Мачеха в хрустальных галошах

– Кто-то решил развлечься, – пожал плечами Дима.

– Очень глупо, – прошептала хозяйка.

– Дураков на свете много, – философски заметил Саша.

– Посылка точно вам адресована? – усомнилась Роза.

Настя расправила коричневую оберточную бумагу.

– Ага. Номер дома и квартиры верный. И надпись: «Антонине Монаховой, лично». Это точно маме.

– Среди моих знакомых способных на столь дикую выходку нет, – отрезала хозяйка дома.

Дима пошел к камере.

– Вас несколько раз показывали по телику, вы уже стали знаменитостью, а в Москве на один квадратный метр сто психов приходится. Адрес свой скрываете?

– Нет. А разве надо? – удивилась Антонина.

– Кретин прогуглил фамилию, – вступил в беседу Саша, – и припер презентик.

– А зачем он напечатал записку: «Монахова, я знаю твой секрет, все вижу»? – спросила Настя.

– Идиот же, – подвел итог Дима. – Что у дурака в черепушке варится, ему одному известно.

– Митя прав, – подхватил Александр. И продолжил: – Вас раскручивают – значит, на огонек жабы слетятся. Так всегда происходит, оборотная сторона известности.

– Нам не нужна слава, мы хотим помочь тем, кто отчаялся, впал в депрессию, предался унынию, – речитативом пропела Антонина. – Чем больше людей узнает о Доме Души, примет участие в его возведении, а потом станет его посещать, тем прекраснее будет жизнь. Правда, дорогой?

Вопрос повис в воздухе – только сейчас я поняла, что Кирилл тихо покинул кухню.

– Можно я глаз возьму? – попросил Родион. – Завтра подброшу его Алиске в сумку. Вау! Она помрет!

– Нет, – отрезала мать, – эту дрянь надо выкинуть.

– Подарочек нужно показать полиции, – посоветовала я.

– Зачем? – удивилась Антонина.

– Специалисты вычислят, кто по-идиотски пошутил, и накажут «шутника», – ответила я.

Хозяйка взяла со стола бумажную салфетку, промокнула вспотевший лоб и покачала головой:

– Приятно встретить в наше циничное время молодую девушку, которая верит во всемогущество полиции. Степа, в отделении просто расхохочутся, никто такой ерундой заниматься и не подумает. Эту гадость надо вынести из дома. Родя, брось это в пакет… вон они, в корзинке лежат… и оттащи на помойку.

– Все равно я глаз возьму, – пробормотал себе под нос первокурсник.

– Нет, – ледяным тоном возразила мать.

– Тебе что, жалко? – заканючил юноша. – Мне охота над Алиской прикольнуться.

Роза хлопнула в ладоши.

– Все, забыли о происшествии! Настенька, спагетти уже сварились? Проверь готовность. Ребята, работаем, иначе до вечера даже одну сцену не отснимем. Поскакали… Настюша, твоя задача разложить макароны по тарелкам и посыпать сыром. Потом займемся другим эпизодом. О’кей? Давай, дорогая. Камера! Мотор!

К моему удивлению, Анастасия уже не смотрела на маму как тонущий в бурном водопаде цыпленок. Девочка натянула толстые варежки, уверенно схватила дуршлаг, опрокинула в него макароны, встряхнула их пару раз, потом вытащила одну трубочку и… подбросила ее. Естественно, та упала на пол.

– Недошвырнула, – деловито сказала повариха. – Щас…

Она выудила следующую макаронину и повторила действие. На сей раз спагеттина долетела до потолка и прилипла к нему неподалеку от затрапезной трехрожковой люстры.

– Раз, два, три, четыре, – начала считать Настя.

– Что ты делаешь? – поразилась Антонина.

– Отстань, собьюсь… то есть извини, мамочка, не мешай, пожалуйста, – скороговоркой произнесла дочь. И продолжила: – Пять, шесть… десять… двадцать… тридцать. Не, сырые пока.

Настя перебросила содержимое дуршлага назад в кастрюлю.

Мать подскочила к юной «кухарке».

– Котеночек, спагетти уже сварились.

– Ни фига… то есть нет, мамулечка, – запела Настенька. – Для проверки готовности их надо кинуть к потолку. Те, что можно есть, сначала прилипнут к нему, но через полминуты должны упасть. Если висят, их надо доварить. Ой!

Девочка брезгливо сняла с волос свалившуюся макаронину.

– Вау! Может, все же готовы? Она отвалилась.

Из-за спины Розы послышалось хихиканье – Родион, присев на корточки, давился смехом. Мать зыркнула на сына нехорошим взглядом. Я, перехватив его, удивилась: женщина, которая собирает деньги на сооружение Дома Души, не должна так смотреть на родное дитятко.

– Ну, ваще. Не думал, что она поверит, – выдавил из себя Родион. – Это старый гэг, в Интернете его сто лет назад написали. Не думал, что есть на свете дуры, которые станут макароны вверх кидать… Ой, не могу! Считал, Настька поймет, что я пошутил, когда шепнул ей про это…

Глаза Анастасии потемнели, она прикусила нижнюю губу, наклонила голову…

– «Бак» делает чудесные палетки с тенями, – тихо напомнила я.

Из груди девочки вырвался прерывистый выдох.

– Отлично! – зааплодировала Роза. – Спасибо всем за минуту веселья, а теперь вернемся к работе. Где сыр?

– У нас его нет, – всплеснула руками Антонина, – забыла купить.

– Ерунда, можно заправить майонезом, – подсказала режиссер, – даже лучше получится, народ этот соус обожает. Монаховы сразу станут ближе к простым людям. Провансаль в наличии?

– Баночка в шкафчике, – тут же предупредила Антонина дочку. – У нее красная крышечка, она легко сворачивается. Не перепутай цвет – красная крышка.

– Супериссимо! – ликовала Роза. – Второй эпизод. Настюша подает собственноручно приготовленный ужин семье. Папа, мама, брат, скорее по местам…

– Кирилл! – крикнула жена. – Дорогой, иди сюда!

Глава 6

В кухне появился Монахов, я подошла к нему.

– Придется синяки под глазами корректором убрать.

– Спасибо, – тихо ответил он, наблюдая, как операторы переставляют камеры.

– Разрешите поправить рубашку, – сказала я. И, не дожидаясь ответа, начала закатывать левый рукав. – Простите за совет, но если вы без пиджака, то сорочка так лучше смотрится… Ой, вас кто-то укусил!

– Где? – удивился Кирилл.

– На предплечье красный след. Неужели уже появились комары? Если в доме есть валокордин, можно накапать его на ватный диск и приложить к месту укуса, – посоветовала я. – Моя бабушка всегда так поступает.

– Комаров здесь много, – поморщился хозяин, – в доме есть подвал, похоже, насекомые там гнездятся. Ерунда, не стоит хлопотать из-за пустяка. Вы читали мои книги про Путь Души?

– Не успела, – честно ответила я, – и меня больше интересуют издания по истории моды и детективы.

– Подарю вам пару экземпляров с автографом, – пообещал Монахов. – Никогда не поздно переосмыслить свою жизнь. Поверьте, даже самые тяжелые…

– Милый, мы ждем тебя! – крикнула Антонина.

– Все готово, – отозвалась я.

Кирилл, оборвав фразу на полуслове, поспешил к столу, за которым уже сидели жена и сын.

– Камера, мотор, зажигаем по полной, – объявила Роза. – Настенька, давай… Помнишь, что надо делать?

Девочка кивнула, схватила миску с едой, приблизилась к брату и проворковала:

– Родион, я сделала твои любимые спагетти.

– Спасибо, дорогая сестра, – фальшиво-сладко прокурлыкал первокурсник, – ты потрясающе готовишь.

Настя быстро наполнила тарелку парня.

– Пожелай ему приятного аппетита, – тихонько подсказала Роза.

Девочка покорно произнесла требуемые слова.

Родион схватил вилку и начал наматывать на нее трубочки, щедро сдобренные майонезом.

– Надо подснять, как юноше нравится ужин, – не успокаивалась режиссер. – Дима, возьми его крупным планом, плиз.

Родя запихнул вилку в рот, замер, потом выплюнул спагетти.

– Ваще, блин!

– Родион, – возмутилась Антонина, – выбирай выражения! Неужели невкусно?

– Блевотина. Сама попробуй, – недовольно произнес Родион.

Мать взяла одну макаронину.

– Ну и как? – поинтересовался сын. – Может, Настьку на международную олимпиаду поваров послать? Первое место стопудово возьмет. Вау! Мама, ты это проглотила? Ну прямо женщина-кошка, та тоже дерьмище хавала.

Монахова встала, подошла к разделочному столику, осмотрела пустую банку, из которой дочь вытряхивала майонез, и не сдержалась:

– Я же сказала: провансаль под красной крышкой. А ты взяла банку с синей.

– Какая разница? – хмыкнула дочь. – Банки совершенно одинаковые, везде белый соус.

– Всегда нужно читать этикетки, – продолжала Антонина, – тогда не случится конфуза.

– Вечно все ко мне придираются! – вскинулась было Настя. Но тут же замела хвостом: – То есть да, мамочка, не сердись.

Родион вскочил, выхватил из рук матери злополучную банку и заорал:

– Вау! Сеструха вместо майонеза забабахала сгущенку в спагетти.

Оператор Саша издал стон. Дима выключил камеру и сел на табуретку.

– Иди готовь заново, – веселился брат. – Будем еще раз с утра ужинать твоей вкусняшкой-рыгаловкой.

Роза посмотрела на часы.

– Из графика кошмарно выбиваемся. А вы не можете съесть то, что уже готово?

– Макароны со сгущенным молоком? – уточнил глава семьи.

– Да, да, – закивала Роза. – На экране ведь непонятно, что за соус в тарелках. Спагетти часто едят с майонезом, никто не усомнится.

Я попятилась в коридор, искренне жалея несчастных Монаховых. Однако трудная им предстоит задача, в меня бы приторно сладкая паста не полезла. Хотя делают же в Лондоне пудинг из говяжьей печени с ванилью и корицей. Говорят, многим сие блюдо нравится. Где у Монаховых туалет?

Обычно в московских квартирах, построенных в двадцатом веке, санузел находится впритык к кухне. Советские архитекторы считали, что ничего плохого в таком соседстве нет. Ну пьет жена чай с пирожным, а мужу спешно захотелось посетить уголок задумчивости. В чем проблема? Не должен у супруги аппетит портиться, она же любит своего спутника жизни. Неужели из-за чьей-то брезгливости устраивать сортир ближе к прихожей?

Заметив небольшую дверь, я машинально поискала выключатель, не нашла и шагнула в темное пространство. Пошарила рукой по стене, нащупала клавишу, нажала на нее. Вспыхнул свет, и в ту же секунду мне стало ясно: я попала в крохотную гардеробную, которая объединена с кладовкой, где хранятся разные мелочи.

У Монаховых не особенно большая трешка, в ней проживает четыре человека. Хозяева сделали из одной комнаты две спальни для детей, в другой живут сами, а кухню объединили с гостиной. Ума не приложу, как они выкроили еще и чуланчик? Я уже хотела выйти, но заметила висящий на плечиках жакет из темно-синего материала с вышивкой на манжетах, воротнике и карманах. Присмотревшись к нему, я удивилась – точь-в‑точь такой видела недавно в Милане на показе Робертино. Но тут же подумала: маловероятно, что Антонина, экономящая на продуктах и покупающая «настоящий какао» с примесью сушеной моркови, может позволить себе одежду от-кутюр. Жакетик определенно фейковый, но очень хорошо сшит.

Я пощупала рукав и удивилась еще больше. Обычно подделки мастерят из дешевых тканей, швы у них косые-кривые, края не обработаны. А этот прикид из прекрасной шерсти, сшит явно по всем правилам. Я поднесла манжет поближе к глазам и опешила.

Два года назад моя знакомая Лена Воробьева, классная вышивальщица, устроилась на работу к Робертино. Попасть в команду культовой фигуры мира моды – великая удача для женщины, зарабатывающей на кусок хлеба с ветчиной с помощью иголки с ниткой, и Лена до дрожи боится потерять работу. Поэтому она каждый искусственный камушек притачивает тщательно, обязательно завязывает четыре узелка, потом делает около страза три стежка. Пашет Воробьева сутками, свободного времени у нее почти нет. Как-то раз, приехав в Милан, я позвала ее попить кофейку. Она прибежала, но через четверть часа стала нервничать:

– Степа, мне пора уходить! Я должна юбку на манекене кристаллами расшить, боюсь, не успею.

– Может, тебе отказаться от трех фирменных стежков и четырех узелков? – предложила я. – Никто из мастериц этого не делает. У тебя из-за патологической ответственности совсем не остается времени на отдых.

– Нет, нет! – испугалась Лена. – Вдруг декор оторвется? Клиентка пожалуется, Робертино меня выпрет… Ты же знаешь, какие дамы у нас наряды заказывают, огромные деньги за них выкладывают.

И это правда, платья, которые скроил сам маэстро, стоят очень дорого.

Сейчас я не отрывала глаз от темно-синего жакета. Яркие бусинки на нем явно пришиты Воробьевой, в том нет сомнений: вот ее фирменные узелки и бесконечные стежки. Но ярлычок, прикрепленный чуть пониже воротника, свидетельствует, что пиджачок произведен в… Китае. Имя модельера не указано. Кто-то отрезал опознавательный знак Робертино и заменил его на другой! И зачем это делать?

Не в силах сдержать любопытства, я осмотрела вешалки. В гардеробной, похоже, только одежда хозяйки. Все вещи, если верить лейблам, сделаны никому не известными фирмами, но я, девушка фэшн-бизнеса, узнала кое-какие модели. Вон те желтые брюки в ярких цветах пару сезонов назад восхитили многих на показе Дольче Габбана, а бежево-розовый пиджак – модель Стеллы Маккартни и прелестное голубое платье тоже от нее. Но лейблы, приделанные к шмоткам, говорили иное. Странно… Я не знаю ни одной женщины, которая, имея возможность носить вещи от самых дорогих брендов, стала бы срезать фирменные этикетки и заменять их на другие.

В полном недоумении я погасила свет, вышла из чуланчика, столкнулась с Антониной и смутилась:

– Простите, ищу туалет, думала, он тут.

– Санузел у нашей с мужем спальни, – пояснила хозяйка. – Мне не понравилась изначальная планировка, при которой ванная комната и туалет располагались рядом с кухней, поэтому я немного переделала квартиру.

– У вас там очень красивый жакет висит, – не сдержалась я, – похож на произведение Робертино.

– Правда? – обрадовалась Антонина. – Очень приятно именно от вас, человека моды, это слышать. Грешна, люблю наряжаться.

– Сама такая же, – улыбнулась я. – Прихожу в восторг при виде платьев от Стеллы Маккартни, но ее модели очень дороги, не могу себе позволить их часто покупать.

Монахова приложила палец к губам.

– Тсс… Открою вам небольшой секрет. У меня есть подруга, гениальная портниха, она может повторить любую увиденную вещь. Лиза шьет мне обновки и ни копейки не берет за работу.

– На жакетике ярлычок от китайской фирмы, – ляпнула я.

И прикусила язык. Степа, сейчас Монахова рассердится и будет права. Ужасно некрасиво, придя в чужой дом, шарить в хозяйской гардеробной. Вообще-то я никогда так не поступаю. И что сегодня на меня нашло? Какая пьяная муха меня укусила?

Но Антонина не стала злиться, а тихо захихикала:

– Ну да. Елизавета всегда притачивает ярлык: «Made in China».

– Зачем она это делает? – поразилась я.

Монахова развела руками.

– Я задала ей тот же вопрос и услышала: «Не хочу, чтобы меня обвинили в пошиве контрафакта, пусть все думают, что шмотки китайцы тиражируют. У нас с Лизочкой бартер: она мне прекрасные вещи, а я ей в подарок виниры, импланты, пломбы.

Я машинально потрогала языком один зуб, на который давно следовало поставить коронку.

– Выгодное сотрудничество. А с других ваша подруга дорого берет? Может, она и мне что-нибудь сошьет?

Антонина смутилась.

– Простите, Степа, но Елизавета кандидат наук, искусствовед, работает в музее. Портняжничество – это ее хобби, а не способ заработка. Лизочка только мне такую услугу оказывает.

– Жаль, – вздохнула я. – Отличить ее пиджак от того, что сделан Стеллой Маккартни, невозможно. Если она вдруг решит уйти из мира искусства, пусть позвонит мне. Гарантирую: ее с руками оторвут, причем не московские, а парижские модные дома. Вы уже досняли ужин?

– Слава богу, да, – кивнула Антонина. – Сейчас Роза предложила немного отдохнуть, потом будем дальше работать. Хотите кофейку?

– Лучше чай, – попросила я.

– Фруктовый? – любезно предложила хозяйка.

– Было бы здорово, – сказала я. – Но сначала, если разрешите, я загляну в ваш туалет.

– Конечно, – кивнула Монахова. – Он слева, на двери совсем не оригинальная картинка с писающим в горшок ребенком.

Санузел оказался меньше некуда, зато был раздельным. Я вышла из крохотного помещения и, желая помыть руки, толкнула соседнюю створку, полагая, что за ней находится ванная. Но моему взору открылась спальня. Похоже, Монаховы-старшие отвели себе самую просторную комнату. Вместо широкого супружеского ложа тут у разных стен стояли две кровати, разделенные тумбочками и парой кресел, втиснутых между ночными столиками. Такой интерьер бывает в трехзвездочных отелях, в так называемых двухместных номерах. Правда, в гостиницах не увидишь плюшевых игрушек, а здесь на одной из полок на стене сидел сильно потрепанный жизнью медведь, скорее всего, любимец из детства хозяйки.

Я сделала пару шагов, приоткрыла очередную дверь и наконец-то попала в узкую пеналообразную ванную. До сегодняшнего дня мне, вот уже несколько дней готовящей Монаховых к съемкам по утрам, не приходилось заглядывать сюда: я всегда протираю руки влажными салфетками и стараюсь не посещать туалет у клиентов.

У Монаховых, похоже, на самом деле с деньгами не густо. На раковине стояло самое дешевое мыло для рук, отчаянно пахнущее персиком (как специалист в косметике, хочу напомнить: имейте в виду, если средство имеет сильный аромат и густо пенится, в его составе нет ничего натурального). Еще здесь были зубные щетки, паста «Ягодка», шампунь «Малыш» и крем для лица «Машенька».

В моем кармане ожил телефон, и я вытащила трубку.

Глава 7

– Как дела? – спросил Купер.

– Настя сначала кидала сваренные макароны к потолку, а потом утопила их в сгущенке, – наябедничала я.

– Что у вас происходит? – не понял собеседник.

Я рассказала о потугах девочки изобразить опытную повариху, и Купер развеселился.

– Ты пообещала вредному подростку косметический набор за примерное поведение?

– У меня всегда есть при себе подарки, – пояснила я, – использую их в рекламных целях. В случае с Настей получилось сразу два плюса: она перестала капризничать, а завтра притащит презент в школу, похвастается им перед одноклассницами, девочки захотят такие же палетки, поедут в наши фирменные магазины, и у нас появятся новые покупатели.

– Гениально! – восхитился Куп.

– Ну, это до меня придумали, – смутилась я, – не изобретала велосипед, катаюсь на готовом.

– И, как вижу, бойко крутишь педалями, – продолжал собеседник. – А кое-кто, даже если ему дадут самый современный, навороченный велик, поленится или побоится рулить им. Но почему у тебя голос взволнованный? Что-то случилось?

Я рассказала Куперу про посылку.

– Конфета в виде человеческого глаза, куриные потроха и обручальное кольцо? – повторил он.

– Не золотое, – уточнила я, – вроде обычный металл с желтым напылением.

– Содержание записки точно помнишь? – деловито осведомился добрый джинн.

– «Монахова, я знаю твой секрет, вижу все».

– М-да… – крякнул Купер. – Не нравится мне этот прикол. Похоже на дело рук психа.

– Вот-вот, – согласилась я. – И это опасно. Неадекватный человек непредсказуем – сегодня отправляет куриную печень, а завтра нападет на жену Кирилла с ножом.

– Почему ты решила, что объект ненависти именно она? – не понял Купер.

– На оберточной бумаге было написано: «Антонине Монаховой, лично», – напомнила я, – значит, пакет адресовался не Кириллу. Хотя это странно.

– Почему? – снова не понял джинн-многостаночник.

Я попыталась дать объяснение:

– Сумасшедшие, как правило, пристают к известным людям, а вдохновителем Дома Души является Кирилл, он организатор проекта. Его имя стоит на обложках книг, портреты Монахова появляются в прессе, он засветился на экране. А жена держится в тени. Кстати, сегодня Антонина делала замечания детям, помогала Насте варить макароны, но, когда все сели за стол, центром внимания стал глава семьи. Пока же шла подготовка к съемке, записывали сценку приготовления спагетти, он проронил всего пару слов, ни во что не вмешивался, казался сонным, апатичным. Но едва все четверо начали якобы ужинать, Кирилл преобразился, стал вещать на камеру о Доме Души, о том, как пополнить запасы энергии, и так далее. Психопату следовало зациклиться на Монахове, а не на скромно стоящей за его спиной Антонине. Я думаю, надо вызвать полицию.

– Нет, нет, никакого шума! – встревожился Купер. – Сейчас приеду. А насчет психов ты не права. Если у человека реально съехала крыша, он агрессивен, ему все равно, в кого воткнуть консервный нож: в известную всей стране личность или в самого обычного горожанина. У серийного убийцы всегда есть типаж. Допустим, он лишает жизни только брюнеток в красном пальто, значит, блондинку в синем свитере никогда не тронет, более того, если той понадобится помощь, маньяк ее окажет. На звезд нападает особая группа безумных: это либо оголтелые фанаты, либо те, кому певец-артист-телеведущий-писатель-спортсмен поперек горла встал. Первые, скажем, не в состоянии простить кумиру проигрыша на соревнованиях, или им не понравилось какое-то его высказывание в прессе, вторые просто не переносят всех знаменитостей. И частенько под прицелом оказываются члены семьи известных людей. Жены популярных певцов могли бы рассказать не одну историю, связанную с нападением на них обезумевших поклонниц мужей. На мой взгляд, ничего удивительного в том, что мерзость прислали Антонине, нет. Но полиция тут не поможет. Куриная печень, кольцо, записка – всего лишь мелкое хулиганство, напрямую жизни Тони не угрожают, не обещают ее застрелить, зарезать. Где сейчас пакет с «подарочком»?

– Не знаю, наверное, в помойном ведре, – предположила я.

– Достань его и спрячь до моего прихода, – велел Купер. – И не гони волну. Андрею Бурякову шум не понравится, у Кирилла должен быть безупречный имидж, его все обязаны любить. Вспомни, какие деньги телемагнат платит тебе за помощь на съемках, и уж не побрезгуй, поройся в объедках Монаховых. Отдам мерзость приятелю, он криминалист, авось что-то выяснит.

– Уговорил, я потопала на кухню, – вздохнула я.

* * *

Пластиковое ведро под мойкой оказалось идеально чистым. Его внутреннюю поверхность покрывал новый голубой полиэтиленовый пакет.

– Че ты там ищешь? – проявила любопытство Настя.

– Хотела презент от неизвестного найти, – пробормотала я.

– Мама же при тебе велела Родьке дерьмо в бак на улице выкинуть, – сказала девочка. – Кстати, он палец порезал. Так ему и надо!

– Твой брат поранил руку? У меня есть мирамистин и пластырь, могу ранку промыть и заклеить, – предложила я.

– Обойдется, – фыркнула девочка. – Родька хотел глаз вытащить, он неглубоко лежал, а сверху ампула разбитая валялась, брат на стекляшку пальцем и наткнулся. Мама как раз в этот момент вошла, сыночка своего любимого за то, что решил ее ослушаться, отругала. Папе тоже влетело за неаккуратность – ампулу просто так швырнул, в бумажную салфетку не завернул.

– Твой отец себе уколы ставит? – спросила я.

– Вечно он то таблетки глотает, – скривилась Настя, – то со шприцем возится, по два раза в день инъекции делает. Забыла, как его болячка называется, она не заразная.

– Диабет? – предположила я.

– Во! Точняк! – обрадовалась подсказке девочка. – А почему у тебя при себе мирамистин?

– Мало ли что на съемках случится может, вдруг кто-нибудь порежется, как Родион, а аптечки под рукой не окажется, – пояснила я. – Да и у многих людей дома ни йода, ни зеленки нет.

– У нас девчонки в классе тоже мирамистин с собой таскают, туалет им в школе обливают, там такая грязь… – Настя прищурилась и резко сменила тему разговора: – У тебя есть любовник?

На секунду перед моими глазами возникло улыбающееся лицо Филиппа Корсакова[3], но я прогнала видение и спокойно ответила на бесцеремонный вопрос:

– Сейчас у меня нет времени на личные отношения, работы много.

– А‑а‑а… – протянула Настя. – Когда я в новую школу перешла, девчонки стали ко мне приматываться: «С кем живешь? Он кто? Какая у него машина?» Я сдуру ответила: «Нету времени на перепихон, родители велят на пятерки учиться». После этого все меня отстоем считают, потому что я ни с кем не сплю. В гимназии, где я раньше училась, у нас с Серегой Марковым любовь мутилась, но после переезда сюда нам очень далеко друг к другу ездить. Я теперь понимаю: если человек врет, что ему работа не позволяет личную жизнь вести, значит, он просто одинок. Мне нужно было одноклассникам лапши на уши навешать, а я ступила и оказалась в аутсайдерах. Хочу Сереге позвонить, попросить его как-нибудь после уроков встретиться и на глазах у девчонок взасос поцеловаться, тогда они меня в свою компанию примут. Хотя лучше кого-то повзрослей найти. У Родьки в группе учится Малкин, он всегда небритый, народ думает, что ему лет тридцать. И тачка у Иосифа крутая. Да, пожалуй, надо с ним договориться.

– В твоем новом классе у каждой девочки есть возлюбленный? – уточнила я.

Настя дернула плечами.

– Конечно. Им подарки дарят, деньги дают на покупки. Некоторые ваще мужиков тасуют постоянно. Например, Анька Стефаненко. Она сначала с Ахметом с рынка три месяца шпили-вили, тот ей серьги принес, браслет, свитер. Аньке жидковато показалось, вот и перебежала к Володьке, хозяину магазина электротоваров.