Хроники Нарнии: Принц Каспиан

– Ну вот ещё, – пробормотал Эдмунд про себя. – Обязательно ли быть таким благородным?.. Наверное, обязательно. Раз он рыцарь и Верховный Король. Наверное, Аслану бы понравилось. Только этот скот через минуту встанет и…

Но «этот скот» больше не встал. У Сопеспиана и Глозеля наготове был свой план. Как только они увидели, что их король упал, они бросились на арену, крича: «Измена! Измена! Нарнийский предатель ударил короля в спину, пока тот лежал беспомощный! К оружию! К оружию, Тельмар!»

Питер плохо соображал, что происходит. Он видел двух больших людей, бегущих к нему с мечами. Третий тельмарин проскочил под верёвкой следом. «К оружию, Нарния! Измена!» – закричал Питер. Если бы все трое добежали до него сразу, он бы никогда больше ничего не сказал. Однако Глозель задержался, чтобы заколоть своего собственного короля, там, где тот лежал. «Это за ваше оскорбление сегодня утром», – прошептал он, когда клинок вошёл в тело. Питер обернулся к Сопеспиану, подрубил ему ноги и вторым таким же ударом снёс голову. Эдмунд уже стоял рядом, крича: «Нарния! Нарния! За Льва!» Всё воинство тельмаринов устремилось на них. Но уже великан шагнул вперёд, вращая свою дубину. Проскакали кентавры. «Тванг, тванг» позади и «вз-з, вз-з» над головой – гномы начали стрелять. Трам сражался справа от Питера. Битва разгоралась.

– Назад, Рипичип, ты, маленький ослёнок! – кричал Питер. – Тебя убьют зазря! Здесь не место для мышей!

Однако смешное маленькое создание плясало там и тут под ногами обеих армий, размахивая своей шпагой. Многие воины-тельмарины в тот день чувствовали внезапный укол в ноге, словно от дюжины иголок, подпрыгивали от боли, а частенько и падали. Если падали, мыши приканчивали их; если нет, это делал кто-нибудь другой.

Но еще прежде, чем старые нарнийцы развоевались по-настоящему, они обнаружили, что враг отступает. Мужественные бойцы бледнели, глядя в ужасе не на старых нарнийцев, а на что-то позади них, и бросали оружие с воплем: «Лес! Лес! Конец света!»

Вскоре ни криков, ни звона оружия нельзя было расслышать, потому что они потонули, как в море, в рокоте разбуженных деревьев, которые рванулись сквозь ряды армии Питера и дальше, преследуя тельмаринов. Вы когда-нибудь стояли на опушке большого леса на вершине холма осенним вечером, когда дикий юго-западный ветер всей тяжестью обрушивается на него? Вообразите этот шум. А теперь вообразите, что лес, вместо того чтобы стоять где стоял, устремляется на вас и нет больше деревьев, только огромные люди, похожие на деревья, потому что их длинные руки взмахивают, как ветви, головы качаются, листья струятся водопадом. Вот это и увидели тельмарины. Даже нарнийцы немного перепугались. Через несколько минут сторонники Мираза неслись к Великой реке в надежде перебраться по мосту в Беруну и там защищаться за крепостными валами и запертыми воротами.

Они добежали до реки, но моста здесь не было. Он исчез еще вчера. Полная паника и ужас овладели ими, и они все сдались.

Но что случилось с мостом?

Рано утром, проснувшись после короткого сна, девочки увидели стоящего над ними Делана и услышали его голос, который произнёс: «Мы устроим праздник». Они протёрли глаза и огляделись. Деревья ушли, но было видно, как они тёмной массой движутся к Холму Аслана. Вакх, менады – его неистовые сумасбродные девушки – и Силен остались с Асланом. Люси, совершенно отдохнувшая, вскочила. Все просыпались, все смеялись, играли флейты, бряцали кимвалы. Звери – обычные, неговорящие звери – сбегались со всех сторон.

– Что это, Аслан? – спросила Люси. Её глаза танцевали, ноги просились в пляс.

– Пойдёмте, дети, – сказал Аслан. – Садитесь ко мне на спину.

– Ой, как здорово! – воскликнула Люси, и обе девочки вскарабкались на теплую золотую спину, как когда-то, неведомо сколько лет тому назад. Вся компания двинулась – Аслан возглавлял, Вакх и его менады носились, метались, кувыркались, зверюшки рыскали вокруг, а Силен на своем ослике замыкал шествие.

Они свернули немного вправо, пробежали вниз по склону холма и увидели перед собой длинный мост у Беруны. Однако не успели они на него вступить, как из воды поднялась огромная, мокрая, бородатая голова, много больше человеческой, увенчанная тростником. Голова взглянула на Аслана и пробасила:

– Приветствую тебя, повелитель. Избавь меня от оков.

– А это еще кто? – прошептала Сьюзен.

– Думаю, речное божество, только ш-ш-ш, – отвечала Люси.

– Вакх, – сказал Аслан. – Освободи его.

«Оковы – это, наверное, мост», – подумала Люси. Так оно и оказалось. Вакх и его девушки бросились в неглубокую воду, и минутой позже начало твориться что-то в высшей степени необыкновенное. Длинные, сильные плети хмеля обвили устои моста, они росли так же быстро, как разгорается пламя, опутывая камни, расщепляя, раздробляя, разделяя их. Перила моста превратились в живую изгородь, пёструю от ягод, но лишь на миг, а затем исчезли, как и всё остальное, с грохотом рухнув в бурлящую воду. Толкаясь, крича и смеясь, буйная компания перешла, или переплыла, или перетанцевала через брод («Ура! Это снова брод у Беруны!» – воскликнули девочки) на противоположный берег, прямо в город.

На улицах все бросались от них врассыпную. Первый дом, к которому они подошли, оказался школой – женской школой, в которой множество нарнийских девочек с туго заплетёнными косами, в безобразных тесных воротничках и толстых колючих чулках сидели на уроке истории. «История», которую учили в Нарнии при Миразе, была скучнее любой подлинной истории, которую вам доводилось читать, и лживее любого вымышленного рассказа.

– Если ты будешь отвлекаться, Гвендолен, – сказала учительница, – и не перестанешь смотреть в окно, я запишу тебе замечание.

– Но простите, мисс Приззл… – начала Гвендолен.

– Ты слышала, что я сказала? – спросила мисс Приззл.

– Простите, мисс Приззл, – повторила Гвендолен, – там Лев!

– Два замечания за то, что говоришь глупости, – сказала мисс Приззл. – А теперь…

Ее прервало рычание. Хмель завился в окне класса. Стены покрылись мерцающей зеленью, арки из ветвей перекинулись там, где был потолок. Мисс Приззл обнаружила, что стоит в траве, на лесной прогалине. Она вцепилась в доску, чтобы устоять, но это оказалась не доска, а розовый куст. Дикие люди, каких она никогда не видела, толпились вокруг. Затем она увидела Льва, завопила и убежала, а с ней и её класс – коренастые чопорные девочки с толстыми ногами. Гвендолен колебалась.

– Ты хочешь остаться, радость моя? – спросил Аслан.

– А можно? Спасибо, спасибо! – отвечала Гвендолен.

Тут же она оказалась рука об руку с двумя менадами, которые закружили её в весёлом танце и помогли избавиться от ненужной и неудобной одежды.

Куда бы они ни шли в городке, везде было то же самое. Большинство людей убегали, немногие присоединялись к ним. Когда они покинули город, их компания стала больше и веселей.

Они пронеслись по полям северного, или левого, берега реки. На каждой ферме к ним приставали животные. Печальный старый ослик, никогда не знавший радости, вдруг снова помолодел, цепные псы обрывали цепи, лошади разбивали копытами телеги и трусили следом – цок-цок, – разбрасывая грязь и издавая радостное ржание.

Во дворике за стеной они увидели человека, который бил мальчика. Внезапно палка в его руках превратилась в цветок. Человек попытался её отбросить, но она приросла к руке. Рука превратилась в ветку, тело – в ствол дерева, ноги стали корнями. Мальчик, который только что плакал, расхохотался и побежал за танцующими.

В маленьком городке на полпути к Бобровой Плотине, где сливаются две реки, они подошли к другой школе, где усталого вида девушка учила арифметике множество мальчиков, ужасно похожих на поросят. Она выглянула в окно, увидела божественных гуляк, поющих на улице, и радостная боль пронзила её сердце. Аслан остановился прямо напротив окна и посмотрел на неё.

– О нет, нет, – сказала она. – Мне бы хотелось с вами, но нельзя. Я обязана продолжать работу. И дети испугаются, если увидят вас.

– Испугаются? – сказал самый поросячий из мальчиков. – С кем это она разговаривает в окно? Давайте скажем директору, что она в окно разговаривает со всякими, когда должна учить нас.

– Посмотрим, кто это, – предложил другой мальчик, и все столпились у окна. Но как только их недовольные мордочки высунулись наружу, Вакх пронзительно закричал «Эван, эвоэ-э-э». Мальчики заревели от страха и, топча друг друга, бросились в двери и окна. Потом говорили (неизвестно, правда ли это), что этих самых мальчиков никогда больше не видели, но в той части страны развелось много хорошеньких поросят, которых здесь раньше не было.

– Ну, моя радость, – сказал Аслан учительнице, и та выбежала на улицу и тоже присоединилась к процессии.

По Бобровой Плотине они перешли реку и двинулись на восток вдоль южного берега. Они подошли к ветхому домишке, где на крыльце стоял и плакал маленький мальчик.

– Почему ты плачешь, мой хороший? – спросил Аслан.

Мальчик, который не видел львов даже на картинке, не испугался.

– Тётечка очень больна, – сказал он, – она умирает.

Аслан хотел войти в домик, но дверь была слишком мала. Тогда он просунул внутрь голову, нажал плечами (Люси и Сьюзен при этом свалились) и поднял весь дом, так что тот опрокинулся и развалился. А там, всё ещё в постели, хотя постель теперь стояла на открытом воздухе, лежала старушка, такая маленькая, словно в ней текла кровь гномов. Она была на пороге смерти, но, открыв глаза и увидев светлую косматую голову льва, не закричала и не лишилась чувств. Она сказала:

– О, Аслан! Я знала, что это правда. Я ждала этого всю жизнь. Ты пришёл забрать меня?

– Да, милая, – отвечал Аслан, – но всего только на маленькую прогулку.

И пока он говорил, подобно тому, как розовый свет озаряет облака, краска вернулась на её бледное лицо, глаза засверкали, она села и сказала:

– Ну, я заявляю, что чувствую себя лучше. Думаю, я не отказалась бы от легкого завтрака.

– Вот, матушка, – сказал Вакх, погружая кувшин в колодец и поднося ей. Но теперь в нём была не вода, а роскошное вино, яркое, как желе из красной смородины, густое, как масло, согревающее, как чай, холодное, как роса.

– Э, да ты что-то сделал с нашим колодцем, – сказала старушка. – Мне так даже больше нравится. – И она соскочила с постели.

– Садись на меня, – сказал Аслан и прибавил, обращаясь к Люси и Сьюзен: – Вам, королевы, придется теперь побегать.

– Нам это тоже приятно, – сказала Сьюзен. И они двинулись дальше.

И так, прыгая, танцуя и распевая, с музыкой, смехом и рёвом, с лаем и ржанием, они пришли наконец туда, где воины Мираза стояли, бросив мечи и подняв руки, а соратники Питера, все ещё сжимая оружие и тяжело дыша, стояли вокруг. И не успел никто ничего сказать, как старушка соскочила с Аслана, подбежала к Каспиану, и они обнялись – потому что это была его старая няня.

Глава пятнадцатая

Аслан открывает дверь в воздухе

При виде Аслана лица у тельмаринов стали как холодная подлива, колени застучали, и многие упали вниз лицом. Они не верили в львов и потому испугались ещё больше. Даже рыжие гномы, которые знали, что он придёт как друг, стояли разинув рты и не смели говорить. Несколько чёрных гномов, сторонников Никабрика, начали бочком отходить в сторонку. Но все говорящие звери сбежались к Аслану, они мурлыкали, хрюкали, пищали и повизгивали от восторга, виляли хвостами, тёрлись о него, почтительно тыкались носами и бегали туда-сюда под ним и возле его ног. Если вы когда-нибудь видели, как котёнок выражает любовь большой собаке, которую знает и не боится, вы очень хорошо это себе представите. Затем Питер, ведя Каспиана, протиснулся через толпу животных.

– Это Каспиан, сир, – сказал он. И Каспиан преклонил колени и поцеловал лапу Льва.

– Добро пожаловать, принц, – сказал Аслан. – Чувствуешь ли ты себя достойным принять власть над Нарнией?

– Я… я не думаю, сир, – отвечал Каспиан. – Я только мальчик.

– Хорошо, – сказал Аслан. – Если бы ты чувствовал себя достойным, это бы доказывало, что ты недостоин. Посему после нас и после Верховного Короля, ты – король Нарнии, владетель Кэр-Параваля, император Одиноких Островов, ты и твои потомки, пока продлится твой род. Коронация… Но что это у нас тут?

Перед ним предстала забавная маленькая процессия в одиннадцать мышей – шестеро несли носилки размером с географический атлас. Никто никогда не видел более удрученных мышей. Все были покрыты грязью, а некоторые – и кровью, уши были опущены, усы висели, хвосты волочились по земле, а впереди шагал трубач, играя на тоненькой трубе печальную мелодию. То, что лежало на носилках, походило на мокрый комок шерсти – это было всё, что осталось от Рипичипа. Он ещё дышал, но был уже почти мёртв – покрытый бесчисленными ранами, с раздробленной лапой и забинтованным обрубком вместо хвоста.

– Ну, Люси, – сказал Аслан.

В один миг Люси достала алмазную бутылочку. Хотя на каждую рану Рипичипу нужна была всего одна капля, ран этих было множество, и долгое тревожное молчание стояло, пока она не закончила и главный Мыш не спрыгнул с носилок. Одной рукой он немедленно схватился за рукоятку шпаги, другой расправил усы. Он поклонился.

– Приветствую тебя, Аслан! – прозвучал его тонкий голос. – Я имею честь… – и тут он осёкся.

Дело в том, что у него не было хвоста – то ли Люси забыла о нем, то ли лекарство, хотя и заживляло раны, не могло заново отращивать части тела. Рипичип начал осознавать свою потерю, когда кланялся – возможно, из-за того, что это нарушило его равновесие. Он посмотрел через правое плечо. Не увидев хвоста, он вытягивал шею всё дальше, пока не повернул плечи и следом за ними всё тело. Однако при этом повернулось и то место, из которого должен был расти хвост, так что он снова ничего не увидел. Тогда он снова вытянул шею, заглядывая через плечо, с таким же результатом. Только трижды обернувшись вокруг себя, он осознал ужасную истину.

– Я крайне смущён, – сказал Рипичип Аслану. – Я в полном замешательстве. Умоляю простить за появление в столь неподобающем виде.

– Это тебе очень идёт, Маленькое Существо, – сказал Аслан.

– Всё равно, – ответил Рипичип. – Если что-то можно исправить… может быть, её величество?.. – и тут он поклонился Люси.

– Но зачем тебе хвост? – спросил Аслан.

– Сир, – отвечал Мыш, – есть, спать и умереть за моего короля я могу и без него. Но хвост – это честь и слава мыши.

– Я иногда удивляюсь, друг, – сказал Аслан, – почему ты так много думаешь о своей чести.

– Высочайший из всех высоких королей, – промолвил Рипичип, – позвольте напомнить вам, что мы, мыши, наделены столь малыми размерами, что, если бы мы не защищали свое достоинство, кто-нибудь (кто измеряет его в дюймах) мог бы позволить себе неуместное развлечение на наш счет. Вот почему я с таким усердием довожу до общего сведения, чтобы никто – если только он не желает ощутить эту шпагу так близко от своего сердца, как я смогу дотянуться, – не смел говорить в моем присутствии о мышеловках, сырных корках и свечных огарках – никто, сир, будь то самый высокий дурак в Нарнии!

Здесь он очень значительно поглядел на Ветролома. Впрочем, до того всегда доходило в последнюю очередь, поэтому великан даже не разобрал, о чём говорят у него под ногами, и пропустил намёк.

– Позволь узнать, а почему твои сопровождающие обнажили мечи? – спросил Аслан.

– С позволения вашего высокого величества, – произнёс второй Мыш, которого звали Пичичик, – мы все готовы отрубить себе хвосты, если наш предводитель останется без своего. Позор нам будет носить знаки отличия, которых лишился Верховный Мыш.

– Ах, – прорычал Аслан, – ваша самоотверженность меня покорила. Не ради твоего достоинства, Рипичип, но ради любви к тебе твоего народа и ради услуги, оказанной мне твоим народом давным-давно, когда вы перегрызли веревки, которыми я был привязан к Каменному Столу (с тех самых пор, хоть вы давно забыли об этом, вы и стали говорящими), ты получишь обратно свой хвост.

Аслан ещё не закончил говорить, а новый хвост был уже на месте. Затем, по приказу Аслана, Питер посвятил Каспиана в рыцари ордена Льва, а следом уже сам Каспиан возвёл в рыцарский сан Боровика, Трама и Рипичипа, назначил доктора Корнелиуса своим лордом-канцлером и утвердил Пухлых Мишек в их наследственном звании маршалов турнира. И все рукоплескали.

После этого тельмаринских воинов под охраной, но без тычков и насмешек, провели вброд через реку, посадили под замок в Беруне и дали им мяса и пива. Правда, на переправе они подняли шум, потому что ненавидели текущую воду так же, как зверей и деревья, однако вскоре с неприятным делом было покончено, и началась лучшая часть дня.

Люси, которая уютно устроилась рядом с Асланом, сперва не могла понять, что затеяли деревья. Сперва она думала, что они танцуют – они и впрямь медленно двигались двумя кругами, в одном справа налево, в другом слева направо. Потом она заметила, как они что-то сбрасывают в центр обоих кругов. Порой ей казалось, что они отрезают длинные пряди своих волос, в другой раз это выглядело, словно они отламывают кусочки пальцев – но, если так, пальцев у них было множество, и это не причиняло им боли. Но что бы они там ни бросали, упав на землю, оно оказывалось хворостом и сухими палками. Затем три или четыре рыжих гнома вышли вперед с огнивами и подожгли кучу, которая затрещала, вспыхнула и наконец загудела, как лесной костёр в Иванову ночь. И все расселись вокруг.

Потом Вакх, Силен и менады начали танец, гораздо более неистовый, чем танец деревьев, – не просто пляску радости и красоты (хотя и это тоже), но волшебную пляску изобилия. Всё, к чему прикасались их руки, на что ступали их ноги, превращалось в яства – груды жареного мяса, наполнившие рощу восхитительным запахом, пироги пшеничные и овсяные, мёд и разноцветный сахар, сливки, густые, как каша, и недвижные, как стоячая вода; персики, абрикосы, гранаты, груши, виноград, землянику, малину – пирамиды, каскады фруктов. Затем появились вина в больших деревянных чашах – тёмные, густые, как вишнёвый сок, и светло-алые, как текучее желе, и жёлтые вина, и зелёные вина, и жёлто-зелёные, и зелёно-жёлтые.

Для древесного народа приготовили другую пищу. Когда Люси увидела, как Копун Землерой и его кроты отдирают дёрн в разных местах (которые указывал Вакх), и поняла, что деревья собираются есть землю, её слегка передёрнуло. Но когда она увидела ту землю, которую им подносили, то испытала совсем другие чувства. Деревья начали с роскошного чернозёма, так напоминавшего шоколад, что Эдмунд даже попробовал кусочек, однако ему не понравилось. Утолив первый голод, они перешли к земле, какую можно видеть в Соммерсете, она почти розовая. Деревья утверждали, что она легче и слаще. Вместо сыра они ели известковистую почву, а на десерт – мелкий гравий, припудренный тончайшим серебристым песком. Они выпили чуть-чуть вина, и от этого остролисты сделались ужасно разговорчивы, ведь обычно они утоляют жажду большими глотками дождя и росы, благоухающей лесными цветами и с легчайшим привкусом облаков.

Так Аслан угощал нарнийцев ещё долго после того, как солнце село и появились звёзды. Большой костёр, горевший теперь жарче, но не так шумно, сиял в тёмном лесу, как маяк. Испуганные тельмарины видели его издали и дивились, что он означает. Самое лучшее в этом празднике было то, что не надо было расходиться, просто разговоры постепенно затихли, гости начали клевать носом и постепенно заснули, ногами к огню, бок о бок с добрыми друзьями. Тогда воцарилось молчание и вновь стало слышно, как журчит вода у брода возле Беруны. Только Аслан и луна смотрели на всех радостными немигающими глазами.

На другой день посланцы (в основном белки и птицы) отправились с призывом к рассеянным по всей стране тельмаринам – включая, разумеется, запертых в Беруне пленников. Им было сказано, что Каспиан теперь король, и Нарния отныне принадлежит не только людям, но и говорящим зверям, гномам, дриадам, фавнам и прочим созданиям. Все, кто хочет остаться на этих новых условиях, могут остаться, тем же, кому такой порядок не по душе, Аслан приготовит другой дом. Этим последним следует явиться к Аслану и королям, расположившимся у бродов близ Беруны, в полдень на пятый день. Можно себе представить, скольких тельмаринов это заставило чесать в затылке. Кое-кто, особенно молодые, слышали, подобно Каспиану, рассказы о старых днях и радовались их возвращению. Они уже сдружились с волшебными созданиями и решили остаться в Нарнии. Однако большинство старших, особенно те, кто занимал при Миразе важные посты, надулись и не желали оставаться в стране, где уже не смогут всем заправлять. «Жить здесь, среди толпы дрессированных зверей!» – говорили они. «И призраков, – добавляли некоторые с содроганием. – Вот кто такие эти дриады – самые настоящие призраки». Они не ждали для себя ничего хорошего. «Не доверяю я этому ужасному льву, – говорили они. – Попомните мои слова, он еще покажет свои когти». Однако и обещание нового дома их настораживало. «Как пить дать, затащит нас в своё логово и слопает одного за другим», – бурчали они. И чем больше они так говорили, тем мрачнее и подозрительней становились. Однако в назначенный день больше половины пришли на место.

В одном конце поляны Аслан приказал поставить два древесных ствола, выше человеческого роста, футах в трёх один от другого. Третий, более лёгкий, положили сверху в качестве перекладины, так что получилась вроде как дверь ниоткуда в никуда. Перед нею стоял сам Аслан, справа от него Питер, слева Каспиан. Их окружали Сьюзен и Люси, Трам и Боровик, лорд-канцлер Корнелиус, Громобой, Рипичип и другие. Дети и гномы воспользовались королевской гардеробной в бывшем замке Мираза (теперь это был замок Каспиана). Они так сверкали шелками и золотом, белоснежными рубашками, выглядывающими в прорези рукавов, серебряными кольчугами, парадным оружием, позолоченными шлемами и роскошными шляпами, что больно было смотреть. Даже звери нацепили на шеи дорогие цепи. И все-таки никто не смотрел ни на них, ни на детей. Живое и ласковое золото львиной гривы затмевало их блеск. Остальные старые нарнийцы встали по обеим сторонам поляны. В дальнем конце собрались тельмарины. Солнце сияло, знамёна развевались на легком ветру.

– Люди Тельмара, – сказал Аслан, – вы, кто взыскует новой земли, слушайте мои слова. Я отправлю вас в вашу родную страну, которая мне ведома, а вам – нет.

– Мы не помним Тельмара. Мы не знаем, где это. Мы не знаем, как там живётся, – роптали тельмарины.

– Вы пришли в Нарнию из Тельмара, – сказал Аслан, – но в Тельмар вы пришли из другого места. Вы не принадлежите к этому миру. Много поколений назад вы явились из того же самого мира, что и король Питер.

Тут половина тельмаринов захныкала: «Так мы и знали. Он хочет отправить нас в иной мир, попросту сжить со света», – а другие начали выставлять грудь, хлопать друг друга по спине и шептать: «Вот оно что. Можно было раньше догадаться, что мы не отсюда и не имеем ничего общего со всеми этими противоестественными тварями. Вот увидите, мы королевской крови». Даже Каспиан, Корнелиус и дети в изумлении смотрели на Аслана.

– Тихо, – сказал Аслан низким голосом, в котором угадывалось рычание. Земля, казалось, вздрогнула, всё живое в лесу замерло.

– Вы, сэр Каспиан, – продолжал Лев, – знаете, вероятно, что не могли бы стать истинным королём Нарнии, если бы, подобно великим королям древности, не были сыном Адама и не пришли из мира, где живут Адамовы сыновья. Много лет назад в том мире, в глубоком море, которое зовётся Южным, буря выбросила на остров пиратский корабль. Пираты повели себя как обычно – убили туземцев, взяли в жёны туземок, стали готовить пальмовое вино, пить и напиваться, валяться под пальмами, а проснувшись, ссориться, порой и убивать друг друга. В одной из таких стычек шестеро оказались против всех остальных. Они бежали со своими жёнами в глубь острова, в горы и хотели спрятаться в пещере. Однако это была не просто пещера, а одна из щелей или дыр между тем миром и этим. Таких щелей или дыр между мирами в прежние времена было много, теперь их всё меньше. Эта – одна из последних. Я не говорю – последняя. И так они упали, или вознеслись, или забрели, или провалились в этот мир, в землю Тельмар, которая была в то время безлюдна. Почему она была безлюдна, это другая история – сейчас я не буду её рассказывать. В Тельмаре их потомки расплодились, стали сильным и гордым народом. Спустя много поколений в Тельмаре случился голод, и они вторглись в Нарнию, которая тогда была в некотором беспорядке (но это тоже иная и долгая история), и завоевали её, и правили в ней. Ты хорошо запомнил это всё, король Каспиан?