Все точки над i

– Слушаю. – Женский голос звучал сурово.

– Надежда Степановна, это Юля, – сказала я.

Щелчок – и калитка открылась. Я сочла это хорошим знаком и, приободрившись, пошла по дорожке, выложенной камнем. Кусты роз по сторонам, зеленая лужайка, где-то рядом журчала вода, наверное, работал фонтан. Я поднималась по ступенькам крыльца, когда входная дверь распахнулась и появилась Надежда Степановна, всем своим видом напоминавшая старого армейского служаку. Рахманов называл ее сержантом в юбке. Было время, когда я ее ненавидела, с тех пор мое отношение к ней изменилось. Она любила моего сына, оттого наша давняя вражда перестала иметь для меня значение.

– Ты чего приехала? – сердито спросила она, прикрыв дверь и привалившись к ней спиной, напоминая плакат с известным призывом времен Отечественной «Позади Москва». Я невольно усмехнулась, но ответила как можно мягче:

– Хотела увидеть Колю.

– Ты же знаешь, что без разрешения хозяина… – Она сдвинула брови и в упор взглянула на меня.

– Я знаю, но… хоть на одну минуту… Олега ведь нет дома.

– Даже не думай, – покачала она головой и добавила: – Ты же понимаешь, он меня уволит. Я не могу, и не проси.

– Да… извините, – кивнула я.

– С ним все в порядке, – поспешно заверила она. – Мальчику здесь хорошо.

– Конечно…

Она не уходила, и я продолжала стоять на месте, мы избегали смотреть друг на друга.

– Может быть, – нерешительно начала я, – вы пойдете гулять, и я… получится, что мы встретились случайно.

– Уходи, Юля.

– Вы боитесь, что я его выкраду? – усмехнулась я.

– Кто тебя знает.

Она потянула за ручку дверь, я поняла, что надо уходить. Кивнула и стала спускаться.

– Ты чего опять натворила? – вдруг спросила она.

Я оглянулась с некоторым удивлением:

– С чего вы взяли?

– Хозяин все это время сам не свой. Злой, нервный, каждый день спрашивал, не объявилась ли ты.

– Мы поссорились. Вы же знаете, у нас такое случается.

– Ага. Охранников целый дом, только сегодня их отсюда убрали. Иди, – махнула она рукой. – Не ровен час он придет, а я тут с тобой болтаю.

Она дождалась, когда я выйду из калитки, и скрылась в доме. Глупо было надеяться, что я смогу ее уговорить.

Я вернулась в машину и поехала к Машке. По дороге заскочила в магазин и купила себе мобильный. В моей жизни не появилось ничего нового, кроме этого мобильного. Болтаюсь по городу, гоню прочь ненужные мысли и не знаю, что делать дальше.

Захотелось поскорее увидеть Машку, побыть рядом, слушая ее и время от времени кивая. Надеюсь, у них с Тони все в порядке. Конечно, в порядке. Если бы удалось ее уговорить уехать отсюда… Жизнь без Машки меня пугала, но так было бы лучше.

Я въехала в дворик, заросший сиренью, и посмотрела на окна Машкиной квартиры. В кухонном окне мелькнуло ее лицо. Я помахала ей рукой, выходя из машины.

Машка стояла в дверях, дожидаясь, когда я поднимусь по лестнице. Розовый пушистый халатик делал ее похожей на куклу. Волосы давно отросли и теперь были собраны в смешной хвостик. Уголки губ опущены, глаза смотрят печально. Выглядела Машка плохо, она и вправду был похожа на когда-то любимую куклу, которую за ненадобностью отправили на чердак. Я почувствовала острую боль и поспешила улыбнуться.

– Салют. – И вошла в квартиру.

Машка поцеловала меня, быстро оглядев с ног до головы, точно хотела убедиться, что все части тела у меня на месте.

– Салют, – прошептала она и вздохнула.

– Неважно себя чувствуешь? – спросила я, стараясь казаться непринужденной.

– Как видишь. Борюсь с пороком, а это стоит нервов, – усмехнулась она.

– Кто побеждает?

– С переменным успехом, – пожала она плечами. – Но я не сдаюсь. Вот увидишь, ты будешь мной гордиться.

– Не сомневаюсь.

Машка наркоманка, когда-то я надеялась вытащить ее, но с годами надежды таяли.

На кухне она поставила на плиту чайник.

– Хочешь выпить? – спросила неуверенно.

– Можем пойти в кафе, – предложила я.

– Тони скоро вернется.

– Как у вас, все нормально? – Она кивнула. – Ник не появлялся?

– Нет. Не видела его больше месяца. Звонила ему, когда тебя искала, он послал меня к черту, сказал, понятия не имеет, где тебя носит.

– Извини, я поступила по-свински, надо было предупредить, что уезжаю.

Я продолжала гадать, что знает Машка, приглядываясь к ней.

– Больше никто не появлялся? – спросила на всякий случай.

– Какие-то типы дежурили возле подъезда. Тебе не опасно болтаться по городу?

– Нет. Кроме типов…

– Должно быть, они не принимали меня всерьез, – перебила Машка. – Были уверены, что ты мне не доверяешь.

– Я тебе доверяю, – серьезно сказала я. – Но то, что они так решили, существенно облегчило нам жизнь.

– Нам? – Она села рядом, глядя на меня спокойно и печально.

– Мне следовало подумать о тебе, но я… извини.

– У тебя появились секреты, – без обиды заметила Машка.

– Чепуха.

– Брось, я все знаю. Я ведь тебя искала, расспрашивала всех. Сашка Черный сказал, что ты стреляла в этого парня. – Сашка Черный ее дилер и о многих вещах, что происходят в городе, неплохо осведомлен.

– Машка, – позвала я.

– Что?

– Ничего. Прости меня.

– Мне не за что тебя прощать. Я всегда была обузой, если бы не я…

– Прекрати. Я хотела его убить и ни о чем другом думать была не в состоянии. Я даже не подумала, что моя выходка может стоить тебе неприятностей. Больших. Слава богу, все обошлось.

– Ты не хочешь это признать, но я-то уверена: без меня тебе было бы легче.

– Нет. Выбрось эти мысли из головы. Пожалуйста. – Я погладила Машкину руку, но она убрала ее.

– Знаешь, о чем я думаю? – вздохнула она. – Ему бы тоже было легче…

– Кому?

– Тони. Он меня не любит. Просто жалеет. Он никогда не сможет бросить меня, потому что хороший человек. Но меня не любит.

– С чего ты взяла? – нахмурилась я.

– Чувствую. Любая женщина чувствует такие вещи. Он добрый, нежный, заботливый, но он меня не любит.

– Ты вбила себе это в голову и теперь страдаешь. Я уверена…

– Успокойся. Ничего я себе в голову не вбивала. И он никогда не скажет правду.

– Тебе надо устроиться на работу, а не сидеть в четырех стенах, ожидая Тони. Где он, кстати?

– Задерживается… Он редко задерживается, – поспешно добавила Машка. – На работу меня не возьмут, я же чокнутая. Разве что посуду мыть. Да и не в этом дело. Просто я чувствую свою ненужность. Ни ему, ни тебе я не нужна.

– Глупости.

– Я думала, может быть… если бы у меня был ребенок… – Я боялась поднять на нее глаза, боялась, вдруг она поймет, что я хотела и не могла сказать ей. – Появился бы смысл… Я говорила с Тони.

– И что?

– С его точки зрения, ребенок – это прекрасно.

– Значит, ты решила…

– Ничего я не решила, – отмахнулась Машка. – Чего ты молчишь? – помедлив, продолжила она. – Ты ведь считаешь, с моей стороны было бы глупостью…

– Нет, я так не считаю. В любом случае решать вам.

– Я спрашиваю твоего совета.

– Я плохой советчик, – усмехнулась я.

– Ты просто боишься обидеть меня. Как и он. А если бы не боялась? Посоветовала бы мне «Мирену», которой пользуешься сама?

– По поводу «Мирены» могу сказать одно: если бы я знала о ней раньше, возможно, не оказалась бы в такой скверной ситуации.

– Ты имеешь в виду Рахманова? – спросила Машка.

– Конечно!

– Я вовсе не собираюсь торопиться с ребенком, – вздохнула она. – Надо все взвесить… Подождать год или даже два…

– Я ведь не зря тебе советовала «Мирену», – заговорила я, надеясь, что тяжелый для нас разговор, лишившись своего трагизма, перейдет в задушевную болтовню двух подружек. – Внутриматочная гормональная система гарантирует практически стопроцентную защиту от беременности. Поверь мне на слово – средство надежное. Я им стала пользоваться сразу после родов. Причем «Мирена» еще и лечебным эффектом обладает, что тоже очень важно. А если ты решишь завести ребенка – без проблем, беременность возможна уже в первый месяц после удаления системы.

Тут скрипнула входная дверь, Машка вскочила.

– Тони…

Она выбежала в прихожую и через минуту появилась на кухне вместе с мужем.

Тони взглянул на меня и смущенно улыбнулся:

– Здравствуйте.

– Салют, – ответила я.

– Будешь ужинать? – засуетилась Машка.

– Попозже. Вы чай пьете? – Он старался быть непринужденным, но то и дело с беспокойством поглядывал на меня, пытаясь делать это незаметно.

Машка налила чаю и встала за его спиной, положив руки ему на плечи. Когда она смотрела на него, лицо ее преображалось и вновь делалось красивым, я видела, как она любит его, но было заметно, что эта любовь не принесла ей счастья. Может, любовь такая штука, что, кроме страдания, вообще ничего не приносит?

Они были прекрасной парой, но вместо радости я испытывала щемящую тоску, глядя на них.

– Как ваши дела? – нерешительно спросил меня Антон.

– Отлично.

– Куда-то уезжали? Маша очень беспокоилась. – В этом замечании звучал упрек, он тут же попытался сгладить свои слова улыбкой. Улыбка у него необыкновенная, она озаряла все лицо, делая его по-настоящему красивым. Он перевел взгляд на Машку, потом поцеловал ее руку, и в его взгляде было столько нежности, что я невольно рассердилась на Машку: все ее обвинения не более чем глупые домыслы. Слава богу, он ее любит.

– Я пойду, – сказала я, поднимаясь из-за стола.

– Куда ты? – растерялась Машка.

– Обещала помочь Виссариону. Тебе от него привет.

– Я его видела два дня назад. Он очень переживал из-за тебя.

– Похоже, все из-за меня переживают, – развела я руками. – Извините.

– Мы вас проводим, – вскочил Тони, лицо его было каким-то растерянным, словно он не знал, как себя вести, и мучительно переживал это.

– Я на машине.

– Ах, ну да, я видел ее во дворе.

– Давайте закатимся завтра в ресторан, – спасла положение Машка. – Напьемся как следует, раз уж есть повод, все-таки давно не виделись.

– Хорошая идея, – кивнула я. – У меня новый мобильный, запиши номер.

Тони остался на кухне, Машка проводила меня до двери.

– По-моему, ты спятила, – шепнула я. – Он тебя любит.

Машка улыбнулась и поцеловала меня на прощание.

У Виссариона в это время наплыва клиентов обычно не наблюдалось. Кафе облюбовали проститутки, работавшие на улице по соседству, оттого название «Бабочка» всегда казалось мне иронично-двусмысленным. Для девиц еще слишком рано, значит, Виссарион пока обойдется без меня, правда, чем заняться, я не знала. Свернув во двор своего дома, я удивленно присвистнула, заметив возле подъезда машину Рахманова. Я не спеша припарковалась, стекла его спортивной тачки тонированы, так что непонятно, он ждет в ней или поднялся в квартиру, – ключи у него были, если он их в досаде не выбросил, конечно. Меня никто не окликнул, значит, Олег у меня дома. Я толкнула дверь и услышала, как он чертыхнулся, что-то уронив на кухне. Я прошла туда. Рахманов в бежевом костюме в тонкую полоску пинал ногой стул, вытирая платком окровавленную руку.

– Что ты делаешь? – полюбопытствовала я, привалившись к дверному косяку.

– Пытался открыть бутылку, штопор сломался, я порезал палец.

– Давай помогу. – Я приблизилась, но он толкнул меня в грудь.

– Обойдусь.

– Обходись, – пожала я плечами и отправилась в комнату.

С интервалом в минуту он тоже появился там, терпение никогда не было в числе его достоинств. Я сидела в кресле, откинув голову и прикрыв глаза, – меньше всего на свете сейчас мне хотелось выяснять отношения, но стало ясно: без этого не обойтись. Я готовилась к глухой обороне, поражаясь, что не испытываю никаких добрых чувств к своему любовнику, отвалившему кругленькую сумму за мою жизнь.

– Где ты была? – рявкнул он.

– Час назад, день или неделю? – уточнила я.

Он сел в кресло, его красивое лицо исказила презрительная гримаса, он похлопал рукой по карманам, достал сигареты, закурил, управляясь одной рукой, вторая, с замотанным носовым платком пальцем, лежала на подлокотнике кресла.

– Я даже не спрашиваю, о чем ты думала, затевая все это, – покачал он головой, – и о чем думаешь сейчас, появившись в городе. – Я оставила его слова без внимания, это ему не понравилось, он вновь рявкнул: – Какого хрена ты сидишь как ни в чем не бывало?

– А что, по-твоему, я должна делать? – вздохнула я. – Сойдемся на том, что я соскучилась.

– Врезать бы тебе как следует, – устало заметил он.

– Врежь. Я не против. Буду признательна, если ты вкратце объяснишь, как обстоят мои дела.

– Твои дела, – передразнил он. – Где были твои мозги, когда ты связалась с этим подонком? Грязная шлюха…

– Ты ведь пришел сюда не затем, чтобы сказать мне это? Или я не права?

– О, господи. – Он сокрушенно покачал головой. – В тебе нет ни капли совести или раскаяния… Мне приходилось встречаться со всякой мразью, но такой, как ты…

Его возмущение выглядело вполне искренним, и я решила: парень убивается по своим денежкам, раз уж о совести заговорил, значит, страдания вышли из берегов. Я попыталась обнаружить какое-то подобие признательности в своей душе. Не удалось. Ладно, в конце концов, я его ни о чем не просила.

– У тебя-то с совестью все в порядке, – заметила я.

– Молчи! – заорал он. – Не смей разговаривать со мной в таком тоне! Если бы не я… черт. – Он бросил сигарету в вазу и устало прикрыл глаза рукой.

– Ты не ответил на вопрос, – выждав немного, сказала я. – Как там мои дела?

– Твой дружок заявил, что не имеет к тебе претензий, хоть ты в пьяном угаре едва его не пристрелила. Не знал, что у вас большая любовь.

– Я тоже не знала. Что дальше?

– Менты у него были, он сказал, что понятия не имеет, кто в него стрелял, нападавшего не видел. Объяснить, что делал за городом в такое время, не захотел, тебя он якобы высадил по дороге. – Я кивнула, Олег продолжил после паузы: – Разумеется, менты особо копать не будут. Им это ни к чему, учитывая биографию твоего дружка. Полсотни людей, как минимум, желали бы видеть его в могиле. Но с тобой захотят встретиться. – Олег достал сложенный вчетверо листок бумаги и швырнул мне на колени. – Выучи наизусть, – сказал презрительно. – Чтобы твои показания не расходились с показаниями его охраны.

– Спасибо, – ответила я.

– «Спасибо», – передразнил он. – Можно подумать, что такой, как ты, знакомо чувство благодарности.

– Знакомо.

– Позволь в этом усомниться, – язвительно заметил он, и я решила: «Шоу начинается». – Я то думал… что хотя бы ради сына ты будешь вести себя…

– Заткнись, – не выдержала я.

– Это я должен заткнуться? – едва не задохнулся от возмущения Рахманов. – Здорово. Ты живешь на мои деньги и трахаешься с этой мразью. А потом в пьяном бреду стреляешь в него. Тюрьма для тебя, надо полагать, дом родной, если ты опять решила туда отправиться. Обо мне ты подумала? О сыне? Мальчишка вырастет, и что ему скажут?

– Скорее всего, ничего. Ты позаботишься о том, чтобы он не узнал, кто его мать.

– А что мне остается? Бывшая наркоманка, сидевшая в тюрьме, а теперь еще и несостоявшаяся убийца. Ты соображала, что делала? Скорее всего, нет, раз уж не смогла пристрелить эту тварь.

– Тебе когда-нибудь приходилось стрелять в человека? – усмехнулась я. – Впрочем, о чем это я. Ты у нас парень с совестью и чистыми руками. Так вот, убивать страшно. За себя страшно. Ведь внутри тебя что-то умирает. И когда видишь, как из человека уходит жизнь, тоже очень страшно, потому что понимаешь, как это просто – убить. Нажал на курок – и все.

– Прекрати, – разозлился он. – Не желаю слушать этот бред. Зачем, зачем ты это сделала?

– Он убил моего мужа, – пожала я плечами.

– Устроила вендетту? Мило. Очень мило. Даже романтично. Твой муж был обыкновенным мерзавцем, связался с такими же мерзавцами, и они его пристрелили. А ты что о себе вообразила? Меня тошнит при мысли, как цинично и подло ты использовала меня. Я-то гадал, зачем тебе понадобился загородный дом, оказывается, чтобы встречаться с этим… за моей спиной, на мои деньги…

– За деньги отдельная благодарность. Если честно, не ожидала, – сказала я, пока мы окончательно не разругались.

На мгновение лицо его стало растерянным.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он.

– Ведь как-то ты с ним договорился? – пожала я плечами.

– С кем? С Деном? Еще чего. Неужели ты думаешь, что я опущусь до разговоров с этим ублюдком? Глупее тебе в голову ничего не пришло? С ним Ник имел дело, так что скажи «спасибо» другому своему дружку. Любопытно, как они тебя делить намерены?

– Составлю расписание, – буркнула я и схлопотала по физиономии. Я вытерла разбитую губу и вздохнула. Надеюсь, ему стало легче. Олег направился к двери.

– Я приехал только с одной целью, – на ходу заявил он. – Сказать тебе, что между нами все кончено. Я не желаю тебя видеть и слышать о тебе тоже не хочу.

– Меня это устраивает, – ответила я.

– Не сомневаюсь. Ребенком ты никогда не интересовалась.

– Вранье. Но если тебе так удобнее…

– Посмей еще хоть раз появиться возле моего дома, – возвысил он голос.

– Я хотела увидеться с сыном, что в этом плохого?

– У тебя нет сына. И никогда не было. Попробуешь с ним встретиться, и я упеку тебя в сумасшедший дом.

Я услышала, как хлопнула входная дверь, и поморщилась. Поведение Рахманова меня не удивило, странно другое. Если Макс не врал насчет денег, тогда выходит… Черт знает что выходит. Я не сомневалась, что Олег сказал правду, значит, заплатил за меня кто-то другой. Кто? Неужто Ник? Поверить в такое еще труднее, чем в то, что раскошелился Рахманов.

Я набрала номер Ника, его телефон был отключен. Это могло означать только одно: он пьянствует и не желает, чтобы его беспокоили. Пройдясь по комнате, я подошла к столу, развернула листок бумаги и прочитала показания Дена. Вряд ли менты им поверили, но Рахманов прав, им ни к чему копаться в этом деле. А вот мне хотелось прояснить ситуацию. И я отправилась в ночной клуб, где, скорее всего, обретается Ник.

Охранник на входе выглядел недовольным.

– Ник здесь? – спросила я.

– Ага, – кивнул он и решил пожаловаться: – Что за муха его укусила, цепляется ко всем.

– Бывает.

Я прошла длинным коридором, толкнула дверь.

В небольшой комнате трое мужчин играли в карты. Ник с красными от неумеренного пития глазами как раз приложился к бутылке, меня невольно передернуло. Парни казались утомленными, с беспокойством наблюдали за ним.

– О, какие люди, – дурашливо пропел Ник, увидев меня. Его дружки оглянулись и вроде бы вздохнули с облегчением, решив, видно, что теперь Ник переключится на меня. – Надумала составить нам компанию?

– Ты же знаешь, я не играю, – пожала я плечами, устраиваясь на диване.

– Конечно. Папочка-профессор не велит, – хихикнул Ник. – Это моя девушка, – сообщил он партнерам по игре. – Она не какая-нибудь шлюха. Нет, что вы. Она болтает на двух языках, а какие у нее титьки… впрочем, титьки вы видите сами. Чего притащилась? – нахмурился он.

– Могу уйти, если я не вовремя.

– Ладно, притащилась и притащилась.

Он отшвырнул карты и махнул мужикам рукой:

– Топайте отсюда.

Они поспешили подняться и покинули комнату с заметным облегчением, похоже, общение с Ником стоило им нервов.

– Выпьешь со мной? – спросил он и опять хлебнул из бутылки.

– Давай отвезу тебя домой, – предложила я.

– Домой? Что я там забыл? Ты явилась, чтобы отвезти меня домой, или есть еще что-то?

– Думала, тебе будет интересно, как прошла моя встреча с Деном.

– И как она прошла?

– Он назвал тебя идиотом.

– Очень мило.

– Ага. Сказал, что я не стою этих денег.

– Кто бы спорил. Конечно, не стоишь.

– У меня был Рахманов. Не верится, что эти деньги выложил он.

– У него снега зимой не выпросишь, – хихикнул Ник.

– Тогда откуда доллары?

Он вновь хихикнул и ударил себя кулаком в грудь:

– Все, что нажито непосильным трудом. Недоедал, недосыпал, пил только чай. На самом деле я их занял, и долг придется вернуть.

– Ник, – позвала я.

– Т-с-с, – прижал он палец к губам. – Заткнись. Не то я очень рассержусь. Знаешь, любовь моя, мне очень жаль моих денег. Так жаль, что я…

– Ник…

– Заткнись, я сказал. Ты их не стоишь. Ты ни черта не стоишь. Какого хрена я вожусь с тобой? Попробуй сказать, что не веришь в мое доброе сердце.

– Вот что, поехали домой. Ты не только на ногах не стоишь, ты сейчас со стула свалишься. И перестань пить водку из горлышка, у меня от этого зрелища зубы сводит.

Я подошла к нему с намерением помочь ему подняться. Он сгреб меня за плечо, встряхнул.

– Слушай, сучка, ты мне жизнью обязана, своей поганой жизнью. Найди мне эти документы, из-под земли достань. Не то я сам тебя закопаю, слышишь, и тебя, и твою подружку-наркоманку.

– Я их найду, – кивнула я. – И принесу тебе.

Ник уставился на меня своими рыбьими глазами, подумал и погрозил пальцем:

– Врешь, врешь, мерзость такая. И за что мне все это, господи? Человеку с моим добрым сердцем нет места в этом мире корысти и обмана.

– Ты в нем неплохо устроился.

– Ага. Благодаря тебе я лишился надежд на уютную старость. Домик на юге, цветочки… я в панаме, и рядом сучка со здоровыми титьками, готовая выносить за мной ночной горшок.

– Это твоя мечта?

– Была. Теперь сыграла в ящик.

– До старости тебе далеко.

– Я буду скучать по моим бумажкам с мертвыми президентами. Очень много бумажек, которые теперь в чужих руках. Кто их будет холить и лелеять, как я?

– Вставай, Ник, ты тут всех успел достать.

Он тяжело поднялся, опираясь на мое плечо, и мы побрели к выходу.

– Теперь ты знаешь, кто твой настоящий друг? – бормотал он, едва передвигая ноги. – Эти суки хвосты поджали, твоему Рахманову плевать на тебя, всем плевать. Что бы ты делала без папочки?

– Я тебя обожаю.

– Как бы не так. И я дурак, последний дурак. Самому противно. Вот, пью с горя.

Охранник, заметив, что мы двигаем по коридору, точно два раненых бойца, кинулся мне помогать, но Ник одарил его таким взглядом, что тот замер на полдороге.

– В мире нет человека благороднее меня! – заголосил Ник. Парень распахнул перед нами дверь, и мы выбрались на улицу. – Чувствую себя Ромео, такой же идиот, – хихикнул Ник. Я помогла ему устроиться на заднем сиденье и завела мотор. – На самом деле мне бабок нисколечко не жалко, – заявил он и через минуту захрапел.

Возле подъезда мне удалось привести Ника в чувство, и он с моей помощью поднялся в свою квартиру, ворча под нос ругательства. Определив его на диван, я поехала к Виссариону, где была встречена аплодисментами. Несколько шлюх, заглянувших на огонек, таким образом демонстрировали мне свое расположение. Девиц было немного, аплодисменты вышли довольно жидкими, но душу, безусловно, согрели. Раскланиваясь на три стороны, я проследовала к роялю и торжественно объявила:

– Дамы и господа. Шопен. Ноктюрн.

– Может, это, – робко начала Зойка, самая отчаянная из девок, – для праздничка что-нибудь… массовое? Пение хором объединяет, – косясь на Виссариона, торопливо закончила она.

Виссарион кивнул, но тут же внес свою поправку:

– Только что-нибудь серьезное.

Девять человек из десяти назвали бы его чокнутым и, наверное, были бы правы, раз Виссарион задумал воспитывать шлюх посредством искусства, но я присоединиться к ним не спешила, так как особого толку в его воспитании не видела. Из озорства я заиграла «Вставай, страна огромная», девицы дружно подхватили, причем воодушевились до такой степени, что у Виссариона от внезапно нахлынувшего патриотизма на глазах выступили слезы. Когда музыка наконец смолкла, окрыленные девицы отправились на улицу с выражением лица народных героинь, то и дело сбиваясь на строевой шаг.

– Вот она, сила искусства, – неизвестно что имея в виду, пробормотал Виссарион и скрылся в подсобке, должно быть решив предаться обуревавшим его чувствам в тиши и без свидетелей.

Немногие из посетителей, забредшие сюда случайно и понятия не имевшие, что это за лавочка, оглядывались вокруг с диким видом и косились на меня, очевидно, гадая, что следует сделать: попросить автограф или уносить отсюда ноги, пока не поздно.

Шопена я все-таки сыграла. Часам к двенадцати подтянулись завсегдатаи, из тех, кто знал: кафе «Бабочка» – это что-то вроде профсоюза уличных девок и приходивших сюда ради экзотики. Народ столпился у рояля и молча слушал, а в перерывах они говорили, как рады меня видеть, и даже интересовались, где меня носило столь долгое время. А я, несмотря на всю абсурдность ситуации, вдруг почувствовала себя так, точно вернулась домой, и даже нечто вроде счастья снизошло на меня.

Виссарион с сияющими глазами предложил всем выпить по случаю моего возвращения за счет заведения, но я настояла, что угощаю сама, дабы заведение не разорилось. Торжественная атмосфера была слегка нарушена потасовкой двух девиц, бог знает что не поделивших и явившихся к Виссариону искать правды. Девицы срывались на визг, нацелившись друг в друга кроваво-красными ногтями, оттого понять из их рассказа ничегошеньки было невозможно. Виссарион поступил как мудрый библейский правитель, влепил по затрещине обеим и предложил заткнуться. Остаток ночи девки просидели с мрачными лицами, время от времени бросая друг на друга испепеляющие взгляды. В четыре утра народ отправился на покой, девки пошли ловить подзадержавшихся клиентов, а я вымыла посуду и простилась с Виссарионом до следующей ночи, в душе сожалея, что прибыла сюда на машине. Притихший город с безлюдными улицами вызывал острое желание пройтись пешком. Однако до жилища Ника отсюда было все-таки далековато, и я поехала.