Притяжение добра

Вера Мир

Притяжение добра. Повести и рассказы

Моему мужу с бесконечной любовью

Повести

Жизнь полна сюрпризов

Мир чудес и красоты,Соткан он из доброты,Там сбываются мечты!Екатерина Жерягина(Написано в возрасте десяти лет)

Валентин Петрович, отставной генерал, после своего восьмидесятилетия отправился по путевке в подмосковный военный санаторий. Место во всех отношениях приличное. Красивый парк, рядом водоем. Аккуратные корпуса.

Последний раз в том санатории он был пятнадцать лет назад с женой. Прожив душа в душу тридцать восемь лет, они сразу после годовщины свадьбы поехали отдыхать туда, в одно из любимых своих мест. Там они плавали в бассейне с морской водой, принимали всевозможные процедуры. В общем, провели время замечательно.

А спустя пять лет Марии Сергеевны не стало. Овдовел Валентин Петрович, и жизнь стала не мила.

Десять лет генерал прожил, как биоробот. По инерции отмечал свой день рождения, на который всегда собиралась вся семья, дети, внуки.

Жил Валентин Петрович в Москве, в Чистом переулке. Там было тихо, и все напоминало о счастливых годах супружеской жизни.

Дочь с мужем, программисты, в начале девяностых уехали в Германию, там и остались жить, родили двоих детишек. Дочка немного скучала, но возвращаться не собиралась. Мужа ее в России ничто и не держало, поскольку вырос он в детском доме. Так получилось, что друзей детства у него не было, более того, он раздражался, когда спрашивали про ранние годы, создавалось впечатление, будто ребенком он не был, а сразу стал взрослым. Однако семью свою боготворил, старался для жены и детей делать все, что только мог, и даже больше. В Москву они приезжали редко. А в Германию Валентину Петровичу ездить не нравилось. В результате общались в основном по телефону.

Сын генерала работал деканом факультета прикладной математики в одном из университетов.

После смерти Марии Сергеевны дети звали отца к себе. Но для него подобные предложения были неприемлемы. Больше к данному вопросу никогда не возвращались.

Денег Валентину Петровичу хватало, внуки к нему сами приезжали, деда любили и уважали, а он – их. Опыт и знания генерала в отставке были необходимы стране, и его каждую неделю приглашали на совещания и переговоры.

Но когда внутреннее одиночество брало свое, Валентин Петрович, грешным делом, подумывал, а не перестать ли просто есть, чтобы все мучения закончились. Однако мысли эти таяли, стоило ему снова и снова осознать, как прекрасна и непредсказуема жизнь, что она интересна и полна сюрпризов.

Без Маши ему жилось тоскливо и душевно одиноко. Ведь она была не только женой, но и его путеводной звездой.

Маша всю жизнь носила короткую стрижку, и ей даже шла седина, которая начала появляться после сорока. Редко можно было встретить такое гармоничное создание, как супруга Валентина Петровича. Фактически до самой смерти она вела физкультуру в школе и при этом умудрялась дополнительно преподавать школьницам художественную гимнастику и быть завучем по воспитательной работе.

В доме у Марии Сергеевны и Валентина Петровича всегда был порядок, поддерживался он незаметно, муж никогда не видел ее занимающейся уборкой и домашними делами, и всегда Маша была бодрой и веселой.

Особенно в последнее время часто вспоминалась генералу первая встреча с Марией Сергеевной. Тогда он был старшим лейтенантом, а Маша только-только защитила диплом и получила распределение на работу в московскую школу учителем. Познакомились они в парке имени Горького и больше не расставались.

Валентину до встречи с ней нравились совершенно другие девушки: высокие, фигуристые, с длинными волосами.

Увидев тоненькую девушку с короткой стрижкой, без всяких украшений и косметики, с рюкзачком, в полуботиночках на низком каблуке, Валентин испытал что-то вроде удара по голове, например, стопкой книг. Маша наблюдала, как белка ест хлеб, которым, по-видимому, сама девушка и угостила зверька.

Валентин оказался в парке, потому что договорился встретиться там со своим другом-одноклассником

Сашкой, а тот не приехал. Он был актером театра и домой заскочил проездом с одних гастролей на другие на несколько дней повидаться с родителями. Друзья договорились накануне, но, прождав безрезультатно целый час, Валентин на друга не злился, будучи уверенным, что неспроста тот не пришел, но прежде чем звонить и узнавать, где же Саша, решил прогуляться.

Молодой офицер шел по парку и набрел на Машу. Она сидела на корточках, а напротив нее белка около дерева ела хлеб, держа его двумя лапками. Девушка смотрела на белку, а та ела и своими глазками – черными бусинками – поглядывала то на хлеб, то на Машу. Создавалось впечатление, что они с белкой знакомы и им есть что сказать друг другу, просто белка ест и не хочет говорить с полным ртом. Валя стоял и смотрел на них, потеряв чувство реальности.

Доев последний кусок, зверек с пушистым хвостом взглянул на девушку, потом повернул голову в сторону, где стоял Валя, посмотрел на него, затем опять на девушку, словно спрашивал у нее, знакома ли она с этим человеком. Девушка тоже поглядела на парня, встала.

Валентин подошел к ней.

– Ты что, эту белку знаешь?

– Конечно. Мы давно дружим.

– Меня зовут Валентин. А тебя, наверное, Белоснежка?

– Нет, меня зовут Маша. А ты, я гляжу, любишь сказки? Я тоже. Это мой любимый жанр, я их собираю. У меня есть и персидские, и английские, и вьетнамские, и так далее. Слушай, а ты давно здесь стоишь?

– Даже не знаю, вы с белкой так живописно смотрелись, что я загляделся и потерял счет времени. Ты задаешь вопросы и сама же на них отвечаешь.

– Разве? Ладно. Тогда кто тебе больше понравился, я или белка?

– А белка где?

– Может, это была иллюзия, чтобы тебя привлечь? Значит, на вопросы не отвечаешь, вернее, отвечаешь вопросом на вопрос. Так кто, я или белка?

– Конечно, ты. Часто сюда приходишь?

– Знаешь, у меня нет графика жизни, иду мимо, если есть время, захожу сюда погулять. Здесь очень хорошая энергетика. А ты?

– В детстве практически каждый день здесь гулял, живу недалеко, а теперь прихожу редко, некогда. Работаю много. Сегодня договорился с другом Сашкой встретиться, а он не пришел. Надо ему позвонить, узнать, что случилось. Там есть телефон-автомат, пойдем позвоним, а потом я предлагаю пойти в кино. Ты как? Не очень занята?

– С удовольствием. Ты симпатичный и хороший, сразу видно.

– Так уж и сразу?

– У меня глаз наметанный, я – спортсменка. Если бы ты был плохой, тебя не привлекло бы мое общение с белкой. Пошли звонить.

Пока шли, Валя подумал, что она не спросила, где он работает. Потом сообразил, что и сам не спросил, и вдруг она – школьница, такая маленькая, словно игрушечная, но очень симпатичная.

– Маш, ты учишься?

– Работаю учителем физкультуры.

– Ты? Физруки – мужики всегда. А ты девочка совсем.

– Не смотри, что я маленькая и худенькая, знаешь, какая сильная и ловкая? Кандидат в мастера, между прочим.

– По кормлению белок?

– По художественной гимнастике.

Они дошли до телефона, Валентин набрал номер друга. Подошла его мама и рассказала, что Сашу вчера увезли с приступом аппендицита на скорой, в тот же день прооперировали, успели вовремя, так что к нему уже пускают посетителей, и сообщила, в какой он больнице. Ребята поехали в больницу.

Вскоре они поженились. Саша был свидетелем на свадьбе.

В санаторий Валентин Петрович приехал на машине. Дети уговорили подлечиться и отвлечься от обыденности. Он согласился, но решил: если не сможет там быть без Маши, уедет.

При оформлении начальник приемного отделения спросил:

– Бывали у нас?

– Пятнадцать лет назад вместе с женой.

– Тогда не будем больше об этом, – осознав трагичность ответа, сказал подтянутый, с улыбающимися глазами военный врач лет сорока пяти. Померил ему давление. – А вы, товарищ генерал, молодцом. Зарядкой занимаетесь?

– Стараюсь не засиживаться и не залеживаться, гуляю по утрам, бывает, и перед обедом. Зарядкой, признаться, перестал заниматься.

Врач задал еще несколько вопросов и определил его в номер для офицеров высшего командного состава.

– Рад познакомиться, товарищ генерал. Заходите, если что.

– Почему военную форму не носите? В наше время военные врачи на форму надевали белые халаты. Вы же военный врач?

– Да, военный. В нашем медицинском учреждении можно без формы работать. Понимаете, так легче с теми, кто в запасе и в отставке, общаться.

– А в каком вы звании?

– Подполковник.

– Добро.

– Я свободен, товарищ генерал?

– Ладно, подыграли вы мне, – улыбнулся Валентин Петрович. – Пойду вещи отнесу в комнату.

– Вам помощь нужна?

– Спасибо, справлюсь.

Устроившись в номере, Валентин Петрович решил пройтись по территории. До обеда оставалось время, все процедуры начинались с завтрашнего дня, так что можно было погулять, а вещи разобрать потом. «Маша бы их уже разобрала, всё бы развесила, и о мелочах вообще не нужно было бы беспокоиться», – рассуждал он.

Валентин Петрович спокойно шел по парку, вдруг дорогу перебежала белка, тут же забралась на дерево и перепрыгнула на соседнее. «Машенька знаки подает, чтобы я не ходил бездумно», – улыбаясь, думал генерал.

После смерти жены Валентин Петрович курил по три пачки в день, что-то пытался сочинять, рвал исписанные мелким почерком листы бумаги на мелкие кусочки, бросал на пол, даже написал Маше письмо, запечатал в конверт и положил в одну из ее любимых книг. С головой ушел в работу, сильно похудел и мало с кем общался.

Дети беспокоились, дочь пыталась жить с отцом, но он настоял на ее возвращении в Германию к семье. Сыну тоже не удавалось вывести Валентина Петровича из состояния непрекращающейся депрессии, перемешанной с поведением трудоголика.

Когда исполнился год, как не стало Марии Сергеевны, собралась вся дружная семья. Вспоминали маму, пели ее любимые песни, смотрели семейные фильмы. Отец изрядно выпил, шумел, с трудом уложили его спать. На следующий день Валентин Петрович подал рапорт об увольнении в запас и бросил курить. Взял путевку в военный санаторий в Сочи. Там плавал в море, читал и играл в шахматы.

Год нигде не работал, затем нашел себе хорошее место по душе, где был консультантом и фактически имел свободный график работы. В результате если сложить его генеральскую пенсию и заработок на гражданской службе, то вполне хватало для безбедного и независимого существования. Человеком он был разумным, сильным и много знающим.

Дойдя до скамейки, Валентин Петрович присел отдохнуть. Напротив на лавочке сидела и читала книгу симпатичная женщина с хорошо уложенными темными волосами, возраст определить трудно, но было ей явно больше шестидесяти. Одета она была дорого и со вкусом. Рядом стояла элегантная палочка. Много лет Валентин Петрович думал, что женщин не существует, что они все где-то в художественной литературе и кинофильмах. Он встал и подошел.

– Извините, что отвлекаю вас. Здравствуйте. Разрешите представиться: Шведов Валентин Петрович, генерал в отставке, – при этом он приставил ногу и сделал поклон головой, как делали гусары.

– Львова Валентина Петровна, – ответила женщина, протягивая правую руку запястьем вверх.

Отставной офицер приложился губами к протянутой руке и спросил:

– Можно присесть?

– Разумеется.

– Мы с вами тезки.

– Действительно. Это даже интересно.

– Вы здесь давно отдыхаете?

– Вторую неделю. А вы?

– Сегодня приехал, вот решил прогуляться. Бывали здесь?

– Да, я люблю ездить в этот санаторий, только всегда брала путевку в ноябре, а в этом году решила попробовать летом. Закончила свою трудовую деятельность в этом году, дети попросили, да и пора уже. Я врач.

– Какой, если не секрет?

– Кардиолог, работала в госпитале, так что я военный врач.

– А муж ваш тоже там работает?

– Вася мой был летчиком-испытателем и погиб сорок лет назад. Так что я вдова с сорока лет.

– Я вам не верю.

– Не верите, что Вася погиб? – снимая очки, явно разволновавшись, спросила Валентина Петровна.

– Вы меня простите, ради бога, я бестактный нахал. Не хотел вас волновать, дурак старый.

– О чем вы?

– Хотел сказать, что не может быть, что вам восемьдесят лет.

– Так мне и не восемьдесят, а семьдесят девять. И какая, в сущности, разница, сколько мне лет. Вы, милейший, расстроились, как я погляжу, – засмеялась Валентина Петровна.

– Очень хорошо выглядите. Вот и все. Разучился я с женщинами знакомиться. Откровенность за откровенность – моя Маша пятнадцать лет назад умерла, так что я тоже вдовец. А не пора ли нам на обед?

– Да, пора. Только я хожу медленно, мне врачи советовали ходить не торопясь, опираясь на палочку, вот она у меня здесь. Ногу я подвернула перед самой поездкой, такая, знаете ли, нелепая случайность. Так что можете идти, чтобы я вас не задерживала, товарищ генерал.

– Сговорились все, что ли? Товарищ генерал, товарищ генерал…

– Ну что вы раскричались? Сами же сказали звание. Успокойтесь, пожалуйста, все хорошо.

– Пойдемте вместе, позвольте? – он согнул правую руку, предложив ей помощь. Валентина Петровна убрала книгу в сумочку, встала, взяла под руку своего нового знакомого, прихватив и палочку. Он проводил ее до комнаты. Оказалось, что они еще и на одном этаже. Женщина попросила ее не ждать.

Валентин Петрович зашел в столовую, его посадили за стол, где сидела супружеская пара средних лет. Четвертое место было свободно. Пока приносили еду и он заказывал себе меню на следующий день, именно за их стол и села Валентина Петровна.

– Совпадение за совпадением, – сказал Валентин Петрович.

– Приятного аппетита всем.

В санатории свободного времени не так много, поскольку процедуры продолжительные и их назначили достаточно много. Валентин Петрович нашел себе партнера по шахматам, с которым они после обеда вместо тихого часа играли партию. С Валентиной Петровной они прогуливались по парку перед обедом.

– А скажите, любезная Валентина Петровна, как же вы, интересная женщина, такая активная, и больше не вышли замуж? Наверняка были у вас предложения.

– Были, конечно. Очень я мужа любила. С Васенькой мы в одном классе учились. Он пришел к нам в девятом. После школы в высшее военное летное училище поступил, с детства мечтал самолеты испытывать. Отец у него был летчиком, погиб в сорок третьем. Его мама, замечательная женщина, водила трамвай всю жизнь, вязала на продажу и подрабатывала где могла.

Учась в военном училище, Вася мне писал письма, получала я их по два в неделю, жила с родителями в Москве. Училась в медицинском институте.

После окончания учебы Вася стал летчиком. Вскоре мы расписались. Я работала в больнице. Родили девочку. Через три года родилась вторая дочка.

Когда Вася разбился, я жила и не жила одновременно, запахов не воспринимала, цвета не различала. Писала Васе письма, рвала их на мелкие кусочки и на пол бросала.

На этом месте Валентин Петрович вздрогнул, поняв, что совпадения продолжаются, ведь он, потеряв Машу, делал то же самое.

Валентина Петровна продолжала и немного раскачивалась:

– Девочки приходили из школы, убирались, всё делали сами. За меня переживали, даже боялись, но вида не показывали, при мне не плакали. Я на них не фокусировалась, хотя краем сознания понимала, что как-то надо выбираться из этого жуткого разрушительного состояния. Спряталась от действительности в домик, как улитка. Одно свое письмо, написанное Васе, все-таки не разорвала, а положила в его любимую книгу.

Валентин Петрович еще внимательнее посмотрел на нее, ему хотелось прижать и пожалеть ее.

– Три месяца работать не могла, – продолжала она. – Меня не увольняли. Коллеги собирали деньги в размере моей зарплаты и мне приносили. Я даже не интересовалась, что это за деньги. Было все равно, и жить не хотелось. Если бы не дочки, я бы, наверное, перестала есть.

Валентин Петрович не знал, что так бывает, ведь они – просто родственные души.

– Старшей было пятнадцать, – продолжала Валентина Петровна. – Младшей – двенадцать. Дочки наши, мои родители, Васина мама, мои сослуживцы и Вася спасли меня.

На работе мне ставили какой-то отпуск за свой счет, курсы повышения квалификации, сами же за меня сдавали экзамены. Это мне потом заведующий отделением, где я работала, поведал, когда пришел ко мне на серьезный разговор. Он был влюблен в меня. Рассказал про то, откуда деньги, которые мне приносили в течение трех месяцев. И предложил выйти за него замуж. Я отказала со всем уважением. Мы с ним друзьями остались навсегда. Когда его пригласили заместителем главного врача в госпиталь, он меня к себе позвал кардиологом. Я согласилась. Присвоили мне военное звание. Позже сделали заведующей отделением кардиологии. Сейчас моего товарища дорогого уже нет, но это был необыкновенный человек, настоящий друг. Так и не женился, кстати.

– А как же вы вышли из депрессии? Прошу прощения за нескромный вопрос. Не отвечайте, если не хотите.

– Сон мне приснился. Будто я собралась перерезать себе вены. Знаете, я тот сон так отчетливо помню.

Ну вот. Умирать, да еще так, мне было страшно, а жить еще страшнее. Девочек отправила к своим родителям на дачу, написала прощальную записку. Вдруг – звонок в дверь. Открываю. Стоит мой Вася и говорит:

– Ты что, мать, сдурела?

– Васенька, ты жив?

– Любимая, дорогая моя, Валечка, погиб я, а ты живи, очень тебя прошу. Ты должна жить долго и девочек вырастить. А когда встретишь достойного человека, с которым тебе будет легко, будь с ним. Обещай.

– Не могу я без тебя, не могу.

– Знаю, родная. Но ты обязана жить за нас двоих. Обещай мне, умоляю.

– Обещаю, обещаю, обещаю, – кричала я и напугала своих дочек.

Проснулась, они стоят около меня, две мои дочки, и плачут. Мы обнялись. Долго рыдали в голос.

На следующий день я привела себя в порядок, сходила в парикмахерскую, покрасила волосы, ведь сразу после известия о смерти Васеньки я поседела. Красиво оделась и пошла на работу. Так и живу за двоих. И даже порой думаю, а сон ли то был…

Она повернулась к своему собеседнику и увидела его глаза, полные слез.

Валентин Петрович вспомнил свое письмо Маше, то свое состояние безысходности и отчаяния. Но они прожили гораздо дольше, а у этой женщины столько сил и благоразумия.

– Спасибо, Валентина Петровна, за ваш рассказ. Я будто прожил заново свою историю. Только не могу сейчас говорить.

– Это вам спасибо, что выслушали, я ведь никому не рассказывала тот сон, вы – первый.

– Тем более благодарю, польщен вашим доверием и откровенностью. Выходите за меня замуж, – это вырвалось само собой, без обдумывания и подготовки.

– Валентин Петрович, мы же с вами взрослые и разумные люди.

– Нет, прошу, не отказывайте мне. Подумайте, пожалуйста.

– Пойдемте обедать. Послезавтра я уезжаю.

– Куда?

– Домой. Вы очень милый и добрый человек. Мне приятно было с вами познакомиться и подружиться.

– Хотите, я вас отвезу? Я на машине.

– Спасибо, за мной младший зять приедет. Так я их зову: старший зять и младший, хоть на самом деле муж старшей дочери моложе мужа младшей. Но так же веселее.

В таком хорошем настроении они шли по парку и говорили ни о чем. Валентине Петровне было легко и спокойно с этим высоким мужчиной с низким командным голосом и правильной речью.

Валентин Петрович был рад ощущению того, что жизнь продолжается и что он встретил женщину, с которой они одинаково думают, а если есть единомышленник, значит – нет одиночества.

Когда уезжала Валентина Петровна, генерал пошел ее провожать. За ней приехали дочка и ее муж. Когда пришло время прощаться, Валентин Петрович попросил:

– Дайте мне ваш телефон, пожалуйста, мы же не обменивались координатами, скажите, где вы живете, говорили с вами обо всем, и казалось, что еще успеется.

– Милый, хороший вы человек, зачем? Пусть все так и останется. Вы мне очень помогли, даже не представляете как. Прощайте, и всего вам самого лучшего.

Она села на переднее сидение и захлопнула дверь.

– Мам, кто этот статный мужчина? Он так на тебя смотрел.

– Это, доченька, прекрасное видение напоследок.

– Мамуль, ну ты даешь. А красивый какой. Сколько ему лет?

– Восемьдесят, представляешь. Давай не будем об этом, очень тебя прошу, дорогая. Как вы там все?

– Все хорошо. Готовимся к твоему юбилею. У тебя ведь будем отмечать? Ты не забыла? Через десять дней – твой день рождения.

Валентин Петрович ходил по парку и думал о женщине, вернувшей его к жизни. Гулял больше, чем обычно. Утром до завтрака он зашел к начальнику приемного отделения.

– Товарищ генерал, здравия желаю. Чем могу быть полезен? – улыбаясь, спросил тот.

– Просьба у меня к вам, хочу попросить координаты одного человека.

– Женщины?

– Как вы догадались?

– Интуиция. Вообще-то не положено, но, зная вас, не могу отказать.

В восьмидесятый день рождения Валентина Петровна позволила себе спать до десяти часов, обычно она вставала в шесть утра. Решили отмечать у нее в квартире, дети предлагали ресторан, но она отказалась. Согласилась на то, что все приготовят дети и внуки, а она будет царить, принимать поздравления и наслаждаться. Стол поставили в самой большой комнате, были только свои, в разгар праздника раздался звонок в дверь. Открывать пошла именинница. На пороге стоял Валентин Петрович с букетом васильков.

– Как вы догадались, что это мои любимые цветы?

– Просто знаю. С днем рождения, дорогая, – и на ладошке протянул красную бархатную коробочку. Она открыла, там было кольцо.

– Я согласна. Так и решила тогда, если приедете, найдете меня, значит – судьба.

Волна судьбы

…Что назовут потом судьбой, всё делаем мы сами

Первая глава

Ире исполнилось девятнадцать лет. Жила девочка в маленьком провинциальном городке с родителями. Городов таких в России множество, назовем его город N-ской области, территориально он находится примерно в ста пятидесяти километрах от Москвы.

Мама-тиран и папа-подкаблучник. И в основном общались они так: «Да что же ты за пустое место такое?..» – кричала мама, а он, как ребенок, отворачивался и рожи корчил, жене не перечил, чтобы не связываться. Такое поведение родителей Ира наблюдала на протяжении всей своей девятнадцатилетней жизни.

Ежегодно, как ритуал, отмечали мамин день рождения с приглашением непременно всей ее родни (папин день рождения отмечали крайне редко, только раз в десять лет, с приглашением и его родни плюс к маминой), тогда говорилось про их любовь, которая была когда-то…

Начиналось все так. Папа три года отслужил на морском флоте. И как только оказался на берегу, сразу бойкая красавица покорила его неискушенное сердце. Встретились они на танцплощадке, и пошел за ней моряк без оглядки, как завороженный. Ей было девятнадцать, ему – двадцать три. И глазом не успел моргнуть молодой человек, как громкая, высокая, властная, считающая себя последней инстанцией истины и бесконечно любящая исключительно себя девушка стала его законной супругой.

А после рождения Ирины куда-то та любовь улетучилась.

Да и в отношениях с дочерью жена не отличалась ни лаской, ни терпением. По любому поводу она безапелляционно Ире заявляла своим оглушающим грудным голосом примерно так:

– Я – мать, ты по гроб жизни мне обязана, как хочу, так и будет, – а если поступали какие-нибудь просьбы со стороны ребенка, например, по поводу одежды или книг, то звучали такие слова: – Нечего мне тут… будет яйцо курицу учить! Знай свое место и не вякай!

В итоге девочка, поняв, что с мамой спорить и дискутировать бесполезно, никогда ей не перечила.

В такой семье Ира росла и мечтала о настоящем большом чувстве. Она верила, что когда-нибудь обязательно появится рыцарь со взглядом, проникающим в душу, и… он на руках понесет ее в Счастье. Именно так думала Ира в свои девятнадцать лет, мечтая о прекрасном будущем, даже несмотря на то, что случилось с ее подругой Зиной. А случилось вот что.

Ирина и Зинаида тогда работали в городской больнице медицинскими сестрами. Там Зина и познакомилась с молодым врачом, устроившимся на подработку. Быстро у них получился служебный роман. И вскоре выяснилось, что Зина беременна. Сообщив любимому новость, девушка неожиданно для себя услышала, что он ее совершенно не любит и единственное, что может предложить, это – немного помочь деньгами, чтобы сделать операцию.

Зина слушала и не могла понять: как же так? Раньше шептал, что она – единственная, любимая и самая лучшая, ухаживал красиво: цветы дарил, розы красные. А после сообщения о беременности совсем по-другому заговорил, она даже представить себе не могла, что такое бывает. Стал говорить, что все женщины – обманщицы и она такая же и что ребенок, вполне возможно, не от него.