Добрый доктор Айбандит

Надо признать, немолодая уже актриса выглядит прекрасно, сохранила великолепную фигуру. Наверное, она сделала пластическую операцию. Что навело меня на мысль об этом? Слишком безупречный овал лица и отсутствие даже намека на двойной подбородок, который неизбежно возникает после сорока лет даже у самых стройных дам.

Кстати, в коридоре не было ни одного старого снимка. Похоже, самый ранний из представленных в «иконостасе» сделан лет восемь-девять назад. А места на стене много, можно разместить еще тьму «наглядной агитации». Тем более что успешная актриса наверняка имеет пухлые альбомы, где хранятся свидетельства ее общения с великими мира сего. И обычно пожилые лицедейки гордятся портретами, сделанными в юности, их демонстрируют намного чаще, чем те, что запечатлели их сегодняшние, пусть и ухоженные, но, увы, постаревшие лица. Но в доме Волковых все иначе. Интересно, почему? Может, пластика очень изменила внешность Марины и ей не хочется, чтобы гости заметили это?

– Смотри, тут еще и стеллаж с журналами, где про нее писали, – восхитилась Ира, двигаясь дальше. – Вот это любовь к себе!

Мы дошли до громадной гостиной, заставленной старинной мебелью, и были встречены хмурой домработницей, которая сурово произнесла:

– Скажите операторам, чтоб кресла и диваны двигать не пытались, они к полу прибиты.

– Впервые слышу, чтобы так поступали, – удивилась я. – А если хозяева захотят переместить мебель?

Домработница скривилась и, не ответив, ушла.

– Правда, странно? – повернулась я к Ирине.

Та исподлобья взглянула на меня и дернула плечом.

– Да нет, ничего особенного. У знаменитостей всегда так: в большинстве случаев хозяева сахарные, а прислуга нас ненавидит. Вернее, звезды тоже от приезда в дом съемочной группы радости не испытывают, но им пиар нужен, поэтому изображают из себя зайчиков в шоколаде. А домработницам поцарапанный пол натирать, порядок повсюду наводить, вот они и сочиняют байки про стулья, привинченные к паркету, чтоб им поменьше после нашего ухода работать. Ты чего, впервые на домашней съемке?

– Раньше работала на радио, – выкрутилась я.

– Понятненько, – кивнула Ирина. – Ну, сейчас увидишь кучку интересного…

– Что мне делать? – зачирикала тем временем Марина Евгеньевна.

– Лучше всего вас снимать на диване. На том, что в эркере стоит, – заявил Леонид.

– Дорогой, в комнате три окна и возле каждого есть диван. Уточни, какой ты имел в виду? – пропела Галина.

– Ну, началось… – шепнула мне Ира. – Творческий процесс стартовал, и главное – не стоять у него на пути. Не то переедет колесами.

– Естественно, красный, – ответил Леня, – будет суперская картинка.

– Милый, – нежно проворковала режиссер, – картинка – моя забота, а твоя головная боль – текст. Не утомляй себя излишне!

– Спасибо, родная, за заботу, – процедил сквозь зубы сценарист, – но мне, как руководителю группы, просто необходимо замечать любую мелочь.

– Так где мне устроиться? – напомнила о себе хозяйка дома. – На бордовом или голубом диванчике?

– На красном, – велел Леня.

– На синем, – приказала Галина.

Марина Евгеньевна заморгала.

– У окна плохо, – подал голос один из операторов, – у нас утконоса нет.

– Почему? – не забывая улыбаться, поинтересовалась Мамонтова.

И услышала меланхоличный ответ:

– Сломался.

Дальше начался диалог, во время которого я ощутила себя туристом в Чехии. Вроде большинство слов знакомо, но общий смысл фраз совершенно непонятен, а то, что понятно, звучит абсурдно.

– Вруби контровой.

– Он ей лицо срежет.

– Поставь боковик и заглуши потолок.

– Получатся стены и яма вместо головы.

– Добавь воздуха.

– И куда я дену ноги от щек?

– Отбей их.

– Выйдет винегрет.

– Стяни в центр и размажь дальний.

– Теодор Генрихович бесится, когда такое видит.

– Смикшируй утконосом.

– Сказал же, его нет, сломался.

Диалог плавно вернулся к тому месту, откуда начался, и закольцевался.

Я поняла, что подготовка к съемкам – процесс длительный, подошла к домработнице и тихо спросила:

– Простите, где у вас туалет для гостей?

– Сортир для прислуги у входа, из холла налево, – гаркнула баба.

Я пошла в указанном направлении, открыла дверь, пошарила рукой по стене, не нашла даже признаков выключателя и, решив воспользоваться унитазом в темноте, захлопнула створку. В то же мгновение под потолком вспыхнули лампы, и я зажмурилась. Потом открыла глаза и взвизгнула.

Прямо передо мной, у стены, стояла, улыбаясь во весь рот, Марина Евгеньевна.

В первую секунду я оторопела, потом забормотала:

– Извините, дверь была открыта, я не предполагала, что в санузле кто-то есть.

Быстро выскочила наружу и стала ждать, когда хозяйка выйдет.

Спустя некоторое время на смену смущению пришло удивление. Почему актриса решила посетить туалет, куда ходят домработница, водитель и прочие наемные работники? Как она ухитрилась раньше меня сюда добраться? Когда я уходила из гостиной, жена Волкова ожидала решения, на какой диван ей лучше сесть. И что она делает за закрытой дверью, из-под которой не пробивается ни лучика света, в полной темноте? А еще Марина Евгеньевна не заперлась изнутри!

– Петя, поди сюда, голубчик, – послышался издалека женский голос. – Петр! Быстрее!

– Иду, Марина Евгеньевна, – ответил незнакомый мужчина, – уже ботинки снимаю.

Я опешила. Значит, госпожа Волкова не покидала гостиную? Тогда кто оккупировал туалет? Может, у актрисы есть сестра-близнец? Ага, и пока звезда общается с журналистами, ближайшая родственница прячется возле рукомойника… Или ее наказали за то, что она воровала варенье? Поставили в угол и запретили нос оттуда высовывать?

Я осторожно постучала в дверь, потом приоткрыла ее.

– Простите, вам плохо?

Дама не ответила.

– Может, позвать кого на помощь? – предложила я. И снова не услышала ни звука.

– С кем вы разговариваете? – прочирикали сзади.

Я резко повернулась, стукнувшись головой о стену. Худенькая женщина в джинсах и свитере, стоявшая неподалеку, засмеялась.

– Испугались?

– Просто не ожидала, что кто-то беззвучно подкрадется сзади, – пояснила я, потирая затылок.

– Ты кто? – по-свойски спросила незнакомка.

– Лампа Романова, – представилась я, – корреспондент с телевидения. Мы приехали снимать фильм про Марину Евгеньевну.

– Да уж слышала, – хмыкнула худышка. – Я Роза Алахвердова, владелица оранжереи «Экзот». Это правда, что телевидение хорошие деньги платит за эксклюзивную правдивую информацию о звездах?

– Да, – кивнула я. И тоже перешла на свойский тон: – А о ком ты хочешь рассказать?

– Об этих жлобах, о Волковых, – зашептала Роза и прижала палец к губам. – Здесь нам не потрепаться. Дай мне свою визитку, позвоню, договоримся о встрече. Я такое знаю – закачаешься! Ты на моем рассказе карьеру сделаешь, уж поверь.

Я протянула ей карточку и услышала чье-то покашливание. Собеседница схватила визитку, развернулась и испарилась, а из-за поворота вышел мужчина в темно-синем комбинезоне.

– Здрасте, – вежливо произнес он. – Ищете кого?

– Простите, в доме есть еще туалет? – поинтересовалась я.

– С телевидения? – в свою очередь спросил рабочий. И, не дождавшись моего ответа, сказал: – Сортиров тут полно, но нам можно только сюда. А чего? Заходите спокойно и пользуйтесь, там очень чисто. Людмила грязь ненавидит, постоянно с тряпкой носится.

– Внутри находится женщина, как две капли воды похожая на хозяйку, – пояснила я.

Незнакомец рассмеялся и открыл створку.

– Эта, что ли?

Свет из коридора упал на Марину Евгеньевну, которая по-прежнему сияла голливудской улыбкой. Я кивнула, понимая, что происходит нечто странное. Рабочий посторонился и поманил меня рукой.

– Хозяйка летом отмечала день рождения, собрала в ресторане много народа, а Женечка придумала фишку – заказала картонную фигуру матери и поставила ее при входе около стола, на который предлагалось подарки класть. Я ухохотался, глядя, как народ к фотке кидается букеты вручать, а потом прочь шарахается. После праздника муляж домой забрали, но куда его запихнуть, не знали. Выбросить вроде жаль, а просто так где-нибудь поставить нельзя, все пугались. Таскали фигуру из комнаты в комнату, пока в туалет не запихнули.

Я почувствовала себя полной дурой и попыталась оправдаться:

– Похоже, мне нужны очки, я не поняла, что передо мной картонка.

– Со зрением у вас полный порядок, – еще больше развеселился собеседник. – Все посторонние, кто прикол впервые видит, с фотографией здороваются. Сделано здорово. Один в один Марина Евгеньевна, только молчит.

Глава 8

Когда я вернулась в гостиную, съемочная группа определилась, куда усадить героиню, но Леня и Галина продолжали спорить.

– У нас портрет в интерьере, – зудела режиссер, – чего тебе надо, не пойму.

– Верно, дорогая, – соглашался сценарист, – но на диване она одна. Где семья? Муж, дети, внуки, правнуки…

– Марине Евгеньевне не сто лет-то, – влезла в беседу домработница, – у нас внучка Джина еще школьница. А народ весь на службе.

– Не люблю работать, когда постоянно мешают, – буркнула Галина, – но должна признать, Леонид, сейчас тот редкий случай, когда ты кое в чем прав. Марина Евгеньевна, нельзя ли пригласить кого-нибудь из домашних? Ну, хоть собаку!

– Вам какую псину надо? – деловито осведомилась хозяйка. – Большую? Маленькую? Черную? Белую?

– Есть выбор? – обрадовался Леня. – Думаю, хорошо бы смотрелось что-то типа чихуа-хуа. Рыженькая собачка на коленях у актрисы… Очень необычно получится.

– Ну да, – саркастически заметила Галина, – до сих пор мы мало снимали знаменитостей со всякими йорками, Марина Евгеньевна первой будет… Ну уж нет! Мне до нервной почесухи надоели кадры, когда звезда нежно целует свою четвероногую любимицу.

– Вчера на съемке у Харитоновых их кот шнур от удлинителя перегрыз, а потом нассал сверху и жив остался, – элегически заметил оператор Степа. – По мне, так чем меньше живности, тем лучше.

– Тебе и людей в кадре не надо, – ожил молчавший по сию пору его коллега. – А я собачек люблю. Вон у Смоляковой четыре мопса, и все очень даже милые.

– Жуткая гадость, – буркнул Степа. – Замолчи, Ванька.

– Тебе кто не понравился, – неожиданно рассердился Иван, – Милада или ее питомцы?

– Смолякова со своими мопсами на всю голову больная, – ответил Степан. – Везде с тупыми псами таскается, а те сопли-слюни роняют, пукают и линяют. Я, когда мы из ее собачьего террариума уехали, еле-еле шерсть от брюк отскреб и…

– Всем молчать! – заорала Галина. – Смолякову со стаей пучеглазых отсняли, смонтировали, сдали, так что забыли и проехали. Марина Евгеньевна, можно вас попросить позвать сюда вашу очаровательную собаку? Большую, черную. Наша группа обожает животных, правда?

Степан быстро влез на стул, Леня достал из кармана дозатор и прыснул себе в рот, а Ира горестно прошептала:

– Собачки, блин… Зачем я надела новые джеггинсы? Сейчас мне их когтями изорвут.

– Мы любим песиков! – угрожающе повторила Галина. – Ну, чего молчим?

– Да, – нестройно подхватили остальные члены съемочной группы, – обожаем.

– Можно водички? – воскликнул Степа. – Таблетку принять надо.

– Большая черная животина не в тему, – оживился Леонид, – нужна рыжая крошка.

– Чем крупнее, тем лучше! – повысила голос Галина.

– Вижу малепусенькую, – уперся Леонид, – цвета осенней листвы.

– По картинке лучше розовую, – объявил Степан.

– Сомневаюсь, что у хозяев живет фламинго, – прошептала Ирина.

– Огромную! – топнула ногой режиссер.

– В моем сценарии вообще-то кошка! – взвился Леня. – Я не позволю вот так, безо всяких причин, ломать хорошо прописанную линию!

– Есть и киска, – подала голос Марина Евгеньевна. – Вам какую? Рыжую?

– Черную, – заявила Галина.

Я покосилась на Леонида. Ну, ваше слово, сэр…

– Белую, – оправдал мои ожидания сценарист.

И спор начал набирать обороты.

– Черную!

– Белую!

Я не выдержала и спросила:

– Почему бы не позвать сюда всех четвероногих и не посмотреть, как они выглядят в кадре?

Ирина ущипнула меня за бок, и я захлопнула рот. В гостиной стало тихо.

– Молодец, Демонстрация! – в очередной раз переврал мое имя сценарист. – Гоните сюда стадо.

– Людмила, позови Петю, тащите Беатриче и Молли, – приказала Волкова.

Домработница ушла, съемочная группа застыла в ожидании.

Я покосилась на край большого стола, где Ирина расставила шеренгу баночек, и тихо спросила:

– Зачем так много всего?

Ира почесала переносицу.

– На телеэкране главное – естественный тон кожи. А как его получить? Сначала используем скраб, потом лосьон, крем, базу, выравнивающую поверхность лица. Потом на очереди корректор пигментных пятен, силиконовый заполнитель морщин, тональный крем – светлый на середину морды, темный по краям, чтобы создать безупречный овал, персиковый на спинку носа, а вот крылья и носогубные складки необходимо тщательно замазать розовым. Затем румяна на скулы, чуть перламутра на виски, точечку на подбородок, рассыпчатой пудрочки поверх – и получится натуральная кожа.

– Натуральнее только лимонад из нефти, – пробормотала я.

– Куда сажать Беатриче? – трубно спросила Людмила.

Я оторвалась от созерцания сотни средств, необходимых, чтобы выглядеть естественно прекрасной, и удивилась. Домработница, пусть крупная и грубая, но все же женщина, держала на руках здоровенную собачищу, похоже, плод страстной любви ротвейлера и слона, а Петр принес крохотную чхуню размером с чашку для кофе.

– Пусть Марина Евгеньевна посадит маленькую на колени, а большая должна сесть у ног хозяйки, – попросила Галина.

– Нет, черную на руки, рыжую вниз, – немедленно заспорил Леонид.

– И как Волкова удержит гибрид танка с водокачкой? – взвизгнула режиссер.

– Беатриче легонькая, – пробасила Людмила и протянула хозяйке черную тушу.

Глядя, как Марина Евгеньевна безо всякого напряжения берет огромного волкодава, я разинула рот от удивления.

– Чучело! – вдруг воскликнула Ирина. – Собачки-то неживые!

– А и правда, – пробормотал Леня.

– Беатриче и Молли умерли, но остались с нами, – объяснила актриса. – Они обожали участвовать в телесъемках, и сейчас их души радуются.

– Жесть… – прошептал Ваня.

– Картинка суперская, – одобрил Степа, – и брюки никто не порвет. Отлично придумано! Вот кто бы Смоляковой такое посоветовал с ее мопсами сделать.

– А кошки есть? – деловито спросил Леня.

– Какие хотите, на любой вкус, – гордо произнесла Людмила.

– Рыжая подойдет, – сделал выбор Леня.

Галина сдвинула брови, явно пытаясь сообразить, какой цвет будет контрастен морковному, но не нашла подходящего и взвилась:

– Нет! Черный и белый!

– Кирпичный, – изменил тональность сценарист.

– Несите всех, – подал голос Иван.

Минут через пятнадцать, после долгих споров, чучела были размещены вокруг Марины Евгеньевны. Галина и Леонид, отпихивая друг друга локтями, пялились в камеру, которую держал Степан.

– Жаль, она одна в кадре, – вздохнул Леня. – Нам бы для оживляжа ребенка. Дети и зверушки всегда смягчают картинку.

– Людмила, тащи сюда Джину, – распорядилась Марина Евгеньевна.

Домработница двинулась в коридор.

– Эй, не бегай по всему дому! – крикнула в спину прислуге хозяйка. – Джина на первом этаже, в угловой. Смотри, не перепутай ничего!

– А то я дура, – пробормотала себе под нос домработница, проходя мимо меня так близко, что мой нос уловил аромат очень дорогих духов «Гортензия».

Незадолго до майских праздников я зашла в парфюмерный отдел большого магазина, попала на презентацию новинки от всемирно известной французской фирмы, и мне достался в подарок крохотный пробничек. Спустя неделю, полностью опустошив пробирку, я прибежала в торговый центр с целью купить эти духи и была неприятно поражена их ценой. За миниатюрный флакончик, которого и на месяц не хватит, требовалось заплатить пять тысяч рублей. Минут десять мое желание заполучить парфюм боролось с севшей на плечи жабой, и в конце концов последняя победила. Интересно, сколько зарабатывает Людмила, если позволяет себе этот аромат? Или ей сделала подарок добрая хозяюшка?

– Сейчас появится моя внучка Джина, – радостно сообщила Марина Евгеньевна.

– Девочка тоже чучело? – уточнил Степа.

Ваня пнул его ногой.

– Я только спросил, – заныл Степан.

– Она совершенно живая, – заверила актриса. – Поздоровайся, дорогая.

Стройная темноволосая черноглазая девушка, вошедшая в гостиную, покорно произнесла:

– Добрый день.

– Прошу любить и жаловать, – защебетала Марина Евгеньевна. – Наша Джиночка десятиклассница, отличница, умница, красавица. Солнышко, поцелуй бабулю… Некоторые актрисы скрывают свой возраст, запрещают детям называть себя мамой. Но я не такая, горжусь ролью бабушки. Кстати! Вы знаете о новом проекте Теодора Генриховича?

– Нет, – дружно воскликнули телелюди.

Марина Евгеньевна сказала:

– Меня просили молчать, но поскольку через неделю начинаются эфиры, программа встала в сетку, открою тайну: мы с Джиной ведущие шоу «Бабуля». Оно будет выходить по воскресеньям, в девятнадцать сорок пять.

– Самый прайм-тайм, – выдохнул Леня. – Поздравляю.

– Джиночка, кошечка, не стой столбом, сядь около бабушки. Давай покажем, как мы начинаем шоу, – ласково пропела актриса.

Девочка умостилась возле Марины Евгеньевны, нежно обняла ее за талию, положила голову ей на плечо, изящно скрестила ноги и замерла.

– Юбка, детонька, – неожиданно резко произнесла актриса и почему-то поморщилась.

Джина одернула подол дорогого шелкового платья, снова замерла, а потом проникновенно сказала:

– Бабушка знает все.

– Бабушка не все знает, – ласково поправила Марина Евгеньевна, – просто она тебя любит.

– Бабушка всегда с тобой, – подхватила Джина.

Марина Евгеньевна погладила девушку по идеально уложенным локонам.

– Хочешь, чтобы я помогла тебе? Просто приходи к нам в студию, и любая проблема решится. Правда, внученька?

Джина выпрямилась, посмотрела прямо в камеру и опять проникновенно произнесла:

– Бабуля никогда не обманет. Мы ждем вас, мы вас любим.

Потом девочка быстро сползла с дивана на пол, села чуть левее Марины Евгеньевны, положила голову ей на колени, опять глянула на оператора, поднесла палец к губам и прошептала:

– Тсс… У бабушки сегодня много гостей.

Актриса дотронулась ладонью до макушки внучки и улыбнулась. Секунд двадцать обе пребывали в неподвижности, потом Марина Евгеньевна защебетала:

– Ну и пошло… Уже сняли двадцать четыре программы.

– Прекрасно! – восхитился Леонид. – Теперь понятно, почему Теодор Генрихович затеял съемки фильма.

Марина всплеснула руками.

– Неужели вам не сказали? Меня Теодор сразу предупредил: документалка пойдет в поддержку шоу. Ой! Может, я разболтала тайну? Вдруг Теодор не хотел вводить съемочную группу в курс дела?

– Хорошо, что вы рассказали про новую программу. Мы теперь слегка изменим концепцию нашей ленты. Эй, Конституция! Алле, Демонстрация! Она заснула, кто-нибудь пните Сигнализацию под зад! – заголосил Буйков.

– Вроде тебя зовут, – хихикнула Ирина.

Я вскочила.

– Слушаю.

– Встань за Степой, – распорядился Леонид. – Строим действие так. Марина Евгеньевна рассказывает Джиночке о семье Волковых. Девочка впервые слышит о том, кто ее родители, и полна любопытства. Джина сядет у ног Марины Евгеньевны. Иван, берешь девочку крупняком, а Степа общаком. Все внимание на актрису. Собаки, кошки, раскрыв рты, тоже внимают беседе.

– Стоп, стоп! – замахала руками Галя. – Ничего, что режиссер тут я?

– Сценарий мой, – взвизгнул Леонид.

– И он тупой, – в рифму отметила Мамонтова. – Джине не пять лет, она живет вместе с родителями и отлично их знает.

Я обвалилась на стул. Если таким образом снимают все киноленты, то удивительно, что фильмы вообще появляются на экране. Мы вот до сих пор начать не можем.

Прошло еще полчаса, и наконец-то я задала первый вопрос:

– Дорогая Марина Евгеньевна, наши телезрители очень хотят узнать, как вы познакомились с Федором Николаевичем.

– Стоп! – заорала Галина. – Отсебятина! Не «узнать», а «услышать»!

– В сценарии другие слова, – закапризничал Леонид, – там про первое свидание.

Я закрыла глаза. На что рассчитывал Макс, отправляя меня на интервью, которое должно проходить в присутствии постоянно ругающейся парочки – режиссера и сценариста? Как я могу найти скелет или хоть одну малюсенькую косточку в шкафах семьи Волковых, если мне не дают самостоятельно и слова произнести?

– Слушай внимательно, Эмиграция! Работаешь строго по сценарию, никакой отсебятины! И обязательно творчески импровизируешь! – напутствовал меня Леонид.

Я окончательно растерялась. Строго по сценарию и при этом с творческой импровизацией? Это как?

– Простите, у нас сегодня корреспондент с глюком, – поморщилась Галина. – Насобирают на помойке поганок и выдают за рыбу осетрину.

– Вернемся к нашим баранам. Мне нужен острый вопрос. Посмотри, Изоляция, там есть про гранату. Нашла? Озвучивай! – завопил Буйков.

Я прокашлялась.

– Марина Евгеньевна, если в ваших руках боевая граната, а вас не пускают в ресторан, то как вы поступите?

Не успело последнее слово вылететь изо рта, как я испугалась. Сейчас Волкова разозлится на идиотское интервью и уйдет. Ну и кто в этом будет виноват? Явно не Леонид, который сляпал сценарий!

Но актриса лишь улыбнулась.

– Деточка, если вас куда-то не пускают с гранатой, значит, вы просто не умеете ею пользоваться.

– Стоп! – заорала Галина. – Все прекрасно! Ха-ха! Чудесный ответ! Только мне не нравятся статичные животные. Пусть они запрыгнут на диван, приласкаются к хозяйке, полают. Нам не хватает драйва, лайфа! Хорошо по картинке, но не живенько.

Глава 9

– Галя, это чучела, – напомнил оператор Иван, – лайфа не получится. Хотя ты права. Вначале прикольно – сидят, слушают, а потом уныло. Степ, тебе как?

– Нудно, – оценил коллега.

– Немедленно найдите живых псов, – потребовала Мамонтова. – Ирка! Рыси на улицу, приведи любых.

– Я визажист, а не ваш ассистент, – твердо заявила девушка.

– Спокойствие! – воскликнула Марина Евгеньевна. – У нас все под контролем. Сколько собачек вам оживить? Двух хватит?

– Это возможно? – заморгал Леонид. – Они, похоже, не первый год как в псиный рай уехали.

– Нет проблем, – задорно пообещала хозяйка. И принялась бойко командовать: – Люда, Петя, давайте взбодрим Беатриче и Молли. Операторы, маленькое условие: стараетесь не брать пол. Ну, начали! Я отвечаю на вопросы, а песики у нас резвятся, скачут, целуют мамочку. Вперед! Мотор! Камера! Запустились! Девушка, как вас там, Интервенция, спрашивайте!

Я зачитала очередной шедевр Леонида:

– Как вы относитесь к каждому своему новому мужчине?

– Ангел мой, – пропела Марина Евгеньевна, – мужчина в принципе не способен быть новым, он является следующим, и я живу с Федором Николаевичем уже много-много лет…

Людмила и Петр упали на пол, по-пластунски подползли к чучелам и схватили их.

– Р-р-р, – зарычала домработница, сажая Беатриче на диван.

– Гав-гав-гав! – звонко залаял Петр, хватая Молли. – Тяв!

Я изо всей силы сцепила зубы. Не дай бог расхохотаться… Беатриче и Молли заскакали по дивану. Людмила и Петр, очевидно, не первый раз работали чучеловодами, у них отлично получалось управлять собачьими муляжами.

– Левый угол пустой, – заявил Степа, – провисает. Туда надо кошку.

– Не получится, – пропыхтела стоящая на четвереньках Людмила, – нужен третий человек, мы с Петькой можем лишь с Беатриче и Молли управиться.

– Индульгенция! – заорала Галина. – Садись за спинку дивана!

– А кто будет задавать вопросы? – я попыталась отбиться от навязываемой роли.

– Нам нужна живая кошатина, – ввинтился в беседу Леня. – Не капризничай, Летиция! Пока ты сиамкой поработаешь, мы снимем перебивочки.

Но мне страшно не хотелось брать в руки тушку давно скончавшегося кота. Я прекрасно отношусь к животным, но при одной мысли о том, что придется держать чучело, мне стало плохо.

– Может, Ирина лучше справится с этой задачей? – заныла я.

– У меня аллергия, – живо объявила девушка. – На все! И я визажист, а не кукловод-любитель.

– Вариация, хорош кривляться! – возмутилась Галина.

Делать нечего, я бочком протиснулась за диван, перегнулась через его спинку, взяла пушистый комок, лежащий около валика, и удивилась. Останки кота оказались на ощупь мягкими, податливыми и вроде теплыми. Вероятно, набитая синтетическим наполнителем шкура мурлыки нагрелась под яркими софитами, которые Степа и Ваня щедро расставили по гостиной.