Стану Солнцем для Тебя

Господи, да она к нему принюхиваться начала, когда он обнимал ее при встрече. Пыталась уловить чужой запах на нем. Идиотка ревнивая. Понимала, что зря это делает. Но все равно делала. И ревновала. Себя ругала, а потом опять, по новой.

Не помогала отвлечься от таких мыслей, безумных и совершенно не нужных, даже новая предполагаемая сфера деятельности.

И тут тоже без Кости не обошлось.

Он подал ей идею, и Марина, надо заметить честно, не на шутку увлеклась ею.

Быть, не просто одним из благодетелей какого-то фонда помощи, а создать свой собственный, и начать в нем активно работать.

Ей повезло, что, когда она и ее ребенок нуждались в помощи, им помогли. Сколько таких мамочек по стране, как она? И не у всех есть такие друзья и знакомые, как тот же Артем или Сава. И не у всех есть силы для борьбы с врачами, с банками, с родными, и с самими собой.

Что, мало она примеров видела, когда мамочки своих же детей бросали в домах малютки или просто уезжали после родов без своих детей? Только из-за того, что их ребенок болен или ему поставили страшный диагноз?

Не все готовы бороться за своих детей.

Но она хотела помогать тем, кто не сдавался, но не имел финансовой возможности . А еще хотела помогать тем детям, от которых отказались.

Марина понимала, что снова влезет в такую кабалу проблем, что подумать страшно. Но если собрать хорошую команду, заручиться поддержкой нужных людей, то у нее все получится. Это было главным.

Она будет посвящать себя этой работе, иногда заглядывать к своим ребяткам в офис, но приоритетом станет семья.

Пусть Марина, сидя дома чуть не свихнулась от скуки и тоски, но видя, как ее сын каждый день с безумным счастьем в глазах влетает домой и кричит: «Мам, я дома», – разве она может теперь отказаться от такого?

Да, так будет не каждый день. Но уж точно чаще, чем было до этого.

Только надо бы еще придумать, что с Костей делать, и будет все вообще прекрасно и радужно.

Розовые сопли и единороги, ага. Как раз то, что она не хотела, но, кажется, в итоге собиралась получить.

***

Костя тихо вошел в квартиру, закрыл аккуратно дверь, стараясь сильно не шуметь. Думал, что домашние уже спят, он сегодня на работе застрял практически до ночи. Устал, как собака, голова гудела, в глаза, будто кто-то песка насыпал.

Устал.

Давно таких проблем в компании не было. Да что там давно? Никогда они не думали о промышленном шпионаже, но третий подряд, проигранный тендер на крупный госзаказ… это уже не просто плохо разработанная концепция и план. Это уже не случайность, мать их так. Это тенденция, и для них она была, мягко говоря, хреновой.

Служба безопасности стояла на ушах вторую неделю, они с Димой из офиса практически не вылезали, только чтобы семье уделить время, и все.

Отпуск он хотел? Уже там практически, ага.

Было интересно, что ж это за сука такая продажная у них завелась?

Вот, для абсолютно полного пизд*ца в жизни, ему не хватало только утечки информации в собственной компании.

Час от часу не легче.

А дома он полноценно расслабиться не мог.

С Ильей никаких проблем, у них было полное взаимопонимание.

Но Марина… он и не думал, что будет легко, не в их ситуации и не с их характерами, но все же рассчитывал хоть на какую-то попытку от нее наладить отношения. А вместо этого она злилась на него. Закрывалась и злилась. Костя уже не знал, с какого боку к ней подойти, чтобы по больному не топтаться.

Снял ботинки, куртку, и прошел в полутемную гостиную.

Да, все уже давно по койкам разбежались, время половина первого ночи. Илюхе завтра рано в школу, надо его самому отвезти, со всеми этими шпионскими играми он не успевал уделять сыну достаточно времени, а потом, может, и днем снова вырвется, и сводит своих в ресторан пообедать. Маришке будет полезно в люди выйти, а то ещё подумает, что он ее на домашний арест посадил.

Хотя, может она так и думает.

Не понимал, почему она на него злится. Все же для нее, для них. Все. Он для нее и Ильи жил, работал. Существовал для них.

А она на него злилась.

Костя не просил ее сидеть дома и не работать. Не просил.

Просто сказал, чтобы была аккуратней, чтобы думала о последствиях, когда собиралась проворачивать очередную сделку или договор. Чтобы не забывала о своем здоровье.

Мариша просто взяла и засела дома, обложилась бумагами и заперлась в четырех стенах.

Они жили вместе, спали вместе, но он чувствовал, что ее злило его присутствие, злили его действия или бездействия.

Пытался с ней говорить, а добивался в итоге: «Все хорошо, не волнуйся». Упрямица чертова.

Но любил же ее. Не мог уже представить без нее себя и своей жизни. Рвался к ней. Каждую свободную минуту рвался к ней, чтобы рядом была, чтобы прикоснуться можно было, своими глазами увидеть этот хмурый рассерженный взгляд…

– Привет!

В гостиной возле дивана мягко вспыхнул торшер, и он смог увидеть, сидящую на диване Маришку, в милой смешной пижаме то ли с зайчатами, то ли с кроликами, но выглядела она по-домашнему тепло и мило. Руки зачесались, так захотелось к ней прижаться всем телом, чтобы согрела его в объятиях, чтобы сама потянулась к нему.

– Ты чего не спишь?

– Не знаю, не спится, – она выдавила это сквозь сжатые зубы, почти зашипела на него и глазами зло сверкнула, поднялась с дивана и пошла к лестнице, – Ладно, ужин на столе, а я спать.

– Марин, ты чего? – его до костей пробрало этим ледяным безразличным тоном, что она говорила про ужин и спать.

Но Марина не стала останавливаться и просто поднялась в спальню, ее всю потряхивало от злости и сдерживаемой обиды и ревности. А если бы она в такое время домой пришла, он бы как себя повел? Начал орать или молча проигнорировал? Как же ее все бесило, и она сама себя бесила в первую очередь.

Ведет себя как… как… дура влюбленная.

Костя не собирался давать ей отступать сейчас, у него голова должна работать в одном направлении,– разборок и непоняток дома он себе позволить сейчас не мог. Поэтому, без лишних слов, бегом взбежал по лестнице и вслед за женой вошел в спальню, плотно прикрыл дверь и нашел взглядом Марину.

Она стояла возле зеркала во весь рост и рассматривала себя с преувеличенным интересом, на него внимания вообще не обращала, пыталась выглядеть безразличной, но он то видел ее всю, насквозь, собственной шкурой все ее эмоции ощущал.

– Что происходит?

– Где? – уточнила она, не отрывая своего взгляда от проклятого зеркала, а Костя от этого уже начал заводиться и закипать. По горло достали недомолвки ее. Они вроде вместе жили, но при этом Марина от него отгородилась стеклом бронебойным, когда хочешь достучаться и донести, а хрен получится.

– Не где, а с тобой!

– Со мной все хорошо, – спокойно пожала плечами, из-за чего тонкая кофточка аппетитно обтянула ее грудь и Косте пришлось себя одернуть и перестать пялиться на красивую и желанную женщину.

– А мне так не кажется, Марин, я устал, на работе такое творится, что мозги кипят. И я понимаю, что сейчас уделяю вам с Ильей мало времени, но потерпи чуть-чуть, я прошу, не злись.

– А я не злюсь, Костя, с чего мне злиться? Ты приходишь домой ночью, уставший и выжатый, как лимон, с чего мне злиться?!

Марина старалась говорить спокойно и отстранённо, но, когда Костя подошел к ней и встал за спиной так близко, что она его дыхание на шее почувствовала, спокойной оставаться было трудно, у нее дыхание перехватило от этой близости и коленки стали слабыми, еще чуток и она свалится к его ногам. К ногам победителя, – он ведь своего добился. Она сидит дома, практически не работает и ждет его, караулит дурацкий ужин, разогревая через каждые полчаса, чтобы Костя поел горячего, а то ведь он на обед домой не приехал.

Тьфу, дура, твою мать! Идиотка влюблённая .

– Марин, это работа и мы скоро все решим, и поедем в отпуск, как и планировали, Илюху с собой возьмем, можно даже его каникул не ждать. Ну чего ты?

Костя попытался ее обнять, но она его руки с себя сбросила и отступила в сторону и, наконец, перестала на себя в зеркало смотреть. Буквально пожирала его глазами, осматривала всего с ног до головы, искала в его облике что-то ему непонятное, а потом убила своим вопросом:

– Ты с кем-то спишь? Кто она?

– Не понял? – Костя даже отступил и головой тряхнул, подумал глюки от перенапряжения.

– Чего ты не понял? Я спросила: с кем ты спишь!?

– Марина, твою дивизию, ты совсем охренела? – он зашипел на нее, а хотелось заорать и встряхнуть эту ненормальную, чтоб мозги на место встали, – С чего такие мысли?

Она тоже зашипела на него как змея, набросилась со своими обвинениями, глазами сверкала и только что бить не начала:

– Ты уже который вечер приходишь домой за полночь, весь такой уставший и убитый. Работа-работа, а остальное, когда?!

– Это не аргумент!

– Ты ко мне… – она взволнованно сглотнула ком в горле, отвела глаза от его требовательного взгляда, и сама не верила в то, что говорит, но заставила себя произнести, – … ты со мной не спишь. Не трогаешь даже. А значит, спишь с кем-то другим!

Столько было в ее тоне и словах злости и невысказанной обиды, ревности, что его аж тряхнуло всего, а потом он еле себя сдержал от радостного хохота.

Марина. Маришка, его Царевна-Несмеяна, ревновала, оказывается, все это время. И злилась на него и на себя именно за это. А он то думал, чего его чуть ли не под микроскопом осматривает всего с ног до головы, и принюхиваться стала?!

Боже мой, кто бы ему сказал, что можно в один миг стать таким счастливым просто от того, что родная, любимая жена жутко ревнует.

– Дурочка, – проговорил тихо и двинулся к ней, – Какая же ты у меня дурочка, Маришка. Невозможная, упрямая, но любимая ревнивая дурочка.

Марина отступала от него, шла спиной и даже не видела куда шла. А вот Костя прекрасно знал, куда.

– Мне, кроме тебя, никто не нужен, а ты напридумывала такого… мне даже в голову прийти не могло, что ты до такого додумаешься!

– А что я еще могла подумать? Ты ж меня постоянно лапал, целовал, а тут? Как подменили, весь святой из себя стал, недотрога, блин!

Он весело фыркнул и скинул с себя пиджак, отбросил тот в сторону, начал расстёгивать пуговицы на рубашке и взгляда от нее не отрывал, смотрел на Марину, предвкушал. Она сама напросилась, сама его довела, пусть потом не говорит, что он ей спать не дает. Специально же себя сдерживал, не трогал, боялся, что ей больно или неприятно будет, давал время привыкнуть к нему в ее постели, а она оказывается…

А Марина за его руками следила, не отрываясь. Как он пальцами пуговицы рубашки из петель освобождает. Как расходятся полы рубашки, обнажая белую кожу с курчавыми рыжими волосами на груди.

У нее сердце с ритма сбилось, и дыхание стало частым, тело ватным сделалось и неимоверно горячим, внизу живота болезненно запульсировало. Она уже была готова принять его всего. Уже изнывала по горячей плоти внутри себя, и пустота становилась невыносимо болезненной, но она и с места двинуться не могла, зачарованно смотрела, как Костя расстегнул рубашку, стащил ту с плеч и, как и пиджак, отбросил в сторону, пошел к ней.

Марина взгляд на него не поднимала, дышать боялась. А зря.

Костя подошел совсем близко, так что она сквозь кофту пижамную смогла жар его тела ощутить, собственной кожей.

– Посмотри на меня, – не просьба, а приказ, – Ну же, красавица моя, посмотри на меня!

Он рукой ласково ее за подбородок обхватил и потянул вверх, чтобы она ему в глаза заглянула.

И Марина посмотрела в серые, полные страсти и любви глаза. Его взгляд кричал, что ее сейчас отлюбят во всех мысленных и не мысленных позах, и отступить ей он ни за что не даст.

А дальше слов уже было не нужно: ни приказов, ни просьб.

Костя на ее рот набросился, жадно целуя, без прелюдий и нежностей, сразу глубоко и властно, потому что брал свое, то, что ему всегда принадлежало, и будет принадлежать. Всегда. Навечно. Этот ее мягкий чувственный рот, непередаваемый вкус: сладкий и нежный; бесстыдный язык, принимающий бесспорно весь его напор и жадность. И Марина в этом поцелуе тоже пассивной не была. Она пила его, наслаждалась жадными уверенными касаниями его горячего влажного языка, покусывала и посасывала, заставляя Костю стонать и рычать.

Они незаметно подошли к краю кровати и оба начали лихорадочно избавляться от одежды, целовались как сумасшедшие, не отрываясь практически, только когда с Марины кофту стягивал, сумел от ее губ отлепиться, а так, будто присосался весь, не мог насытиться ее вкусом, ее мягкостью. Тем, как отвечала, как отдавалась ему в этом безумно полном, невысказанной нужды, сладком поцелуе.

Спустился ниже. Провел языком дорожку по нежной шее, куснул местечко, где пульс яростно стучал и улыбнулся ее нетерпению, когда почувствовал ее шаловливые ручонки у себя под поясом брюк.

Ее ладошка скользнула по набухшей плоти, сжала, провела вверх-вниз по всей длине, а он вздрогнул всем телом. Она, выступившую влагу ощутила и улыбнулась довольно, губы облизала, и Костя от этого всего чуть умом не тронулся, чуть не кончил.

– Нет, моя красавица, так не пойдет, – прохрипел ей на ухо, прикусил мочку, обвел языком впадинку за ушком и дождался ее разочарованного стона.

Костя пихнул ее на кровать, а сам навалился сверху через мгновение, только от брюк и трусов избавился, а то непорядок: его Маришка уже вся голенькая и готовая. А он только на старте, можно сказать, начал тормозить.

Целовал ее ключицы, тонкие и невероятно красивые, они делали ее облик таким уязвимым, что он не утерпел и укусил сильней, чем следовало, но Марина только застонала в голос и выгнулась навстречу его губам и рукам. Открылась ему в своей слабости, в своем желании, у нее даже запах изменился или ему так казалось, но для него она пахла сейчас желанием.

У Кости башню уже сносило, и сил терпеть не было, но он должен был ее всю зацеловать, чтобы даже в мыслях она его с другой не представляла.

Рукой под ее спину нырнул и прижал горячее влажное тело к себе, погладил аппетитную попку, сильней сжал, добиваясь очередного жаркого нетерпеливого стона.

Губами спустился к груди, к затвердевшим горошинам сосков, согрел своим дыханием, облизал и ощутил, как Марина вся задрожала от этого.

Она и вправду дрожала, горела под его умелыми губами и руками, стонала, брыкалась, но не отталкивала, а наоборот пыталась стать еще ближе, еще тесней. Цеплялась за его плечи и тянула к себе, пыталась до него дотянуться, чтобы еще раз поцеловать, но Костя не сдавался. С упорством танка целовал ее тело, покрывал всю ее кожу жаркими влажными касаниями, и не пропустил шрам. Длинный и тонкий, он начинался на груди и заканчивался внизу живота, он его лизал, прикусывал и точно оставил засосы, но Марине было плевать. Она кайфовала от его настойчивости, от его жадности, от его утробного рычания и того, что он себя сдерживал ради нее, потому что хотел ей что-то доказать.

Пусть. Лишь бы вот так продолжал ее целовать и ласкать. Пусть доказывает.

Марина гладила его руки, целовала все, до чего могла дотянуться: шея, плечи, грудь. Урывками впивалась своими ногтями в его кожу, оставляя красные следы, когда он ее доводил до вершины, а потом отступал, давал передышку, и начинал заново: снова целовал, снова сжимал ладонями, грел дыханием ее грудь, доводил пальцами до оргазма.

– Я больше не могу так, хочу тебя внутри! – со стоном проговорила ему в рот и выгнулась навстречу его рукам, шире развела ноги, потерлась лобком об его горячий твёрдый пах, – Пожалуйста!

– Скажи, что больше никогда не будешь представлять меня с другой! Только с собой! – он намеренно медленно начал погружаться в ее горячую влажность, специально растягивал удовольствие, хоть и сам еле сдерживался, чтобы не войти в нее одним резким толчком, – Скажи!

Костя ей в ухо рычал, она от удовольствия и потребности в его сильных и мощных толчках уже не соображала ничего.

– Только со мной, – послушно повторила и выгнулась ему навстречу еще больше, и застонала, почти, срываясь на крик, когда Костя в нее вошел целиком и до конца.

– Только с тобой! – шептал ей на ухо, двигаясь в ней быстро и сильно, на грани с оргазмом, снова доводил ее, снова замирал и начинал по новой, – Только с тобой, Мариша, только с тобой!

Долго сам не выдержал, ускорял темп, двигался в ней и стонал от удовольствия. Такая узкая, такая тугая и только его. Для него специально сделана. Для него вся такая идеальная: снаружи сущий ангел, а внутри выкованная из самого прочного метала, который в его руках плавится. Для него она идеальная, потому что любимая.

– Я люблю тебя!

А потом их накрыл оглушающий по своей силе оргазм. Так тряхнуло, что сердце остановилось и в глазах темнота. Так хорошо, нереально просто.

И сил, чтобы оставить ее, и покинуть тело уже не было, еще хотел в ней быть, чувствовать, как она вся сжимается, как дрожит, но скатился с нее, боялся придавить. Сумел только на бок перевернуться и Маринку к себе прижать тесней, поцеловать в тонкое, еще вздрагивающее от полученного удовольствия плечико, и отрубиться до самого утра.

ГЛАВА 19

– Мне это не нравится!

– А тебе и не должно это нравиться, но другого выхода я лично не вижу, или ты собираешься до конца света ждать ее появления?!

Руслан Дарчиев на него выжидательно смотрел, а Костя себя внутренне усмирить пытался, и свой страх и свое недовольство всей ситуацией.

– Скажешь, сам бы стал так рисковать?

Руслан отвел взгляд. Конечно, он бы не стал, а Косте придется поставить на кон жизнь любимой женщины в попытке ее же защитить. Дурдом.

Как же его, бл*ть, злила эта необходимость. Но, по-другому не получалось. Марина уже с ума дома сходила, понимала, и сама рисковать не хотела, так что сидела дома и выходила только в окружении охраны, и всегда, незримой тенью, где-то рядом терлась Зима.

Это, кстати, ее план был: на живца вот так ловить ту долбанную сумасшедшую.

Если убрать эмоции, если только разум оставить, то Костя мог согласиться. Но, слов из песни не выкинешь, то есть эмоции убрать и отстраниться не получалось. У него перед глазами все темнело, когда он только представлял, какая свистопляска может начаться. Бешеный риск. И на кону жизнь Марины. Наконец, его жизнь, жизнь Ильи. Как тут можно эмоции в сторону убрать и думать хладнокровно, и дать этим ненормальным подставить его женщину под удар?

– Ты мне зубы не заговаривай! – рыкнул на него Руслан и поднялся со своего кресла, подошел к окну и вдаль уставился, – Марина, что думает?

– Марина хочет вернуться к работе в нормальном режиме, так что согласна рискнуть.

– Так какого хрена ты мне тут мозги компостируешь?

– Ты понимаешь, если что-то пойдет не так, она пострадать может?! Я чуть с катушек не слетел после той аварии, а ты мне предлагаешь опять во все это влезать? Ты мне гарантию дашь, что моя жена живая останется?! Ты кто? Господь Бог?!

– Константин Алексеевич, – в их разговор вмешалось третье лицо, – Я буду рядом постоянно.

– Можно подумать, твоему слову я верить могу, наемнику, который родную маму за тысячу зеленых продаст, – рыкнул недовольно на женщину, хоть и за женщину ее Костя не считал, – машина для убийств, никак иначе.

– Насчет мамы Вам не скажу, у меня ее не было никогда, а вот гарантию могу дать. Ваша сталкерша, именно съехавшая с катушек баба, она мстит. Она долго выжидала, чтобы нащупать Вашу болевую точку, а как только нащупала, сразу на нее надавила, но все сорвалось и теперь она в ярости, значит, будет делать ошибки, не будет такой осторожной, как раньше.

– Я понял, понял. Нам нужно ее спровоцировать. Но мне легче самому под пули встать, чем пустить под них Марину.

– Это похвальное желание, Константин Алексеевич, но в данный момент Вы ходите, практически без охраны и никаких покушений не было. Ее цель не Вы сами, а Ваша семья. И поймать мы ее сможем только на этом, и надо делать все в темпе.

– Почему?

– Если дать ей больше времени, она остынет и упокоится, начнет соображать и уйдет в подполье еще на несколько месяцев, а может даже лет – ждать эта тварь умеет, этого не отнять. А нам такое не нужно, неизвестно, что она еще придумает.

Костя со вздохом откинулся на спинку кресла. Ему нужно было обдумать все как следует и уже что-то решать, исполнение плана займет неделю, и за это время реально подготовить все как нужно, но ему еще эту неделю нужно прожить. Ей-богу, он поседеет пока они из этого дерьма выберутся.

– Что успела нарыть по поводу ее мотивов? Я, хоть убей, не понимаю, почему она ждала так долго.

Женщина, сидевшая в уголке его кабинета, вдруг встала и с папкой в руках направилась к нему.

Костя старался на нее не пялиться. Что только про нее не слышал, какие только слухи не доходили про ее службу, про ее работу на одного нефтяного магната, и никак образ наемного убийцы и солдата, положившего в свое время хренову тучу народа, не вязался с этой хрупкой тонкой блондинкой, с голубыми ясными глазами (а скорей всего это были линзы) и веснушками на лице. Козырек кепки был низко опущен и скрывал ее лицо от камер наблюдения и людей, что выше ее ростом, а таких было много. В ней не больше метра шестидесяти пяти, но за эти дни Костя успел ее рассмотреть, как следует, или она ему позволила это сделать, прекрасно понимая, что никакого доверия мужчина к ней не испытывает, но должен был допустить ее в дом, к своей жене и ребенку. Необходимость, на которую он уже пошел, а теперь эти два стратега требовали еще одной уступки, но уже более весомой и опасной.

– А наша девочка оказалась не так проста.

Женщина бросила к нему на стол папку, и он ее тут же открыл, посмотрел на фотографию: изменилась сильно, он помнил эту девочку именно девочкой: молодой и дерзкой, смешной, а на фото была угрюмая, ненавидящая весь мир женщина. Обычные данные: год рождения, место проживания, дата и обстоятельства смерти. Заключение эксперта. Была заражена СПИДом, от него и скончалась в психиатрической лечебнице.

– А на самом деле?

Костя уставился в ледяные голубые глаза, и девушка не спешила их отводить. Для нее все это было игрой, ему так казалось, а что там у нее в голове было, на самом деле, один черт знает.

Руслан к ним присоединился, пролистал папочку и тоже посмотрел на своего новоприобретённого союзника.

– Она была беременна, когда Вы ее в лечебницу отправили, но уже заражена СПИДом, по словам тех, кто там работал, и кого удалось найти.

У Кости в глазах начало двоиться и сердце застучало бешено, кровь по сосудам перегоняя. Ярость накатывала такая, что будь он здесь один, разнес бы кабинет к чертовой матери. Но сейчас мог себе позволить только кулаки от бессильной злости сжимать и разжимать.

– Думаешь, это был ребенок Лешки?

– Вашего брата? – она переспросила, а потом качнула головой, – Сложно сказать. Вы ведь не были близки с ним, я так понимаю, и он не особо делился с Вами своими проблемами.

– Единственной его проблемой был я сам, потому что палил его, не давал денег, если кончались, не закрывал его долги и не вытаскивал из передряг. Думал, повзрослеет, а тут вылезла эта Настя, и он свихнулся на девочке, помешался просто.

– Эта девочка, как Вы говорите, была обыкновенной барыгой, что для Вас тайной не было, ширялась периодически и спала не только с Вашим братом, хоть у нее и были на него серьезные планы.

– Что случилось с ребенком?

– Выкидыш на позднем сроке, удивительно как она сама не сдохла.

– Я не понял один момент, у нее СПИД был или нет? – Руслан внимательно пролистывал папку и вскинул на Зиму вопросительный взгляд.

– Это сложно проверить на самом деле, никаких ее следов в лечебнице не осталось, все выбросили или уничтожили. Но я так думаю, это липа.

– Думаешь, Настя врача соблазнила?

– Практически в этом уверена, я проверила: тогда работало три молодых доктора, которые в принципе по возрасту подходят под кандидатуру глупого соблазненного мальчика. Один из них пропал без вести, спустя месяц, после ее смерти.

– Значит, соблазнила его…

– Скорей, рассказала слезливую историю о злом и большом брате ее бывшего жениха, надавила на жалость потерей ребенка, и может, еще добавила, что вне стен больницы она была святой, а злой старший брат жениха хотел ее отыметь, но получил отказ и начал мстить, – Костя это не придумал, он же помнил, как она на него вешаться пыталась, помнил, как отшил эту малолетнюю дрянь, значит вот так должна была звучать ее версия, чтобы нормальный умный парень повелся.

– Ну, или так, – женщина согласно кивнула и присела на край стола, – А дальше он ей помог, инсценировал смерть, подправил документы и где-то спрятал на время, а потом исчез и сам.

– Думаешь, до сих пор ей помогает?

– Нет, она не дура тащить за собой такой влюбленный балласт, такие дураки будут людей на путь истинный направлять, а она задумала мстить. Я думаю, они поженились или что-то вроде, но вскоре он продал свою квартиру и уехал в закат. Соседи говорят, уезжал не один, а с девчонкой молодой.