Тебя, одну тебя люблю я и желаю!
Полная версия
Тебя, одну тебя люблю я и желаю!
Жанр: стихи и поэзиярусская классикалюбовная лирикапоэтическая библиотекапревратности любвипоэзия XIX века
Язык: Русский
Год издания: 2019
Добавлена:
Серия «Любовная лирика»
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Афанасий Афанасьевич Фет
Тебя, одну тебя люблю я и желаю!
© Художественное оформление, «Центрполиграф», 2020
Предисловие
Афанасий Афанасьевич Фет родился 23 ноября (5 декабря) 1820 года в усадьбе Новосёлки Мценского уезда Орловской губернии. Матерью его была немка Шарлотта Беккер, а отцом – помещик Афанасий Неофитович Шеншин, принадлежавший к столбовому дворянству. Представители фамилии Шеншиных владели половиной всего Мценского уезда. Однако родители его поженились только через два года после рождения сына, и когда Афанасию исполнилось 14 лет, у него отняли фамилию Шеншин и записали под фамилией первого мужа матери Иоганна-Петера Фёта. Произошло это потому, что выяснилось, что лютеранское благословение на брак не имело в России законной силы, а православное венчание произошло после рождения ребенка. В одночасье юноша превратился из русского наследника старинного рода в разночинца-иностранца. Это повлияло на всю его дальнейшую жизнь.
Чтобы выслужить себе дворянские права, он после окончания университета пошел в армию. Он служил в кирасирском Военного ордена полку в Херсонской губернии. Именно там в 1848 году Фет познакомился с Марией Лазич, любовь к которой пронес через всю жизнь. Они полюбили друг друга, но он был беден, а она – дочь сербского генерала и дворянка. Фет, по собственному признанию, пытался убедить ее, что не может быть счастливого брака, когда оба не имеют достатка: «Я ясно понимаю, что жениться офицеру, получающему 300 руб., без дому, на девушке без состояния значит необдуманно и недобросовестно брать на себя клятвенное обещание, которого не в состоянии выполнить». Через два года Мария трагически погибла – свеча подпалила ее кисейное домашнее платье.
Во время учёбы начал печататься в журналах. Первый его сборник стихов вышел в 1840 году. Потом были еще несколько, причем третий сборник редактировал И.С. Тургенев.
В 1857 году Фет женился на Марии Петровне Боткиной, сестре критика В.П. Боткина.
В 1858 году вышел в отставку в чине гвардейского штабc-ротмистра и поселился в Москве. 13-летняя военная служба дворянства ему не принесла. В 1860 году на средства приданого жены Фет купил имение Степановка в Мценском уезде Орловской губернии и стал вполне успешным помещиком. В 1867 году он был избран мировым судьёй на 11 лет. И только в 1873 году ему были возвращены родовая фамилия и дворянство: «По высочайшему указу 26 декабря 1873 года была наконец утверждена за Афанасием Афанасьевичем отцовская фамилия Шеншин, со всеми связанными с нею правами». Однако литературные произведения и переводы поэт и в дальнейшем подписывал фамилией Фет (буква ё со временем превратилась в е). В 1877 году Фет продал Степановку и купил имение Воробьёвку в Курской губернии.
Кроме стихов, Фет занимался и переводами, причем как с европейских языков, так и с древних. Есть у него и проза – две книги воспоминаний.
«О, долго буду я, в молчаньи ночи тайной…»
«Когда мечты мои за гранью прошлых дней…»
Когда мечты мои за гранью прошлых днейНайдут тебя опять за дымкою туманной,Я плачу сладостно, как первый иудейНа рубеже земли обетованной.Не жаль мне детских игр, не жаль мне тихих снов,Тобой так сладостно и больно возмущенныхВ те дни, как постигал я первую любовьПо бунту чувств неугомонных,По сжатию руки, по отблеску очей,Сопровождаемый то вздохами, то смехом,По ропоту простых, незначащих речей,Лишь там звучащих страсти эхом.«Когда мечтательно я предан тишине…»
Когда мечтательно я предан тишинеИ вижу кроткую царицу ясной ночи,Когда созвездия заблещут в вышинеИ сном у Аргуса начнут смыкаться очи,И близок час уже, условленный тобой,И ожидание с минутой возрастает,И я стою уже безумный и немой,И каждый звук ночной смущенного пугает;И нетерпение сосет больную грудь,И ты идешь одна, украдкой, озираясь,И я спешу в лицо прекрасное взглянуть,И вижу ясное, – и тихо улыбаюсь,Ты на слова любви мне говоришь «люблю!»,А я бессвязные связать стараюсь речи,Дыханьем пламенным дыхание ловлю,Целую волоса душистые и плечи,И долго слушаю, как ты молчишь, – и мнеТы предаешься вся для страстного лобзанья, —О друг, как счастлив я, как счастлив я вполне!Как жить мне хочется до нового свиданья!«Тебе в молчании я простираю руку…»
Тебе в молчании я простираю рукуИ детских укоризн в грядущем не страшусь.Ты втайне поняла души смешную муку,Усталых прихотей ты разгадала скуку;Мы вместе – и судьбе я молча предаюсь.Без клятв и клеветы ребячески-невиннойСказала жизнь за нас последний приговор.Мы оба молоды, но с радостью стариннойЛюблю на локон твой засматриваться длинный;Люблю безмолвных уст и взоров разговор.Как в дни безумные, как в пламенные годы,Мне жизни мировой святыня дорога;Люблю безмолвие полунощной природы,Люблю ее лесов лепечущие своды,Люблю ее степей алмазные снега.И снова мне легко, когда, святому звукуВнимая не один, я заживо делюсь;Когда, за честный бой с тенями взяв поруку,Тебе в молчании я простираю рукуИ детских укоризн в грядущем не страшусь.«Странное чувство какое-то в несколько дней…»
Странное чувство какое-то в несколько дней овладелоТелом моим и душой, целым моим существом:Радость и светлая грусть, благотворный покой и желаньяДетские, резвые – сам даже понять не могу.Вот хоть теперь: посмотрю за окно на веселую зеленьВешних деревьев, да вдруг ветер ко мне донесетУтренний запах цветов и птичек звонкие песни —Так бы и бросился в сад с кликом: пойдем же, пойдем!Да как взгляну на тебя, как уселась ты там безмятежноПодле окошка, склоня иглы ресниц на канву,То уж не в силах ничем я шевельнуться, а толькоВсю озираю тебя, всю – от пробора волосДо перекладины пялец, где вольно, легко и уютно,Складки раздвинув, прильнул маленькой ножки носок.Жалко… да нет – хорошо, что никто не видал, как взглянулаТы на сестрицу, когда та приходила сюдаКуклу свою показать. Право, мне кажется, всех быВас мне хотелось обнять. Даже и брат твой, шалун, мне дорог.Можно ль так ложно вещи учить его понимать!Как отворялися двери, расслушать я мог, что учительКаждый отдельный глагол прятал в отдельный залог:Он говорил, что любить есть действие — не состоянье.Нет, достохвальный мудрец, здесь ты не видишь ни зги;Я говорю, что любить – состоянье, еще и какое!Чудное, полное нег!.. Дай нам бог вечно любить!«Ее не знает свет, – она еще ребенок…»
Ее не знает свет, – она еще ребенок;Но очерк головы у ней так чист и тонок,И столько томности во взгляде кротких глаз,Что детства мирного последний близок час.Дохнет тепло любви – младенческое окоЛазурным пламенем засветится глубоко,И гребень, ласково-разборчив, будто самПойдет медлительней по пышным волосам,Персты румяные, бледнея, подлиннеют…Блажен, кто замечал, как постепенно зреютЗлатые гроздия, и знал, что виноградСбирая, он вопьет их сладкий аромат!«Не спится. Дай зажгу свечу. К чему читать?…»
Не спится. Дай зажгу свечу. К чему читать?Ведь снова не пойму я ни одной страницы —И яркий белый свет начнет в глазах мелькать,И ложных призраков заблещут вереницы.За что ж? Что сделал я? Чем грешен пред тобой?Ужели помысел мне должен быть укором,Что так язвительно смеется призрак твойИ смотрит на меня таким тяжелым взором?Старые письма
Давно забытые, под легким слоем пыли,Черты заветные, вы вновь передо мнойИ в час душевных мук мгновенно воскресилиВсё, что давно-давно утрачено душой.Горя огнем стыда, опять встречают взорыОдну доверчивость, надежду и любовь,И задушевных слов поблекшие узорыОт сердца моего к ланитам гонят кровь.Я вами осужден, свидетели немыеВесны души моей и сумрачной зимы.Вы те же светлые, святые, молодые,Как в тот ужасный час, когда прощались мы.А я доверился предательскому звуку —Как будто вне любви есть в мире что-нибудь! —Я дерзко оттолкнул писавшую вас руку,Я осудил себя на вечную разлукуИ с холодом в груди пустился в дальний путь.Зачем же с прежнею улыбкой умиленьяШептать мне о любви, глядеть в мои глаза?Души не воскресит и голос всепрощенья,Не смоет этих строк и жгучая слеза.Осень
Как грустны сумрачные дниБеззвучной осени и хладной!Какой истомой безотраднойК нам в душу просятся они!Но есть и дни, когда в кровиЗолотолиственных уборовГорящих осень ищет взоровИ знойных прихотей любви.Молчит стыдливая печаль,Лишь вызывающее слышно,И, замирающей так пышно,Ей ничего уже не жаль.«Томительно-призывно и напрасно…»
Томительно-призывно и напрасноТвой чистый луч передо мной горел;Немой восторг будил он самовластно,Но сумрака кругом не одолел.Пускай клянут, волнуяся и споря,Пусть говорят: то бред души больной;Но я иду по шаткой пене моряОтважною, нетонущей ногой.Я пронесу твой свет чрез жизнь земную;Он мой – и с ним двойное бытиеВручила ты, и я – я торжествуюХотя на миг бессмертие твое.Alter ego
Как лилея глядится в нагорный ручей,Ты стояла над первою песней моей,И была ли при этом победа, и чья, —У ручья ль от цветка, у цветка ль от ручья?Ты душою младенческой всё поняла,Что мне высказать тайная сила дала,И хоть жизнь без тебя суждено мне влачить,Но мы вместе с тобой, нас нельзя разлучить.Та трава, что вдали на могиле твоей,Здесь на сердце, чем старе оно, тем свежей,И я знаю, взглянувши на звезды порой,Что взирали на них мы как боги с тобой.У любви есть слова, те слова не умрут.Нас с тобой ожидает особенный суд;Он сумеет нас сразу в толпе различить,И мы вместе придем, нас нельзя разлучить!«Страницы милые опять персты раскрыли…»
Страницы милые опять персты раскрыли;Я снова умилен и трепетать готов,Чтоб ветер иль рука чужая не сронилиЗасохших, одному мне ведомых цветов.О, как ничтожно всё! От жертвы жизни целой,От этих пылких жертв и подвигов святых —Лишь тайная тоска в душе осиротелойДа тени бледные у лепестков сухих.Но ими дорожит мое воспоминанье;Без них всё прошлое – один жестокий бред,Без них – один укор, без них – одно терзанье,И нет прощения, и примиренья нет!«Еще одно забывчивое слово…»
Еще одно забывчивое слово,Еще один случайный полувздох —И тосковать я сердцем стану снова,И буду я опять у этих ног.Душа дрожит, готова вспыхнуть чище,Хотя давно угас весенний деньИ при луне на жизненном кладбищеСтрашна и ночь, и собственная тень.«Кровию сердца пишу я к тебе эти строки…»
Кровию сердца пишу я к тебе эти строки,Видно, разлуки обоим несносны уроки,Видно, больному напрасно к свободе стремиться,Видно, к давно прожитому нельзя воротиться,Видно, во всём, что питало горячку недуга,Легче и слаще вблизи упрекать нам друг друга.«Нет, я не изменил. До старости глубокой…»
Нет, я не изменил. До старости глубокойЯ тот же преданный, я раб твоей любви,И старый яд цепей, отрадный и жестокой,Еще горит в моей крови.Хоть память и твердит, что между нас могила,Хоть каждый день бреду томительно к другой, —Не в силах верить я, чтоб ты меня забыла,Когда ты здесь, передо мной.Мелькнет ли красота иная на мгновенье,Мне чудится, вот-вот, тебя я узнаю;И нежности былой я слышу дуновенье,И, содрогаясь, я пою.«В полуночной тиши бессонницы моей…»
В полуночной тиши бессонницы моейВстают пред напряженным взоромБылые божества, кумиры прежних дней,С их вызывающим укором.И снова я люблю, и снова я любим,Несусь вослед мечтам любимым,А сердце грешное томит меня своимНеправосудьем нестерпимым.Богини предо мной, давнишние друзья,То соблазнительны, то строги,Но тщетно алтарей ищу пред ними я:Они – развенчанные боги.Пред ними сердце вновь в тревоге и в огне,Но пламень тот с былым несхожий;Как будто, смертному потворствуя, онеСошли с божественных подножий.И лишь надменные, назло живой мечте,Не зная милости и битвы,Стоят владычицы на прежней высотеПод шепот презренной молитвы.Их снова ищет взор из-под усталых вежд,Мольба к ним тщетная стремится,И прежний фимиам несбыточных надеждУ ног их всё еще дымится.«Светил нам день, будя огонь в крови…»
Светил нам день, будя огонь в крови…Прекрасная, восторгов ты искалаИ о своей несбыточной любвиМладенчески мне тайны поверяла.Как мог, слепец, я не видать тогда,Что жизни ночь над нами лишь сгустится,Твоя душа, красы твоей звезда,Передо мной, умчавшись, загорится,И, разлучась навеки, мы поймем,Что счастья взрыв мы промолчали обаИ что вздыхать обоим нам по нем,Хоть будем врознь стоять у двери гроба.«Прости! во мгле воспоминанья…»
Прости! во мгле воспоминаньяВсё вечер помню я один, —Тебя одну среди молчаньяИ твой пылающий камин.Глядя в огонь, я забывался,Волшебный круг меня томил,И чем-то горьким отзывалсяИзбыток счастия и сил.Что за раздумие у цели?Куда безумство завлекло?В какие дебри и метелиЯ уносил твое тепло?Где ты? Ужель, ошеломленный,Кругом не видя ничего,Застывший, вьюгой убеленный,Стучусь у сердца твоего?..«Руку бы снова твою мне хотелось пожать!…»
Руку бы снова твою мне хотелось пожать!Прежнего счастья, конечно, уже не видать,Но и под старость отрадно очами недугаВновь увидать неизменно прекрасного друга.В голой аллее, где лист под ногами шумит,Как-то пугливо и сладостно сердце щемит,Если стопам попирать довелося усталоТо, что когда-то так много блаженства скрывало.«Хоть счастие судьбой даровано не мне…»
Хоть счастие судьбой даровано не мне,Зачем об этом так напоминать небрежно?Как будто бы нельзя в больном и сладком снеДозволить мне любить вас пламенно и нежно.Хотя б признался я в безумиях своих,Что стоит робкого вам не пугать признанья?Что стоит шелк ресниц склонить вам в этот миг,Чтоб не блеснул в очах огонь негодованья?Участья не прошу – могла б и ваша грусть,Хотя б притворная, родить во мне отвагу,И, издали молясь, поэт-безумец пустьПрекрасный образ ваш набросит на бумагу.«Еще люблю, еще томлюсь…»
Еще люблю, еще томлюсьПеред всемирной красотоюИ ни за что не отрекусьОт ласк, ниспосланных тобою.Покуда на груди земнойХотя с трудом дышать я буду,Весь трепет жизни молодойМне будет внятен отовсюду.Покорны солнечным лучам,Так сходят корни в глубь могилыИ там у смерти ищут силыБежать навстречу вешним дням.«Опавший лист дрожит от нашего движенья…»
Опавший лист дрожит от нашего движенья,Но зелени еще свежа над нами тень,А что-то говорит средь радости сближенья,Что этот желтый лист – наш следующий день.Как ненасытны мы и как несправедливы:Всю радость явную неверный гонит страх!Еще так ласковы волос твоих извивы!Какой живет восторг на блекнущих устах!Идем. Надолго ли еще не разлучаться,Надолго ли дышать отрадою? Как знать!Пора за будущность заране не пугаться,Пора о счастии учиться вспоминать.«Не упрекай, что я смущаюсь…»
Не упрекай, что я смущаюсь,Что я минувшее принесИ пред тобою содрогаюсьПод дуновеньем прежних грез.Те грезы – жизнь их осудила —То прах давнишних алтарей;Но их победным возмутилаДвиженьем ты стопы своей.Уже мерцает свет, готовыйВсё озарить, всему помочь,И, согреваясь жизнью новой,Росою счастья плачет ночь.«Нет, даже не тогда, когда, стопой воздушной…»
Нет, даже не тогда, когда, стопой воздушнойСпеша навстречу мне, улыбку ты даришьИ, заглянув в глаза, мечте моей послушнойО беззаветности надежды говоришь, —Нет, чтобы счастию нежданному отдаться,Чтобы исчезнуть в нем, спускаяся до дна,Мне нужно одному с душой своей остаться,Молчанье нужно мне кругом и тишина.Тут сердца говорит мне каждое биеньеПро всё, чем радостной обязан я судьбе,А тихая слеза блаженства и томленья,Скатясь жемчужиной, напомнит о тебе.«Кляните нас: нам дорога свобода…»
Кляните нас: нам дорога свобода,И буйствует не разум в нас, а кровь,В нас вопиет всесильная природа,И прославлять мы будем век любовь.В пример себе певцов весенних ставим:Какой восторг – так говорить уметь!Как мы живем, так мы поем и славим,И так живем, что нам нельзя не петь!«Всё, что волшебно так манило…»
Всё, что волшебно так манило,Из-за чего весь век жилось,Со днями зимними остылоИ непробудно улеглось.Нет ни надежд, ни сил для битвы —Лишь, посреди ничтожных смут,Как гордость дум, как храм молитвы,Страданья в прошлом восстают.Восточный мотив
С чем нас сравнить с тобою, друг прелестный?Мы два конька, скользящих по реке,Мы два гребца на утлом челноке,Мы два зерна в одной скорлупке тесной,Мы две пчелы на жизненном цветке,Мы две звезды на высоте небесной.«Не здесь ли ты легкою тенью…»
Не здесь ли ты легкою тенью,Мой гений, мой ангел, мой друг,Беседуешь тихо со мноюИ тихо летаешь вокруг?И робким даришь вдохновеньем,И сладкий врачуешь недуг,И тихим даришь сновиденьем,Мой гений, мой ангел, мой друг…«На заре ты ее не буди…»
На заре ты ее не буди,На заре она сладко так спит;Утро дышит у ней на груди,Ярко пышет на ямках ланит.И подушка ее горяча,И горяч утомительный сон,И, чернеясь, бегут на плечаКосы лентой с обеих сторон.А вчера у окна ввечеруДолго-долго сидела онаИ следила по тучам игру,Что, скользя, затевала луна.И чем ярче играла луна,И чем громче свистал соловей,Всё бледней становилась она,Сердце билось больней и больней.Оттого-то на юной груди,На ланитах так утро горит.Не буди ж ты ее, не буди…На заре она сладко так спит!Первый ландыш
О первый ландыш! Из-под снегаТы просишь солнечных лучей;Какая девственная негаВ душистой чистоте твоей!Как первый луч весенний ярок!Какие в нем нисходят сны!Как ты пленителен, подарокВоспламеняющей весны!Так дева в первый раз вздыхает —О чем – неясно ей самой, —И робкий вздох благоухаетИзбытком жизни молодой.Майская ночь
Отсталых туч над нами пролетаетПоследняя толпа.Прозрачный их отрезок мягко таетУ лунного серпа.Царит весны таинственная силаС звездами на челе. —Ты, нежная! Ты счастье мне сулилаНа суетной земле.А счастье где? Не здесь, в среде убогой,А вон оно – как дым.За ним! за ним! воздушною дорогой —И в вечность улетим!Кукушка
Пышные гнутся макушки,Млея в весеннем соку;Где-то вдали от опушкиБудто бы слышно: ку-ку.Сердце! – вот утро – люби жеВсё, чем жило на веку;Слышится ближе и ближе,Как золотое, – ку-ку.Или кто вспомнил утраты,Вешнюю вспомнил тоску?И раздается трикратыЯсно и томно: ку-ку.«Знаю я, что ты, малютка…»
Знаю я, что ты, малютка,Лунной ночью не робка:Я на снеге вижу утромЛегкий оттиск башмачка.Правда, ночь при свете лунномХолодна, тиха, ясна;Правда, ты недаром, друг мой,Покидаешь ложе сна:Бриллианты в свете лунном,Бриллианты в небесах,Бриллианты на деревьях,Бриллианты на снегах.Но боюсь я, друг мой милый,Как бы в вихре дух ночнойНе завеял бы тропинку,Проложенную тобой.«Помню я: старушка-няня…»
Помню я: старушка-няняМне в рождественской ночиПро судьбу мою гадалаПри мерцании свечи,И на картах выходилиИнтересы да почет.Няня, няня! ты ошиблась,Обманул тебя расчет;Но зато я так влюбился,Что приходится невмочь…Погадай мне, друг мой няня,Нынче святочная ночь.Что, – не будет ли свиданья,Разговоров иль письма?Выйдет пиковая дамаИль бубновая сама?Няня добрая гадает,Грустно голову склоня;Свечка тихо нагорает,Сердце бьется у меня.«Когда я блестящий твой локон целую…»
Когда я блестящий твой локон целуюИ жарко дышу так на милую грудь, —Зачем говоришь ты про деву инуюИ в очи мне прямо не смеешь взглянуть?Хоть вечер и близок, не бойся! От стужиТебя я в широкий свой плащ заверну —Луна не в тумане, а звезд хоть и много,Но мы заглядимся с тобой на одну.Хоть в сердце не веруй… хоть веруй в мгновенье,И взор мой, и трепет, и лепет пойми —И жарким лобзаньем спаливши сомненье,Ревнивая дева, меня обойми!«Не отходи от меня…»
Не отходи от меня,Друг мой, останься со мной!Не отходи от меня:Мне так отрадно с тобой…Ближе друг к другу, чем мы, —Ближе нельзя нам и быть;Чище, живее, сильнейМы не умеем любить.Если же ты – предо мной,Грустно головку склоня, —Мне так отрадно с тобой:Не отходи от меня!«Тихая, звездная ночь…»
Тихая, звездная ночь,Трепетно светит луна;Сладки уста красотыВ тихую, звездную ночь.Друг мой! в сияньи ночномКак мне печаль превозмочь?..Ты же светла, как любовь,В тихую, звездную ночь.Друг мой, я звезды люблю —И от печали не прочь…Ты же еще мне милейВ тихую, звездную ночь.«Если зимнее небо звездами горит…»
Если зимнее небо звездами горитИ мечтательно светит луна,Предо мною твой образ, твой дивный скользит,Словно ты из лучей создана.И светла и легка, ты несешься туда…Я гляжу и молю хоть следов.И светла и легка – но зато ни следа;Только грудь обуяет любовь.И летел бы, летел за красою твоей —И пускай в небе звезды горят.И быстрей и светлей мириады лучейНа пылинки ночные глядят.Фантазия
Мы одни; из сада в стекла оконСветит месяц… тусклы наши свечи;Твой душистый, твой послушный локон,Развиваясь, падает на плечи.Что ж молчим мы? Или самовластноЦарство тихой, светлой ночи мая?Иль поет и ярко так и страстноСоловей, над розой изнывая?Иль проснулись птички за кустами,Там, где ветер колыхал их гнезды,И, дрожа ревнивыми лучами,Ближе, ближе к нам нисходят звезды?На суку извилистом и чудном,Пестрых сказок пышная жилица,Вся в огне, в сияньи изумрудном,Над водой качается жар-птица;Расписные раковины блещутВ переливах чудной позолоты,До луны жемчужной пеной мещутИ алмазной пылью водометы.Листья полны светлых насекомых,Всё растет и рвется вон из меры,Много снов проносится знакомых,И на сердце много сладкой веры.Переходят радужные краски,Раздражая око светом ложным;Миг еще – и нет волшебной сказки,И душа опять полна возможным.Мы одни; из сада в стекла оконСветит месяц… тусклы наши свечи;Твой душистый, твой послушный локон,Развиваясь, падает на плечи.«Шумела полночная вьюга…»
Шумела полночная вьюгаВ лесной и глухой стороне.Мы сели с ней друг подле друга.Валежник свистал на огне.И наших двух теней громадыЛежали на красном полу,А в сердце – ни искры отрады,И нечем прогнать эту мглу!Березы скрипят за стеною,Сук еле трещит смоляной…О друг мой, скажи, что с тобою?Я знаю давно, что со мной!«Недвижные очи, безумные очи…»
Недвижные очи, безумные очи,Зачем вы средь дня и в часы полуночиТак жадно вперяетесь вдаль?Ужели вы в том потонули минувшем,Давно и мгновенно пред вами мелькнувшем,Которого сердцу так жаль?Не высмотреть вам, чего нет и что было,Что сердце, тоскуя, в себе схоронилоНа самое темное дно;Не вам допросить у случайности жадной,Куда она скрыла рукой беспощадной,Что было так щедро дано!«Снился берег мне скалистый…»
Снился берег мне скалистый,Море спало под луною,Как ребенок дремлет чистый, —И по нем скользя с тобою,В дым прозрачный и волнистыйШли алмазной мы стезею.«Вчера я шел по зале освещенной…»
Вчера я шел по зале освещенной,Где так давно встречались мы с тобой.Ты здесь опять! Безмолвный и смущенный,Невольно я поникнул головой.И в темноте тревожного сознаньяБылые дни я различил едва,Когда шептал безумные желаньяИ говорил безумные слова.Знакомыми напевами томимый,Стою. В глазах движенье и цветы —И кажется, летя под звук любимый,Ты прошептала кротко: «Что же ты?»И звуки те ж, и те ж благоуханья,И чувствую – пылает голова,И я шепчу безумные желаньяИ лепечу безумные слова.
