bannerbanner
История Киева. Киев капиталистический
История Киева. Киев капиталистический

Полная версия

История Киева. Киев капиталистический

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 3

16 марта 1859 года министр внутренних дел в своем докладе на Совете министров высказался за необходимость предоставления евреям права постоянного жительства в Киеве на основе исключительных законов, а также временного пребывания всем евреям без исключения. На том же заседании было принято решение об изменении содержания 284 статьи XIV тома Свода закона (о паспортах и беглых): «Купцам-евреям 1-й гильдии, как и иностранным купцам-евреям, предоставление свободного жительства в Киеве с их семействами и служащими». По указу Александра ІІ от 30 декабря 1861 года евреям, имевшим высшее образование, разрешалось жить постоянно в Киеве вместе с семьями и прислугой, которая могла быть с ними одной веры. Читатель, безусловно, понимает, что разговор касается только лиц иудейского вероисповедания. Тех, кто принял православие, то есть стал «выкрестом», все запретительные правила не касались. Но полноправными членами высшего общества они так и не стали, несмотря на свои богатства. Хотя, если разобраться, то было немало случаев их стремительной карьеры. Далее в книге это можно проследить по биографии А. Д. Бланка.

В указе Сената по рассматриваемому вопросу было сказано: «Его Императорское Величество соизволил одобрить решение Сената о представлении права жительства в Киеве купцам и лицам с высшим образованием из евреев с их семьями и потребным количеством служащих, а также о дозволении временного пребывания в оном всем остальным евреям». Александр ІІ утвердил этот указ.

Через четыре года император повелел разрешить жительство в Киеве, как и во всех городах государства, еврейским ремесленникам, ученикам и подмастерьям, а всем членам семьи учащегося в правительственных учебных заведениях предоставлено было право жительства до окончания курса его обучения. К этому можно добавить, что наказание еврея-«преступника», прибывавшего в Киев и не входящего в вышеперечисленные категории, было незначительным, и за небольшое подношение можно было оставаться жить и дальше безо всяких забот. Таким образом, ряд богатых еврейских семейств – Бродских, Гальпериных и других закрепились в городе и заняли достойное и влиятельное положение коммерсантов и домовладельцев.


Александр II. Худ. Е. И. Ботман, до 1856 г.


Скажем пару слов о В. Г. Гинцбурге, почетном попечителе Киевской еврейской больницы и 2-го Коммерческого училища, почетном блюстителе Фундуклеевской гимназии, крупном библиофиле и меценате. Владимир Горациевич подарил Киевской публичной библиотеке скульптурный портрет в рост Александра ІІ работы М. М. Антакольского, который, ныне забытый, стоит в углу двора Киевского музея русского искусства.

Не могу отказать себе в удовольствии вспомнить выпускника Житомирского раввинского училища Г. М. Бараца, родившегося в Дубно. Он – прямой потомок ученого-иудаиста и праведника Бен-Рабби-Цадока (аббревиатура «Барац»). Еще студентом университета его зачислили на службу в Департамент духовных дел иностранных вероисповеданий, а с 1863 года Барац уже «ученый еврей» (была и такая совершенно фантасмагорическая должность в те времена) при Киевском, Подольском и Волынском генерал-губернаторе. Десять лет трудился Барац цензором еврейских книг, и лишь уйдя в 1881 года в отставку, обратился к адвокатской практике. Барац был чудаковат и рассеян, в Киеве о нем ходили легенды. Одну из них пересказал хорошо знавший его Шолом-Алейхем: «Он никогда не мог попасть к себе домой, пока не натыкался на дощечку с надписью „Герман Маркович Барац“. Однажды Барац внимательно посмотрел на дощечку, прочитал указанные на ней часы приема – с трех до пяти. Взглянув на часы и убедившись, что сейчас всего лишь два, Барац решил, что Бараца, должно быть, нет дома. А раз Бараца нет дома, то Барацу здесь делать нечего. И он отправился на часок погулять в саду».


Владимир Горациевич Гинцбург


Литературно-публицистическая деятельность Германа Марковича продолжалась 50 лет, с 1860-х годов. Он постоянно активно и плодотворно выступал с сериями статей, всегда актуальных, злободневных и исторически достоверных. Некоторые из них (о происхождении Руси) я использовал для написания 1-го тома. Особенно важны для нашего периода содержательные «Материалы для истории водворения евреев на жительство в Киеве», напечатанные в нескольких номерах газеты «День», и затем собранные в отдельном оттиске (нач.1870-х). Особенно занимали Бараца памятники древнерусской письменности, над изучением которых он в течение многих лет трудился упорно и настойчиво, а результаты, представляющиеся ему верными и справедливыми, публиковал либо в периодической печати, либо за свои средства выпускал небольшими, но емкими брошюрами. Некоторые находятся в моей библиотеке. Эти работы, дополненные ранее неопубликованными, были выпущены в двух монументальных томах (причем первый из них в двух книгах) в 1924–1927 годах его сыном Л. Г. Барацом, также окончившим юридический факультет Киевского университета. Послужной список Льва Германовича не менее цветист, но значительно менее экзотичен, чем у его отца: директор Киевского отделения внешней торговли банка, профессор Киевского коммерческого института, присяжный поверенный, в 1914–1917 годах председатель контрольной комиссии Киевского общества по оказанию помощи евреям, пострадавшим от военных действий, автор многочисленных трудов по теории и технике банковского дела, финансам, статистике… В 1922–1925 годах, находясь в Берлине, Барац был избран членом Русского Академического союза, председательствовал в Культурно-просветительской комиссии Союза русских евреев в Германии, преподавал в Русском Научном институте. В память о сыне Марке, погибшем 9 февраля 1926 года, Лев Германович передал библиотеке своего родного Коммерческого института (тогда уже КИНХа) значительную часть не только собственной, но и родовой библиотеки, в основном по экономике, статистике и финансам. Все сведения о Барацах мне сообщил Я. И. Бердичевский.

Кое-что о дедушке «дедушки Ленина»

Украине не выпало «счастье» видеть на своей земле В. И. Ульянова (Ленина). От этого страдали, в первую очередь, советские украинские художники! Им приходилось изображать его в Кракове на Шевченковском вечере, в Шушенском, Париже… Но все биографы Ленина старались не вспоминать его родственные связи по матери. А ведь ряд народов по традициям определяют национальность по матери!

Родословную семьи Бланк начали изучать сестры Ленина – Анна и Мария. Анна Ильинична рассказывала: «Старшие не могли нам выяснить этого. Фамилия казалась нам французского корня, но никаких данных о таком происхождении не было. У меня лично довольно давно стала являться мысль о возможности еврейского происхождения, на что наталкивало, главным образом, сообщение матери, что дед родился в Житомире – известном еврейском центре. Бабушка – мать матери – родилась в Петербурге и была по происхождению немкой из Риги. Но в то время как с родными по матери у мамы и ее сестер связи поддерживались довольно долго, о родных ее отца, А. Д. Бланка, никто не слышал. Он являлся как бы отрезанным ломтем, что наводило меня также на мысль о его еврейском происхождении. Никаких рассказов деда о его детстве или юношестве у его дочерей не сохранилось в памяти». О результатах розысков, подтвердивших ее предположение, Анна Ильинична Ульянова сообщила Иосифу Сталину в 1932 и 1934 годах. «Факт нашего происхождения, предполагавшийся мною и раньше, – писала она, – не был известен при его [Ленина] жизни… Я не знаю, какие могут быть у нас, коммунистов, мотивы для замолчания этого факта». «Молчать о нем абсолютно!» – таков был категорический ответ Сталина. Да и вторая сестра Ленина, Мария Ильинична, тоже полагала, что факт этот «пусть будет известен когда-нибудь через сто лет».


Мария Александровна Ульянова


Ста лет еще не прошло, но уже опубликованные данные позволяют с достаточной уверенностью проследить родословную семьи Бланк…

Прадед Ленина – Моше Ицкович Бланк – родился, видимо, в 1763 году. Первое упоминание о нем содержится в ревизии 1795 года, где среди мещан города Староконстантинова Волынской губернии под № 394 записан Мойшка Бланк. Откуда появился он в здешних местах – трудно сказать. Впрочем…


Анна Ильинична Ульянова


Некоторое время тому назад известный библиограф Майя Дворкина ввела в научный оборот любопытный факт. Где-то в середине 1920-х годов архивист Юлиан Григорьевич Оксман, занимавшийся по заданию директора Ленинской библиотеки В. И. Невского изучением родословной «вождя мирового пролетариата», обнаружил прошение одной из еврейских общин Минской губернии, относящееся якобы к началу XIX века, об освобождении от подати некоего мальчика, ибо он является «незаконным сыном крупного минского чиновника», а посему, мол, община платить за него не должна. Фамилия мальчика была Бланк.

По словам Оксмана, Невский повез его ко Льву Каменеву, а затем втроем они явились к Николаю Бухарину. Показывая документ, Каменев буркнул: «Я всегда так думал». На что Бухарин ему ответил: «Что вы думаете – неважно, а вот что будем делать?» С Оксмана взяли слово, что он никому не скажет о находке. И с тех пор этого документа никто не видел.

Так или иначе, Моше Бланк появился в Староконстантинове, будучи уже взрослым, и в 1793 году женился на местной 29-летней девице Марьям (Марем) Фроимович. Из последующих ревизий следует, что он читал как по-еврейски, так и по-русски, имел собственный дом, занимался торговлей, и плюс к тому, у местечка Рогачево им было арендовано 5 моргов (около 3 га) земли, которые засевались цикорием. В 1794-м у него родился сын Аба (Абель), а в 1799-м – сын Сруль (Израиль). Вероятно, с самого начала у Моше Ицковича не сложились отношения с местной еврейской общиной. Он был «человеком, который не хотел или, может быть, не умел находить общий язык со своими соплеменниками». Иными словами, община его просто возненавидела. И после того как в 1808 году от пожара, а возможно и поджога, дом Бланка сгорел, семья переехала в Житомир.

Много лет спустя, в сентябре 1846 года, Моше Бланк написал письмо императору Николаю I, из которого видно, что уже «40 лет назад» он «отрекся от евреев», но из-за «чрезмерно набожной жены», скончавшейся в 1834-м, принял христианство и получил имя Дмитрий лишь 1 января 1835 года.

Но поводом для письма стало иное: сохраняя неприязнь к своим соплеменникам, Дмитрий (Моше) Бланк предлагал – в целях ассимиляции евреев – запретить им ношение национальной одежды, а главное, обязать их молиться в синагогах за российского императора и императорскую фамилию.

Любопытно, что в октябре того года о письме было доложено Николаю I и он полностью согласился с предложениями «крещеного еврея Бланка», в результате чего в 1850-м евреям запретили ношение национальной одежды, а в 1854-м ввели соответствующий текст молитвы. Исследователь Михаил Штейн, собравший и тщательно проанализировавший наиболее полные данные о родословной Бланк, справедливо заметил, что по неприязни к своему народу Моше Ицковича «можно сравнить, пожалуй, только с другим крещеным евреем – одним из основателей и руководителей Московского Союза русского народа В. А. Грингмутом». О том, что Бланк решил порвать с еврейской общиной задолго до своего крещения свидетельствовало и другое. Оба его сына, Абель и Израиль, как и отец, тоже умели читать по-русски, и когда в 1816 году в Житомире открылось уездное (поветовое) училище, они были зачислены туда и успешно его окончили. С точки зрения верующих евреев, это было кощунство. И все-таки принадлежность к иудейскому вероисповеданию обрекала их на прозябание в границах черты оседлости. И лишь событие, случившееся весной 1820 года, круто изменило судьбы молодых людей…

В апреле в Житомир прибыл в служебную командировку «высокий чин» – правитель дел так называемого Еврейского комитета, сенатор и поэт Д. О. Баранов. Каким-то образом Бланку удалось встретиться с ним, и он попросил сенатора оказать содействие его сыновьям при поступлении в Медико-хирургическую академию в Петербурге. Баранов евреям отнюдь не симпатизировал, но довольно редкое на то время обращение двух «заблудших душ» в христианство, по его мнению, было делом благим, и он согласился. Братья сразу же отправились в столицу и подали прошение на имя митрополита Новгородского, Санкт-Петербургского, Эстляндского и Финляндского Михаила. «Поселясь ныне на жительство в С. – Петербурге, – писали они, – и имея всегдашнее обращение с христианами, греко-российскую религию исповедующими, мы желаем ныне принять оную».

Ходатайство удовлетворили, и уже 25 мая 1820 года священник церкви преподобного Сампсония Странноприимца в Санкт-Петербурге Федор Барсов обоих братьев «крещением просветил». Абель стал Дмитрием Дмитриевичем, а Израиль – Александром Дмитриевичем. Младший сын Моше Бланка новое имя получил в честь своего восприемника (крестного отца) графа Александра Ивановича Апраксина, а отчество – в честь восприемника Абеля, сенатора Дмитрия Осиповича Баранова. А 31 июля того же года, по указанию министра просвещения, князя Александра Николаевича Голицына, братьев определили «воспитанниками Медико-хирургической академии», которую они и окончили в 1824-м, удостоившись ученого звания лекарей 2-го отделения и презента в виде карманного набора хирургических инструментов. Дмитрий Бланк остался в столице полицейским врачом, а Александр в августе 1824 года начал службу в городе Поречье Смоленской губернии в должности уездного врача. Правда, уже в октябре 1825-го он вернулся в Петербург и был зачислен, как и его брат, врачом в штат полиции города. В 1828 году его произвели в штаб-лекари. Пора было подумать и о женитьбе… Крестный отец, граф Александр Апраксин, был в то время чиновником особых поручений при Министерстве финансов. Так что Александр Дмитриевич, несмотря на происхождение, вполне мог рассчитывать на приличную партию. Видимо, у другого своего благодетеля – сенатора Дмитрия Баранова, увлекавшегося поэзией и шахматами, которого посещал Александр Пушкин и у которого собирался чуть ли не весь «просвещенный Петербург», младший Бланк и познакомился с братьями Грошопфами и был принят в их доме. Глава этой весьма солидной семьи Иван Федорович (Иоганн Готлиб) Грошопф был из прибалтийских немцев, состоял консулентом Государственной юстиц-коллегии лифляндских, эстляндских и финляндских дел и дослужился до чина губернского секретаря. Его супруга Анна Карловна, в девичестве Эстедт, была шведкой, лютеранкой. Детей в семье было восемь: трое сыновей – Иоганн, служивший в русской армии, Карл, вице-директор в департаменте внешней торговли Министерства финансов, Густав, заведовавший рижской таможней, и пять дочерей – Александра, Анна, Екатерина (в замужестве фон Эссен), Каролина (в замужестве Биуберг) и младшая Амалия. Познакомившись с этой семьей, штаб-лекарь сделал предложение Анне Ивановне.

Дела у Александра Дмитриевича поначалу складывались неплохо. Как полицейский врач он получал 1 тыс. рублей в год. За «расторопность и усердие» не раз удостаивался благодарностей. Но в июне 1831-го, во время холерных беспорядков в столице, взбунтовавшейся толпой был зверски убит его брат Дмитрий, дежуривший в центральной холерной больнице. Эта смерть настолько потрясла Александра Бланка, что он уволился из полиции и более года не работал. Лишь в апреле 1833-го он вновь поступил на службу – ординатором в городскую больницу святой Марии Магдалины для бедных из заречных районов Петербурга. Между прочим, именно здесь у него в 1838 году лечился Тарас Шевченко. Одновременно (с мая 1833-го по апрель 1837 года) Бланк работал в Морском ведомстве. В 1837-м, после сдачи экзаменов, он был признан инспектором врачебной управы, в 1838-м – медико-хирургом. А в 1877-м ему присвоили чин действительного статского советника, равный по табели о рангах генеральскому званию и дававший право на потомственное дворянство. Расширялась и частная практика Александра Дмитриевича. Среди пациентов были представители высшей знати. Это позволило ему переехать в приличную квартиру во флигеле одного из роскошных особняков на Английской набережной, который принадлежал лейб-медику императора и президенту Медико-хирургической академии баронету Якову Васильевичу Виллие. Тут в 1835 году и родилась Мария Бланк. Крестным отцом Машеньки стал их сосед – в прошлом адъютант великого князя Михаила Павловича, а с 1833 года – шталмейстер Императорского двора Иван Дмитриевич Чертков.

В 1840-м Анна Ивановна тяжело заболела, умерла и была похоронена в Петербурге на Смоленском евангелическом кладбище. Тогда заботу о детях целиком взяла на себя ее сестра Екатерина фон Эссен, овдовевшая в том же году. Александр Дмитриевич, видимо, и прежде симпатизировал ей. Может поэтому родившуюся в 1833 году дочь он назвал Екатериной. После смерти Анны Ивановны они сближаются еще больше, и в апреле 1841 года Бланк решает вступить с Екатериной Ивановной в законный брак. Однако подобные браки – с крестной матерью дочерей и родной сестрой покойной супруги – закон не разрешал. И Екатерина фон Эссен становится его гражданской женой. В том же апреле они все покидают столицу и переезжают в Пермь, где Александр Дмитриевич получил должность инспектора Пермской врачебной управы и врача Пермской гимназии. Благодаря последнему обстоятельству Бланк познакомился с учителем латыни Иваном Дмитриевичем Веретенниковым, ставшим в 1850 году мужем его старшей дочери Анны и преподавателем математики Андреем Александровичем Залежским, взявшим в жены другую дочь – Екатерину.

В историю российской медицины Александр Бланк вошел как один из пионеров бальнеологии – лечения минеральными водами. Выйдя на пенсию в конце 1847 года с должности доктора Златоустовской оружейной фабрики, он уехал в Казанскую губернию. Там в 1848-м в Лаишевском уезде было куплено имение Кокушкино с 462 десятинами (503,6 га) земли, водяной мельницей и 39 крепостными крестьянами. 4 августа 1859 года Сенат утвердил Александра Дмитриевича Бланка и его детей в потомственном дворянстве, и они были занесены в книгу Казанского дворянского депутатского собрания. Вот так Мария Александровна Бланк оказалась в Казани, а затем в Пензе, где и познакомилась с Ильей Николаевичем Ульяновым… Их свадьбу 25 августа 1863 года, как до этого и свадьбы других сестер Бланк, сыграли в Кокушкине. 22 сентября молодожены уехали в Нижний Новгород, где Илья Николаевич получил назначение на должность старшего учителя математики и физики мужской гимназии. 14 августа 1864-го родилась дочь Анна. Спустя полтора года – 31 марта 1866-го – сын Александр… Но вскоре – горестная утрата: появившаяся на свет в 1868-м дочь Ольга, не прожив и года, заболела и 18 июля в том же Кокушкине умерла…


Илья Николаевич Ульянов. Фотография после 1882 г.


6 сентября 1869 года Илья Николаевич был назначен инспектором народных училищ Симбирской губернии. Семья переезжает в Симбирск (ныне Ульяновск), который в то время был тихим провинциальным городком, насчитывавшим чуть более 40 тыс. жителей, из которых 57,5 % значились мещанами, 17 % – военными, 11 % – крестьянами, 8,8 % – дворянами, 3,2 % – купцами и почетными гражданами, а 1,8 % – людьми духовного звания, лицами прочих сословий и иностранцами. Соответственно, город делился на три части: дворянскую, торговую и мещанскую. В дворянской были керосиновые фонари и дощатые тротуары, а в мещанской держали по дворам всякую скотину, и живность эта, вопреки запретам, разгуливала по улицам. Здесь у Ульяновых 10 (22) апреля 1870 года родился сын Владимир. 16 апреля священник Василий Умов и дьячок Владимир Знаменский крестили новорожденного. Крестным стал управляющий удельной конторой в Симбирске действительный статский советник Арсений Федорович Белокрысенко, а крестной – мать сослуживца Ильи Николаевича, коллежская асессорша Наталия Ивановна Ауновская.

Граф Бобринский и железная дорога

Бобринский А. А. родился в Санкт-Петербурге 19 января 1800 года. Родителями его отца Алексея Григорьевича считаются Григорий Григорьевич Орлов и Екатерина ІІ. Фамилия получена от подаренного царственной матерью для обеспечения сына села Бобрики в Тульской губернии. Мать Алексея Алексеевича – Анна Владимировна, урожденная баронесса Унгерн-Штернберг. После обязательной военной службы, продлившейся более 10 лет, он вышел в отставку ротмистром. После нескольких лет забот сельского хозяина в деревне он возвращается в Петербург, чтобы служить в министерстве финансов. Ум, деятельность и знания графа обратили на него внимание министра графа Канкрина, который поручил ему выполнение многих финансовых вопросов. В 1821 году он женился на фрейлине императрицы Софии Александровне Самойловой. От нее по наследству получил обширное Смелянское имение в Черкасском уезде. Организовав и построив там один рафинадный и шесть сахарных заводов, Бобринский постоянно их совершенствует. Около 70 предприятий, построенных в Киевской губернии по примеру Алексея Алексеевича, создали для исправления своих машин и аппаратов образцовые механические мастерские в Смеле, Городище, Шполе и других местах. На всех своих предприятиях Бобринский использовал только национальные кадры – воспитанников Петербургского технологического института. Туда он направлял на учебу наиболее способных крестьян, взяв с них слово вернуться на его заводы. Прошу заметить, что он отправляет их как свободных людей и, уважая их, уверен в их порядочности, берет с них слово.

Привлекали внимание графа и другие отрасли сельского хозяйства. В своих имениях он один из первых ввел самоуправление крестьян. Когда Бобринский почил 4 октября 1868 года в Смеле, то 2000 крестьян провожали его в последний путь, и, вместо лошадей, по очереди везли карету с гробом до железнодорожной станции, носящую имя графа – Бобринская. Памятник графу А. А. Бобринскому, созданный И. Н. Шретером, был открыт 6 февраля 1872 года. А так как он был учредителем, компаньоном и директором первой в России Царскосельской железной дороги, то его изобразили опирающимся правой ногой на рельс и поставили возле вокзала.

Экономика города развивалась быстрыми темпами, благодаря А. А. Бобринскому открылось железнодорожное сообщение. Еще Николай І в 1830-х годах ответил Новороссийскому губернатору М. С. Воронцову: «Полагаю, что устройство железной дороги будет и лучше и полезнее всего: надо определить, откуда ее начать». Приведенную резолюцию императора принято считать первым предложением проведения железной дороги в нашей стране, и это значительно раньше признания в Западной Европе полезности стальных магистралей. Интересно, что при обсуждении между императором и губернатором, какие дороги лучше шоссе или железные, высказал свое мнение министр финансов граф Канкрин: «Железные дороги усиливают склонность к ненужному передвижению с места на место и без того свойственную нашему веку, выманивая при этом излишние со стороны публики издержки».


Вокзал Киево-балтийской железной дороги. Худ. А. Нисченков, 1870 г.


Честь строительства железной дороги по Украине, в частности в Киеве, выпадает на Александра ІІ, который 21 мая 1866 года утвердил сооружение Киево-Балтской железной дороги. Его представили «Товариществу Де-Вриер и К0» простым подрядным способом. Это нововведение было столь необходимо заводчикам и промышленникам Юго-Западного края, что они ходатайствовали об ускорении строительства. Все увенчалось успехом, и вскоре началось движение поездов из Киева.


Памятник А. А. Бобринскому на Бибиковском бульваре. Открытка 1910-х гг.

Героический кавказец в Киеве

Сейчас некоторые утверждают, что в империях, царской или советской, хорошо относились к малым народностям. А если разобраться, то по-настоящему их не замечали, как идущий по траве человек не обращает внимания на букашек. Всегда государственные чины считали, что легче управлять однородным населением. Поэтому при некоторых царях и генералиссимусах время от времени происходили переселения, ассимиляция и такая «чисто житейская вещь», как обрусение. Для примера возьмем данные о судьбах малых народностей Кавказа.

Сражением, произошедшим у Красной Поляны 21 мая 1864 года и победой царизма закончилась многолетняя русско-кавказская война. После чего началось полноценное осуществление плана Ермолова и Лазарева, главным принципом которых был девиз: «Нет людей – нет проблем». Они стирали села с лица земли и безжалостно вырезали население. Взгляните на количество этнических групп в районе Сочи до и после геноцида:

На страницу:
2 из 3