Другие восьмистрочия

Такую неглупую фразу

Я где-то читал (и не так уж давно),

Но с ней не согласен мой разум.

Хорошие вина раскроют в душе

Все те закоулки, что скрыты

Унылостью будней, сокрыв неглиже

Иллюзии жизни избитой.

     * * *

Осень сочно смешивает краски,

Расслабляет, истончает чувства.

Для поэтов осень – просто сказка,

Полигон словесного искусства.

Но прошу вас, осени не верьте,

У неё коварная природа.

Осень всё-таки – преддверье смерти

Утекающего в неизвестность года.

     * * *

Он, поступая по-иному —

Ни катаньем и ни мытьём,

Поддался вдруг порыву злому,

Сам показавшись этим злом.

То каменели, то менялись

Его пластичные черты.

Наверно, это бесновались

Плодящиеся в нём глисты.

     * * *

Утренний декабрьский дождь,

Твёрдые плюс восемь.

Слов других не подберёшь –

Это бабья осень.

Ох, не скоро зимний снег

Радостей добавит.

Всё разладилось у тех,

Кто погодой правит.

Презумпция зла

Неужто природа меня не смогла

Создать добряком полноценным:

При виде чужого презумпция зла

Родится во мне непременно.

В любом неизвестном всегда наперёд

Я чувствую только злодея.

Во мне только нечет, отсутствует чёт:

Я видеть добро не умею…

     * * *

Не понять, не принять чужое,

Не узнать, не признать родного.

Ни сознанием, ни душою

Не постичь все глубины слова.

Мы во многое верим слепо

И на многое смотрим косо.

Только как дорасти до неба? –

Вот вопрос всех моих вопросов.

     * * *

Маленький принц, утончённый, но действенно вялый:

     Тот самый – Экзюпери,

А рядом другой – по-ЕгорЛетовски разудалый

     И матерный изнутри.

Трогают оба, по-своему, но равновесно,

     Пусть разные струны души.

Оба они уникальны и интересны,

     И оба они хороши.

Не ради славы

1.

Как Диогену помогая,

Со свечкою при свете дня

Людей искал, судьбу кляня

И чьи-то души поминая.

Не ради славы ведь старался —

Не ради веры в божество.

…И от того вконец остался,

Как Диоген, без ничего.

2.

Старался он не ради славы,

По неразу́мью, так сказать,

Задалбливать в чужие главы

Свою науку побеждать.

Процесс вдолбления в потёмки

Чужой души – напрасный труд,

Который вряд ли у потомков

Благим деяньем назовут.

     * * *

Чёрных дыр фантастической прыти

        Не унять;

Аппетит горизонта событий

        Не сдержать.

Только мне космологии бездны

        Не догнать.

Ничего не поделаешь: бездарь —

        И нас рать.

     * * *

За чан похлёбки чечевичной,

Вина бочоночек приличный,

За раболепье прилипал

Я б первородство не продал.

Ещё не найден тот Иаков,

Которому б я мог, однако,

Продать себя по метражу…

Поскольку цену не сложу.

     * * *

Трёхглавому псу жить, увы, нелегко,

Ведь головы часто в раздоре.

А как стоголовое существо?

Что, через соцсети спорит?

Попроще сообществу, коль рассудить,

Многозмееголовой Гидры:

Там змеи едины в готовности лить

Соседкам отравы литры.

     * * *

Уж согласитесь, все дороги

Всенепременнейше ведут

Нас с вами в адские чертоги,

Где за грехи мученья ждут.

Когда мы через перекрёсток

Неумно мчим на красный свет,

То этим льём греха напёрсток

На мельницу бесовских тщет.

Околовиннипуховое

1.

Да будь медведи пчёлами,

Они бы вечерами

Жужжали б невесёлыми

Медвежьими басами.

Разрушили б симпатию

К себе подобным хором,

Загнав лесную братию

По дуплам и по норам.

2.

Что ж грозным медведям стыдиться?

Что въедливым пчёлам париться?

Никто ведь не усомнится

В их праве кусаться и жалиться.

По-всякому может случиться

В медвежье-пчелиной подмене.

Но мёдом придётся делиться:

Так принято в сей Ойкумене.

3.

Леонов бесподобен,

Евойную игру

Ни Кристофер наш Робин,

Ни Тигра с Кенгой Ру

Ни в жисть не переВиннят

И не переПушат.

Никто уже не Милнет

Подобных медвежат.

     * * *

Люди радостно заблуждаются

И упорствуют в заблуждениях.

Мы такие, как есть – что тут каяться,

И такие, как есть – к сожалению.

От надменности не отважимся

Мы признаться в своей близорукости,

Не открестимся, не откажемся

От порой очевидной глупости.

     * * *

Тем клёво, кто над пропастью во ржи,

Тем хуже, кто над пропастью с камнями.

Для первых мир их ярок, хоть и лжив,

А для вторых – он тоже лжив, но сами

Его цвета угрюмы и серы.

Но, как и золотящееся поле,

Он требует, чтоб игры детворы

И в нём стерёг хоть кто-то, грел и холил.

     * * *

Смерть вероятнее жизни. И

От парадокса Фе́рми

Хочется выть, оскорблять и бранить

Всех в этой пыльной таверне.

Где эти братья по разуму, где?

С кем допивать мне пиво?

Только талдычить о Караганде

Не стоит – и так тоскливо.

     * * *

Самому себе скальпелем можно-де

Оперировать раны душевные,

Отделять напрочь опухоль ложного,

Резать глупости каждодневные.

Только как бы самолечением

Не создать рецидив/осложнение

И не пасть в глубину аберрации

От душевно-моральной кастрации.

     * * *

Если жизнь своими тарифами

И невзгодами разнедужится,

Если думы запенятся рифмами

И идеи размытые вскружатся, —

Сочиняй, не похлопывай ушками,

Коль уж мысль биением взболтана.

Ведь у каждого третьего Пушкина

Быть должно своё истое Болдино.

     * * *

Усталый мир затих без сил,

     На много миль

Умолкли рощи, наступил

     Сосновый штиль.

Застыли сосны и един-

     ственный дубок,

Не шевельнутся ни хвоин-

     ка, ни листок.

Еккл. 1, 9-10

     …Нам сказано: что было, то и будет,

Что делалось, то сделается вновь —

Нет нового под солнцем! Если ж люди

Укажут вам на что-то: вот-де новь! —

Не верьте им, всё ранее случалось

В седых веках, что были прежде нас.

        Нет нового под солнцем? Что ж, осталось

Искать другие солнца в этот раз.

     * * *

     Ветер, делающий

Из стылого лета осень,

     Словно ведающий,

Что наши души просят,

     Словно знающий

Глубины непостоянства,

     Отрезвляющий

После вчерашнего пьянства.

     * * *

Порой не стоит каждый чих

И ворох мыслей разлихих

Вплетать в свой скороспелый стих,

        Но коль изыдет,

Фонтан из рифм не заткнуть,

Тогда, теряя смысл и суть,

Прёт зарифмованная жуть

        И не пресытит.

     * * *

Снег, вальсирующий в свете фонаря,

Появляется и исчезает, словно

Он живёт и он очерчен ровно

Блеском лампы в небе января.

Словно бы за кругом света нет

Да и не бывает искр снега,

Кружащегося с извечной негой

Только там, где есть не тьма, но свет.

     * * *

Да, не Ассоли мы, к нам не плывут

     Алые паруса,

Нашему прЫнцу вполне подойдут

     Белые – за глаза.

Пусть даже серые – только б приплыл

     В лунную-лунную ночь.

Бог не Ассолями нас сотворил,

Пусть, но без прЫнцев невмочь.

     * * *

Вечер стал тихим – когда не считать

     Автомобильный гул.

Звёзды пропали – отправились спать?

     Или ушли в отгул?

Сонные тучи отнюдь не мрачны,

     Лик их слегка водянист.

Выхлоп машин не отравит весны —

     Воздух надеждами чист.

     * * *

По подмороженным троллеям,

Шипя и весело искря,

Троллейбус мчит, не сожалея

Дней уходящих января.

Весну не скорую пророча,

Из подворотен прёт февраль.

День стал длиннее, ночь – короче.

Но зимней ночи мне не жаль.

     * * *

Стоит в ультрафиолете

     Лучше рассмотреть

Спутавшую всё на свете

     Тленной жизни сеть.

Зрение в иных частотах

     Может подсказать,

Как на скользких поворотах

     Жизни газовать.

     * * *

Острым взглядом в никуда,

     Поглощая вечность,

Смотрит суперерунда

     В супербесконечность.

Но не так уж всё у нас

     Суперерундово,

Ведь в начале каждый раз

     Остаётся слово.

     * * *

Трансформируем в позитив

Сушнячок и мигрень бесшабашную —

Тот естественный негатив,

Что в наличии после вчерашнего.

Минералка, ядрёный рассол

И на бледный рассвет медитация.

Новый год наступил: он пришёл —

Я живой. Выхожу из прострации…

     * * *

Трудно насладиться до конца

Летним вечером и летней ночью.

Облаков едва заметных клочья,

Месяца взошедшего ленца.

Чистых звуков глубина и даль,

Лёгкий шелест чуть заметных сосен.

Август он такой, почти как осень,

Но не осень. И его мне жаль.

     * * *

Добавим-ка мы градусу,

Чтоб было всё по-русски:

Еще пол-литра на душу

С веселенькой закуской,

С солёненьким огурчиком,

Грибочками хрустящими,

С девчонкою фигурчатой,

Компанией галдящею.

     * * *

Когда бы знать, что завтра будет!

Когда бы постелить соломку

На место то, где волей судеб

Мы с вами грохнемся неловко!

Когда бы знать! Но не известно,

Где нас судьба исколошматит.

Стогов соломы повсеместных

На все падения не хватит.

     * * *

Мы утром, вечером, и днём,

И ночью во грехе живём.

Ведь всё, что столь приятно нам,

Увы, относится к грехам.

Но если переоценить

Грехов краснеющую нить,

То можно каждый мелкий грех

Считать за подвиг и успех.

     * * *

Подправлю я потом слова,

Пока же вывалю потоком

Тот ворох мыслей, что едва

Образовался кособоко,

Несвязно и отдельно от

Потуги здравого сужденья…

И этот ворох правка ждёт,

Он может стать стихотвореньем.

     * * *

За три часа до октября

Сентябрьская гроза,

Озона запахи даря,

Разверзла небеса.

Посуетилась, полила

Дождём на белый свет

И, горемычная, ушла,

За беглым летом вслед.

     * * *

Сегодня выпал первый снег,

Едва прикрыв листву увядшую

Ковром пушистым лёгких нег.

       Он – чистый, её – падшую…

И побелевшая земля,

Отбросив прошлые терзания,

Взяла свой старт опять с нуля:

От чистоты – до увядания.

     * * *

Господня воля может принуждать,

А может – совпадать с мечтой поэта

Глобальный труд на все века сверстать

И получить приятности при этом.

А может, впрочем, зрения лишить…

Но чтобы эта воля не послала,

То можно и, не видя текст, творить.

Гомеру ж слепота не помешала.

Перевод с английского. @morning_swellow

Скрой кристаллик любви средь запы́ленных книг,

Тлеть страницы начнут, вспыхнет шкаф на глазах,

Так найди ей иной неприметный тайник,

     Скрой её среди звёзд в небесах.

А как будет и небо зарёй сожжено,

Скрой росинкой в сети паутинки лесной.

Если ж места ей в мире найти не дано,

     Возврати её – будет со мной.

                                   Зайку бросила хозяйка…

                                        А. Барто

Всех заек на свете бросают хозяйки,

     Хозяйки ведь быстро растут.

И что остаётся разлюбленным зайкам?

     Сидят и хозяюшек ждут.

А вдруг они вспомнят, а вдруг не забыли,

     Не разлюбили – а вдруг!

Надеются, ждут, покрываются пылью…

     Теперь только пыль зайкин друг.

     * * *

Покойся с миром, брат-неандерталец,

Увы, твой век был буен, но недолог.

Тебя найдут, и долу вздымет палец

Какой-то бородатый антрополог.

Воскликнет: «Ах, чудесная сохранность,

Какая челюсть, ах, какие дуги!»

Да, брат-неандерталец, это данность —

Всего себя отдать для благ науки.

                                    У моря сижу на утёсе крутом…

                                    …Знавал друзей я и ласковых дев, —

                                    Их ныне припомнить хочу я…

                                                Г. Гейне, пер. А.К.Толстого

Каких только мыслей и я не знавал,

Когда море пенное видел со скал,

Но не было вроде бы левых

Желаний о ласковых девах.

Как можно о девах, когда велики

Видение моря и неба мазки,

И общее их величие

Здесь застят лики девичии.

     * * *

Ты могла бы со мной говорить лишь гекза́метром ровным,

Вместо матов-блинов обезличивать спичи цезурой,

Даже больше: «отнюдь» говорить с предыханьем альковным,

Водку пить, отставляя мизинчик изящно и выглядя дурой.

Ты в дорийском хитоне могла бы по дому слоняться устало,

Закрутив свои волосы в хитро-безумной прическе гетеры,

Но «отнюдей» и водки с отставленным пальчиком мало,

Чтобы Та́ис Афинской постичь политес и манеры.

     * * *

Развиднелось. И всё на свете:

Трава, деревья и кусты, —

Мглы чёрной сбрасывая сети,

Вернуло зыбкие черты.

Ещё темно, ещё так пусто —

Ни жизни, ни движенья нет,

Но сердце согревает чувство,

Что приближается рассвет.

     * * *

Ужасно гусеницей быть.

Когда опутывает кокон,

Не двигаться, не есть, не пить

В клубке из шёлковых волокон.

Не понимая для чего,

Терзаться мукою напрасной…

Не знать, что будет торжество

Полёта бабочкой прекрасной.

     * * *

Столько нужно успеть,

Сделать нужно немало.

Ни к чему сожалеть

О звезде, что упала.

Нам от дел не присесть,

И дела те не тают.

Звёзд на небе не счесть,

Пусть себе опадают.

     * * *

Какой хлопотливый ветер —

Всё что-то он по двору носит,

Накручивает и вертит…

Надеюсь, ещё не осень.

Сентябрь поначалу – скорее

Похож на плохое лето.

И осень нам станет милее,

Но лишь в декабре где-то.

     * * *

Как-то в голове всё шло вразноску,

И с лицом-пародией на смайлы —

Извлекал он мысль из недр мозга,

Словно зазипованные файлы.

Но с оперативкой было кисло:

Не хватало места у героя,

Чтобы мысль извлечь, наполнить смыслом

И хоть как-то к логике пристроить.

     * * *

Любой безделия поборник

Как и отъявленный бездельник

Прекрасно знают: ночь на вторник

Получше, чем – на понедельник.

А полнолунящийся месяц

Сейчас в своих чертогах горних

Плывёт, о времени не грезя,

Из понедельника во вторник.

     * * *

Дождь как-то начался резко,

Ветер на всех парах

Сосны согнул до треска

В их напряжённых стволах.

Молний неблизких разрывы,

Капель блестящий поток…

И – центр грозы ретиво,

Умчался на юго-восток.

     * * *

Эх, погода хороша,

Радует дождливостью.

Чахнет в сырости душа,

Мучится сонливостью.

Мысли в голову не лезут,

Не скребут, не пятятся,

Не пыхтят, не куролесят,

Хоть сегодня пятница.

     * * *

Город – место для отшельников,

Где содружество убийственно.

Постмоде́рновых насельников

Бес собрал здесь для витийствия.

Чтоб они из капли горечи

Сотворяли море хинное…

Возвращайтесь же, Петровичи,

Мудрецы мои былинные.

     * * *

То ли крокОдил,

То ли крокодИл

Мимо прохОдил

Или проходИл.

Шёл восвояси,

Ножками-шасси

Ляпал по грЯзи

Или по грязИ.

     * * *

Скрипят филологов натруженные зубы,

Когда народ не верно ударЯет

ЙогУрты, кЕту, фОльгу и кетчУпы,

Про фОрзацы и тЕфтели не зная.

Так хочется повысить миру знанья

И томиком ОжЕгова толстенным

Ударить обывателя сознаньем,

Что ударЕнию быть дОлжно неизменным.

     * * *

Ох, хлеб и зрелища будут желанны всегда,

И эти желания – тоже из категории вечных.

Даже занимая в вечных самолётах места,

Направляясь в вечную Касабланку или ещё куда,

Жаждать народ будет хлеба и зрелищ беспечных.

Не помогут ни светлые радости, ни яркая красота.

Схема счастья известна тысячелетия и проста:

Зрелища, хлеб, рабы… и пара заводиков свечных.

Перевод с английского. Уильям Строд. На жизнь человека

Что наша жизнь? Игра страстей, котёл,

И наша радость – ноты разобщенья

Из чрева матери, из ульев сонных пчёл,

Из крошечных комедий безвременья:

Земля – театр, небесный театрал

Скучая бдит, кто бьётся, кто торгует.

Могила скроет нас от солнечных зерцал —

Игра ничьей закончится впустую.

     * * *

Прекрасен и неуловим

Небесный Иерусалим,

Блистает горним хрусталём,

Пылает трепетным огнём.

Мой путь к нему и кос и крив,

Но я иду, пока я жив,

Хоть он далёк и невидим,

Небесный Иерусалим.