвигалось в первые ряды.

После наступало время лекарств, которое он тоже терпеть не мог. Дозы, которую выделяла Надя, согласно рецептам, не хватало даже унять зуд от чешущегося под повязкой шва, не говоря про мучившие его боли, которые обострились в последнее время. В чём Ник, конечно же, винил Мисс Скрупулёзность. Потом каждый из них занимался своими делами. Надя прибиралась в квартире, или решала какие-то вопросы по работе, копаясь в ноутбуке, иногда читала книжки, больше похожие своими названиями на безвкусные азиатские комиксы, чем серьёзную литературу. Ник, почти всегда, смотрел спортивные трансляции, редко когда они о чём-то разговаривали, потому что, как правило, любой выпущенный кем-либо звук, превращался в ссору. Легче было держаться индивидуально отведённых границ.

Позже они ужинали или полдничали, по настроению, и шли гулять. Он не выносил эти ежедневные прогулки на свежем воздухе, хоть и ни разу на них не пожаловался. Ника всегда раздражало как пялились на него люди, словно он чудовище подчинившее себе бедную девушку, и ему стыдно было признаться самому себе в том, что он не терпел жалости к себе, но предпочёл бы видеть сострадание на лицах прохожих по отношению к своей персоне, нежели сочувственные взгляды оставленные Наде в след. Много они понимали?! Со стороны казалось, что её это совсем не трогает, она всегда была тактична, в меру взбалмошна, если это понятие вообще применимо относительно Нади, и выполняла все его просьбы, если они не шли в разрез с придуманными ею инструкциями по уходу за больными. На улице она старалась держаться как можно ближе, пытаясь огородить Ника от всевозможных собственно придуманных опасностей. Он не возражал, как и дома, зачастую они молчали, бытовые фразы на подобии: «всё ли хорошо, тепло, не холодно?» или «нужно что-нибудь в магазине?», не в счёт. Вступать в очередную перепалку на улице не хотелось, или не позволяло воспитание. Иногда, у них всё же получалось некоторое подобие диалога, инициатором которого частенько была Надя, но порой и Ник проявлял интерес, о чём неизменно жалел после.

– Допустим, ты действительно человеческое создание, с обострённым чувством ответственности, – он не любил начинать разговор, поэтому хамить у него получалось автоматически, – когда-нибудь я докопаюсь до правды, но сейчас не об этом. Ты говорила, что уйдёшь в отпуск на работе, чтобы помочь мне, когда он заканчивается?

– А ты что будешь по мне скучать? – Надя обошла его, глядя ему в лицо и шагая спиной вперёд.

– Нет, хочу отметить в календаре, когда откупорить коллекционную бутылку выпивки, отмечая своё освобождение.

– Не дождёшься, я примерный сотрудник, так что у меня накопилось целых девяносто дней, предыдущие пару лет, было не до отгулов. Так что пока врачи не скажут, что твоя реабилитация окончена, я никуда не денусь, трёх месяцев должно хватить. – ей нравилось принимать вызов, за этот небольшой срок обоюдные выпады стали нормой в их общении.

– А чем ты занимаешься? Можешь не отвечать, просто я подумал, что хорошо бы знать о человеке, практически поселившемся у меня, чуть больше имени и фамилии с номером мобильного телефона.

– Это не секрет, ты просто никогда не интересовался, я и не распространялась.

– Ну знаешь, моей биографией тебе пришлось озаботиться тоже не из праздного любопытства, и на личные темы мы особо не разговариваем, так что тут ничья. – Ник помнил, что лёжа в больнице Наде пришлось копаться в интернете, чтобы узнать хоть что-то о собственной жертве, но и там кроме сводки данных о дате рождения, командах и результатах спортивных матчей, информации было не много, – так ты расскажешь, или нет?

– Конечно, у меня отличная работа, но ты не прав. – Надя снова взяла паузу, к которым он почти привык, и даже почти стал отличать их значения, те что покороче предназначались для важных новостей, длинные намекали на допущенную с его стороны ошибку и возможность её осознать. Эта была продолжительной, – я много о тебе узнала за это время, почитала в интернете, пообщалась с твоими родителями. Конечно мне открыты не все подробности, но в целом имею представление кто ты и что с тобой произошло.

– Скоро я устану задаваться вопросом – зачем оно тебе надо? Но мы, сейчас, не про меня говорим, ладно? – Нику не нравилось, что Надя знает больше чем он готов был сам рассказать, да и родители хороши.

– А когда-нибудь поговорим? – она будто с надеждой смотрела на него, на ум сразу приходил рыжий кот из «Шрэка», он смотрит слишком много мультфильмов, для взрослого алкоголика.

– Когда-нибудь потом, не сейчас.

– Договорились! – Надя радостно подпрыгнув пошла с ним на ровне, – По специальности я архитектор, в самой общей формулировке, но меня всегда завораживала реставрация старых зданий, или памятников архитектуры. Так что, параллельно, я изучала ещё одну специализацию. Мне больше нравиться когда меня называют музой.

– Чего ты сказала? – Ник надеялся, что ему послышалось, в противном случае это выглядело полнейшим бредом.

– Я муза, чего смешного? – она обиженно надула щёки.

– Богиня искусств, прославляющих героев, таких как Геркулесс, аха-ха-ха. – Ник смеялся громко и заразительно, так легко это у него не получалось уже давно, – прости, это из старого мультфильма, я его в детстве очень любил, знал почти все реплики наизусть, просто когда ты сказала, у меня ассоциативный ряд сработал.

– Точно, я его помню, там ещё чёртики смешные были, и конь с крыльями!

– Его зовут Пегас! – Он продолжал пародировать реплики из мультфильма, забавляясь пуще прежнего, – а что входит в обязанности музы? Игра на арфе, быть может томное позирование кисти художника?

– Чего ты издеваешься? Я же нормально объясняла, просто ты не правильно понял. Я консультирующий реставратор-проектировщик. Просто люди с которыми я работаю, иногда называют меня музой.

– Какие-нибудь пузанчики бюрократы, начальствующие над тобой?

– Ничего они не пузанчики, нормальные мужчины, вполне себе, немногим старше тебя даже, хотя из-за твоей бороды сложно судить. – когда Наде становилось неловко, она всегда переводила разговор на внешность Ника, грозясь подстричь его, или вообще обрить, пока тот будет спать.

– Успокойся, они просто хотят тебя. Ни один мужик не будет так к тебе обращаться, если не хочет видеть без одежды.

– Ты немножко извращенец, ты в курсе?

– Мы все такие, абсолютно все особи мужского пола, просто мне нет смысла притворяться.

– То есть ты бы не захотел увидеть меня без одежды, я настолько страшная по-твоему? – Надина интонация переплетала в себе и укор, и любопытство, и долю женского кокетства, которое присуще всем особям уже женского пола.

– Мы не об этом сейчас говорим, я просто пытался тебе показать, насколько глупо это выглядит со стороны, если ты настоящий профессионал не позволяй относиться к собственной работе как к дешёвой инсинуации. – Ник сам винил себя, что завёл эту тему, ему меньше всего хотелось чтобы это выглядело подобием флирта.

– Сделаю вид, что не поняла того, как ты сделал вид, пропустив мой вопрос мимо ушей. Настоящий джентльмен никогда не скомпрометирует даму. – ей очень хотелось демонстративно фыркнуть, или вскинуть голову в горделивом жесте, но единственный зритель смотрел только перед собой, так что не срослось.

– К вашим услугам, прошу продолжай.

– Обычно мне звонят…

– Надеюсь не постоянные клиенты, потому что распутничать в нашей стране незаконно. – Ник произвёл ответное туше, сразу же ретировавшись, – Прости не удержался, плохая шутка.

– Раз уж ты извинился, – словно делая одолжение она продолжила, – в общем, звонят, или сбрасывают на почту проекты: здания, комнаты, помещения, редко предметы искусства музейных инсталляций, подлежащие восстановлению или сносу. Мне ставят условия по которым я должна реконструировать это здание так, чтобы дешевле было его реставрировать под современные нужды, чем выбивать разрешения под снос, и возводить новое, если городской совет вообще одобрит демонтаж исторического объекта. Поэтому меня и называют музой, я возрождаю потерявшие былой лоск и значимость дома, вселяя в них новые цели и жильцов.

– И много таких объектов осталось? Сейчас же застройки идут бешеными темпами, всем только стеклянные многоэтажки подавай.

– После великой отечественной, по настоящему старых зданий нет, либо они уже превращены в музеи. Но и в крошащихся «сталинках» и «хрущёвках» по-прежнему живут люди, а ближе к центру города таких всё ещё не мало. Никто не хочет заморачиваться переселением жильцов, поэтому для меня работы хватает. – Надя с некоторой гордостью смотрела на него.

– Меня ты тоже воспринимаешь как реконструкционный проект? – Ник не был обижен, просто сейчас он стал лучше понимать её. Надя действительно любила свою работу, просто он был немного другим вариантом проявления той.

Возникло молчание. Он не торопил, понимая, что Надя попросту могла никогда и не задумываться об истинных мотивах своего поведения. То что на первый взгляд казалось проявлением бескорыстной заботы, на самом деле скрывало обычный азарт. Так баскетболисты соревнуются в бросках, школьники в выразительной декламации стихотворений, а близнецы в уплетании манной каши на скорость. Каждый из них знает что это не обязательно, просто им нравится сам процесс.

– Ты только не обижайся, я правда не знаю. – Надя остановилась перед ним, положив руки ему на грудь, – Когда всё произошло я даже не задумывалась, просто делала как считала правильным, а теперь когда ты спросил. Я взглянула на происходящее будто со стороны. Теперь мне понятно, почему ты злишься. Словно в компьютерной программе я вычерчиваю и рассчитываю необходимые изменения, цинично пологая, что это пойдет окружающим на пользу. Вот только, не каждый дом жаждет лишиться своего крыла, чтобы туда взамен старых окон вставили стеклопакеты. Это я про твою руку, аллегория, если ты не понял.

– Я понял, ничего, ты ответила честно, это уже немало. – Ник убрал её руки, разворачиваясь обратно к дому, на сегодня прогулка и так затянулась.

Возвращались они молча, как обычно в таких ситуациях. Надя пару раз порывалась, что-то спросить, или попытаться извиниться, но не решалась, да и не нужно было. Ник не сердился. Они сошлись абсолютно случайно, не испытывали особой симпатии друг к другу, да и общение у них не выходило. Рассчитывал ли он с ней подружится – нет, хотел бы начать с ней отношения – нет, только переспать, с оговоркой на то, что – кто бы не хотел? Из всего этого выходило лишь то, что было очевидно, пускай не сразу – это рядовой эпизод в жизни каждого из них, в конце которого, останутся разные воспоминания, но и жизнеутверждающим они не станут. Теперь Нику стало всё это безразлично. Он понял что побудило Надю ввязаться в эту авантюру, немного досадно становилось от того, что за всей этой бравадой о перестройке и вселении веры, надежды и любви, скрывалась обычная жалость, которая ему претила.

В конце прогулки, они расставались. Надя проводила Ника до дверей, забирала скопившийся мусор, и уезжала к себе, оставляя его на ночь одного. После чего он конечно закрывался на все запоры и напивался вдрызг, насколько хватало сил, засыпая под шум телевизора, или мерцание лунного света, просачивающегося в окно спальни, от которого почему-то укачивало.

В тот раз существенных отклонений не случилось, Ник вырубился на диване в гостиной, ещё до полуночи. Проведя всю ночь без сновидений, проснулся он от странного стрекотания, и лёгкого щекотания в носу. Ник открыл глаза мгновенно придя в себя, над ним сидела Надя, довольно улыбаясь, с какой-то штукой в руках. Он не понимал, что происходит, потому что обычно, всегда ощущал, когда она приходила, стараясь игнорировать её слоноподобные передвижения по квартире, ради пары минут сна. В этот раз она не просто прокралась бесшумно, а ещё нечто учудила, потому что непонятной штукой в руках была машинка для стрижки. Ник схватился за лицо, в ужасе осознавая, что произошло, как и предполагалось, он ничего не нащупал.

– Тише ты, сейчас всю волосню свою разбросаешь, а мне потом убирать. – Надя ехидно посмеивалась, стараясь задавить сдерживаемые смешки, – Пусть ты мой проект, и это лицемерно в отношении живого человека, но выглядеть ты будешь так, чтобы я могла гордиться трудами рук своих.

Она подала ему небольшое зеркальце, принесённое ею, или откопанное где-то в недрах самой квартиры. Ник взглянул на «нового» старого себя. Он почти успел забыть это лицо, так редко, в последнее время, находя собственное отражение. Надя успела сбрить только бороду, пока ещё не коснувшись волос на голове. Ник как-будто впервые увидел свои отчуждённые черты, прежде так хорошо ему знакомые. Широкие скулы, смотрелись немного противоестественно над впалыми щеками, он даже не подозревал насколько сильно истощал за последние месяцы. Кожу будто натянули на скелет лица, так явно проступали очертания нижней челюсти и подбородка, сквозь неё. Ник и раньше выделялся подобной резкостью, по всему контуру своей внешности. Но сейчас его словно обтесали со всех углов, до острого градуса каждой проступающей линии. Обычный европейский нос с лёгкой горбинкой, теперь выглядел почти клювом какого-нибудь орла кавказской национальности. Некогда смуглая кожа сейчас была просто бледно-серым полотном накинутым поверх человеческого бюста. Брови сползли в постоянную хмурую гримасу, заложив морщинистую складку, пролегающую между ними. Глаза впали, от нерегулярного и недостаточного сна, выцвели и выглядели скорее цвета весенней грязи, нежели насыщенного шоколада, коими были раньше. Любая коллаборация выражений «бледная тень» и «жалкое подобие», как нельзя лучше описывали его нынешний внешний вид. Ник продолжал водить руками, будто пытался собрать обратно отвалившиеся чёрные лоскуты, бывшие когда-то его бородой.

– Тебе не нравится? – как можно аккуратнее Надя придвинулась к нему, спрашивая, выглядывая из-за зеркала, – пойми, это же не финальный вариант, я обкорнала тебя по верхам, боясь разбудить, и чтобы ты всё не испортил.

– Кто тебя просил? – Ник злился не потому что она это сделала, а как, они же не в детском саду, чтобы устраивать глупые розыгрыши.

– Прости, я боялась, что в здравом уме, ты не позволишь, а так начало положено и деваться тебе некуда, придётся заканчивать. – с самодовольным видом она крутила у него перед носом злополучную машинку для стрижки, – Ты не злишься?

– Нет, просто отвык видеть себя таким. – эмоции угасали, ввергая его в привычное состояние апатии, правда от очередной шпильки это Ника, всё равно не удержало, – я немного разочарован, что ты не оставила мне дартаньянскую бородку, или гитлеровские усики.

– Я могу ещё всё приклеить обратно. Если позволишь, я закончу.

Ник устроился так, чтобы Наде было удобнее и лучше видно, запрокинув голову на одну из диванных подушек. Это были странные ощущения. Она сосредоточенно водила машинкой, высунув кончик языка, убирая завитки волос, и была похожа на безумного цирюльника. Ник лежал спокойно, стараясь не дёргаться, хотя пару раз порезать его, ей всё таки удалось. Надя почти нежно смахнула прилипшие остатки состриженной бороды.

– Теперь иди умойся, я пока приберусь вокруг.

Он послушно двинулся в сторону ванной. Умывшись и заодно почистив зубы, Ник вытирался полотенцем, глядя на себя в зеркале. Было слишком непривычно, на голове ещё оставалась львиная грива волос, и сейчас он сильно смахивал на распустившийся одуванчик, с которого равномерно сдули только половину семян – парашютов.

– Не сочти за комплимент, но ты даже симпатичный. – Надя встретила его на выходе из ванной, окинув оценивающим взглядом, – ещё бы нормально тебя подстричь, приодеть и был бы завидный жених.

– Интересно, и кто бы пошёл за такого свататься?

– Не прибедняйся. Одной из причин, по которой я решила тебя подстричь, это возможность улучшить твой внешний вид. Как говорится – ты тот, кем сам себя видишь. Заросший алкоголик никому не нравится, даже самому себе, но сейчас, пара штрихов и ты будешь другим человеком. Может быть не тем, кем раньше, но, опять же, может быть оно и не надо?

– Если после этого ты оставишь меня в покое, делай что считаешь нужным. – Ник не устал, и не был безразличен, ему, в какой-то степени, просто было жалко напрасно выкинутых Надиных трудов и потраченного времени. Ведь он знал, что модная стрижка и хороший парфюм тут не помогут.

Через пару минут они собрались, нарушая стандартное расписание и двинулись в парикмахерскую. Воодушевлённая Надя всё крутилась вокруг него, расписывая как ему самому понравится его новый образ. Хорошо ещё, что в будний день в салоне никого не было, Нику не хотелось чтобы на них снова пялились. Учтя все пожелания, услужливый стилист взялась за работу. Спустя каких-то полчаса в отражении большого зеркала на него смотрел совершенно незнакомый человек. Наверное Ник когда-то, действительно, был таким, но сейчас это навевало скорее болезненные воспоминания, от которых он пытался убежать.

Наде не удалось вытянуть из него ни полслова. Они спешно вернулись домой, а Ник закрылся в собственной спальне, стараясь избегать её расспросов, пока она не сдалась, отправившись домой. Надеяться, что Надя опустит руки было глупо. Она заявилась следующим утром, практически выломив импровизированно забаррикадированную дверь спальни, и стояла над ним до тех пор, пока Ник не соизволил пойти и гладко выбриться. Теперь каждый день начинался с неизменного ритуала. Установленное расписание перетерпело косметические изменения. Но Надя не отступала. По её наставлению, Ник должен был следить за собственной внешностью. Раз в три дня гладко выбриваться, раз в два – менять одежду, одевая чистые и заботливо подготовленные ею из его гардероба, вещи. Происходящее, всё больше стало походить на семейную жизнь. Понимая это, Ник так же прекрасно осознавал, что в конце концов кому-то будет больно, когда весь этот спектакль закончится, и практически без вариантов, тем самым пострадавшим будет он.

Время шло, рука заживала согласно графику, поэтому после обеда они начали ездить к реабилитологу, восстанавливать подвижность. Глупая трата времени, но рыжего монстра было не перебороть. Каждый раз когда Ник пытался донести до неё свою позицию или хотя бы высказать доводы в свою пользу, он врезался в непоколебимую стену из огненного кирпича, которая всегда знала лучше, была абсолютно уверена и вообще не его дело.

– Я не говорю, что прав, потому что доказывать это тебе бессмысленно, но предположи, хотя бы на секунду, что мне делать, когда это всё закончится? – в один из очередных дней Ник, всё же начал откладываемый разговор издалека.

– Я оставлю тебе строгие указания, и буду проверять придерживаешься ли ты их. – она снова игнорировала суть вопроса, избегая прямого ответа.

– Надь, я не спрашиваю, в какой последовательности, я уже прекрасно всё выучил. Мне нужно знать, как я буду делать всё это самостоятельно, если ты мне даже расчёску в руки не доверяешь. – Ник не стал гнуть свою линию, пробуя пойти в обход.

– Хм, процедуры к тому времени закончатся, я всё же довожу тебя до конца, а с остальным ты справишься, постепенно. Научишься сам разогревать себе еду, ну про утренний туалет я вообще молчу. Знаешь, привычка вырабатывается за двадцать один день, а я муштрую тебя уже почти месяц, так что думаю проблем не будет. Тем более, я буду тебя навещать, время от времени, если ты адрес не сменишь.

– Я как раз задумывался о переезде. Серьёзно, зачем тебе это? Только зря тратишь собственное время, неужели у тебя нет чего-то или кого-то, кому твоё время будет нужнее чем мне?

– Тебе не кажется, что раз за разом ты возвращаешься к одной и той же теме? – Надя начинала негодовать, как и в любой другой раз когда разговор заходил в неконтролируемое ею русло, – И только попробуй мне сказать, что я еврейка отвечающая вопросом на вопрос, сразу вмажу, ты меня знаешь!

– Даже и в мыслях не было. И всё же, может быть я каждый раз поднимаю эту тему, потому что так и не добился внятного ответа? – Ник смотрел на неё, следя за каждой реакцией.

– Вот зачем тебе это нужно? Разве недостаточно простой благодарности, что человек пытается помочь тебе, ничего не требуя взамен. Или тебе не нравится моя компания?

– Вообще-то, нет. Мне не нравится, я предпочитаю быть один. Меня вполне устраивала моя жизнь. А ты ворвалась в неё и перевернула вверх дном, даже не спросив, надо оно или нет. И если уж начистоту, спектакль, что мы устроили перед моими родителями давно изжил себя. Поэтому я не вижу смысла дальше это затягивать. – Ник выпалил всё это не переживая о последствиях, в конце концов, чем раньше это прекратить, тем меньше они будут.

– Да пошёл ты! – Надя смотрела на него со смесью разочарования и боли, если в начале она думала, что это его типичный сарказм, то поняв, что Ник не шутит приняла слишком близко к сердцу.

Он так и смотрел ей в след, быстро удаляющейся огненной искорке. Ник не испытывал ни жалости, ни грусти. Ему не хотелось так всё заканчивать, но лучше пускай она попсихует пару дней, и забудет, чем он снова уйдёт в запой, от которого печень будет вопить пуще прежнего, хотя кого он обманывал? Ник без вариантов напился в тот вечер, и в следующий, и в следующий за ним. Надя не появлялась и не звонила в течении трёх или четырёх дней, во всём этом марафоне зависимых страстей, он потерял счёт времени.