Останусь текстом

– Дай-те теперь я попробую. Вдруг получится.

Попробовав завести, я лишний раз убедился в своей правоте: миф о счастливой руке был полной чушью.

– Что делать будем, россияне? – вспомнил я фразу из мультика про богатырей.

– Что делать, что делать, – как попугай, повторил Глеб, – коню член приделать.

Мы засмеялись. Андрею шутка не понравилась.

– Как варик, – сказал я, – можно доехать до бабы Томы и попросить Оксану. Она подъедет на машине, подцепит твою колымагу и откатит домой.

Оксана была моей тетей. Молодой довольно тетей, поэтому я вел себя с ней, как с сестрой. Конечно, просить бы ее о помощи не хотелось, но с ней вполне реально договориться. Андрей это понимал.

Но он все еще считал нас взрослыми мальчиками. Застрявшими в чертовом поле, где не было ни единой души в радиусе десяти километров.

– Я понял, придурки, – сказал он, заглянув глазом в бензобак, – бенз закончился.

– О, круто, – съязвил я, – ну, давайте по полю пройдемся, тут сто пудов есть где-то канистра с бензином. Может даже две, так мы с Глебом тоже заправимся.

– Тут есть шланг, – продолжил Андрей, – можно у кого-то из вас бенз отлить.

– Ты хотел сказать отсосать, – засмеялся Глеб.

– Я сосать не буду, – добавил я.

Мы с Глебом снова впали в панический смех.

– Надо найти бутылку, в эту бутылку отсосать бенз у вас, а потом залить в квадрик, – поделился планом Андрей.

– И где нам взять бутылку?

– Там же у поворота на Белоусовку есть помойка большая, там точно можно тару найти. Давай мы с Глебом сгоняем, привезем. Тут далеко ехать?

– Минут тридцать, – сказал Глеб.

Мы решили ехать на моем мопеде, чтобы не тратить бензин Глеба. Сам же Глеб поехал со мной. Андрея мы бросили посреди поля охранять квадрацикл и мотоцикл. Второй служил гарантом того, что мы вернемся. По крайне мере, Глеб точно.

Знаете, я не засекал время, я вообще был без телефона в тот день, как и Глеб, но мне казалось, что ехали мы больше получаса. Ехали молча. Правда, позже перед нами вырос большой подъем, и Глебу пришлось пройтись пешком. В общем, путь до помойки и обратно занял полтора часа где-то.

Когда мы вернулись, то наблюдали такую картину: Андрей без футболки лежал на квадроцикле. Под голову себе он положил танковый шлем, а глаза прикрыл рукой от солнца. Спал.

– Андрюша, рота подъем! – крикнул Глеб. – Готовь ротик!

Мы достали из багажника пустую зеленую пластиковую бутылку, из которой когда-то кто-то пил пиво, и передали Андрею. Глеб уже откручивал крышку бензобака на своем мотоцикле.

***

– Какой чистый воздух, – сказал я.

– Как красиво, – кивнул Глеб, глядя на бескрайние зеленые поля, – жаль, нет с собой фотоаппарата, чтобы сохранить эту картину.

– Знаешь, мне так нравится здесь. Наедине с природой. Чувствуешь внутреннюю гармонию.

– Я бы себе построил тут хижину небольшую. Пожил бы с недельку. В тишине.

На заднем фоне Андрей морщился и отплевывался от бензина, а затем снова дул в шланг.

– Слышь, философы, – скривился он от вкуса бензина, – мож, вам тут тогда на всю жизнь остаться?

– Ты там соси, соси, – говорил Глеб.

Через несколько минут Андрей перелил бензин с бутылки к себе в бензобак.

– Ну, родненький, – сел за руль он, – заводись.

В этот раз квадрацикл послушался.

Как только мы выехали с помойки на трассу и повернули в сторону нашего села, Андрею снова позвонил Вадим.

– Короче, Вадик говорит, мол, патруль в деревне. Сказал не палиться.

Да, с ментами мы часто играли в прятки. Могли штрафануть за то, что катаемся без защитных шлемов. Даже Андрей бы со своим танкистским шлемом им бы не понравился. Из нас троих шлем был у Глеба, но это его не спасало: мотоцикл Глеба довольно мощный, там сколько-то (много!) кубов, на такой нужны водительские права. У Глеба в его четырнадцать лет был только паспорт, и на том спасибо.

Мы уже подъезжали к дорожному знаку, означающему, что мы попали на территорию села Лебяжье, как квадроцикл Андрея снова заглох. В этот раз надолго.

– Все, приехали. Бенз кончился, – подытожил Андрей.

Честно говоря, в этот момент желание кинуть Андрея дошло до пика, ведь мы почти закончили затянувшееся путешествие. Однако дружба наша жила не первый год и значительно окрепла за десять лет.

Глебу нужно было уехать домой на другой конец деревни, а у нас с Андреем неподалеку жили бабушки. Друг напротив друга. Из-за этого мы и познакомились. Так как снова отсасывать бензин Андрею не хотелось, он решил докатить вручную свой транспорт. На это понадобилось бы полчаса где-то.

Я решил съездить до бабы Томы, оставить там мопед, выйти пешком к Андрею навстречу и помочь ему. Так и сделал.

Несмотря на то, что дело шло к вечеру, все равно было невыносимо жарко. Мы сняли футболки, положили их на квадроцикл и катили дальше. За весь путь мы даже успели подурачиться и покатать друг друга по очереди (один садится, второй толкает), пока в итоге не вернулись домой. Мы были заметно уставшие, потные, вонючие и счастливые. Не спрашивайте меня, запах чего был сильней – вони или счастья – я плохо запахи чувствую.

Вместо запланированных полтора часа, мы провели в пути около пяти.

Андрей был радостнее всех, не знаю почему, ведь это его колымага доставляла нам неудобства. Видимо, он был счастлив, что мы все-таки взрослые мальчики и сами справились со своими проблемами.

– Куда поедем завтра? – спросил он меня.

Я тогда был молод и не знал, что нужно думать о завтрашнем дне.

Подарок

П

Василий Петрович проснулся, когда солнце уже прошло зенит, а значит, день шел к завершению. Встав с кровати, он первым делом поставил чайник и посмотрел в окно. Там согретые лучами солнца, отгороженные от всего мира железным заборчиком, стояли могильные плиты. На одной из них сидели две сороки и о чем-то спорили, перебивая друг друга.

Смятая постель так и осталась не заправленной: Василий Петрович не любил резкие подъемы. В неубранной постели просматривались признаки утра. Пусть часы показывают уже 3 часа дня, но это обман: пока не убрана постель, идет утро. По крайне мере для Василия Петровича.

Пока вода в чайнике закипала, Василий Петрович в майке вышел на улицу, посмотрел на спящего в тени пса Макса и отправился умываться. Одна сорока, видимо устав от собеседника, гаркнула что-то ему в лицо и улетела. Вторая птица не стала этого терпеть и полетела в другую сторону. От ветра качнулась калитка кладбища и громко скрипнула. Макс поднял голову, приоткрыл один глаз, но не найдя причины для беспокойства, продолжил спать.

В железном умывальнике, висевшем на столбе, нежданно-негаданно закончилась вода. Причем в самый неподходящий момент, когда все руки старика были в мыле. Пришлось мыльными руками брать ковш и наливать воду в умывальник. Закончив водные процедуры, пенсионер потянулся, зевнул и вернулся в дом.

Василий Петрович достал из холодильника вчерашний ужин: макароны и две оставшиеся котлеты. Одна из них была надкусана. Вчера старик искренне верил, что справится с еще одной котлетой, но потом решил, что не стоит перед сном сильно нагружать желудок, и оставил надкусанную котлету на завтрак. Разогрев еду в микроволновке, Василий Петрович включил телевизор и приступил к приему пищи. Внутри себя он был рад, что на утро оставил две котлеты, а не одну.

Помыв посуду, он покормил Макса и еще немного посмотрел телевизор: в это время показывали какой-то сериал про ментов. В этой серии они ловили подростков, которые избивали бомжей и снимали это на камеру. Досмотрев сериал, Василий Петрович достал из-под стола свой рюкзак и пересчитал деньги в бумажнике. Шесть тысяч восемьсот сорок восемь рублей.

В холодильнике не хватало колбасы, молока и сыра. В банке закончился сахар, а в шкафу не нашлось риса и гречки. Переписав все продукты на листочек, Василий Петрович кинул его в карман куртки и вышел во двор. Зайдя за дом, он подошел к синему сараю, высотой чуть меньше двух метров. Засунув руку под шифер, лежавший на крыше сарая, старик достал ключик и вставил в замок. Покрутив туда-сюда (всё-таки замок был не новый), он в итоге открыл дверь. Внутри вдоль стен висели инструменты: молотки, топора, пилы. Разных размеров. На столе стояли банки с гвоздями, шурупами, ключами. Сильно воняло бензином от двух полных канистр, стоявших в углу. Помимо инструментов, сарай был еще и завален недоделанными подделками: всюду валялись куски фанеры, какие-то книги с чертежами, деревянные бруски, комки глины, которым, видимо, пытались придать форму. Посреди всего этого бардака на столе красовалась глиняная ваза, размером с локоть. На ней были высечены узоры цветов, один, который посередине, смотрел вверх, на солнце, а два по бокам тянулись, наоборот, к земле. Василий Петрович аккуратно взял вазу, осмотрел ее с двух сторон и, обернув тряпкой, положил в рюкзак.

Закрыв сарай, старик пошел по тропинке в деревню.

О

– Знаешь, что вчера моя чувиха учудила! Значит, приходит такая со школы, а у нее в дневнике замечание красной пастой на две линейки: «На уроке общалась с мальчиком записками», – возмущалась Марина. – Я ей сразу, как влепила по затылку, что за мальчик, спрашиваю. И знаешь, кто это оказался-то? Сашкин Данил, дебил этот, который на мотоцикле гоняет. Меня аж злость взяла на маромойку эту. Нашла дармоеда! Тоже мне парочка, гусь да гагарочка!

В это время хозяйка дома, Наталья, нарезала огурцы на салат. Ее подруга детства Марина, с которой они еще в школе сидели за одной партой, разбрасывалась слюной направо и налево, сотрясая воздух ругательствами.

– Да ладно тебе, – спокойно ответила Наталья, – ты хоть себя помнишь в ее годы? Сама-то с Димкой по углам зажималась.

– Но я-то не на уроках это делала!

– Она же девочка. Ей тоже хочется любви и внимания.

– Любви, ей видите ли хочется! А тряпкой по морде она не хочет? Я видите ли…

Закончить мысль Марина не успела: за окном злобно залаяла собака.

– Кто это там пришел?

Выглянув в окно, Марина ответила с отвращением:

– Смотритель кладбищенский пришел.

– Ааа, Василий Петрович к нам пожаловал. Сходи к нему, скажи, пусть проходит.

Зайдя, Василий Петрович сперва поздоровался с хозяйкой, а затем огляделся в поисках стула.

– Вот, присаживайтесь, – Наталья тут же подала из-за печки табурет.

– Спасибо, спасибо. Чегой-то готовите?

– Да вот картошка тушится, решила еще салат порезать. Будете?

– Ну, коли угостишь, почему бы не согласиться.

– А что, дома жрать уже нечего? – съязвила Марина.

– Кстати, спасибо, что напомнила, я же как раз в магазин собирался. За продуктами.

– Ммм. Только ты чет не дошел до магазина. Свернул не туда, видимо, старость сказывается.

Разговор прервала Наталья:

– Так, в моем доме не ссориться.

– Да я и не собирался, – сказал Василий Петрович, – а зашел я к тебе, чтоб подарок тебе вручить.

– Подарок?

Старик уже расстегнул рюкзак и достал оттуда вазу. Развернув тряпку, он поставил подарок на стол.

– И в честь чего такая щедрость? – спросила Марина.

– Просто. Для подарка много чести не надо.

Д

Когда старик покушал и ушел, первой тишину прервала Марина.

– И куда ты эту вазу денешь?

– Думаю, нарву завтра ромашек и поставлю в вазу на подоконник.

– А что это вообще было? Пришел ни с того, ни с сего, подарил вазу. Ни праздника, ни повода. Да и вообще, выбросила бы ты лучше ее.

– Зачем? – спросила Наталья. – Хорошая же ваза.

– Да он же живет на кладбище и оттуда все тащит. Может, он эту вазу с могилы какой-нибудь взял. Не тяни эту черную энергетику в дом, добра не будет. Да и сам этот дед непутевый.

– Сказки все это. Ваза как ваза. И вообще Василий Петрович очень добрый. Я это помню, еще с тех лет, как он с отцом моим покойным, Царство ему небесное, общался.

– Ой, Наташа, зря ты так, – гнула свою линию Марина, – не доведет это до добра, не доведет. Не знаю, что Михаил Андреевич в нем нашел, что до конца жизни с ним водился.

А

Обойдя всех знакомых в селе, посидев у каждого минимум полчаса (у кого-то даже удалось перекусить, как у Натальи), закупившись в магазине, Василий Петрович вернулся домой. Потратив пару часов на домашние хлопоты, старик не заметил, как закончился день.

Выйдя во двор, старик обрадовался светлой луне: благодаря ее свету, он без проблем дошел до кладбища. Открыв калитку, он прошел к столу и сел на скамейку. Там его уже ждали.

– Здорова, Вась! Ну что так долго?

Перед смотрителем кладбища стоял силуэт старца, отдающийся синим сиянием, что позволяло видеть его очертания. За старцем стояла толпа таких же силуэтов: в основном это были старики, но встречались и дети, и молодые. Каждый из них подсвечивался, правда, некоторые сильнее, некоторые слабее. При появлении на кладбище гостя, все больше силуэтов стало собираться. Они вылезали из-под земли и образовывали плотное кольцо вокруг старика. Те, кто пришел пораньше, сидели рядом на скамейке.

– Чего это поздно? Как и всегда.

– Ну что, отдал? – спросил старец.

– Отдал, отдал, Миша, как и говорил.

– Что сказала?

– Благодарила, понравилась ей ваза твоя.

– Ну, отлично. Мы с матерью старались. Еще при жизни обещал ей сделать вазу из глины, а руки все не доходили. А сейчас времени – хоть отбавляй, – засмеялся призрак Михаила Андреевича.

Тут сбоку к старику подошел силуэт низкого мужчины с гладковыбритым лицом. Из одежды на нем были только плавки – именно в них он и утонул в реке два года назад. Но вид почти голого мужчины никого не смущал, – все давно привыкли тут друг к другу.

– Василий Петрович, – обратился мужчина, – я там для дочки шкатулку почти доделал, сегодня доработаю и оставлю. Занесешь Дашеньке?

– Конечно, Мирослав, – ответил Василий Петрович.

– А можно я на шкатулке выгравирую свои инициалы? Чтоб она знала, что это от меня.

– Нет, – строго пресек старик, – ты чего хочешь добиться? Девочку до слез довести? Или мне репутацию в селе испортить? Твоя жена и так меня не любит, а тут еще и своими руками удушит. А представь, что будет, если они узнают, что я подарки от мертвецов передаю? Нет, Мир, ты уж прости, но нет.

– Эх, – вздохнул мужчина, – ну, и на том тебе спасибо.

После этих слов, мужчина развернулся и пошел в сторону сарая.

– Мир! – окликнул его Василий Петрович.

– А?

– Только в сарайчике приберись, пожалуйста, а то там после вас такой бардак!

– Хорошо! Ключ там же?

– Да!

Силуэт Мирослава скрылся за толпой остальных призраков. Тут к Василию Петровичу подсела бабка:

– Ну, Васька, рассказывай, что там у живых творится в селе?

– Погоди, Тамара, – старик обратился к толпе. – Есть еще подарки?

В ответ тишина.

– Ну, тогда слушайте. Прихожу я сегодня к Лебедевым, а они …

Р

Лай собаки Даша не услышала из-за музыки в наушниках: пока дома не было матери, можно было делать уроки и слушать песни. Лишь, когда стала заканчиваться песня, она услышала собачий злой лай и человеческий резкий свист. Выйдя на крыльцо, она увидела за калиткой сельского смотрителя кладбища.

– Дашка! – позвал старик, – подойди-ка на минутку.

– Здравствуйте, Василий Петрович, – ответила Даша.

Открыв рюкзак, старик засунул в него руку и начал что-то искать.

– У меня тут подарок есть для тебя. Вот, держи.

В руке он протягивал небольшую деревянную шкатулку.

– Подарок? За что?

– Да вот сделал шкатулку, а мне она не нужна. Так хоть тебе пригодится.

– А зачем же вы тогда ее делали?

– Скучно было, вот решил сделать чего-нибудь, – улыбнулся старик.

– Спасибо, – улыбнулась школьница, разглядывая подарок.

В этот момент она посмотрела за спину старику. Василий Петрович обернулся. По дороге на велосипеде подъезжала мать Даши – Марина. Остановившись возле дочери, она сразу перешла на крик:

– Чего приперся, плешивый?! Чего тебе нужно?

– От тебя, Марина, мне никогда ничего не понадобится, – по-доброму ответил старик. Он уже давно привык к характеру этой несносной женщины.

– Мама, Василий Петрович мне шкатулку подарил! – радостно сказала Даша. Она думала, что, может, этот факт изменит плохое отношение матери и сгладит ситуацию. Но все вышло еще хуже.

– Так вот пусть Василий Петрович, – закричала Марина, выхватывая шкатулку из рук дочери, – сам своими подарками подавится! Нам от него ничего не нужно!

– Что ты тут скандал разводишь? – спросил старец. – Не тебе подарок, а дочери. Отдай ей шкатулку да успокойся, а то всех живых перепугаешь.

– Нет уж, забери свою дрянь и отнеси туда, откуда пришел! Не нужны нам твои подачки! Без них проживем!

– Но мам, – вмешалась Даша.

– А ты в дом пошла быстро! Иди уроки делай! Не лезь не в свое дело!

Василий Петрович с грустью смотрел на то, как девочка с пустыми руками уходит домой. Марина же делала размашистые вздохи, словно накачивала воздух для новой истерики. Старик молча взял шкатулку и тихо сказал:

– Сука ты.

Развернувшись, он отправился дальше, подталкиваемый руганью в спину.

О

На кладбище уже столпились призраки. Пока они ждали Василия Петровича, силуэты стариков вовсю рубились в нарды, а бабки неподалеку обсуждали вчерашние новости.

– Вон, идет! – радостно крикнула главная сплетница Тамара.

На кладбище Василий Петрович пришел с рюкзаком. Первым же делом к нему подошел Мирослав.

– Ну что, передал? Обрадовалась? – радостно спросил он.

Старик достал из рюкзака шкатулку и протянул мужчине. Улыбка с лица Мирослава спала, а сияние его силуэта стало слабее. Глядя на него, Василий Петрович сказал лишь одно слово:

– Марина.

Все остальное Мирослав понял сам: не один год он прожил с женой. Василий Петрович в это время же направился к столу, где его уже ждали: даже место освободили на лавочке.

Мирослав остался стоять вне толпы. Вернувшись к своей могиле, он сел на землю. В руках он крутил шкатулку и рассматривал свою работу. Перевернув ее, он провел пальцем по надписи на дне: «Любимой дочке. Мирослав».

К

Множественные личности одинокого Бога

1

Бог проснулся в Раю с единственной мыслью: «Чем бы сегодня заняться?». Эта мысль, надо отметить, не выходила никак из головы, словно назойливый червяк, засевший в молодом и румяном яблочке. Ответ на свой вопрос Бог долгое время не мог найти.

Поначалу, очнувшись впервые в Раю (когда это было, уже и не вспомнишь), Бог первым делом решил исследовать весь предоставленный ему мир. Конечно, он пытался как-то объяснить свое появление в этом мире, понять, кто его создал и зачем. Но не найдя ни одной зацепки, он задался новым вопросом: а есть ли кто-то еще в Раю, кроме Бога?

Первым делом он бродил по великолепным райским садам, забираясь по веткам на верхушки деревьев, чтобы рассмотреть все с высоты. Несколько раз Бог даже сваливался с большой высоты вниз. Тогда он и познакомился со страхом и болью. Но с каждым разом у него получалось ловчее и ловчее лезть по деревьям наверх. Сверху он видел сад, поляну и речку, которая кольцом охватывала весь горизонт. Что было за речкой – непонятно. Отсюда казалось, что она бесконечная. Но Бог не унывал и даже из такого дереволазного путешествия нашел выгоду. Однажды он построил себе небольшую койку на дереве из наломанных веток, чтобы спать в новой обстановке. Первое время спальное место не удовлетворяло запросы Бога: вечно торчавшие сучки и листья то щекотали лицо, то оставляли красные порезы на теле. Тем более, засыпая, у него волей-неволей проскакивала мысль, что он может ночью свалиться с кровати. Но, проведя на дереве несколько ночей, он смог исправить недостатки и свыкнуться с жёсткой кроватью.

Однако новое место интересовало Бога не так долго, как хотелось бы ему. Через несколько лет Богу надоело спать на дереве, и он в поисках новых приключений покинул сад. Где-то раз в месяц он ещё приходил туда переночевать, а потом и вовсе забыл про лежанку. У него появились новые увлечения, да и в сам сад он не часто ходил. Как-то раз, гуляя мимо того самого дерева, подарившего ему не один десяток ночей под открытым небом в нескольких метрах от земли, Бог решил вспомнить былое. Вскарабкавшись наверх, он без сожаления обнаружил хрупкие, ни на что не годные остатки спального места. Больше Бог по деревьям не лазил. Надоело.

Было время, когда Бог целыми днями купался в райской реке, давшей когда-то жизнь этим землям. В плавании (как и во всех других видах деятельности) ему не было равных. Потому что в Раю Бог никого и не встречал. Тогда же он и решил построить себе домик из прибрежного песка. Убив на эту затею кучу времени (которого и так было немерено) и собственных сил, Бог, однако, всё-таки закончил свою стройку, чем был безгранично счастлив. Правда, стены замка вышли не выше колена, что позволяло буквально видеть дом насквозь, а крыши над головой и вовсе не было. Такой вот дом-кабриолет. Но, несмотря на отсутствие в нём высоких стен, Бог принципиально перемещался из комнаты в комнату только через специально предназначенные для этого дыры в стенах. В центре замка находилась самая большая комната, посередине которой стояла слепленная из песка кровать. Но вот остальные комнаты пустовали и не играли никакой особо важной роли, образуя в своём множестве сложный лабиринт, который поначалу служил Богу развлечением: в попытках добраться до своей кровати и лечь спать, он за вечер мог опробовать все возможные пути, побывать в каждой комнате. При этом переступать через стены, дабы упростить передвижение по лабиринту, было строго-настрого запрещено самим Богом. И он его честно не нарушил, хотя рядом не было никого, кто мог бы его упрекнуть.

Но и замок в один прекрасный момент потерял в глазах Бога интерес, хоть и продержался дольше лежанки из веток. Со временем он выучил расположение комнат и правильных путей настолько, что добирался до кровати, закрыв в глаза. Если раньше на прохождение лабиринта он тратил часы, то сейчас на это уходило около пяти минут. Поначалу он думал сломать этот лабиринт и построить новый, но какое-то неизвестное, невероятное желание внутри говорило ему, что этого делать не стоит. Как только он подумал о том, сколько придется еще времени и сил убить на постройку, он почувствовал, как силы покидают его. Словно он уже начал его строить.

2

В итоге, истоптав в Раю каждый клочок земли (а клочков, хочу отметить, там немерено), он произнёс:

– Какое прекрасное место! Чего здесь только нет!

А чего нет, Бог и сам знал: в Раю не было никого, кроме самого Бога. Каждый день Бога получался насыщенным, сначала даже глаза разбегались по всему Раю, как непослушные дети в ребяческом азарте, от мысли: «Чем бы сегодня заняться?». Но сейчас от этой мысли единственному жителю Рая стало тошно. Каждую травинку на земле он знал настолько хорошо, что смог бы нарисовать весь Рай закрытыми глазами. И спустя большое количество времени на безоружного Бога подло, со спины напала скука. Впрочем, как ни крути, когда-нибудь это должно было произойти.

Сначала он её не замечал, как лёгкий рюкзак за спиной, просто постоянно было какое-то странное, до этого неизвестное Богу чувство (заболел, может?).

– Ну, пройдёт, – махал он рукой на это дело.

Но со временем рюкзак тяжелел, тоска давила на плечи всё сильней, пока в один день, в тот самый, с которого я и начал рассказ, Бог не признался самому себе: заняться ему нечем, придётся скучать.

Сначала Бог по глупости своей даже обрадовался, ведь он никогда ещё не скучал – для него это было новое занятие. Но, познакомившись со скукой ближе, Бог осознал, что ничего интересного в этом деле нет. Скука всё время таскалась с ним, никогда не покидая, словно назойливая муха, но при этом и играть с Богом не хотела. Бог никогда еще не встречал такого противного чувства: когда ты вроде бы и занят делом – скучаешь, однако в тот же момент ты не делаешь ничего.

– Пойти в сад? – спрашивал вслух он.

– Позавчера был там, – сам себе отвечал Бог.

– В реке покупаться?

– Да ведь недавно купался!

– Тогда, может, просто прогуляться?

– Я и так почти ничего не делаю, кроме сна и прогулки.

В этот момент Богу стало грустно. Он понял, что с одной стороны он всегда был чем-то занят: строил замки, купался в речке, лазил по деревьям, собирал камни, но с другой стороны зачем? Только потому, что он не знал, что еще можно делать одному в Раю. А на самом деле, если задуматься, то все эти занятия не нужны были даже ему самому.

3

Вот так, блуждая по Раю и разговаривая с самим собой, Бог не мог прийти к единому решению. Но зато он смог прийти к поляне, на которой часто любил спать под лучами палящего солнца. Со всех сторон полянку окружал густой лес, но, благодаря протоптанной годами дорожке, Бог всегда находил сюда путь. Оглядевшись по сторонам, он заметил разбросанные в хаотичном порядке по земле следы! Кто-то здесь ходил! Конечно, первое, что пришло в голову, – Бог сам здесь наследил. Тем более отпечатки стоп по размеру как раз подходили под размер Бога. Но он точно помнил, что уже неделю не был на поляне, а следы были свежие, оставленные недавно.