Легкое дыхание лжи

– ТАК, – выставил Роман первый листок, – НЕЛЬЗЯ, – выставил он второй, – ОБЩАТЬСЯ, – показал ей третий. – ПОЗВОНИ МНЕ.

На последнем листке был его номер.

Мила качала головой. Потом написала: Я НЕ МОГУ ПРОЧИТАТЬ ТЕКСТ, СЛИШКОМ ДАЛЕКО.

Роман достал свой мобильный, покачал им в воздухе. Мила развела руками: У МЕНЯ НЕТ.

Он подумал еще чуть-чуть и показал ей знаками: ЗАВТРА.

Нерв. Это то, благодаря чему ты чувствуешь боль – или удовлетворение. Чувствуешь, что живешь. Может, это неточно в медицинском смысле, но Роману слово казалось подходящим для измерения отношений: в одних был нерв, в других нет.

В общем-то, по большому счету, до сих пор его не было. Он вроде бы влюблялся, ухаживал, надеялся, что отношения с девушкой продлятся… Но в них не было нерва. Сходясь, он не чувствовал полноты счастья; расставаясь, он не чувствовал боли.

И вот сейчас впервые он ощутил этот нерв, напряженный до предела. Оголенный, почти болезненный: спасти Милу!

Возможно, его странное детство, несчастливое и трудное, приучило его к экстремальным ощущениям? На фоне которых нормальные человеческие отношения казались пресными? Так альпинист не может жить без гор – без опасных гор, где нечем дышать, где за каждым выступом скалы подстерегает смерть?

Возможно.

Но именно сейчас Роман дышал полной грудью и каждой клеткой тела ощущал жизнь.

Он быстро собрался и завел машину: в деревенском магазине листов для принтера не продавали, фломастеров тоже – придется за ними ехать в ближайший город.

Хотя это, конечно, все равно не общение. У Милы нет бинокля – придется писать по одной огромной букве на листе. На каждое слово уйдет несколько минут, на предложение – с десяток. А потом она пойдет писать ему ответ… Таким способом они сумеют обменяться лишь парой предложений в час!

А он должен узнать многое, чтобы Миле помочь. Тем более что он очень хочет ей помочь.

И… Кажется, у него есть идея получше, чем обмен буквами!

Роман взял направление на Москву.

На этот раз пробки его не раздражали: он время не терял, делал поиск в Интернете через смартфон. Когда он добрался до города, рабочий день магазинов, даже в Интернете, закончился, зато он нашел то, что хотел.

Роман переночевал в своей квартире, с утра пораньше сделал покупки на сайтах и поехал за ними самолично – самовывоз называется. Дешевле и, главное, скорее. Правда, все равно полдня ушло. С другой стороны, если б он делал покупки не через Интернет, ища нужные вещи с заданными в поиске параметрами, а объезжал бы магазины, то у него дня три бы на все ушло! Так что спасибки тебе, Мировая паутина.

В деревню он вернулся к восьми вечера. Милы в окошке не было – но это даже к лучшему: Роману нужно сначала потренироваться.

Он вынес из машины объемистую сумку, достал из нее красочную коробку, разрезал пластиковые ленты. Затем бережно вытащил из коробки вертолет. Заправил пульт дистанционного управления батарейками.

ДРОН! Ладно, пусть это лишь его младший брат, радиоуправляемый вертолет, но он поработает в почти боевых условиях. Главное сейчас – научиться его пилотировать.

И Роман, положив инструкцию перед глазами на ступеньку крыльца, – уже отремонтированную, к слову, – принялся осторожно нажимать на кнопки пульта.

Вертолет оказался послушным. Собственно, он такой и искал в долгие пробочные часы, читая характеристики каждой игрушки. С ценой Роман не считался: тут ведь надо девушку спасать, на таком нельзя экономить. Основными параметрами, по которым Роман выбирал покупку, были как раз стабильность, легкость управления машиной (одно с другим связано, как он понял) и дальность полета. Продавались куда более дешевые модели, но они запускались только в радиусе десяти метров. А ему нужно хотя бы шестьдесят…

И он нашел такую модель. Теперь изучал ее в действии, тренируясь в управлении дроном. В характеристиках вертолета писали, что он не издает шума, однако это не совсем соответствовало действительности. Шум был. Не очень громкий, но… В доме есть охрана. Если мужики сидят внутри, то, пожалуй, шум не услышат. А вот если снаружи… По такой-то дивной погодке это очень даже вероятно…

Роман задумался. Рискнуть? Или найти способ подстраховаться?

Риск, говорят, дело благородное, но шансы пятьдесят на пятьдесят, как в любом риске. Если он «благородное дело» провалит, то Миле помочь уже вряд ли сумеет. Значит, лучше подстраховаться.

Над этой задачей Роман размышлял еще минут пять. И придумал. В деревне полно собак – вот они ему и сослужат службу.

Мила выглянула в окошко спустя полтора часа. Солнце клонилось к горизонту, и девушка стояла в его розовых лучах, как… Ну, как что-то волшебное. Или это у него в груди стало волшебно.

Роман показал ей жестами: ЖДИ. А сам выскочил на улицу и, пригибаясь пониже заборов, пробежал два дома, кинул подобранный на дороге камень во двор третьего. Там обитали две псины, которые не замедлили залиться лаем. Роман знал, что через несколько секунд его подхватят все деревенские собаченции, но для верности кинул камень и на следующий участок. Когда он вернулся к себе во двор, так же пригибаясь, деревня голосила нестройным собачьим хором.

Он схватил свой «дрон», прикрепил к нему мобильный телефон – самый маленький, какой только смог найти, самый легкий, – и запустил его через забор. Собачий хор утопил в своих руладах звук вертолетного винта. Не прошло и минуты, как вертолет сел на подоконник Милы и затих, послушный дистанционному пульту.

Даже с такого расстояния Роман видел, как она изумлена. Он положил пульт, взял в руки бинокль. Да, она была изумлена и… И явно не понимала, что ей делать с вертолетом.

Роман показал жестами: ПОДНИМИ ЕГО.

Мила подняла. И увидела под брюхом вертолета махонький мобильный. Она отцепила телефончик и торжествующе покрутила в руке, показывая Роману: нашла!

Ага, вот она увидела и приклеенную к нему скотчем записку с его номером… Читает… Нажимает на кнопку телефона…

Через несколько секунд сотовый Романа зазвонил.

– Ну, здравствуй, – произнес он.

– Это ты круто придумал! – восхищенно выдохнула она в трубку.

Роману страшно не хотелось прерывать только начавшийся разговор, но вертолет следовало вернуть к себе, и ему пришлось, попросив Милу подождать минутку, повторить операцию.

– Вот теперь рассказывай, – произнес он, запыхавшись от бега.

Часто оглядываясь назад, Мила говорила тихо, но все же различимо, и Роман, слушая ее нежный печальный голос, узнал наконец, что с девушкой приключилось.

…Родом из Вологды, она приняла участие в интернет-конкурсе на лучшую фотографию для обложки модного мужского журнала – и победила. Ее пригласили в Москву на фотосессию. Сессия получилась очень удачной, Милу утвердили окончательно. Спонсор журнала пригласил ее в ресторан отпраздновать.

Юная провинциалка, выросшая с мамой и бабушкой, Мила и заподозрить не могла, что согласие поужинать означает нечто большее, чем согласие на совместный прием пищи. Спонсор вел себя галантно, они даже потанцевали. Мила видела, что ему нравилась, но что с того? Парни на нее всегда засматривались, неудивительно. После ужина спонсор посадил Милу в свою машину, чтобы доставить ее в гостиницу, и вдруг…

Когда Мила поняла, что в гостиницу ее везти не собираются, она принялась колотить шофера и требовать, чтобы тот остановил машину. Спонсор оттащил ее от своего водителя, и тогда Мила попыталась открыть на ходу дверцу автомобиля и крикнуть на всю улицу «помогите!».

И тут спонсор ударил ее по лицу. А потом…

Роман уже не слышал, что «потом». Перед глазами его взлетала мощная мужская рука, а затем с силой опускалась на светлое лицо мамы…

Он с трудом восстановил дыхание.

– Извини, Мила, я не расслышал. Что было потом?

…Потом спонсор велел шоферу изменить направление. Как Мила поняла, сначала он собирался везти ее в квартиру в городе, а теперь дал задание ехать за город… Так она в этом доме и оказалась. Спонсор улетал на следующий день по делам за границу на две недели, а Миле сказал, что придется ей посидеть тут до его возвращения. Будет, мол, у нее время поразмыслить о своем будущем и о том, что за все надо платить…

– Ой, ко мне охранник идет, – шепнула Мила и отключилась.

Она быстро закрыла окно, и в стеклах тревожно растеклось красным закатное солнце.

Больше Мила в этот день не позвонила, а Роман ей – не отважился: мало ли, вдруг охранники рядом.

Ночь он провел почти без сна, перебирая мысли и идеи.

Надо купить ей маленький бинокль, думал он. Чтоб она тоже могла его видеть… Роман надеялся, что понравится Миле – они ведь одной крови. К тому же у него глаза немного разные – один просто карий, второй каре-зеленый, и это придавало ему чертовщинку, как говорили девушки.

Хотя Мила если бы заинтересовалась своим соседом, то сама бы уже попросила купить для нее бинокль, разве нет? С другой стороны, ее похитил какой-то козел и держит взаперти, под охраной, – девушке сейчас не до соседа, понятно: она думает только о том, как спастись!

Собственно, это ведь сделать проще простого теперь, когда у нее есть телефон: надо просто позвонить в полицию! Даже странно, что ни она, ни он до сих пор не подумали об этом. Завтра Роман ей скажет.

Ему стало немного грустно при мысли, что полиция освободит Милу, и, как знать, вдруг он ее больше никогда не увидит… Но, может, она придет к нему, чтобы сказать спасибо, и они познакомятся… Он предложит отвезти ее в Москву, пригласит к себе выпить чаю или кофе… или пива… И они засидятся до темноты…

Тут мысли его потекли совсем в другом направлении. И спать не давали до рассвета.

А рано утром его разбудил звонок от Милы.

– Они в такое время ко мне не заходят, считают, что я сплю… – пояснила она. – Вот я и решила тебе позвонить, пока тут спокойно… Я тебя не разбудила?

– Нет, – бодро соврал Роман.

Да и почти не соврал, в общем-то: радость слышать нежный голос Милы вполне компенсировала недосып. Он посмотрел в окошко своей горницы: девушка, как повелось, стояла у распахнутого окна, ее светлый силуэт будто мерцал в голубой тени.

– Знаешь, о чем я подумала? Если бы ты мог купить бинокль для меня тоже и переправить его с вертолетом…

Кажется, у Романа немножко закружилась голова.

– …Я бы тогда смогла тоже тебя видеть… – застенчиво закончила фразу Мила.

Роман подумал, что она, наверное, покраснела. Они ведь похожи, а он всегда легко заливался румянцем, когда смущался… Он схватил бинокль, навел его на Милу. Вряд ли она может разглядеть Романа через стекло его окна, и сейчас он не стеснялся того, что подсматривает за девушкой.

Да, ее щеки были розовыми. Они одной крови, он не ошибся! Если б он мог, сейчас бы он самого себя прицепил к дрону и полетел к ней…

– Ты смотришь на меня сейчас, да? – неожиданно спросила она.

– Да.

– Я тоже хочу смотреть на тебя…

Роман с трудом сдерживал свое участившееся дыхание, чтобы Мила не услышала его в трубку.

– Мила… ты не подумай, что я против, – я «за», мигом смотаюсь и куплю тебе бинокль, через несколько часов он уже будет у тебя. Но… Сейчас надо думать о твоем спасении.

– Мы будем думать, конечно! Разве бинокль нам помешает?

– Нет. Дело не в нем… Нельзя терять время, Мил. Надо полицию вызывать. У тебя теперь есть телефон – звони! Они приедут и тебя вызволят из плена!

– Полиция? – удивилась Мила.

– Ну да.

– А как я докажу, что меня держат в плену?

– Ну, в доме же охранники!

– Они скажут, что я тут по своей воле… А они охраняют дом от грабителей. И как я докажу-то? Мое слово – против их слова. К тому же мне придется рассказывать, как я согласилась пойти со спонсором в ресторан… Думаешь, они поверят, что я не ожидала подобного финала нашего ужина? В полиции работают циничные люди. В лучшем случае они скажут, что я дура и сама виновата, а в худшем – что я путана!

– Тогда…

Роман хотел сказать, что его отец – частный детектив и у него связи на Петровке, где он сам служил когда-то, и к показаниям Романа там прислушаются! Но вовремя поймал себя за язык: все, что он может засвидетельствовать, он знает лишь со слов Милы. Если не поверят ей, то не поверят и Роману. По большому счету, ему следовало побольше разузнать у Милы, хотя бы фамилии спросить, ее и спонсора… Если к отцу обращаться, он ведь потребует информацию… Но сейчас, в таких условиях – экстремальных, строго говоря, – сейчас нет времени на лишние расспросы.

– Тогда? – Мила ждала от него продолжения.

– Ты скажешь… – очнулся Роман. – Скажешь так: пусть охранники, в присутствии полицейских, дадут тебе выйти из дома. Если они воспротивятся, то сразу все станет ясно.

– А если нет? Они же не идиоты… Я выйду за ворота, полиция уедет, успокоенная, а охранники меня тут же догонят и затащат обратно в дом!

– Нет! Я буду ждать тебя на своей машине у ворот. Они не успеют опомниться, как мы уже исчезнем из виду.

– Рома… Можно я буду тебя называть так? Рома, они запомнят номер твоей машины. Потом тебя найдут. И знаешь что с тобой сделают? Это же бандиты!

В голосе ее послышался сдавленный всхлип.

– Не плачь…

– Они тебя покалечат, будут выпытывать, где я прячусь! Они могут тебя даже убить! Мне ведь нельзя обратно в гостиницу: спонсор сам ее заказывал. Придется уехать из Москвы… Но куда? Этому гаду, спонсору, известен и мой домашний адрес в Вологде! Я даже домой уехать не смогу! Придется где-то прятаться, понимаешь? И они станут тебя пытать…

Она всхлипывала, уже не скрывая слез.

– Мила, не плачь, прошу тебя… Мы что-нибудь придумаем… Дай мне только время, ладно? Я обязательно найду выход, слышишь?

– Я тебе верю… Купи мне бинокль, я хочу увидеть твое лицо… Ты такой славный, добрый… – и она улыбнулась сквозь слезы.

Добрый. Люди бывают добрыми от природы и/или в силу своего мировоззрения. Причем одно без другого обычно плохо получается. Генетический добряк, если у него нет четких представлений о добре и зле, может много дурного натворить. Роман знал это не понаслышке, не только наблюдая за другими, – нет, он сам много дурного сделал. Хотя по природе добр и тактичен – в мать.

Но и тот, кто держит идеи добра и зла только в уме, пусть даже очень внятные и красивые, будет постоянно причинять боль ближнему, поскольку чувствовать ее, чужую боль, не умеет, и сострадания в его природе не заложено. Он, со своими прекрасными идеями, как слон в посудной лавке, крушит вокруг себя хрупкую материю чужих чувств. Хорошо, если не судеб…

Роман много размышлял на эту тему в последние годы. Он много читал, восполнив пробелы прогулянной школы, – но читал не так, как школьники, не по принуждению. Нет, он искал ответы на свои вопросы и потому находил их в русской литературе, формируя свое мировоззрение.

От русской литературы Роман перешел к зарубежной классике, – она хоть и меньше задавалась вопросами добра и зла (точнее, эти вопросы были не в тексте, а будто за его пределами), – но давала перспективу в понимании душ и человеческих отношений. Позже он попытался почитать философские труды, но не увлекся: ему показалось, что люди накручивают нездоровое лишнее на, в общем-то, довольно простые вещи. А уж когда он взялся за китов психологии, так и вовсе расстроился: этих психологов самих лечить надо!

Тем не менее какие-то идеи, мысли из прочитанного запали в его сознание – как кирпичики, из которых он постепенно выстраивал мировоззрение собственное. И потихоньку его природная доброта стала приобретать структуру, стала сознательным выбором. Сегодняшний Роман никак не мог бы совершить тот акт мести, жестокий и безмозглый, который совершил Роман тогдашний…

Ему хотелось поделиться этими мыслями с Милой. Роман не сомневался: она все поймет. Ведь она одной с ним породы… А разделить свои мысли с близкими людьми – это удовольствие особенное.

И оно у него еще будет. Обязательно!

– Я куплю тебе бинокль, Мила. К вечеру он будет у тебя. А пока мне нужна информация о твоих охранниках. Они меняются каждые двенадцать часов?

– Да, кажется…

– Где они сидят? Делают ли обход территории? Есть ли во дворе собаки? Я ни разу не слышал лая, даже когда разбрехались все деревенские псы, – но хорошо выдрессированные сторожевые не лают без команды… Камеры наблюдения имеются? Что они охватывают, какой у них обзор?

– Ой, боюсь, я ничего не знаю…

– Мы вот как сделаем: я напишу тебе вопросы на листке, чтобы ты не забыла, и переправлю его тебе с дроном.

– Дроном?

– Ну да, с вертолетом. Он у нас с тобой… – Роман чуть запнулся, смакуя эти слова: у нас с тобой… – служит дроном. Беспилотным дистанционно управляемым летательным аппаратом то есть. И шпионом, если хочешь, – усмехнулся он. – А ты постарайся разузнать ответы на эти вопросы. Позвони мне, когда разведаешь. Или лучше напиши информацию на моем листке и переправь с…

– Дроном! – улыбнулась Мила. – Прямо шпионский детектив!

– Когда эта скотина-спонсор возвращается? Точно можешь сказать?

– Через четыре дня…

– Как четыре?! Ты говорила о двух неделях!

– Да, он уехал на две недели… Но только это было десять дней тому назад…

Четыре дня! Сегодня среда. Значит, он вернется в воскресенье. А возможно, и раньше. Люди часто округляют большие сроки: дюжину дней до двух недель, пару дюжин – до месяца… Так что спонсор может появиться и в субботу. А то и в пятницу!

Иными словами, времени совсем не осталось.

– Ох черт. Почему ты мне не сказала раньше?

– Не знаю… Ты не спрашивал, – растерялась она. – А что, мы опоздали, да? Теперь ничего не получится? Ты не сможешь меня отсюда вытащить, да? Да?!

Она опять расплакалась. Ей страшно, Роман понимал. Плохо быть девчонкой – тебя любой обидеть может с легкостью… Он снова вспомнил, как тот, кого он долго считал своим отцом, бил маму – беззащитную, хрупкую, – и у Романа непроизвольно сжались кулаки.

– Завтра, Мила. Завтра ночью я тебя вызволю из этой клетки! Не плачь, пожалуйста. Займись чем-нибудь, пока я смотаюсь в Москву за покупками… Собери все, что тебе нужно взять с собой, одежду там, паспорт.

– Хорошо… А ты бинокль не забудешь? Я хочу тебя увидеть, Ромка…

Она это произнесла таким голосом… Чуть охрипшим от слез, глубоким, бархатным – и голос этот проник в тело Романа, как смерч, убийственный и прекрасный. И каждый его орган завибрировал, отзываясь на поцелуй смерча.

Поездка в Москву отняла почти весь день. Роман не только раздобыл миниатюрный бинокль для Милы, но и купил отличную телескопическую лестницу. Ему она поможет перебраться через забор, а Миле – спуститься из окна. Другого пути из дома нет, Роман был уверен.

В деревню он вернулся лишь к вечеру. Распахнул окошко своей горенки, чтобы Мила поняла: он дома. И отправился на кухню перекусить.

Телефон его все молчал, и Роман начал беспокоиться. Время шло. Восемь, девять…

Она позвонила около десяти. И с первых слов стало понятно, что она страшно нервничает.

– Они заподозрили что-то… Я пошла на разведку, как мы договорились, но они…

Роман бросился к окну. Мила стояла меж распахнутых створок своего, как повелось.

– …они насторожились. Я с ними обычно не общаюсь, они же враги, понимаешь? Но сегодня заговорила… Стала спрашивать, есть ли у нас собаки… Сказала, что прошлой ночью мне лай мешал спать… Ведь нормальный вопрос, правда? Но они почему-то уже дважды наведывались ко мне в комнату…

Боже ты мой! Роман не подумал, что надо ее предупредить об осторожности! Казалось, это элементарно: раз ты в плену, то веди себя осмотрительно. Играй роль – хоть дурочки, хоть истерички, – но убедительно! Только Мила…

Она наивная, неиспорченная девушка, которая не умеет прикидываться. А он, Роман, идиот. Как же он не сообразил дать ей инструкции?!

Он пустился наверстывать упущенное: не выдавай своего интереса, спрашивай словно между прочим, словно только сейчас мысль пришла в голову и ни с чем не связана; а еще лучше, просто наблюдай – осторожно и молча! Если охранники заподозрят тебя в намерении сбежать, то усилят бдительность, а нам это ни к чему!

– Да ладно, не волнуйся ты так, – улыбнулась Мила. – Я уже кучу всего разузнала. Присылай свой дрон, я тебе отчет прицеплю. А бинокль ты мне купил?

– Конечно. Сейчас отправлю. Отцепишь бинокль и прицепишь отчет. Но будь осторожна, прошу. А сейчас, пока вертолет не сядет на твой подоконник, стой у двери и слушай: не идет ли кто к тебе.

Мила отошла от окна, выполняя его распоряжение, а Роман, следуя удачно найденному методу, сначала завел собак в соседних дворах, затем вертолет и отправил его к Миле. Со своего крыльца он видел, как девушка бросилась к окну, отцепила бинокль, затем приклеила скотчем записку к брюху дрона, – после чего направил машину к себе.

– Стой тут, – произнес он в телефон, – пока я прочитаю. Возможно, мне понадобятся твои комментарии.

Он развернул свою записку с вопросами, к которым Мила приписала летящим почерком ответы, и углубился в чтение.

– А я тебя вижу! – вдруг весело произнесла она. – Слушай, Ром, а ты красивый парень! Приятный сюрприз, если честно!

– Не мешай мне, – строго произнес Роман, хотя внутри все растаяло от ее слов. – Я должен понять, нужна ли мне дополнительная информация.

– У тебя уже есть план? Ты уже что-то придумал, да?

– Помолчи.

Он попытался сосредоточиться на чтении.

– Роман… Я хочу спросить…

– Мила, ну подожди немножко, а? Дай мне прочитать.

– Лучше я тогда отсоединюсь, – с легкой обидой заявила она. – Ты такой важный, прямо сыщик! Позвони, когда закончишь.

Она вдруг резко обернулась – видимо, кто-то из охранников снова решил навестить ее, – затем быстро закрыла окно. Стекла вновь ослепили Романа красными брызгами уходящего солнца. Отчего-то на душе стало тревожно.

Скорее надо, скорее. И, главное, все хорошенько, тщательно продумать, чтобы побег не сорвался!

Роман читал и перечитывал записку Милы, размышляя.

Вопрос: «Кто еще живет в доме, кроме тебя?»

Ответ: «Никого. Если не считать охранников».

Вопрос: «Где сидят охранники?»

Мила приписала: «Внизу комната, если войти в дом, то дверь сразу справа, они держат ее открытой. Окон два: одно на ворота, другое на левую часть двора».

Вопрос: «Делают ли обход территории?»

Ответ: «Вряд ли, они все время в этой комнате, если не едят на кухне. К нам трижды в день приходит повариха, приносит еду. Во дворе я никого никогда не видела».

Вопрос: «Есть ли во дворе собаки (одна или несколько)?»

Ответ: «Не удалось узнать. Но лая не слышно».

Вопрос: «Камеры наблюдения имеются? Что они охватывают, какой у них обзор?»

Ответ: «В комнате охраны шесть мониторов, работают только пять. Первый показывает площадку у ворот; второй – двор между воротами и главным входом в дом; третий – прихожую; четвертый, по-моему, задний двор, туда ведет другая дверь, но она всегда заперта. Пятый не успела рассмотреть, охранники меня заметили».

Итак, они находятся в комнате справа от главного входа. Из двух окон имеется обзор центральной части двора, а также правой. Мила назвала ее левой, но это потому, что она смотрела на окна изнутри комнаты, от пульта с мониторами. А если смотреть от ворот, то это правая часть, на восток. Комната Милы расположена как раз в левой части, окнами на запад – потому-то в них всегда отражается закат…

То есть из окна они не смогут увидеть побег, и это неплохая новость. А вот с камерами не так все просто. Четыре для Романа не опасны, а вот пятая и шестая наверняка направлены по обеим сторонам от дома: на запад и на восток. Шестая при этом не работает, а поле обзора пятой Мила не успела рассмотреть. Если она показывает западную часть двора, включая забор, отделяющий Романа от Милы, то придется принимать какие-то меры… Ладно, об этом он еще успеет подумать.

Собак там нет – Мила написала, что во дворе никого никогда не видела. А ведь собак надо кормить. Мила бы заметила, если бы повариха приносила собачью еду… Если только они не живут в будке. И если только будка не на другой стороне двора, на восточной, которую ни Миле, ни Роману не видно. Но все равно, собаки бы ночью бегали по двору – иначе зачем они нужны? Хотя нельзя быть уверенным до конца: Мила на ночь закрывает окно и ставни…

Придется проверить. И еще кое-что выяснить, чем он Милу не стал грузить: нет ли во дворе детекторов движения, не зажигаются ли прожекторы. С этим он легко справится сам.

Главное, что расчеты Романа подтвердились: через центральный вход бежать нельзя. Дверь в комнату охраны всегда открыта, а мониторы показывают и холл, и передний двор, и ворота.