Полная версия
Ворон
Иеродиакон Никон (Муртазов)
Ворон. Рассказы
По благословению
Митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского ВЛАДИМИРА
Ворон
Холодный осенний день подходил к концу, я возвращался из соседнего поселка и шел глубоким руслом давно исчезнувшей речки. В том месте, где оно делало поворот, я увидел женщину, собиравшую валежник, – это была Аннета, худая, сгорбленная эстонка. Мы поздоровались, и я спросил ее о здоровье.
– Плохо, – отвечала она, – да какое может быть здоровье, если за плечами 75 лет, заработать не можешь, а кормить некому.
– Но у вас, кажется, есть сын? – осторожно спросил я.
– Сын? Он живет в 60 километрах отсюда, у него больная жена и трое детей, а зарабатывает он так мало, что если иногда навестит меня, то просит дать несколько копеек на пиво. И когда они у меня бывают, я даю… Мне посоветовали пойти в сельсовет и просить там пенсию, но в сельсовете сказали: «У тебя есть сын, и он должен тебя обеспечить, а если он не хочет этого делать, подай на него в суд, и его заставят платить деньги». Это чтобы я жаловалась на своего ребенка? – Аннета дрожащими пальцами полезла в карман старой куртки и, вынув ветхую тряпочку, вытерла слезы.
– Никогда этого не будет, – прошептала она.
Мы молчали, потом Аннета смущенно усмехнулась и сказала:
– В позапрошлое воскресенье в нашу кирху приезжал из города пастор. После службы он сказал очень красивое слово. Все его слушали, и многие плакали. Пастор рассказал о человеке, который ничего не имел и не мог заработать. Но у него была крепкая вера, и он так усердно молился Богу, что Господь услышал его и каждый день посылал ворона, который приносил ему в клюве хлеб.
Когда все люди разошлись, я подошла к пастору и спросила: «Может ли Господь и в наши дни прислать ворона, или так могло быть только в старое время?»
Пастор сказал, что если молиться очень усердно, то Господь услышит и теперь.
Аннета вновь смущенно усмехнулась.
– Я после этого очень молилась и очень просила Господа послать мне своего ворона, но Он не посылает.
Мы опять помолчали, потом я помог Аннете перевязать хворост и, взвалив ей на плечи вязанку, пошел своей дорогой.
На другой день я только было собрался сесть за завтрак, как раздался стук в дверь и на пороге появился маленький согнутый старичок с худым, добрым лицом и молодыми карими глазами. Он весело смотрел на меня и протянул для объятия руки.
Это был мой большой друг, профессор Тартуского университета, мы обнялись, и я долго не мог выпустить его из своих объятий. Потом я помог ему снять вытертую кожаную куртку, и мы сели за стол.
Приезд друга очень обрадовал меня. Мы проговорили весь день, а потом я вспомнил свою вчерашнюю встречу с Аннетой и рассказал о ней.
Он внимательно меня выслушал, подумал, а потом сказал: «Давайте сделаем так: вы узнаете почтовый адрес Аннеты, а я от имени своей домработницы (т. к. мне хочется сохранить инкогнито) буду ежемесячно посылать ей по 10 рублей. Это немного, но все же подспорье. Посылку денег прекратит только смерть – моя или Аннеты. А пока что вручите аванс». И он протянул мне розовую бумажку.
В тот же вечер я объяснил Аннете, что один человек будет каждый месяц высылать ей по 10 рублей. Она слушала меня со вниманием, но никак не могла взять в толк, за что и почему какой-то незнакомец будет оказывать ей такую услугу.
Наконец, поняв, она сильно разволновалась, веки ее покраснели, она долго ничего не могла сказать, а потом прошептала: «Теперь я вижу, что пастор был прав, когда сказал, что если сильно молиться, то и в наши дни Господь может прислать своего ворона».
После этого Аннета прожила 4 года, и каждый месяц почтальон ей приносил перевод из университетского города Тарту.
Свет
(80-е годы XIX столетия)
Небольшой провинциальный городок на берегу Донца. Тихие, широкие улицы, а на одной из них просторный деревянный дом с зелеными ставнями.
Живет в нем небогатый человек Порфирий Васильевич с большой семьей и вдовым братом, известным всему городу протоиереем о. Александром. Вначале он священствовал в губернском городе, но после смерти жены заскучал и переехал к брату. Это он ему и дом помог поставить, а без его помощи Порфирию Васильевичу своего дома вовек бы не видать. Да и как увидишь, если малых детей 6 человек, а он один добытчик.
Как-то летним вечером семья сидела под старой грушей и ужинала. Вдруг яркая вспышка озарила сад. «Горит где-то близко», – сказал Порфирий Васильевич и поспешил со своим старшим сыном на улицу.
Горело через дом, все растерялись, не зная, что делать, за что хвататься. Первой спохватилась жена Порфирия Васильевича и бросилась в детскую выносить младших детей из кроваток. И их, и ценные вещи понесли к дальним соседям, а тем временем о. Александр вышел на середину двора и, торжественно подняв руки к небу, возгласил: «Господи, сохрани от огня дом брата моего, а я даю обет поехать в Иерусалим на поклонение Твоему Святому Гробу».
Горело у соседей долго, но все-таки дома отстояли, и к середине ночи на улице уже было все тихо, спокойно.
О. Александр несколько дней оживленно толковал о поездке, даже железнодорожный справочник у городского головы взял, но потом разговоры прекратились, все забылось, и он никуда не поехал.
Прошло 2 года, и вот загорелось рядом с домом Порфирия Васильевича, только огромный сад отделял его от пожара. На этот раз о. Александр не давал никаких клятв, а, всклокоченный, осунувшийся, ходил по двору и, ударяя себя в грудь, шептал: «За грех мой, за то, что обет не исполнил, сгорит братний дом».
Но дом не сгорел, хотя полыхало сильно, – сад спас. Опять возобновились разговоры о поездке в Иерусалим, был намечен маршрут, и опять о. Александр остался дома.
Минул год, и от молнии загорелся купеческий особняк напротив Порфирия Васильевича, пожар был огромный. Дом Порфирия Васильевича уцелел чудом – у него уже и ставни дымились, и угол начал тлеть.
Всей семьей таскали воду, поливали крышу и фасад. Что делал в это время о. Александр? Неизвестно, не до него было.
Утром вся семья собралась за чаем, не было только о. Александра. Вдруг за окном раздался колокольчик, и дорожная тройка остановилась у ворот.
– Кто заказывал лошадей? – забеспокоился Порфирий Васильевич.
– Лошадей заказывал я, – отозвался о. Александр, появившись в дверях в дорожной рясе и со шляпой в руке. – Я сейчас еду на железнодорожную станцию, оттуда в Одессу, а потом в Иерусалим.
Все стояли ошеломленные, а о. Александр подошел к большому образу, висевшему в углу, земно поклонился и проникновенно сказал: «Слава долготерпению Твоему, Господи».
Ночной звонок
Был июнь 1924-го года. Моя единственная дочь Леля лежала в спальне с крупозным воспалением легких. Кризис еще не наступил, температура нарастала, и врач предупредил, чтобы я была ко всему готова.
В кабинете умирал муж. Уже 3 недели он ничего не ел, а только пил ледяную воду, у него был рак желудка. Он лежал в полном сознании, но был так слаб, что не мог уже пошевельнуться, и я переворачивала его с боку на бок. Все мои дни проходили в том, что я, как маятник, переходила от одного больного к другому, не зная ни минуты покоя. На ночь приходила Фаиночка, опытная медсестра, и сменяла меня возле больных, тогда я бросалась на диван и моментально засыпала.
Сегодня, как обычно, я поджидала ее прихода и поглядывала на стрелки часов, которые приближались к 12-ти часам ночи.
Вдруг муж сильно застонал, я бросилась к нему, у него начались сильные боли и поднялась рвота. Она меня очень испугала, такой никогда раньше не было. Держа голову мужа, я старалась ему помочь, и в это время у входной двери раздался сильный звонок. Кто-то, не отпуская, держал кнопку звонка, и резкий звук наполнил всю нашу огромную комнату. Кроме меня подойти было некому, так как все соседи разъехались: кто на дачу, а кто в отпуск. Оставить мужа я не могла, он был так изнурен, что лежал передо мной как мертвый, и только черная струйка безостановочно стекала из уголка его рта.
Я с отчаянием смотрела на его лицо, вытирала липкую струйку, а звонок все звонил и звонил.
Наконец мне показалось, что лицо мужа стало спокойнее, и, оставив его, я пошла длинным широким коридором в переднюю.
Звонок продолжал звонить, но, когда я приблизилась к входной двери, он умолк. Совершенно не анализируя свои действия, я широко распахнула дверь и, не выпуская ручки, стала у порога. Никого не было, я уже хотела ее закрыть, как увидела человека, собиравшегося звонить в соседнюю квартиру. Он быстро обернулся в мою сторону. Я разглядела клетчатую кепку на его голове, худое лицо и сверкающие, полные дикой злобы глаза. Он не сводил с меня гипнотизирующего взгляда. Медленно, приседающей походкой, не шел, а как будто полз ко мне. Я стояла не шевелясь, вся во власти его страшных глаз. А он подходил все ближе и ближе, его рука уже коснулась двери, я почувствовала его дыхание и вдруг, сама не зная как, с силой захлопнула дверь и упала на пол.
До меня донеслось проклятие, а я лежала и тряслась в страшном ознобе. Не знаю, сколько длился мой припадок, но потом я встала и, шатаясь, подошла к мужу.
Войдя в кабинет, я застыла от удивления: мой умирающий муж сидел на кровати, свесив на пол ноги, и лицо его было полно дикого ужаса. Увидев меня, он протянул мне руку: «Нина, ты жива? Сейчас смерть твоя за тобой приходила».
Я подбежала к нему, уложила и принялась успокаивать.
Но он не слушал, а что-то тихо, взволнованно шептал.
Опять раздался звонок, но осторожный, негромкий. Я подошла к двери. «Кто?» – «Откройте, Нина Владимировна!» – услышала я голос нашего управдома. Открыла. На пороге двое штатских, управдом и милиционер. «Скажите, к вам кто-нибудь приходил недавно?» – спросил штатский. Я рассказала, как все было.
«В нашем доме прячется опасный преступник, – объяснил он мне, – который сейчас бежит по этажам и звонит во все квартиры в надежде, что его кто-нибудь пустит, но мы идем по пятам, и дом весь оцеплен».
Вскоре пришла Фаичка. Мужу сделалось хуже, он потерял сознание, и к утру его не стало.
Один очень духовный человек объяснил мне много лет спустя, когда я рассказала ему эту историю, что умирающим открывается духовное видение, они прозревают духовно и видят то, что скрыто от простых окружающих.
Отвергнутая молитва
Старый рыбак с Чудского озера с двумя сыновьями и зятем поехал на рыбалку.
После удачного лова они сели выпить и закусить. Старик всегда выпивал крепко, а тут, видимо, перебрал. Улегся на берегу поспать после выпивки и не проснулся, умер.
Привезли покойника домой, потужили, отпели и похоронили. Все честь по чести сделали – и столы были, и сорокоуст заказали, но на душе у родных тяжелый осадок остался. Нехорошо старик умер – пьяный. Думали, думали родные и, собрав сто рублей, послали их вместе с письмом на Старый Афон. Просили монахов молиться о новопреставленном.
Минул год, и пришло письмо, пишут монахи, что вот молились за вашего покойника, а молитва наша Господом не принята. Погоревали родные и послали еще сто рублей и слезную просьбу: «Помолитесь, отцы, поусерднее, может быть, Господь смилостивится над старичком».
Пошел второй год, с Афона письмо получают родные и перевод на 200 рублей. В письме отцы пишут: «Молились 2 года о вашем усопшем, но, видимо, очень большой грех на нем, и потому одной нашей молитвы за него недостаточно, возвращаем вам деньги и советуем: купите на них корма для птиц небесных и еды для всяких зверей и разбросайте по полям и лесам. Может быть, звери и птицы сумеют умолить Господа, и Он смилостивится над грешником».
Старичок
Этот рассказ я слышала от покойной Олимпиады Ивановны.
Передавая его, она волновалась, а сын, о котором шла речь, сидел рядом с ней и утвердительно качал головой, когда в некоторых местах рассказа она обращалась к нему за подтверждением.
Вот что я от нее услыхала:
«Ване было только 7 лет, шустрый он был, понятливый и большой шалун. Жили мы в Москве, на Земляном валу, а Ванин крестный – наискось от нас в пятиэтажном доме. Как-то вечером я послала Ванюшу к крестному пригласить на чай. Перебежал Ваня дорогу, поднялся на 3 этаж, а так как до звонка у двери достать не мог, то он стал на лестничные перила и только хотел протянуть к звонку руку, как ноги соскользнули, и он упал в пролет лестницы.
Старый швейцар, сидевший внизу, видел, как Ваня мешком упал на цементный пол. Старик хорошо знал нашу семью и, увидев такое несчастье, поспешил к нам с криком: “Ваш сынок убился!”
Мы все, кто был в доме, бросились на помощь Ване, но, когда подбежали к нему, увидели, что он сам медленно идет нам навстречу.
– Ванечка, голубчик, ты жив? – схватила я его на руки. – Где у тебя болит?
– Нигде не болит, просто я побежал к крестному и хотел позвонить, но упал вниз. Лежу на полу и не могу встать. Тут ко мне подошел старичок, тот, что у нас в спальне на картине нарисован. Он меня поднял, поставил на ноги, да так крепко, и сказал: “Ну, ходи хорошо, не падай”. Я пошел, вот только никак не могу вспомнить, зачем вы меня к крестному посылали.
После этого Ваня сутки спал и встал совершенно здоровым. В спальне же у меня висела икона прп. Серафима».
Нечаянная Радость
1921 год. Константинополь. Я и Надя живем в полутемной комнате, окна которой обращены на уборную. Мы эмигранты, бежали из России. У Нади маленький сын, которого ей удалось устроить в приют, а у меня никого: муж убит на бронепоезде, и я одна во всем мире.
Вещи все прожиты, да у меня их и не было, а жила на Надины средства, но сейчас и у нее ничего нет, и мы с ней вот уже 3 дня, как ничего не ели. Только сунем палец в соль, пососем и ляжем на нашу широкую общую кровать.
Что делать? Надя иногда находит себе работу, потому что знает иностранный язык, а я не знаю, и меня никто не берет. Зато купить нас стараются многие, и мы так напуганы наглостью окружающих людей, что боимся всех и упросили нашу хозяйку, старую толстую турчанку, никого не впускать к нам. Даже адреса своего никому не даем, так боимся. Ведь нас недавно чуть не продали в публичный дом свои же соотечественники, и случайно спас нас французский офицер.
Как мне хочется умереть. Надя верит в Бога и в то, что наша жизнь изменится к лучшему.
Я в Бога верю тоже, но Он забыл нас.
Мне надоело лежать, опротивели грязные стены, и я, хоть и боюсь Константинополя, встаю, надеваю свой единственный костюм и выхожу на улицу.
Иду и пошатываюсь от слабости, но на улице мне легче.
Вдруг кто-то схватил меня за руку. Коля! Товарищ мужа по бронепоезду. Здороваемся. Рассказываем о своих печалях. Он предлагает отвезти меня к знакомому купцу Н-у, который открыл ресторан для эмигрантов, и попросить меня принять на работу.
– Эх, пока работа найдется, мы с Надей умрем с голоду, ведь мы ничего не ели, – вырывается у меня.
– Мария Николаевна, и Вы молчите?! Вот, возьмите, – волнуется Коля и сует мне лиру.
– А еще есть? – спрашиваю я.
Коля мнется:
– Ну, допустим, нет.
– Тогда я не возьму.
Мы долго препираемся и наконец делаем так: мы с Колей покупаем на все деньги хлеба, одну треть он берет себе, а с двумя я бегу домой.
– Надя! – кричу я в дверях. – Хлеб!
Мы едим мягкую душистую булку и не можем насытиться.
– Ангельский хлеб, – проговорила Надя, набивая себе полный рот.
Она довольна и уже полна бодрости. А у меня опять тяжело на душе, и я не хочу идти к Колиному купцу: мне так не везет в жизни, что, конечно, и теперь постигнет неудача.
Все-таки Наде удается уговорить меня, и я иду к Н-у.
Как я и думала, получила холодный отказ: «Все места заняты». Ах, к чему стоило унижаться!
Лежу и плачу. Наде опять посчастливилось найти работу, а я снова должна висеть у нее на шее. Сколько же может тянуться такое существование? Хватит! Мне остается только один выход – Босфор. На дне его уже много таких.
Эту ночь я сплю почему-то очень крепко, а под утро вижу сон: темная комната, в углу сияющий образ Царицы Небесной, и от него голос: «В эту пятницу пойди в церковь».
Просыпаюсь, на душе радостно, святость. Долго лежу и переживаю увиденное. Потом поднимаюсь и принимаюсь тормошить Надю.
– Послушай, какой я необыкновенный сон видела, проснись, пожалуйста!
Надя трет глаза и ничего не понимает, но мой рассказ быстро приводит ее в себя.
– Какой дивный сон, – восторженно шепчет она, – это Царица Небесная предвещает тебе что-то хорошее. Подожди, а нет ли в эту пятницу праздника?!
Надя хватает единственную книгу, вывезенную из дома, – «Жизнь Пресвятой Богородицы» – и начинает ее читать. Сегодня вторник, значит, в пятницу будет праздник в честь иконы «Нечаянная Радость». Первое мая.
Весь день я хожу окрыленная надеждой, но к вечеру снова приходит тоска. Что такое сон и разве ему нужно верить? Только чтобы не расстраивать Надю, иду в пятницу в нашу посольскую церковь.
Отошла литургия. Где же чудо? Чуда не было.
Иду домой и ничего не вижу от слез, вдруг над ухом голос Коли:
– Мария Николаевна! Я ищу Вас по всему городу. Что за манера такая – не давать никому своего адреса? Я ведь с ног сбился, а сегодня пришел сюда, думаю: вдруг Вы в церкви. Идемте скорее к Н-у, он меня за Вами послал.
– Опять идти к этому толстосуму? Ни за что!
– Но у него произошла какая-то перемена, он сам приходил ко мне и умолял найти Вас.
Наконец я согласилась, хотя прекрасно понимала, что из этого ничего не выйдет.
Н-к встречает нас, как самых дорогих гостей, приглашает в комнату, знакомит с женой, а потом говорит:
– Выслушайте меня, многоуважаемая Мария Николаевна, а затем судите, как хотите. Я Вам отказал в работе потому, что все места официанток у меня были заняты, а другой работы у меня не было. Отказал и успокоился, ведь формально я был прав. Однако настала ночь, и снится мне, что стою я перед образом Царицы Небесной и слышу от нее голос, да такой грозный, что я затрепетал весь: «Ты, слышу, не дал работы пришедшей к тебе женщине, она может погибнуть, и ты будешь виновен».
Проснулся я ни жив ни мертв. Сама Царица Небесная на Вашу защиту встала. Едва утра дождался и скорее к Николаю Петровичу пошел.
– Приведи, – прошу его, – Марию Николаевну, а он отказывается. Не знает, где Вас искать. Уж мы с женой волновались, сказать не могу, но, слава Богу, Вы пришли.
А я уж присмотрел, что столы можно немного потеснить в зале и еще один поставить, а два вынесем на улицу у входа, так что работа Вам найдется, и очень прошу завтра же приступить к ней. Я Вас поставлю старшей официанткой.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.