Е.Б.Ж.

Он не спросил, что такое «пенаты», а она спросила себя: почему? Постеснялся? Догадался о смысле слова по контексту?

– Мамзель Виктория, ну не могу я, елки-палки…

Он явно начал сдаваться. Но Вика и бровью не повела. У нее своя игра.

– Так что, на помойку?

– Ну, ты прям… Ну, чисто мучительница!

– Григорий, не морочь мне голову. Либо мы выбираем костюм, который понравится МНЕ, либо ты отказываешься, и тогда я везу тебя на помойку.

Он молчал, гордо отвернувшись к окну. При этом косил глазом на нее. Вике стало смешно. Ну, точно большая собака. У нее была когда-то такая, когда она еще жила с родителями. Она так же отворачивала свою кудлатую башку, когда ее ругали, и так же косила глазом в сторону. Умора.

Молчание принимается за согласие, верно? Вика завела машину и поехала в четвертый бутик. Григорий беспрекословно, хоть немо изображал святомученика, примерил очередной костюм. На этот раз Вика сжалилась: «Идет!»

Но это был еще не финал: требовалось купить туфли. И снова завертелась чехарда бутиков и препираний с Лешим. Тьфу, с Григорием.

К концу дня она была вознаграждена за все свои мучения: выйдя из последнего бутика, в ее машину уселся очень приличный и весьма интересный мужчина. Ни одна душа не догадалась бы, что это взятый напрокат с помойки бомж!

Оставалось потренировать его в стилистике речи. К чему Вика приступила немедленно дома, то и дело вспоминая Бернарда Шоу.

– «Мамзель» – это слово надо забыть!

– А как тя называть?

– Да Викой же! Неужто не ясно???

– А по отчеству как?

– Леший, ну какое отчество? Ты же должен сойти за своего человека!

– Ить, не подумал… А ты меня что ж, Лешим будешь звать?

– Да нет же! Я тебя Григорием… Нет, Гришей. А ты меня – Викой.

– Ага. Понял. Я тя Викой.

– Не «тя»! «ТЕБЯ». Понял?

– Тебя. Конечно. Я знаю, на самом-то деле. Тока забыл.

– Не «тока»! «ТОЛЬКО»!

– Ну да… Я просто, эта… Вспомнить надоть…

– Не «эта»! И не «надоть»! А вот как: «Мне просто надо вспомнить». Повторяй за мной!..

Кроме того, Вика учила его не чавкать, есть при помощи ножа и вилки, руки вытирать салфеткой, сморкаться в носовые платки. Потребовалось также немало усилий, чтобы отучить его стирать носки под краном с мылом (дорогим марочным мылом!) и сушить их на батарее. Для этого существует стиральная машина, объясняла Вика, и свое личное белье он может постирать самостоятельно. Вот кнопки, вот порошки, вот отдушка для белья – вперед!

И так в учениях прошло дней десять. Надо сказать, что Вика немало позабавилась за это время. Леший оказался нестрашным, покладистым и прилежным. В свободное от учений время он ел, спал, подолгу плескался в ванной и смотрел телевизор, явно наслаждаясь благами цивилизации. Кроме того, он с удовольствием пылесосил – Вике казалось, что его развлекает сам процесс: так мальчишки играют в машинки.

Еще он вызвался наладить подтекающий бачок в туалете и кран на кухне и, покопавшись в Мишиных «технических» ящиках, выполнил операцию по починке с блеском. Вика решила, что Леший в прошлом был сантехником, и даже отважилась задать наводящий вопрос, но он только сморщился в ответ: «Тебя это не касается, Виктория».

В один из этих дней, впрочем, случился инцидент. Вика вернулась откуда-то домой и застала Лешего за…

Точнее, Леший при ее появлении неловко попытался спрятать что-то за спину. Вика, сделав строгое лицо (подумала, что хлеб с вареньем ел, – а ему было категорически запрещено делать это на диване во избежание падания крошек и сладких липких капель на обшивку!), подошла и выудила из-за спины… ее дневник! Тот самый, где были разные фразы и описания, отрывки и наброски, поэтические и саркастические…

В принципе, преступление было невелико, но Вику охватила ярость. Этот дневник не предназначался для чужих глаз – раз! И выходило, что Леший рылся в ее секретере, – два! Что он там искал? Может, деньги? Может, хотел ее ограбить?!

Она принялась, едва сдерживаясь, объяснять Григорию азы этики. Он слушал ее, чуть склонив голову набок, и выражение его глаз трудно было разобрать… Но раскаяния в них точно не было.

Когда Вика дошла до фразы «Ты собирался меня обокрасть?!», он наконец отреагировал:

– Тьфу ты, вот дура-то. Если б надо было мне тебя ограбить, изнасиловать, убить – чего еще придумаешь? – то я бы уже сто раз это сделал и смылся! Бороду б обратно отрастил, и ищи-свищи меня по помойкам!

Вика обиделась на «дуру». Но что взять с бомжа?

– А зачем в секретер полез тогда?!

– Да не лез я никуда… Вот тут эта тетрадочка валялась, – указал он рукой.

Ой, вспомнила Вика, а ведь точно, она не убрала вчера! Переносила свои записи в компьютер, и тетрадка на столе осталась! Ну и впрямь дура, стыдно теперь как, зря обидела человека…

– Извини, – пробормотала она, убирая заветный дневничок в секретер. – Там ничего интересного, литературные потуги, тебе ни к чему.

Леший не ответил и молчал до ужина. А за ужином вдруг сказал:

– А ты хорошо пишешь.

Вика хотела было съязвить: «А ты хорошо разбираешься, надо думать?» – но не стала обижать Лешего, уже и так несправедливо обиженного ею сегодня.

В общем и целом их общежитием Вика была вполне удовлетворена. Леший не выказывал к ней никакого мужского интереса, он ее не ограбил, и никакого убытку от его присутствия в доме не случилось – ну даже тарелки не разбил.

Возможно, он был просто честным человеком (ведь бывают же бомжи честные?), а возможно, никакая украденная ценность не стоила в его глазах того комфорта, который он временно обрел в доме у Вики. Как бы то ни было, его присутствие было ненавязчивым и даже приятным, и, как ни странно, Вика чувствовала себя более защищенной, словно в доме и впрямь поселился большой и добрый ротвейлер.

По окончании интенсивного курса обучения хорошим манерам и правильной речи Вика отважилась вывести Лешего в свет. Она проинструктировала его, как пользоваться кредитной карточкой, и велела расплатиться в конце ужина. Под ее неотступным критическим взглядом Григорий невозмутимо орудовал ножом и вилкой, правильно пользовался салфеткой. И даже с умным видом отпробовал вино, которое официант, по правилам французских ресторанов, плеснул сначала в его бокал. Покатав во рту глоток, Леший царственно кивнул официанту, который немедленно наполнил бокал дамы и долил в бокал Лешего.

Из него выйдет толк, окончательно решила Вика. Ей попался способный ученик.

Единственное опасение, которое ее мучило, рассосалось само собой: в этом элегантном мужчине ни соседи, ни бомжи у помойки не опознали Лешего. Все, кому было дело, наверняка сочли, что Виктория Ольшанская завела себе любовника. А уж откуда он взялся, никто спрашивать не посмел. Никого не касается!

Глава 7

И настал наконец день, когда она сочла, что пора. Пора приступить к осуществлению основной задачи, ради которой все и затевалось! Однако она до сих пор не знала: в каком качестве представить Григория? Какую «легенду» придумать?

Она решила с ним посовещаться. В нем был природный здравый смысл, которого ей явно не хватало.

– Да никак, – пожал плечами Леший. – Скажешь: «Это со мной», и все.

– Но они подумают, что ты мой… – Вика смутилась. – Жених… Или любовник…

– А тебе что за печаль? Ты хотела прийти не одна? Вот и придешь не одна. А думы думать оставь им.

А верно ведь! Вика даже удивилась простоте решения. Отчего ее мысль так хлопочет, пытаясь предугадать чужое мнение? Оно ей нужно, это мнение? Оно ей интересно? Да нисколько! Просто привычка какая-то дурная – забегать вперед….

Отринув последние сомнения, Вика позвонила в свою фирму.

Позвонила-то она директору, Леониду Ильичу, которого мысленно окрестила «Брежневым». А попала на его секретаршу. Вика ее помнила: девица была молодая, с мосластыми коленками и нагеленными волосами и очень нахальная.

– Я могу вас записать на прием не раньше следующего понедельника, – ответила она пренебрежительно.

– Вы не поняли, девушка. Я – Виктория Ольшанская, мне принадлежит…

– Все я поняла, – перебила ее девица. – Знаю, кто вы. Но Леонид Ильич очень занят. Так вас записывать на понедельник?

Вика подняла растерянный взгляд на Лешего, который стоял рядом, прислушиваясь к разговору. Он ей что-то шептал, но она никак не могла понять.

– Секунду, – бросила она в трубку.

Прижав ее к животу, чтобы секретарша не смогла услышать их разговор, она переспросила Лешего.

– Скажи ей, что ты посмотрела список своих дел, и понедельник тебе не подходит. И что свидание нужно на этой неделе.

Вика последовала советам Лешего, но девица была непреклонна.

– В таком случае с вами позже свяжется мой секретарь! – прошептал Леший.

– В таком случае с вами позже свяжется мой секретарь…

Леший нажал на кнопку отбоя.

– Зачем ты разъединил? Я не знаю, что она мне сказала в ответ!

– А тебе по фигу, что сказала, – усмехнулся он. – Теперь она будет ждать моего звонка, и все.

Похоже, что статус Григория, который так беспокоил Вику, нашелся сам собой: он стал «секретарем».

Леший выждал десять минут и перезвонил по тому же номеру. Вика прислонила ухо к трубке с обратной стороны: включать телефон на громкоговоритель она сочла рискованным, по гулкому качеству звука всегда можно догадаться.

Услышав ленивый голос девицы, он представился секретарем Виктории Ольшанской, затем ласково спросил, как девицу зовут.

Звали ее Любой. Леший вдруг резко сменил благодушный тон:

– Вот что, Люба, переключи-ка меня на директора!

Она попыталась что-то возразить, но Леший рявкнул:

– Твое мнение, Люба, меня не интересует! Связывай с директором, сказал!

Секретарша, однако, позиций не сдавала. Она ведь была секретаршей Директора, а он всего лишь секретарем какой-то там дамочки, которая отношения к их солидной фирме почти не имеет. По крайней мере, так дело представлялось Любе.

Посему, взяв важный тон, секретарша принялась было рассказывать, как занят Леонид Ильич.

Леший ее перебил:

– Завтра будешь уволена. Если не свяжешь немедленно.

Это заявление наконец произвело впечатление на Любу. Она сообщила, что готова соединить с директором.

Леший, отведя трубку, спросил Вику:

– Сама будешь говорить или мне предоставишь?

– Говори ты… – пролепетала вконец растерявшаяся Вика.

Леший был одновременно груб, что вполне соответствовало его «бомжовому» образу, по крайней мере, как он представлялся Вике. И в то же время очень уж ловко, она бы сказала, опытно, разговаривал он с секретаршей. Вика терялась в догадках и никак не могла взять в толк, что происходит и с кем она в лице Лешего имеет дело….

– Леонид Ильич? – доносилось до нее, как в тумане. – С вами говорит секретарь Виктории Викторовны Ольшанской. Не думаю, что нужно уточнять, о ком речь… Она желает ознакомиться с документацией… Нет, на этой неделе. Прекрасно. Устроит. Всего доброго.

Леший положил трубку.

– Он ждет нас завтра, в полдень.

– Григорий, кто ты?!

– Бомж, ты прекрасно это знаешь.

– Бомжи так не разговаривают!

– Ты сама муштровала меня сколько! – возмутился Леший.

– За неделю можно научиться сморкаться в платок. Но разговаривать так?!

– Я способный, – сухо ответил Леший, пресекая дальнейшие расспросы.

Да и какое ей дело, собственно? У них договор, тысяча долларов. И он их отрабатывает. Остальное ее не касается!

Вика долго думала, как ей одеться. Желание погарцевать перед значительным скоплением джигитов все еще томило кровь, но уже не являлось приоритетом. Приоритетом был образ «бизнес-дамы», и посему она выбрала брючный костюм стального цвета, необыкновенно шедший к ее серым глазам, которые тут же наливались соответствующим костюму оттенком, вводя в заблуждение весь род человеческий, и в частности мужской. Во всяком случае, Вике хотелось в это верить.

Она почему-то совсем не так представляла себе «офис». Ей рисовалось что-то щеголеватое, европейски лощеное, ухоженное и престижное. А попала она в помещение, напоминавшее большую квартиру (да и бывшее ею когда-то), в которой имелись всего лишь четыре комнаты да небольшой холл посередине, где восседала та самая нелюбезная Люба, бесцветная высокая блондинка.

Впрочем, сегодня Люба расцвела счастливой улыбкой. Судя по интенсивности ее сияния, встреча с Викой была хрустальной мечтой всего ее детства, отрочества и юности.

– Виктория Викторовна? Проходите, проходите, Леонид Ильич ждет вас!

Она скользнула вперед Вики и распахнула перед ней дверь ближайшей комнаты, а изнутри комнаты к ней рванул полный мужчина с круглыми плечами, протягивая обе руки, словно собирался обнять Вику.

– Рад вас видеть, очень рад! А я все жду, когда же вы изволите проявить к нам внимание? Когда навестите? Даже ребята мои спрашивают: а что же, мол, хозяйка, нас не жалует?

Вика, с трудом пряча изумление, обернулась на Лешего, но его лицо ничего не выражало. «А ведь он мне больше не нужен», – подумала она, и легкое сожаление царапнуло где-то внутри.

– Можете меня звать просто Леней, у нас тут все на «ты», дух равенства, так сказать, никакой иерархии!

Вика даже не успела сформулировать причину своего визита, как Брежнев потащил ее на «экскурсию».

– Здесь у нас комната для переговоров, – распахивал перед ней двери Брежнев. – Для встреч с клиентами или для наших собраний. Правда, случаются они у нас редко, у нас тут все сами с усами…

В комнате переговоров, за большим прямоугольным столом, пристроилось несколько мужчин, погруженных в бумаги, – каждый в свои.

– Когда встреч нет, то комнату занимают, конечно. Тесновато у нас, признаться. – Он улыбнулся. – Даже мой кабинет оккупируют, чуть я за порог…

Брежнев повел их дальше. Леший следовал на полшага позади Вики, как и положено хорошо вышколенному секретарю, невозмутимо разглядывая все и всех.

В двух других комнатах стояли компьютеры, а в них сосредоточенно смотрели люди, пощелкивая мышками. Они едва повернули головы на появление Вики, сопровожденное глашатаем Брежневым: «А вот и хозяйка наша пожаловала!» Ясно, что его фразу о жгучей ностальгии «ребят» по хозяйке можно смело занести в разряд художественного преувеличения.

Вика, однако, не расстроилась. Люди работали. Она это уважала. Единственная среди них женщина, правда, все же окинула ее изучающим взглядом и одарила кривоватой улыбкой. Понятно: в мужском коллективе все внимание достается ей (или сколько тут женщин?), отчего Вика сразу же попадает в статус соперницы. Но к этому она уже давно привыкла, так что лишь мысленно усмехнулась.

Потом Любаша – сладкая, белая и длинная, как тянучка, – принесла им в кабинет кофе. Печенье к нему Брежнев вытащил из встроенного в большой шкаф бара и даже предложил коньяк. Вика от коньяка отказалась, Леший же отказался от всего и остался сидеть на стуле у окна. За все это время он не обронил ни слова. Хоть Брежнев и косил на него иногда любопытным глазом, но Леший, казалось, полностью отстранился от беседы.

В конце концов Вика покинула фирму в сопровождении Лешего, который нес стопку ксерокопий для ознакомления с делами.

Ошарашенная и восхищенная таким приемом, Вика в машине молчала. Подобного расклада она и в самых сладких грезах предположить не могла! В современном обществе произошли перемены в сознании? Успешность женщин в бизнесе совершила переворот?

«У страха глаза велики, а тут еще Ната настращала – мачо сплошные кругом, мол… – думала Вика. – А вот ведь все обошлось совершенно замечательно… И Григорий даже не понадобился…»

По возвращении домой Вика, отчего-то смущаясь, резюмировала, что, по ее мнению, рандеву прошло более чем успешно.

Леший не ответил, с интересом изучая вид из окна, заложив руки за спину и качаясь с носка на каблук своих новых щегольских штиблет.

Вика напряглась:

– Ты так не считаешь, Леший?..

Он перестал раскачиваться, однако не обернулся.

– Григорий…

– Скажи, Виктория, я свою работу уже выполнил или еще нет?

Она озадачилась. Вроде бы да – сопроводил…

– Ты как сам-то считаешь? – выкрутилась Вика.

– Это как посмотреть. Если сопроводить тебя попервости в фирму – то да. А если тебе подпоркой быть для отношений – то нет.

– Ты как-то странно говоришь…

– Короче, крутит твой Брежнев чего-то…

– С чего ты взял?!

– Уж больно сладкий.

– У меня пятьдесят один процент! Это тебе не хухры-мухры!

– Это мне и хухры, и мухры, и хрен собачий. Раз допустил – значит, интерес имеет. Какой?

– Что ты имеешь в виду?

– А то, что не нравится мне такая разлюбезность.

– Да что ты в этом понимаешь? – издевательски спросила Вика. – В бизнесе?

– Я не в бизнесе понимаю. В людях. А ты ни в том, ни в другом.

– Да кто ты такой, чтобы со мной так разговаривать?!

– Бомж. Разговариваю, как умею. Не нравится – уйду. Думаешь, без твоей ванной и харчей не проживу? Так не думай! Проживу распрекрасно.

– Ты меня шантажируешь?!

– Виктория, ты мне тысячу баксов обещала?

– Ну.

– Не «ну»! А обещала. И за что обещала? Не за то, что я у тебя в ванной моюсь, верно? А за то, чтоб быть твоим «тылом» – на случай, если чего не так выйдет. Лично мне такой щедрый прием кажется подозрительным. Если ты не согласна, то я больше тебе не нужен. Тогда я пошел.

Она молчала. Он разговаривал с ней, как с дебилкой. Он, бомж! Это было ужасно обидно.

– Так что? – поторопил ее Леший.

– Ну-у-у…

– Виктория!

– Ну-у-у-у…

– Вот размычалась… Беда с вами, бабами. Давай бумажки, что он тебе отксерил. Я почитаю.

– А я??? – слабо возмутилась Вика.

– Ты? Ужин приготовь, что ли… Жрать хоцца…

…Когда она вышла с кухни, Леший спал на диване в гостиной. Нагло так спал, на животе, раскинув ноги (одна свесилась с дивана на пол), и, прижатый диванной подушкой, рот его открылся… А бумаги, которые он якобы собирался изучить, валялись на полу врассыпную.

«Он меня водит за нос, – подумала Вика. – Он сохранил какой-то приличный лексикон из прошлой жизни да освежил его за две недели наших с ним упражнений и у телика. И теперь пытается произвести на меня впечатление. Он тоже понимает, что его услуги в результате не понадобились, ему неловко, и он старается доказать, что отработал свою тысячу!»

Вика решила: сейчас она накормит Лешего и расплатится, поблагодарив его за помощь. Вика в ней больше не нуждается. Ее прекрасно приняли на фирме, а она вовсе не дура – сама постепенно во всем разберется!

Она разбудила Лешего и подождала, пока он поест. За свою жизнь она твердо усвоила: с голодным мужчиной разговаривать нельзя. И только после того, как он прикончил на десерт порцию варенья, она спросила с издевкой:

– Ну и что там, в моей фирме? Прочитал бумаги? Чем она занимается, разобрался?

– Ага.

– Григорий… Не надо врать. Я же видела: ты спал!

– Так я прочитал и уснул.

– Прочитал? Так быстро? И все понял? – Вика ему не верила.

– Ага.

– Ну, и чем там занимаются?

– Шпионажем.

– Как это?! – вскинула брови Вика.

– А вот так. «Конкурентная разведка» называется это дело.

– Разведка???

– Да не пугайся ты так…

– Они же что-то охраняют! Бизнес вроде!

– Так и есть. Охраняют. От конкурентов.

– Но почему ты говоришь «разведка»?

– Чтобы охранять, надо знать врага. Чтобы знать врага, нужна разведка. Поняла?

– Нет.

– Ох ты боже мой…. Ну, ты в куклы играла в детстве?

– При чем тут? – насупилась Вика.

– А при том. Пример есть хороший. Знаешь куклу Барби?

– Конечно.

– Так вот слушай. По легенде выходит так, что Рут Хэндлер, одна из основателей гигантской компании по производству игрушек, придумала эту куклу, наблюдая за игрой своей дочери Барбары. Якобы она поняла, что дочь в игре представляет себя уже взрослой, и потому создала «взрослую» куклу для маленьких девочек. Только все это враки, рекламный свист.

На самом же деле эту куклу придумали в Германии в начале 50-х годов. Ее автор – Рейнхард Бютейн, который решил воплотить в куклу свой мультипликационный персонаж, Лили. Только эта кукольная Лили отнюдь не была ориентирована на детей: она являлась секс-символом для немецких мужчин. Поэтому и была задумана как шутка-сувенир, продававшийся в табачных киосках и барах.

Лили, однако, понравилась не только мужчинам, но детям и женщинам. Куклу раскупали быстро, продажи пошли по всей Европе. Как-то Рут Хэндлер с семьей отправилась в отпуск в швейцарский город Люцерн. Рассматривая витрины, ее дочь Барбара, которая была тогда подростком, указала на куклу, выглядевшую как взрослая женщина.

Об остальном ты можешь догадаться. Фактически, Рут Хэндлер сделала с Лили плагиат и назвала ее Барби – по имени своей дочери Барбары. Популярность американской куклы быстро росла, и ее настоящий автор, столкнувшись с плагиатом, сначала хотел подать в суд, но затем передумал и продал патент американцам за весьма скромную сумму. И вскоре разорился. А американцы сделали на ней миллиарды.

Теперь, Виктория, соображай: если бы он обладал такой структурой, как бизнес-разведка, способной оценить реальные масштабы рыночного интереса к этой кукле, он бы либо отсудил права на нее, либо продал патент значительно, значительно дороже! И ему бы на безбедную старость хватило, и внукам бы еще досталось…

– Леший, кто ты?!

– Виктория, ты меня достала. Когда я ем на газете, то одновременно читаю статьи, которые попадаются под куском хлеба или колбасы…. А на память я не жалуюсь. Вот и все. Я бомж, мамзель, не строй иллюзий.

Вика задумалась. «Конкурентная разведка» звучало устрашающе. С охранниками, как ей представлялось до сих пор, все выглядело куда проще: некая фирма Х нанимает на такое-то мероприятие столько-то охранников. И дальше оставалось проверить лишь исправность платежей. С этим бы Вика справилась. Но «конкурентная разведка»?

– А это законно? – спросила она Лешего.

– Насколько я понимаю, да.

…С другой стороны, размышляла Вика, лет десять назад в стране не было никаких «конкурентных разведок» и «охран бизнеса». Все эти специалисты – они тоже начинали с нуля, как ее подруга Ната. Они учились, читали книжки, набивали на практике шишки… Почему же и она не сумеет освоить? Ну, в самом же деле, ведь она НЕ ДУРА!!!!

– Послушай, Виктория, – говорил меж тем Леший, – я так понимаю: тебе скучно, ты хочешь в бизнес поиграть. Тогда вот тебе мой совет: продай свою долю в фирме и открой косметический салон. Или солярий. Или цветочный магазин. Че-нить попроще. С «конкурентной разведкой» ты не справишься.

– Не делай из меня идиотку!

– Не лезь туда, Виктория! Там работают профессионалы. И ты будешь подписывать бумаги, смысл которых не понимаешь. А ответственность будет на тебе!

– Профессионалы! – хмыкнула она. – Таких не то что «профессионалов», а и слов недавно не было! Подумаешь, они научились – и я научусь! Тем более я же не буду сама заниматься «разведкой», а только следить за бизнесом…

– Ты ошибаешься. Это давние профессионалы. В такие фирмы часто идут люди из бывших спецслужб…

– Да откуда ты все это знаешь?! – Вика возмутилась. – Говоришь, что бомж, а лезешь рассуждать обо всем! Или ты не бомж? А сотрудник иностранной разведки? Выведываешь по помойкам государственные секреты?!

Леший посмотрел на ее возмущенное лицо и сухо ответил:

– Как хочешь. Я свое отработал, верно? Ты хотела сопровождения – я тебя сопроводил. Встретили тебя отлично. Теперь, коли ты в моей помощи больше не нуждаешься, я пошел.

– А если я попрошу тебя остаться еще? Помогать мне и дальше? И денег еще заплачу?

У Лешего загорелись глаза.

– Тогда другой расклад… – осторожно произнес он. – Если будешь моих советов слушаться.

– Вот я тебя и раскусила! Ты просто хочешь заработать на мне! Делаешь из меня дебилку, чтобы я поверила, что без тебя мне никуда! Обратно на помойку-то неохота, верно? Лучше ужин, и душ, и чистая постель, а? Ты просто мошенник! Убирайся!!!

Она швырнула на стол стопку денег, перетянутую резинкой, и отвернулась.

…Сначала он аккуратно повесил в шкаф дорогой костюм, снял с себя все, кроме трусов и носков, нисколько не обращая внимания на ее присутствие. Надел те дешевые джинсы и рубашку, что она купила ему в самом начале, – и все это без звука.

Закончив переодевание, он с сомнением осмотрел себя в зеркале, хмыкнул, потер подбородок – без бороды ему, наверное, не очень сподручно было возвращаться на помойку…

Вике стало страшно неловко и жалко его. Но, с другой стороны, не может же она жить с бомжом из жалости? А его помощь ей больше не нужна… Не нужна, да!

Наконец Леший положил в карман деньги, оглянулся, мазнув по ней взглядом, словно она была предметом интерьера, и вышел.