
Полная версия
Жизнь, увлечения, огорчения
Кофточка
Кофточка часто мялась и поэтому часто оказывалась на гладильной доске. Находясь под Утюгом, она жаловалась ему:
– Мой пиджак в шкафу каждый раз прижимается ко мне так, что повернуться невозможно, и говорит: «Ты у меня самая близкая, родная», хотя теплоты от него я совсем не чувствую. Вот к тебе попадёшь – другое дело – ты погладишь меня тепло, все складочки выровняешь, и я как новая становлюсь, все на улице на меня заглядываются!
Но через какое-то время Кофточка опять возвращалась к своему Пиджаку в шкаф. Утюг знал об этом, но она так ему нравилась, что он ждал её в любое время. А когда она приходила, он нагревался и гладил её, гладил, чтобы ни одной морщинки на ней не осталось! И думал при этом: «Да не так уж и плохо я и живу. Вон в магазине утюги стоят – все одинокие, им даже погладить некого».
Шишка
На лбу появилась Шишка. Оглядев весь лоб, она уселась поудобнее и загудела:
– С сегодняшнего дня по всем вопросам обращаться только ко мне, а не к Голове!
– Да-да! Так и будет, – ответили Шишке Глаза, которые видели, как увесистый Кулак определил её на это место за несправедливость и ложь!
Но никто не успел к ней обратиться, так как Шишка быстро рассосалась. Да оно и к лучшему – а не то насоветовала бы так, что Кулак вернулся бы опять.
Горка
Наступила зима, и на дороге образовалась небольшая снежная Горка. Она смотрелась привлекательно и казалась недоступной. Ботинок, идущий по дороге, увидел её, и у него возникло желание эту Горку одолеть. Он с ходу, без разговоров, прыгнул на неё, но тут же соскользнул и грохнулся обратно на дорогу. Горка ему и говорит:
– Ты, я вижу, ещё молодой, неопытный в таких деликатных делах.
Тут на неё шлёпнулся старый Сапог и примял так, что сравнял с дорогой. И тогда Горка довольная произнесла:
– Во-от у кого надо всем поучиться – у Сапога! У него большой опыт, он знает, как ко мне подойти!
Ботинок хотел было что-то возразить, оправдаться, но Горка, распластавшаяся на дороге, с восхищением смотрела только на удаляющийся Сапог и шуршала своим рассыпавшимся снегом…
Жизнь в тумане
Росли рядом деревья: Берёзка с засохшими веточками, Ёлочка с отвалившейся на стволе корой и Дуб высокий, с густой зелёной листвой. Дуб всегда был доволен собою, а Ёлочка и Берёзка были обессилены, чахли и с трудом говорили:
– Вот и ещё один день прошёл. Хорошо, что не упали.
Однажды они задумались: «Мы вместе с Дубом на одной полянке растём, но почему же он процветает, а мы едва держимся?» и решили спросить его об этом. Они не догадывались, что Дуб давно своими корнями подобрался к ним и высасывает у них сок.
Пролетевшая любовь
Салфетка на тумбочке лежала, и ей казалось, что никому, кроме этой тумбочки, она и не нужна – да и той только для украшения. А Салфетке хотелось любви.
И вот однажды на Салфетке появился Цветок на тонком стебле. Он ждал, пока его, как гостя, поставят в вазу с водой, но, не дождавшись, зашелестел лепестками, обращаясь к Салфетке:
– Вы мне очень нравитесь! – и широко раскрыв своё соцветие, нежно прижался к Салфетке, желая её обнять.
– Нет! И ещё раз нет! Вы мне не нравитесь! – ответила она и перестала с ним общаться.
Цветок стал увядать. Его сухие листья лежали на Салфетке распластавшись, словно он хотел её обогреть. И она даже не заметила, как он исчез.
Скоро на Салфетке появился уже целый Букет цветов, к нему тут же угодливо примчалась Ваза с водой. И Букет, опустив в неё веточки, зашуршал разноцветными цветами, говоря Салфетке:
– Вы мне милы! Очень милы!
Был он, конечно, красив, не то что недавний одинокий Цветок. Но Салфетка не чувствовала в Букете живой теплоты, – той, что была у лепестков усохшего Цветка. Может, тепло Букета не доходило до неё из-за стеклянной вазы, а может, все его чувства были просто показухой.
Так или иначе, но только сейчас Салфетка поняла, что она проглядела любовь, о которой мечтала…
Вечное размышление
В сарае раздавались радостные возгласы молодых и крепких дровишек из рассыпавшейся Поленницы:
– У нас Мангал во дворе появился! Говорят, он таких, как мы, любит. Огнём жарким обласкает, вином и шашлыком угостит. Быстрей бы с ним познакомиться!
Бревно, что лежало неподалёку, гулко загудело, будто вздохнуло, и сказало:
– Эх, молодёжь, молодёжь, вы с ним вмиг прожжёте свои жизни. От него ещё никто не возвращался. Я давно тут нахожусь и знаю!
– Мы тебе не верим! – ответили поленья и вскоре, дровишко за дровишком, стали исчезать.
Одно Полешко, что ждало своей очереди к Мангалу, насторожилось и подумало: «Этот Мангал ведёт себя совсем безнравственно, меняет нас, берёт одного за другим, никого не отпускает потом. Он горяч и угощает хорошо, но навеки ни с кем не останется…», – и Полешко скатилось в сено, чтоб спрятаться.
Много времени прошло. Когда от Поленницы осталось лишь несколько дровишек, Грабли решили прибраться в сарае. Во время уборки наткнулись они на спрятавшееся в сене Полешко и понесли к Мангалу. Да не донесли – по пути оно почти рассыпалось.
– Мне такое старьё не нужно, – недовольно сказал Мангал, посмотрев на кучу трухи.
А Полешко подумало: «Пожил я долго, а что видел? Может, я зря спрятался?».
Бузина
Ни ветер, ни дождь не могли согнуть Дубок.
– Какой ты несгибаемый, – ехидничала Бузина, находясь под его густой зелёной кроной, хотя она считала себя ещё более крепкой и стойкой, чем он.
Но однажды в Дубок ударила молния. От неожиданности тот качнулся и оголил Бузину, оставив её без своих густых зелёных ветвей. Бузина ахнула, испугавшись: она вдруг поняла, что была крепкой, потому, что всегда была под защитой Дубка, а без него она погибнет. Зашуршала тогда Бузина хилыми веточками от плохого предчувствия:
– Дубочек, ты только не упади, – просила она, прижимаясь к нему от страха.
Со стороны казалось, что это Бузина поддерживает Дубок, желая помочь ему выстоять. Но Дубок даже и не думал падать. Он встряхнулся, поднялся, окинул всё вокруг ясным взором и, как прежде, гордо выпрямился.
А Бузина, стоявшая под ветвями Дубка, всем проходящим или пролетающим мимо её животным или насекомым говорила:
– Вы видели, видели, как я поддержала Дубок? Без меня он бы пропал!
И все в ответ хвалили её: «Какая ты, Бузина, молодец!»
Бумажный Стаканчик
Маленький Бумажный Стаканчик часто встречался на прилавке в пивной палатке с большим гранёным Стеклянным Стаканом, который обычно находился в крепко держащей его руке. И однажды Стаканчик решил спросить:
– Почему налитую в тебя Водку выпивают, а потом снова наливают, – и ты всё время востребован, а нас, бумажные стаканчики, один раз наполнят соком, опустошат и выкидывают? Может, и нам надо с Водкой дружить?
– Я стеклянный, – отвечает Стакан, – и ко мне никакой напиток не пристаёт. А если это и случится, меня помоют, и я чист. А ты промокашка, с тебя ничего не смоешь! Так что не советую тебе пробовать алкоголь.
Но Бумажный Стаканчик настоял на своём, и был наполнен Водкой. Вначале он от неё размяк, потом быстро съёжился. Со стороны казалось, что он хочет её выплеснуть. А затем Стаканчик воскликнул:
– И как эту гадость пьют! У меня от неё всё внутри обожгло!
В ответ Стеклянный Стакан звякнул:
– У нас, Стеклянных Стаканов, срок жизни долгий, мы выносливые.
Но тут рука, держащая его, задрожала. Стеклянный Стакан выскользнул, упал и разбился вдребезги.
Ссора
Два Вьюна появились из земли одновременно. Чтобы расти, им надо было за что-то зацепиться, а рядом ничего не было. Тогда они обнялись и, поддерживая друг друга, стали подниматься всё выше и выше. Так они стали самыми близкими друзьями. Мухи и жучки удивлялись их крепкой дружбе: они никогда не разлучались. Но однажды один из них перегнал в росте другого.
– Этого я не потерплю! – возмутился отстающий Второй Вьюн и стал тянуть вниз Первого.
А тот уже приметил рядом понравившуся ему Ромашку и хотел с ней поближе познакомиться. Второй захотел того же, тоже решил к ней приблизиться, отчего корни у обоих затрещали.
Мухи и жучки стали Вьюнов усмирять:
– Опомнитесь, вы же были такими хорошими друзьями! Пусть Ромашка выберет, с кем ей остаться.
Не послушались Вьюны – в борьбе за первенство с корневища сорвались и на землю плашмя упали оба. А Ромашке никто из них и не нравился. Она знала: обовьют и будут всё время висеть на её лепестках, не давая никакой свободы.

Уздечка
Молодой Жеребенок беззаботно и радостно резвился в поле. И вот взрослые лошади решили его спросить:
– Ты уже в расцвете сил, неужели ты не познакомился ещё с Уздечкой?
– А я о ней и не задумывался, – скромно отвечает Жеребенок, – и чувствую себя без неё замечательно!
А Уздечка, видно, услышала этот разговор. Глядь – и она уже бесцеремонно устроилась у него во рту. Хотел Жеребенок её вытолкнуть, но она крепко там зацепилась, успокаивая его:
– Не переживай, тебе со мной будет хорошо! Мы всегда будем вместе: куда ты – туда и я.
Жеребенку ничего не оставалось, как смириться; и с этого дня, если он куда-то шёл, цокая копытцами, Уздечка была с ним. Но вскоре она стала им командовать: двинет больно по зубам, и давай приказывать – поверни направо, поверни налево, беги, стой…
Не понравилось это Жеребенку. Он даже взбунтовался: взбрыкнул и никуда не хотел идти. Но Уздечка зазвенела, зловеще постучала по зубам и сказала:
– Я тут хозяйка! Если станешь брыкаться и не будешь меня слушаться, родственника позову – Хомута. Уж он тебя угомонит: Телегу кликнет, и будешь возить тяжёлые грузы до седьмого пота!
Вздохнул Жеребенок, поняв, что беззаботная жизнь закончилась… Ненавистная и навязчивая Уздечка теперь останется с ним навсегда.
Потерянная дружба
Ножницы и Брусок жили дружно и с удовольствием иногда встречались.
Как-то Ножницы сказали Бруску:
– Надо нас поточить, появились старческие зарубины. Пора обновиться да омолодиться!
Брусок с радостью принялся за дело. Потрудился на славу и вернул Ножницам их прежнюю остроту. Но с этого дня они стали просить обновить их всё чаще и чаще.
– Не надо так часто омолаживаться! – посоветовал однажды Брусок. – Так вы состаритесь быстрее и превратитесь в никому не нужный кусок металла!
– Чего захотел! – возмутились Ножницы. – Скажи просто: ты в нас разочаровался. Не зря Тряпки говорят: уходите от Бруска к Точилу, он одним махом все зарубинки выровняет и сделает так, что надолго омолодит!
И вскоре Ножницы оказались у Точила. Ну, а ему хорошенько пройтись по ним труда не составило.
– Вж-жик! Вж-жик! – и Точило стесало Ножницы так, что они не то что тряпку, а даже бумагу не смогли разрезать. И отложили Ножницы в сторону – на выброс.
– А я предупреждал! – загоревал Брусок. – Не надо было так омоложением увлекаться и к другому уходить! Остались бы со мной, точил бы я вас потихонечку, из года в год, до поры, пока вы не стали бы антиквариатом. А без вас теперь и моя судьба неизвестна…
Несчастная Улитка
Заволокло как-то небо тучами. В лесу по веточке ползёт Улитка и плачет. Гриб-Боровик увидел её и спросил:
– Ты что так горько плачешь, аж слизью вся покрылась?
– Несчастная я, никому не нужна! – пожаловалась Улитка. – Скоро дождь начнётся, а мне и спрятаться негде!
– Иди под мою шляпку. Я тебя укрою, – пожалел её Боровик.
Спряталась Улитка под шляпку, тут и дождь полил. А когда дождь закончился, и появилось солнышко, Улитка поблагодарила Гриб:
– Спасибо тебе за помощь! Ты добрый, и мне очень понравился! Разреши мне на твоей шляпке полежать и погреться на тёплом солнышке.
– Ну что ж, залезай! – ответил Боровик. – Вижу, ты слабенькая, несчастная – отдыхай, набирайся сил.
Забралась Улитка на шляпку и крепко присосалась к ней – Гриб оказался сочным и вкусным.
– Я тебя очень полюбила, – сказала Улитка, – оторваться не могу!
– И ты мне тоже стала мила, – ответил Боровик.
И тут он увидел проеденную в шляпке дырку, в которой уже жужжала муха:
– Ж-жалко, ж-жалко мне тебя! Приютил ты её на свою погибель!
Хотел было Боровик встряхнуть шляпкой и прогнать Улитку, но сил не было. Да и Улитки там уже не оказалось: она тем временем подползала к Подосиновику, и слышно было, как простонала:
– Несчастная я, никому не нужна…
Высота
Однажды маленький зелёный кузнечик, ещё не научившийся толком прыгать, заявил своим товарищам:
– Я хочу прыгнуть на такую высоту, где вы никогда не были!
Кузнечики зашумели, засмеялись:
– Зачем тебе это надо? Никому это не нужно! Видим, ты ничего не понимаешь, совсем ещё зелёный!
Так его с тех пор и стали звать – Зелёный. А он всё стрекотал:
– Я мечтаю об этом, мне это надо! Я докажу, что кузнечики могут прыгать очень высоко!
И стал Зелёный кузнечик с утра до вечера тренироваться: прыгал через ветки на кустах с каждым разом всё выше и выше. Однажды взлетел так высоко, что затерялся в небе, а когда приземлился, все его сородичи восхищённо загалдели:
– Ты молодец! Ты наш чемпион! Наша гордость! Тогда Зелёный прыгнул ещё раз… и приземлившись испустил дух. Он лежал, словно был ещё в полёте. Кузнечики громко и тревожно зашумели, а между собой они они стрекотали тихо и совсем по-другому:
– Зелёный прыгал-прыгал и допрыгался! Вот к чему привела его высота – совсем молодым ушёл! А мы не такие, мы будем по чуть-чуть прыгать – и до старости доживём!
И вскоре кузнечики забыли о Зелёном.
Ромашка и Одуванчик
Ромашка и Одуванчик росли рядом и каждый раз, видя друг друга, радовались. Все цветы вокруг, заметив это, удивилялись и судачили:
– Что может быть общего у таких разных, совсем не похожих цветов?
Ромашка была красивая, с нежными бархатистыми лепестками, она гордо стояла на изящном стебельке, словно в белой шляпке. Одуванчик же рос сгорбленный, с жёлтым цветком на неказистом стебле – казалось, его подстригли «под ёжик». А в последнее время он ещё больше подурнел: покрылся седой волосистый шапкой.
Но Ромашка и Одуванчик на все пересуды не обращали никакого внимания. Даже когда у Ромашки остался один лепесток и появилась корзиночка, а Одуванчик оказался с единственной пушинкой, они по-прежнему держались рядышком. Однажды ослабевшая Ромашка наклонилась к Одуванчику и промолвила:
– Я никогда не забуду твой первый поцелуй. Ты стеснялся, долго не решался подойти, хорошо, что приятель Ветер подтолкнул тебя, и ты поцеловал меня…
– А я до сих пор помню в какой нежной и бархатистой шапочке ты была тогда, – вздохнул Одуванчик.
Тут с Ромашки упал её последний лепесток, а с Одуванчика – его пушинка. И удивительно: они, с тёмно-оранжевыми сердечками на стебельках, стали такими похожими!
– Вот что значит настоящая любовь! – восхитились цветы вокруг. – Она сделала их одинаковыми, так, что и не отличишь.
Подстрекательница
Пригласили как-то в магазин работать за Кассой новую Руку – прошлая куда-то пропала.
– Умеешь дела делать? – спрашивает Руку Касса.
– Умею! – отвечает та.
– Ну, тогда покажи!
Приступила Рука к работе: деньги берёт и в ящичек складывает. Понаблюдала Касса за работой Руки и спросила:
– А почему это к тебе деньги не прилипают? Ты же сказала, что умеешь делать дела! А если не получается – я не хочу с тобой работать!
И Руку на работу не взяли. А Деньги в ящике зашуршали:
– Хорошо, что она не нашла общего языка с Кассой. К предыдущей руке купюры так и липли – поэтому на неё браслеты надели, а Касса ни причём осталась! Хитрющая!
Не успела
Челюсть считала себя руководителем во рту. Улыбаясь белоснежными зубами, она выслушивала поступающие от пищи просьбы: Борщ просил поменять старую кастрюлю на новую, Чёрный Хлеб хотел, чтобы на столе появился белый батон, Чай умолял, чтобы стаканы долго не держали в посудомойке. И Челюсть всех заверяла, что обязательно всё выполнит – прямо после еды.
А вечером перед сном, нежась в чашечке с водой, – а она была вставной челюстью, – уже и не вспоминала об обещанном. И оправдывалась потом тем, что после приёма пищи её сразу изо рта вытащили, и она не успела ничего сделать…
Обман
В пустыне безжалостно палило солнце. Тушканчик, изнывающий от жажды, выглянул из норки и взмолился:
– Скорее бы дождичек!
Тут появился Верблюд. Услышал он причитания Тушканчика и говорит:
– Я тебя напою. У меня этого добра – два горба! Но только в обмен: ты мне еды, я тебе – воды!
Как ни тяжело было Тушканчику от жары, но стал он носить Верблюду его любимые верблюжьи колючки. Все лапки исколол, но терпел: ведь скоро он попьет обещанную водичку!
Верблюд весь день жевал принесенные колючки и только к вечеру закончил, а затем смачно плюнул и рыкнул:
– Этой воды тебе хватит, чтобы не помереть!
И гордо пошёл дальше: видно, собирался ещё кого-нибудь одарить своей добротой.
О жизни
Один Властелин поставил себе при жизни памятник, – не сделав при том ничего доброго для своего народа.
И как-то сел на скульптуру Воробушек, прямо на его макушку, и прочирикал:
– Славное местечко! Вот где можно клювик и коготочки почистить. – и всё это проделав, улетел.
А вскоре уже и все птицы стали чиститься на голове памятника.
– Вот бы так голова нашего Властелина просветлела! – говорили люди заметив, что лысина на скульптуре стала покрываться белым помётом.
Не удержалась
Снежная Лавина обняла гору «Пик Славы». Она к этому давно стремилась: была когда-то капелькой на травинке, потом туманом в ущелье, затем облаком белым и чёрной дождевой тучей… и вот превратилась в снег. Лежит на вершине горы – гордая и счастливая. Она добилась своей цели и теперь сверху пренебрежительно на всех поглядывала.
Но внезапно Лавина почувствовала: где-то внутри у неё что-то треснуло, и она поползла, а затем сорвалась с пика и стремглав полетела вниз.
Это произошло так быстро, что Лавина не успела даже удивиться, только прогудела:
– Забираться на Пик долго и тяжело, а вот падать – о-охнуть не успеешь, как у подножья горы окажешься!
Перенасытился
После обеда на Подносе остался кусочек хлеба и Поднос задумался: «Почему посетитель все бутерброды с икрой слопал, а к этому кусочку без ничего даже не прикоснулся? Может, суховат показался?»
Хлеб выкинули, а Поднос ещё долго гудел от негодования:
– Было время, когда с меня каждую крошечку доедали! Всё забыли!
И он решил: «Наверно, я что-то пропустил, и наступило время обжорства. А я живу былыми воспоминаниями…»
Паук и Муха
Попал Паук в банку со сладким сиропом. Ножки у него прилипли, хочет выбраться – да силы на исходе. Может, и вылез бы, да тут Муха прилетела, увидела Паука и воскликнула:
– Какой богатый Паучок, надо с ним поближе познакомиться! Тогда и жизнь моя станет в радость! – села на него, отчего Паук совсем не смог больше двигаться. – Какой же он сладенький!
«Да я вижу, что и он тоже не против меня получше узнать, – решила Муха, топнула по его спине лапкой и хоботком поцеловала. – Даже замер от удовольствия! – окончательно обрадовалась она. – Поживу пока с ним!»
Скоро Муха съела Паука и улетела. Видали пауки всякое, но чтобы Муха слопала одного из них – никогда!
Ножки
Как-то отёкшая Ножка в потрёпанной Туфельке с трудом шла по твёрдому асфальту. Шла и вдруг услышала восхищённый возглас:
– Какая чудесная ножка!
Встрепенулась Ножка, Туфелька остановилась. Когда-то в в молодости и им говорили такие приятные слова, мечтая познакомиться. Но сейчас эти слова относились к рядом идущей молодой ножке в босоножке. И Туфелька шаркнула:
– Как быстро пролетело то счастливое время… А может, всё это сон – что было когда-то и что есть сейчас?
Но это оказался не сон. Спешивший куда-то толстокожий Ботинок небрежно толкнул её в мысок. И все набежавшие приятные воспоминания и чувства враз улетели.
Мечта Гуся
Направляясь к пруду, Гусь часто проходил через яблоневый сад и мимо грядок с зелёным салатом. И вот шёл он как-то и видит: на сочном листочке сидит какое-то незнакомое существо.
– Ты кто? – спрашивает Гусь.
– Я – Гусеница.
– Гусеница? – удивлённо переспросил он. – А я Гусь! Наверное, мы с тобой из одного рода! Только ты ещё маленькая, поэтому тебя и называют Гусеницей, а как подрастёшь – станешь Гусыней, – и он прикрыл Гусеницу листочком, чтобы её никто не беспокоил.
Сам Гусь был одинок, но теперь надеялся: вырастет у него подружка, и будет ему с кем скоротать одиночество. С того дня стал он каждый день навещать Гусеницу: смотрел, как она растёт, уберегал от разных невзгод. Узнали об этом куры.
– Ко-ко-ко! – закудахтали они. – Какой Гусь чудак! Это же обыкновенная гусеница, она никогда не станет Гусыней! Её съесть надо!
И чтобы Гусеницу не склевали, Гусь посадил её высоко под густые яблоневые ветки.
Однажды он пришёл и видит: Гусеница обмоталась паутиной, превратилась в куколку и спит.
– Видно, озябла, – подумал он и склонил над ней веточку пониже, чтобы ветер на Гусеничку не дул.
А когда пришёл в следующий раз, то ни Гусеницы, ни куколки под веточкой не нашёл, – зато там сидела бабочка с большими крыльями, которая, увидев Гуся, радостно к нему обратилась:
– Гусь мой лапчатый, ты что же – не узнаёшь меня? Это я – твоя Гусеница!
– Так у тебя и крылья уже появились, как и у меня! – обрадовался тот.
А куры, находившиеся неподалёку, от удивления клювы пораскрывали, зашумели:
– Этого не может быть! Не может быть!
– Ну, что стоишь? Полетели со мной! – предложила Бабочка Гусю.
– С удовольствием! – счастливо воскликнул Гусь. – А ты в полёте превратишься в Гусыню?
– Постараюсь! – ответила Бабочка.
Они взмахнули крыльями, поднялись ввысь и полетели рядышком. И ещё долго до них доносилось восхищённое куда-кудахтанье.
Размышления
Оставшись недопитой, Водочная Бутылка радостно сказала тлеющей недокуренной Папиросе:
– Мы с тобой, подружка, должны быть счастливы, что остались целы.
Но на следующий день опустошённую Бутылку и Чинарик, оставшийся от выкуренной Папиросы можно было увидеть рядом с лежащим неподалёку от урны человеком.
– Мы-то с тобой точно туда попадём, – вздыхали они и одновременно недоумевали: – А вот как человек туда влезет?..
Кефирное знакомство
Свежее нежирное Молоко стояло в Крынке на столе и, сверкая белизной, скучало от одиночества.
– Если ты застоишься, к тебе придёт Кефир и овладеет тобою, – предупредила его Чашка-соседка.
– Ке-е-фир?! – воскликнуло радостно Молоко. – Так пусть приходит, веселее будет!
А Кефир уже тут как тут: нагрянул и сразу завлёк его приятным, говорливым брожением, от чего Молоку стало хорошо, оно загустело и слилось с ним воедино. И тут Кефир неожиданно затих.
– Ты что уже скис? Так быстро? – недовольно спросило Молоко.
– Мне тут с тобой так приятно, что и двигаться не хочется, – ответил Кефир.
– А я в тебе разочаровалось, – огорчилось молоко. – Довёл меня до бурления и бросил!
– Это не так, – стал оправдываться Кефир. – Ты созрело, значит я тебя полностью удовлетворил. Сейчас придёт Чаша, судья наша, продегустирует и скажет, хороши ли мы оказались вместе или нет. А пока нагряну-ка я в другую крынку – там молоко пожирнее – закефирю и его.
«Пока на меня ещё никто не жаловался!» – подумал Кефир.
След
Огромный добрый Мамонт с утра до вечера топал по кочкам в мёрзлой тундре, изыскивая для пропитания любимый свежий мох.
– Пусть на каждой кочке останется мой след, – говорил он, – чтобы все в будущем знали о моей тяжёлой судьбе!
А Муха, что пригрелась на его лохматой шее и питалась различными отходами, жужжала:
– Надо тебе научиться есть любую пищу, как я, тогда ты будешь всегда сыт!
Мамонт только отмахивался от неё хвостом. Но пришло время – и Мамонт постарел, свежую пищу добывать стал не в силах, а перегнивший мох есть не мог – был он ему не по нутру. И вот, от голода Мамонт изнемог и умер, и только следы от ног напоминали о его существовании.
– От труда мамонты вымерли, а я буду ж-жить вечно – на халяву! – радовалась расплодившаяся со временем Муха, – любимый навоз доставался ей без малейшего труда.