Черное кружево, алый закат

– У тебя есть любовник?!

– А что вы думали, только у вас любовницы?

– Да ничего я не думал! Валяй, убирайся отсюда!

– Неужто вы ревнуете?

– Я?!

– Тут вроде никого, кроме нас, нет!

– Да иди ты… в баню!

– Спасибо, что отпустили меня на сегодняшний вечер!

И Кира продефилировала к двери.

Степан опередил ее, клоунски распахнул перед ней дверь и шаркнул ножкой:

– Скатертью дорожка!

– Мерси, – ответила Кира и царственно выплыла на лестничную площадку. – Приятно вам провести вечер… с Люсей! – обернулась она, исчезая в лифте.

* * *

Статья была готова, но требовалось ее отшлифовать, что обычно занимало у Александры едва ли не столько же времени, чем само ее написание. Завтра утром она должна быть в редакции, и Александра предупредила Яна, что сегодняшний день придется ей целиком посвятить работе.

– Конечно, Санька. Не беспокойся, я не буду тебе мешать, – ответил он.

Он сдержал свое слово… в целом. Несколько раз он присаживался за ее столик, говоря: «Не отвлекайся, я просто посижу немного рядом с тобой!» – и вправду не произносил больше ни звука. Он не понимал – и Александра не сердилась на него за это, – что уже одним своим присутствием он ее отвлекает, рассеивает внимание, столь драгоценное во время работы… Сие не дано понять никому, кроме пишущих людей!

В последний раз, уже после ужина, когда стемнело, он снова подсел за ее столик.

– Сегодня не закончишь?

– Закончу… Досижу до упора и закончу. Но только…

– Я понял. Успешной тебе работы, и до завтра!

Он сделал движение, будто собирался подняться, но вместо этого накрыл своей ладонью ее руку.

Она посмотрела на него.

– Ян…

– Спокойной ночи, родная.

Он поднялся и покинул опустевшую террасу кафе, где угнездилась Александра со своим компьютером.

Статью Александра отправила в редакцию уже утром – и потом спала долго-долго, проспала и завтрак, и обед. Но прелесть таких отелей, где «все включено», состоит в том, что в них практически в любое время можно найти что-нибудь перекусить.

Она спустилась вниз – тут как раз вовремя подвернулся полдник: на террасу вывезли столы на колесиках с напитками и пирожными-булочками всех мастей. Александра налила себе чашку чая, подхватила на ходу несколько печеньиц: сойдет для запоздалого завтрака! – и села за столик на улице. Яна не было видно, только его сын возник у подносов с выпечкой, набрал полную тарелку и исчез в здании. Видимо, Ян решил ее не тревожить и расположился где-то внутри отеля. Это было мудрое решение: в часы, следующие за ее пробуждением (в какое бы время суток оно ни случалось), Александра бывала не особо общительна.

Выпив чай, она заторопилась на пляж, чтобы успеть ухватить свою дозу солнца, уже вечереющего, и моря, излишне теплого, на ее вкус, в эти часы.

…Яна она увидела незадолго до ужина, когда потягивала аперитив в баре, и в тот самый момент, когда он появился, она поняла: сомнений нет, он нарочно ее не искал раньше. Дал ей отдохнуть – то ли от статьи, то ли от себя. Потому что если бы он ее искал, то нашел бы. Так он находил ее всегда в школе, в любом месте – в коридоре, во дворе, в спортзале…

– Закончила? – спросил он, приблизившись.

– Закончила, отправила. И уже получила комплименты.

– От редакции? Или от читателей?

– Статья выйдет только завтра. Так что читатели пока не успели ее оценить, – улыбнулась она. – От редакции, от коллег. И от мужа.

– Здорово! Давай отпразднуем? Здесь есть пара платных ресторанов, один итальянский, другой рыбный. Я тебя приглашаю в любой из них, по выбору!

Если бы это был не он, не ее Янька, – она бы отказалась. Но ему отказать Александра не могла. Он имел право приглашать ее в ресторан! Оно было дадено ему, это право, изначально – их общим детством, их нежной дружбой – и не подлежало сомнению.

– Давай в рыбный. Я итальянскую кухню не очень люблю…

После ужина они немного потанцевали, вспоминая, как в детстве Саша обучала его рок-н-роллу. Теперь Ян танцевал вполне прилично, не без изящества даже, но тогда… Ох, тогда были одни курьезы!..

Они смеялись, перебирая воспоминания. Александре было легко и весело: чувство хорошо сделанной работы, музыка, теплый вечер, близость Яна и шампанское, которым они закончили ужин, – все это вместе вызывало ощущение легкой эйфории… Какая хорошая идея пришла Алеше – отправить ее на отдых!

…Несмотря на долгий сон, после танцев она почувствовала себя усталой и гулять по пляжу отказалась. Ян проводил ее, как сложилось с первого дня, до дверей номера. И поцеловал, как уже сложилось… Но на этот раз не в щеку, а в губы.

Александра не удивилась. Это витало в воздухе едва ли не с первого дня. Искушение близости, вот как это называлось. В нем не было страсти; оно казалось почти не физическим, почти лишенным сексуального влечения. Это было именно желание близости, соединения с настолько родным существом, что казалось почти инцестом. Соблазн закончить жест, начатый в детстве: соединить, сомкнуть еще тогда протянутые друг к другу руки и губы… Жест, зависший в невесомости и незавершенности на многие годы.

Они целовались только однажды, в первый и последний раз, бегло и неумело, когда она уходила в другую школу и им обоим казалось, что мир рушится. И тогда она точно так же ощутила головокружительную родность его тела, его губ, его рук.

Саша тогда испугалась. О нет, вовсе не поцелуя! Она была девочкой «продвинутой» – хотя раньше так не говорили – и к своим четырнадцати прочитала всю доступную и недоступную литературу о плотской любви. Умом все поняла, но пока не телом, отчего не чувствовала себя к ней готовой и не торопилась. И, пожалуй, подсознательно боялась испортить их дивную дружбу с Яном переходом на поцелуи. Это было бы слишком банально. Практически все девчонки и мальчишки уже перецеловались, ради интереса, – а некоторые шли и дальше в познании столь волнующего предмета, – но то было совсем другое. С Яном нельзя было ради интереса.

Потом хотя они и встречались еще какое-то время – но больше ни разу не целовались. Связь их постепенно слабела: разность школ, разведенность в пространстве и времени делали свое дело.

Но сейчас тот поцелуй самым неожиданным образом заявил о необходимости продолжения. Жаждой превратить многоточие в точку!

Это было странное, очень странное чувство. Незнакомое доселе, неиспытанное, но очень мощное.

Если бы не Алеша…

– Ян…

– Спокойной ночи, Санька!

Он пошел прочь по коридору в сторону лифта.

– Ян!

Он обернулся.

– Я люблю своего мужа.

– Я люблю свою жену, Санька.

Они помолчали. Он стоял в коридоре, освещенный неярким светом ламп, но глаза его…

Это было нестерпимо.

– Я рассказывал о тебе своим женам, я рассказывал о тебе своим детям. Как милую детскую историю, как прошлое… Сейчас же, Сань, я понимаю, что я никогда не переставал тебя любить. Но это, конечно, не повод, чтобы разрушать настоящее.

– Да, Ян.

– Спокойной ночи.

* * *

Ох, как Степан был зол на себя! Он совершенно не то сделал, совершенно не так! И она, гадкое это буратино-Маугли, что она себе позволяет!

Он рванул вниз по лестнице – Кира уже выходила из здания, где располагалась ассоциация, – и последовал за ней, стараясь быть незамеченным. Любовник у нее, ишь ты! И что же это за любовник?!

Метро, – Кира ехала на метро… Степан забыл уже, когда последний раз спускался в подземку! Там оказались новые турникеты, за билетом пришлось бежать в кассу, – он ее чуть не упустил! Более того, она сделала пересадку, и он малость обалдел от пыльных коридоров… Но тащился за ней, куда деваться-то?!

Он доперся таким образом аж до Новогиреева. Но мучения его на этом не закончились: Кира встроилась в очередь на автобусной остановке. Ехать с ней в одном автобусе Степан никак не мог и потому, отойдя подальше, поднял руку, голосуя.

Он взял первую же тормознувшую тачку и, дождавшись, пока приползет Кирин автобус, велел следовать за ним. На каждой остановке он всматривался, не вышла ли среди прочих пассажиров Кира…

Наконец увидел ее. Она направилась в глубь жилого квартала – Степан за ней. Улица такая-то, дом такой-то.

После чего он продиктовал водиле адрес «Аськи».

Ворвавшись в свою вотчину, он направился в отдел кадров, где жадно пролистал личное дело Киры.

Его поджидали открытия.

Ну, первое было не открытие, а так, пустяк: она жила именно там, в Новогирееве, на той самой улице, в том самом доме. Значит, она не к любовнику пошла, а к себе домой! Хотя вдруг наоборот, любовник пришел к ней?!

Зато настоящей неожиданностью стали для Степана две строчки:

– Возраст: двадцать семь.

– Семейное положение: вдова.

!!!

Он побарабанил пальцами по страницам ее дела. М-да, вот так дела… А он ей больше двадцати и вправду не дал бы… Она, выходит, ему соврала, когда сказала, что ей двадцать два. Зачем?

И вдова. То есть она уже была замужем. А ведет себя, как малолетка. Может, брак был фиктивным? И потом, что значит вдова? Отчего умер ее муж?!

Он рванул обратно, в Новогиреево, уже на своей машине, и дежурил под ее окнами еще полночи. Но никто не вышел из подъезда Киры. Значит, и про любовника она соврала!

…Или он остался у нее ночевать?!

Когда стрелки перевалили за три ночи, он вдруг очнулся. Словно протрезвел. «Степ, ты чё, рехнулся? – сказал он себе и порулил домой. – Кой хрен она тебе сдалась, эта дура Кира-буратино?!» – вопрошал он себя.

Его обида была глубока. Настолько глубока, что он решил разбудить Люсю.

– Люськ, я соскучился… – произнес он в телефон. – Я к тебе забурюсь сейчас?

– Но я сплю… – возразила Люся.

– Люсь, ты меня любишь? – неожиданно для себя самого спросил он.

– Конечно!

– Тогда я к тебе приеду.

– Ну, я же сплю…

– И что с того? Будем спать вместе! – невесть отчего раздражаясь, произнес он в трубку.

– Степ… Давай завтра, а? – он слышал, как она зевнула. – Мы с тобой завтра договорились поехать ужинать к…

Далее последовало название модного ресторана.

Степан с неприятным, сосущим холодком внутри отключился. Что-то сместилось в его жизни в неправильную сторону. Зачем он позвонил Люсе среди ночи с идиотским вопросом? Зачем ему в прошлый раз понадобилась от нее рыба под сливочно-лимонным соусом?

Это гадкое буратино, оно разрушало его мир, до сих пор такой внятный! Он ее просил?!

«Ну, погоди, Кирка, я тебе завтра устрою красивую жизнь!!!»

Пообещав себе это, Степан с относительно спокойной душой отправился домой, спать. На Люсю он нисколько не сердился, но Кирка… Завтра она получит по заслугам!!!

Спать не очень удалось. Остаток ночи он проворочался в постели, ища слова, которые скажет завтра Кирке. Уничижительные такие слова… Убийственные! Чтобы она не смела больше…

Чтобы больше не смела ему говорить…

Чтобы не смела ему ломать отношение к Люсе… И вообще… Ко всяким вещам…

Он насилу заснул под утро и проснулся крайне раздраженный недосыпом и гадкой Киркой.

Но назавтра он начисто забыл о своем намерении проучить Кирку. Днем, на работе, дела были обычные, хоть и неприятные: пришлось ставить вопрос о сокращении штатов. Кризис, что б его!

А вот потом, в «Аське»…

Кира встретила Степана едва ли не у порога и впилась в его рот поцелуем. Степан даже не успел удивиться такому проявлению темперамента, как она тихо пробормотала: «Пошли быстро, есть новости, плохие».

Предупрежденный таким образом, он проследовал в свой президентский кабинет, в который Кира стукнулась через пару минут: принесла кофе, печенье. Поставила поднос на стол, вернулась к двери, притянула ее поплотнее.

– Сегодня статья вышла в одной газете, – тихо проговорила она. Затем, покопавшись под просторной блузкой, вытащила две сложенные вчетверо газетные странички. – Вот. Тут о нашей ассоциации. Хотя она не названа, но все догадались. Крестный ходит мрачнее тучи.

Степан развернул странички. Они были вынуты из газеты-еженедельника, но он узнал издание по дизайну. Впрочем, на каждой странице было указано его название, не ошибешься.

Он пробежал статью глазами. Ему не нужно было дочитывать до подписи ее автора, он и так знал, кто статью написал.

– Спасибо, Кир, иди пока.

И как только она вышла, Степан Катаев набрал номер сотового журналистки, Александры Касьяновой.

Но ее телефон не отвечал. Ничего, Степан до нее дозвонится! Хоть весь вечер просидит, нажимая кнопки, хоть всю ночь, но дозвонится!!!

* * *

Статья, похоже, вызвала большой резонанс. Во всяком случае, на сайте газеты шли оживленные дискуссии. Одни благодарили Александру Касьянову за честность и умение называть вещи своими именами; другие, как водится, ругали. Неважно, за что именно: было бы желание, а предлог всегда найдется. Куда важнее, что люди реагировали, думали, спорили.

С легкой душой она отправилась на пляж и провела чудесный день, сполна насладившись морем, солнцем, отдыхом и обществом Яна. У него оставалось еще два дня отпуска, и они оба, не сговариваясь, старались на полную катушку использовать эту нежданную и чудесную встречу, чтобы наговориться и насмотреться друг на друга. Оба понимали, что жизнь снова разведет их, как только закончится отпускная сказка, встретятся ли они еще когда-нибудь опять?

Все слишком сложно, все слишком плотно расписано в жизни каждого из них, – в этой взрослой и давно отдельной друг от друга жизни больше не было места для детских чувств. Они, как в хрустальный флакон, оказались заключены в несколько коротких дней волшебно совпавшего отпуска в заморском отеле.

…На этот раз Александра ушла к себе пораньше, интуитивно избегая ритуала провожания. Расставаться в шумном, полном народу кафе было куда проще, чем у дверей ее комнаты. Дверей, служивших не столько препятствием, сколько соблазном.

Некоторое время Александра читала у себя в номере; затем включила компьютер и принялась набрасывать следующую статью. Отель меж тем затих. Ушли музыканты, закончились танцы, отдыхающие стали расходиться по комнатам.

Она вышла на балкон. На террасе кафе еще сидели несколько человек, допивая коктейли, да со стороны пляжа доносились взрывы смеха: русская компашка догуливала.

Она вернулась к компьютеру и поработала еще с часик, потом выключила его. Но спать не хотелось. Подумав, Александра вышла из номера – решила прогуляться по ночному свежему воздуху.

…Ян сидел в кресле холла на ее этаже. Словно знал, что она выйдет.

Завидев Александру, он молча поднялся и пошел ей навстречу. Она непроизвольно отступила, потом сделала шаг вперед, головокружительный шаг в бездну, – и бросилась в его руки.

…Плохо быть взрослой. Слишком, слишком много всего в голове.

Они исступленно целовались уже минут пять, но ум втихомолку закидывал вопросы: пусть идет как идет? пусть случится что случится? или надо устоять? но ради чего? верности Алеше? или ради самой себя, чтобы потом не таскать с собой груз измены?

Эти вопросы портили все. От них потихоньку твердели ее губы, делаясь менее податливыми, от них каменело ее тело…

В результате выходило «ни два ни полтора», – их поцелуи порождали вопросы, а вопросы мешали целоваться. И это было, по меньшей мере, глупо.

Может, не так уж и плохо быть взрослой: по крайней мере, легче сделать трезвый выбор.

«Трезвый» – какое убогое слово!

– Ян… – она легонько отстранилась. – Давай на этом остановимся.

– Как скажешь…

– Я уже сказала.

Он разжал руки, выпустив ее из их кольца.

– …Это будет лишним… – добавила Александра и тут же пожалела. Разве банальным словом «лишнее» описывается происходящее? Разве оно исчерпывает всю немыслимую сложность человеческих отношений?

…Когда-то Алеша ей изменил.[2] Но Александра отнюдь не считала, что этой изменой он выдал ей индульгенцию наперед. Мысль о мести тем более не посещала ее – это было бы попросту низко. С точки зрения Александры, право собственности не распространяется на душу и поступки другого человека, пусть и любимого… Она не присваивала себе даже право прощения: ведь это означало бы, что она его судит! А на каком основании? Он ей не принадлежит, он сам по себе, он поступил, как поступил, и только ему об этом судить!

Только ей было больно. Больно, она ничего поделать не могла.

Сейчас же, оказавшись сама на грани измены, Александра вдруг с неожиданной ясностью поняла, что тогда произошло с Алешей. Ей открылось, как можно раздвоиться в чувствах, какой разной бывает любовь, каким непохожим желание и как трудно с этим управляться…

И еще она знала, что ему будет больно от ее измены. Так же, как ей тогда.

Врать? Это пошло. У Александры слишком хороший вкус, чтобы опуститься до пошлости.

Как все запутано в наших душах… Но только разве это называется словом «лишнее»?!

– Я не то сказала… – повинилась она.

Ян не ответил. В его глазах, мягко и чуть тревожно, мерцала грусть. Та грусть, с которой мудрец взирает на мир.

– Санька… – проговорил он наконец, – хочешь, пойдем погуляем по пляжу?

– Да, – ответила она. – Пойдем погуляем…

И в этот момент в ее кармане завибрировал сотовый.

«Алеша!» – подумала Александра, доставая телефон.

– Если муж мне звонит в такое время, – проговорила она обеспокоенно, – значит, что-то серьезное. Не дай бог с детьми!

Наконец она выпростала из кармана мобильный. На входящий посмотреть не успела, боясь, что звонки иссякнут.

– Касьянова, это вы?

– Кто же еще, – ответила она, пытаясь сообразить, чей голос слышит, понимая только одно: голос не Алешин, хотя и вроде бы знакомый.

– Вы добились своего, журналистка! Сегодня из-за вашей статьи убили моего директора! Вместо меня!

– Кто говорит? О чем речь?!

– Степан Катаев говорит. Моего директора, Костика, убили, понятно?! Из-за вашей статьи! А ведь я вас предупреждал: поосторожнее, дамочка! Тут у нас не шуткуют, у нас дела серьезные! Предупреждал? Предупреждал. А вы не послушались. И вот – Костика убили! Вместо меня! Вам бы только статью написать, свой гонорар получить да славу журналистскую слупить, а что люди из-за вас могут погибнуть, так вам по барабану, а?!

Он был пьян, Степан Катаев, Александра явственно слышала по его голосу. Но даже пьяный вряд ли бы такое сочинил…

– Объясните мне подробней! Почему из-за моей статьи, отчего вы так уверены?! И почему вы решили, что его убили вместо вас?!

– Да иди ты, гражданочка, нах!

И он отключился.

Ян смотрел на нее во все глаза.

– Янька… Тут что-то непонятное, но очень плохое произошло… Прости, иди к себе.

– Расскажешь завтра?

– Обязательно, – рассеянно пообещала она.

Александра вышла на балкон, пытаясь совладать с непомерно бьющимся сердцем. Катаев, он сказал ей, что ПО ЕЕ ВИНЕ убили человека?! Из-за ее статьи?!

Она еще с полчаса смотрела на тихо мерцающее под звездами море, перебирая в уме фразы из своей статьи, пытаясь примерить к ним столь страшное обвинение… Затем, очнувшись, бросилась вниз, в интернет-кафе. Но, к ее удивлению и досаде, по ночам оно не работало!

Поколебавшись, она набрала свой домашний номер. Алеша спит, без сомнения, – но делать нечего, ситуация требовала немедленного разрешения.

Услышав его сонный голос, она попросила его сначала поплескать холодной водички в лицо, чтобы проснулся хорошенько, но Алеша заявил, что он привычный и слушает ее внимательно.

– Мне надо срочно вернуться в Москву, Алеш! Тут Интернет по ночам не работает, а мне нужен срочно билет, – ты можешь посмотреть в Интернете?

– Да объясни же, что случилось, Саш!

Александра объяснила в двух предложениях. Собственно, даже если бы ей захотелось приложить все свое красноречие, все равно больше двух предложений она не наскребла бы: вышла ее статья – и в тот же день убили директора ассоциации, деятельность которой служила ей для статьи примером. Хотя нет, у нее имелось третье предложение, с жирным многоточием в конце: директора убили вместо президента… Так, во всяком случае, он заявил.

– На твой взгляд, дурная шутка исключена?

– Полностью!

Алексей доверял Сашиным мнениям о людях, – если и существовал у нее какой-то процент ошибок, то небольшой. Да и у кого его нет, процента ошибок?

– Саша, слушай меня внимательно: ты никуда не полетишь! Оставайся на курорте – ведь если все это правда, то и ты тогда в опасности, сечешь?

– Почему я?

– Сашка, перестань паниковать и включи мозги: у нас журналистов убивают за разоблачения, ты в курсе?

– Алеш, но я никакого разоблачения не писала! Я даже имя президента ассоциации не назвала, который мне интервью дал, – сослалась на то, что мой собеседник пожелал остаться инкогнито, как он и просил! И все, что я вывела из нашего разговора и моих расследований, – так в статье и написала: «В моем воображении нарисовалась следующая картина». В МОЕМ ВООБРАЖЕНИИ, Алеш! Это проблемная статья, как я обычно пишу, и все остальное служило лишь иллюстрацией к проблеме! Какие у кого могут быть к нему – или ко мне – претензии?!

– Саш, если ты попала в точку… А ты, без сомнения, в нее попала… Даже если это были выводы, основанные исключительно на твоем воображении… все же каким-то людям твое воображение пришлось не по вкусу. Оно у тебя слишком хорошо развито. Ты только смоделировала ситуацию, да, – но, надо полагать, очень уж верно… Так что даже и не думай возвращаться!

– Алеш, но…

– Никаких «но». Мы поступим иначе. Дай мне телефон этого Степана… Как его?

– Катаев… Погоди, найду его номер…

Александра нашла и продиктовала мужу.

– Когда он тебе позвонил?

– С час назад. И был, по-моему, пьян.

– Я созвонюсь с ним и все выясню. В случае надобности займусь этим делом. Поняла?

– Поняла…

– Вот и прекрасно, – заявил он. – Ложись спать, чтобы завтра в полной мере насладиться пляжем. Обещаешь?

– Обещаю…

– Я разберусь, не волнуйся, Сашка! Ты ведь мне веришь?

– Конечно…

– На том и поладим. И выбрось билеты из головы, договорились?

Часть II

Повесив трубку, Алексей еще раз перебрал в уме разговор с женой. Убедил ли он ее?

Может, не до конца… Но он верил, что Александра не станет сломя голову покупать билет и возвращаться в Москву без его ведома.

Одновременно он понимал, что успокоить жену он сможет только в том случае, если завтра же выдаст ей первые результаты. И потому, хоть и с сомнением глянув на часы – три ночи! – он набрал номер Степана Катаева.

Степан был не просто пьян, а архипьян. Надо думать, что за час с небольшим, который прошел между их разговором с Сашей и звонком детектива, Катаев накачался сверх меры. Однако он не спал – и не собирается, по его словам, – что несколько обнадеживало. Выяснив адрес, Алексей тут же перезвонил Игорю, своему ассистенту.

В отличие от Степана Игоря он явно разбудил.

– У меня тут одно срочное дело возникло, нужно отъехать прямо сейчас. Но я не могу оставить детей одних. Выручай!

– Но, Алексей Андреевич, я же не умею с ними… Вы лучше Ромку позовите!

Игорь был прав. Роман, старший сын Алексея, так неожиданно и жестоко возникший в его жизни совсем недавно,[3] прекрасно умел управляться с малышами. Но отношения с парнем у него были весьма сложными. Просить его детективу не хотелось.

Игорь понял его молчание.

– Хорошо, я выезжаю. Буду у вас через полчаса.

– Знаешь что… Мне уже некогда, позвони Роману ты. А там сами решайте. Возьми ключи, я выйду минут через пятнадцать.

Запасная связка от новой квартиры всегда лежала в ящике письменного стола в его старой квартире на Смоленке, то есть той, где он прожил всю свою жизнь, пока они не съехались с Александрой. В этой старой трехкомнатной квартире находился его офис, там же занимал одну комнату Игорь: жилье включалось в плату за его работу.

– Договорились, – ответил ассистент. – Я прямо сейчас ему позвоню!

Алексей положил трубку, чуть усмехнувшись: он был практически уверен, что, вернувшись домой, обнаружит там именно Ромку.

Дверь ему открыла девушка – жена? любовница?

– Я к Степану… – коротко сообщил он.

– Входите. Он ждет вас.

Девушка отступила, впуская детектива, и он смог рассмотреть ее на свету. У Катаева изысканный вкус, отметил он: такие лица, как у нее, не снимают модные фотографы – такие лица рисуют художники.

Впрочем, она могла быть Катаеву сестрой или дочкой, так что не стоит делать поспешные… – Алексей продвинулся в глубины квартиры.

…Нет, не могла! Никакого кровного родства между ними со всей очевидностью не имелось. Мужчина, безвольно расползшийся в кресле, – без сомнения, Степан, – крупный, плотный, с коротким ежиком светлых волос, чуть рыжеватых, являл собой полную противоположность девушке – смуглой, черноглазой, грациозной. В руке он держал стопку с водкой, словно размышлял: заглотнуть ее или уже хватит?