В чем грехи наши

Однажды по пьянке Ибрагим в азарте картёжной игры с другом детства Курбаном поддался уговору выставить на кон жену Марьям. Проиграв, он оставил их одних и спокойно ушёл гулять. Марьям находилась в спальне, когда Курбан, пьяно улыбаясь, вошёл к ней в комнату. Сначала она не могла понять, что происходит. А когда он стал домогаться её, начала сопротивляться и кричать, но на помощь ей никто так и не пришёл. Курбан изнасиловал её и оставался с ней до тех пор, пока не вернулся домой Ибрагим. Первой мыслью её было свести счёты с жизнью, но она уже так устала, что не могла сопротивляться. Вдруг ей стало всё безразлично, она даже перестала понимать, кто с ней – Курбан или муж. Да и какая в этом была разница, если она возненавидела их обоих. А мужа – вдвойне…

Утром, проплакав всю ночь, она ушла от него. Но мать и братья не поддержали её, ругая и требуя вернуться к мужу.

– Убейте меня, но я не вернусь в этот дом… – рыдала Марьям, не смея даже рассказать им, что случилось. Но Ибрагим как ни в чём не бывало нагло приходил к ним вместе с отцом и требовал вернуть ему жену.

– Их обручил мулла, и она ему жена по шариату, – хмурился Хасбулат. – Он ей развода не давал и имеет право полной власти над ней.

– Да, она моя жена… – словно сова, смотрел на них Ибрагим. – Я теперь не могу жить один, пусть вернётся и живёт со мной.

– Да, ты прав, – успокаивал его Саид. – Но потерпи немного, не убивать же её, пройдёт время – сама вернётся… Лишний рот нам ни к чему, – смеялся Саид. – Так что скоро моя жена сама выживет её из дома.

– Я по ней скучаю… – глупо улыбнулся Ибрагим и, посмотрев на отца, опустил глаза.

– У меня дела, поговорите уж сами, – попрощался Хасбулат и ушёл, названивая кому-то по телефону.

– Да ладно, ладно, будет тебе твоя игрушка, – улыбнулся Саид, похлопав Ибрагима по плечу. И подумал: «Везёт же дурачку на родителя, не то что мне. Всё самому приходится делать. Хорошо хоть жена досталась не из бедной семьи. А вот Ахмеду повезло больше, женился на вдове милиционера. Пусть и старше на пять лет, но зато с квартирой в центре столицы, да и с работой помогла ему».

– Ты обещаешь?.. – снова глупо улыбнулся Ибрагим, приоткрыв рот.

– Обещаю, обещаю…

– Если вернёшь, я тебе денег дам…

– А сколько? – сразу среагировал Саид.

– Не знаю… Сколько ты хочешь?

– Пять тысяч…

– Хорошо…

– Нет – десять…

– Я согласен… – протянул руку Ибрагим, и вновь на лице его отразилась глупая улыбка.

– По рукам, – пожал его руку Саид, всё ещё думая: «Уж не продешевил ли он тут, а может, Ибрагим дал бы и больше… Видимо, он привык к ней и скучает теперь…»

Саид был вторым ребёнком в семье после Ахмеда, который после учёбы так и не вернулся в село. Нашёл себе жену, которая устроила его на неплохую работу. Но, как бы то ни было, он всё время жаловался, что денег всегда не хватает – то это надо, то другое. Конечно, это если жены не бывало рядом – она была щедрой и доброй женщиной. Так что, как бы Саид ни ждал помощи от старшего брата, тот ясно давал понять, что помогать никому не собирается и будет жить своей жизнью. Разве лишь иногда привезёт матери халат или платочек или спросит: «Как здоровье, мама? Как живёшь?.. Может, денег тебе дать?» – зная наперёд, что мама откажется от денег. «Много ли мне надо, дети мои, главное, чтобы у вас всё было хорошо. И следите, чтобы сестра ваша нас не позорила…» Вот они и толкали её обратно к постылому мужу Ибрагиму, которого она уже и видеть не могла без содрогания. Прошла уже не одна неделя, но Марьям не поддавалась ни на какие уговоры вернуться к мужу. Уже и не знали, что делать. Но жена Саида Ашура расставила всё по местам:

– Саид, мне кажется, сестра твоя в положении…

– Что?! Ты это серьёзно?.. – выпучил глаза Саид.

– Да. Я уже несколько дней замечаю, как тянет её к солениям… И часто к унитазу бежит после еды…

– Может, отравилась?..

– Несколько дней?.. Да вряд ли…

– Да-а, мы такого и предположить не могли. Неужели она понесла ребёнка от этого дурачка? Или тут что-то не так… Надо бы матери сказать.

– Да, наверное, надо. И лучше вернуть её к мужу, пока не поздно.

– А вот и мама, легка на помине, – обрадовался Саид.

– Что случилось? – грубо сразу с порога вопросила Ханум. – У вас такие лица, будто блоху проглотили.

– Хуже, мама, хуже… Моя сестра, твоя дочь, понесла от этого дурачка, а мы до сих пор так и не смогли уговорить её вернуться к мужу.

– А что её уговаривать – волоките её к нему силой, а там уже пусть сами отвечают за неё, – строго сказала мать, невзлюбившая дитя своё с рождения. – Иначе кто нам поверит, что она не на стороне нагуляла ребёнка. Мне такого позора ещё не хватало на старости лет. – Даже не каждая мачеха так обращалась бы со своей падчерицей, как она с дочерью родной, которую родила и сама вырастила. Невзлюбила она её – и всё. А за что – может, она и сама не смогла бы ответить. Может быть, за её покорность и доброту, за любовь, что исходила от неё, за то, что покойный муж её, отец её детей, девочку любил больше всех, даже больше сыновей, которых она обожала, ни в чём не отказывая им, потакая во всём, подкармливая тем самым их эгоизм. Ханум не могла спорить с мужем и поэтому всю свою злобу перенесла на дочь, любимицу мужа, возненавидев её с самого детства. Конечно, была и другая причина её злобы к родной дочери. Если беременность на сыновей проходила у неё легко и безболезненно, то с беременностью на Марьям всё было иначе. (Кстати, имя дочери дал отец.) Тяжёлыми были и роды. Марьям не спешила на свет и пребывала в утробе матери уже десятый месяц, когда у Ханум начались схватки. Воды вышли, а у Ханум уже не оставалось сил помогать ребёнку появиться на свет. Даже врачи растерялись и не знали, что делать. Кого спасать: мать или ребёнка? «Пожалуйста, сделайте что-нибудь… Спасите мне их…» – умоляли глаза Юсупа. Оставался единственный выход – кесарево сечение. Каждая минута была дорога. И врач-акушер Айшат Курбановна не теряя времени взялась за операцию. И эта её решимость спасла две жизни – матери и ребёнка. Так и появилась на свет Марьям, весом более четырёх килограммов. Ребёнок рос крепким и здоровым, несмотря на то, что мать лишилась молока и более года пребывала в тяжёлой послеродовой депрессии. На дочь она не то что не хотела – не могла смотреть. Кормили девочку коровьим молоком. И пока мать болела, за скотиной приходилось ухаживать Юсупу с Ахмедом, а Саиду поручили смотреть за Марьям. Вот он и невзлюбил сестру свою с малых лет. Надо же, думал он, наказание какое, другие мальчики играют в футбол, гоняя мяч во дворе с утра до вечера, а он… И мама из-за неё заболела… Если б не она… Придушить бы её… Мыслью «придушить» страдала и мать. А может, и придушили бы, если б только не страх перед отцом. Юсуп души не чаял в малышке, сам её купал, пеленал и даже кормил с бутылочки, когда находил время. Бывало, даже пел колыбельную. Ребёнком радовался первой улыбке дочери и первым её шагам. Ей был годик, когда стала разговаривать, а ходить начала ещё раньше. К шести годам Марьям знала весь алфавит и читала. Всё свободное время Юсуп посвящал дочери, играл с ней, читал ей сказки; может, это и породило в ней тот необычный, в сравнении с сыновьями, интерес к книгам. Но совсем другим было отношение к ней матери. Мать болезненно возненавидела дитя своё, считая её причиной всех своих бед, которые пришлось претерпеть с первых дней, как она зачала её: токсикоз, стресс, варикоз, шрам на животе и глубокая депрессия, от которой временами становилось не по себе даже и теперь. Если при муже она сдерживалась, то в его отсутствие Ханум давала волю своим эмоциям, всячески выплёскивая их на дочь, ругая и гоняя её с угла в угол и даже не задумываясь над смыслом изрекаемых в гневе слов. Какими только словами ни обзывала она её в отсутствие мужа. И однажды дочь, не выдержав, пожаловалась отцу.

– Папа, ты не уходи, пожалуйста, не оставляй меня одну с мамой и с братьями – страшно мне, когда тебя нет. Все меня ругают и пинают, пугают чертями. – Ей тогда было всего семь лет.

– Что такое, радость моя, кто пугает тебя?

– Мама… братья… все…

– Что они говорят тебе?

– То и говорят, что, если я буду плохо себя вести, Аллах покарает меня и отдаст на съеденье чертям…

– Даже так?..

– Да, папа.

– А ты, доченька, веди себя хорошо и слушайся их.

– Я стараюсь вести себя хорошо, но им это всё плохо.

– Марьям, красавица моя, ты младшая и ты должна делать, что они скажут, слушаться их.

– Я их слушаюсь, папа, но они всё равно ругают. Это помой, там подмети, здесь убери… Сами ничего не делают и ещё меня лентяйкой обзывают…

– Понимаешь, дочка, мужчины у нас не моют посуду и не подметают – так сложилось, вот потому они и командуют. Ничего, ты по мере сил помогай маме. Я же знаю, ты девочка не ленивая.

– Я и говорю им: вот уроки сделаю, потом и уберусь. А они ругают… – заплакала она, – и даже бьют…

– Что ты говоришь, радость души моей, неужели это правда – они подняли на тебя руку?..

– Да… – разрыдалась Марьям, прижимаясь к отцу.

– И ты не наговариваешь на них?..

– Нет… Правда это, правда!..

– Успокойся… успокойся, родная, я верю тебе… – с любовью посмотрел Юсуп, вытирая слёзы на лице дочурки. – А мама что?

– И мама ругает… – вновь разревелась она. – Почему… почему они не любят меня?.. Не сестра ли я им?.. Не дочка ли я маме?.. За что они так со мной?.. – с содроганием в голосе сказала Марьям, словно взрослая.

– Ну что ты, моя красавица, мы все очень, очень любим тебя, поверь мне. Просто братья твои старше тебя и хотят, чтобы ты подчинялась им. Они же мальчики – будущие мужчины, джигиты, потому и мама учит тебя подчиняться мужчине. Так у нас принято, понимаешь…

– Не любят… не любят… Они хотят моей смерти…

– Не говори так, дочь моя, – рассмеялся Юсуп, ласково прижимая к груди любимого ребёнка. – А может, они просто ревнуют из-за моей любви к тебе. Ничего, я поговорю с ними, и всё уладится.

– Не уходи… – прижалась она к нему, – не уезжай…

– Марьям, ты же у меня умница, выросла уже и должна понять, что я не могу не ехать. Иначе кто будет нас кормить, одевать, обувать? Я понимаю, ты не хочешь, чтобы я уезжал, – да и я не хочу этого, но – надо. Пойми меня… Хорошо? Будь умницей, как всегда, – улыбнулся он. – Ничего, я скоро приеду и строго-настрого поругаю их, хорошо… – и ушёл, нежно коснувшись губами её щеки. Юсуп оставался на заработках почти полгода. А когда его не было дома, Марьям чувствовала себя птичкой, запертой в мрачную клетку.

– Как ты, радость моя?.. – Как только вернулся домой, Юсуп в первую очередь прижал к груди дочь, лаская и даря ей подарки. Жена с сыновьями, переминаясь с ноги на ногу, молча наблюдали за ними, ревнуя, завидуя и умножая обиду. – Ну, кто на этот раз обидел тебя? – целовал он её, строго, но с любовью изучая родные лица жены и сыновей.

– Папа… как долго тебя не было… – прижималась к нему Марьям, забыв от счастья и радости все свои обиды. «Да что там какие-то обиды, когда папа рядом…»

Но однажды вечером, вернувшись домой с чьей-то свадьбы, слегка выпив, он ещё с порога услышал, как ругали и кричали на Марьям. Он замер и стал прислушиваться. И более всего его поразили слова жены, её голос, который терзал, словно когти орла. Больше всего усердствовали мать и Саид.

– Попробуй только отцу пожаловаться, в хлеву ночевать будешь, как он уедет… – пугал сестру Саид. – Что ты постоянно заставляешь себя ругать?!

– Мне два предложения осталось дочитать… – виновато потупила взор Марьям и судорожно вздохнула.

– Нам твоя учёба не нужна – не женское это дело, – ругала мать. – Желание брата для тебя закон. Сказали – сделала, и немедля, без всяких «сейчас». А посуду кто мыть будет?

– Я же в хлеву убиралась, мама…

– Ты опять с матерью пререкаешься?! – огрызнулся Саид и замахнулся. – Как дам сейчас, чтобы мозги вправить…

– И вы хороши!.. – накинулась мать на сыновей. – Что за мужчины вырастут из вас, если родную сестру не можете держать в страхе, чтобы от одного голоса вашего дрожала… Сказали – выбейте мозги, но заставьте сделать. Девочек надо держать в строгости, а не баловать их, как ваш отец. А то что из неё вырастет, если будет делать что вздумается?.. Шалава – вот кто!.. Сейчас учиться она хочет, потом захочет поступать, а там и гулять потянет… И загуляет – опозорит всех нас… Вы этого хотите? Чтобы сестра проституткой выросла?..

– Мама, не надо!.. – заплакала Марьям. – Я же ничего плохого не сделала, попросила только…

– Молчи, сучка!.. – Ханум дала ей пощёчину, заставив разрыдаться.

Юсуп, не в силах больше сдерживать себя, в гневе ворвался в дом.

– Ханум!.. – в первый раз по имени обратился он к жене. – Ты… ты что, с ума сошла!.. – И тут он резко схватился за грудь, скорчившись от боли, и, разом ослабев, всем телом осел на руки подхвативших его сыновей. Ханум побледнела и не смогла сдвинуться с места. Марьям в слезах бросилась к отцу: «Папа… родной… любимый… жан, папа, что с тобой?..» Оказалось, у Юсупа случился инфаркт, и не первый уже. А ещё через три года новый обширный инфаркт стоил ему жизни. После смерти отца Марьям не пустили в школу – это было решение матери. Ханум считала, что девочкам учёба необходима так же, как телеге пятое колесо. «Я научу свою дочь, как жить, гораздо лучше, чем все эти учителя, – говорила мать, решив поставить точку в учебной практике дочери. – Писать-читать умеет – достаточно, хватит с неё…». – Не пустила дочь в школу и на следующий год. Но затем пришли какие-то люди и долго говорили с матерью. После чего Марьям, к огромной радости своей, снова возобновила занятия в школе, жадно поглощая знания и став лучшей ученицей в классе. Она рассуждала не по годам, мечтая о светлом будущем, а ночами ей снился свободный счастливый мир, где все любили и уважали друг друга. Но чем больше взрослела, тем яснее понимала, что так бывает только в сказках и что ей никуда не деться от судьбы, которая уже предрешена волей небес и могуществом Аллаха. Родные обходились с ней хуже, чем вовсе чужие ей люди, но тем не менее она не могла не любить их. А как же иначе? Это же дети так любимого ею отца, братья её, и мать её – родная… И поэтому как могла старалась угождать им. Ухаживала за скотиной, стирала, готовила, но после отца ни от кого из них так и не услышала доброго слова. Всё, что она делала, принималось как должное, словно она была их рабыней, а не родным и близким человеком. А более удивительным было то, что ей при этом удавалось ещё хорошо учиться и быть в школе одной из лучших. Но, к сожалению и к её огорчению, о поступлении в какой-либо университет она и мечтать не могла, хотя… Всё же однажды, не выдержав терзаний души, мечтая о свободе и счастье, она решилась на разговор с матерью:

– Мама, я хочу подать документы на юридический факультет, пожалуйста, отпусти меня. Всю жизнь буду тебе благодарна…

– Отпустить… тебя?..

– Да, мама, пожалуйста, я умоляю тебя… – в слезах посмотрела она на мать.

– В город?.. Одну?..

– А что тут такого, мама?.. – послушно умоляла она.

– А то, что в городе кяхба-хана[1], куда ни глянь… И все там гулящие…

– Ну зачем ты так, мама? Люди везде одинаковы – есть и хорошие, есть и плохие. Вот у Ахмеда жена, например, в городе родилась, выросла, а человек – прекрасный.

– Скажешь тоже. Не успела мужа похоронить – и год не прошёл, подцепила себе молодого горца. – Ханум до сих пор не могла простить сыну, хотя в лицо ему ничего и не могла сказать, что тот женился на вдове, да ещё другой нации. Хотя жена Ахмеда Айшат была доброй, умной и очень порядочной женщиной. – А дочь Касумбека Заира в сауну устроилась, лишь бы в свой аул не вернуться. И говорят, что там она мужчин всяких за деньги обслуживает.

– Зачем ты так, мама?..

– Как?..

– Из-за одной больной овечки всю отару не режут…

– Хватит умничать!.. Я сказала нет – и точка!

А через год её выдали замуж, уж слишком было бы глупо не отдавать её – Хасбулат щедро отблагодарил их.

– Вот и не осталось у меня другого выхода, как пойти на хитрость и сбежать, – продолжала рассказ о своей жизни Марьям. – Я согласилась вернуться к мужу, а сама тайком от всех уехала в райцентр, а оттуда – в столицу. Я понимала, что они найдут меня и в городе, поэтому решила бежать в Москву, надеясь, что в Москве мне обязательно помогут. Я была уверена, что в Москве меня поймут и помогут… – в сомнении вздохнула она. – Но денег хватило только до вашего города, куда и взяла билет в надежде на то, что мир не без добрых людей и мне непременно помогут. Я рассказала кондуктору всё как есть и попросила его о помощи. Но, к сожалению, он оказался негодяем. Стал домогаться меня, обещая в своём купе доставить до Москвы да ещё помочь с деньгами, при условии, что соглашусь разделить с ним ложе. Я дала ему пощечину, и он меня высадил согласно билету. Так я и оказалась в вашем городе одна со своим горем, не зная, что делать и к кому обратиться. Я с надеждой смотрела на проходящих мимо людей, ожидая сочувствия и помощи. Я не знала, куда мне пойти. Я умирала с голоду и, словно собака бродячая, жадно набрасывалась на объедки со стола. Больше всего я боялась попасть в руки полицейских, понимая, что так оно и произойдёт. Всё так и случилось. Они забрали паспорт и стали меня допрашивать: как я здесь оказалась? что тут я делаю? почему одна? – вопросов было много. Я честно рассказала им всё как есть и попросила их помочь. В ответ они только усмехнулись, и я поняла, что мой рассказ никого из них не тронул. И я разрыдалась: «Почему… почему вы мне не верите?!»

– Ну-ну-ну… тут ты, милочка, слезами своими никого не разжалобишь. Много тут шляется народу всякого, мы не обязаны им верить, более того, не имеем права…

– Я же вам всё рассказала…

– Значит, говоришь, не террористка?..

– Ладно… – посмотрел на неё один из них, хлопая её паспортом об ладонь. – Придётся проехать с нами в участок, проверим, что ты за птичка… И если всё в порядке, отпустим.

– Пожалуйста, не надо, прошу вас, – затрепетала Марьям. – Отпустите меня, я же ничего не сделала, пожалуйста…

– Если ты чистая, бояться тебе нечего.

– Вы… – обратилась она к третьему лицу, который стоял в стороне и молча наблюдал за происходящим, – вы же командир их, да? Пожалуйста, скажите им, чтобы отпустили меня, ну пожалуйста…

– Да ладно, ребята, оставьте её в покое. Видно же, что она никакая не террористка.

– Да… да… – радостно заулыбалась Марьям, – честное слово, я и врать-то не умею.

– Видимо, Федя, ты прав, так оно и есть, – улыбнулся тот, в чьих руках был паспорт. – Но раз мы её остановили, то её могут задержать и другие полицейские…

– Точно! Как же я не подумал о том – это мысль! – задумчиво почесал подбородок Федя. – Ну-ну, развивай мысль дальше…

– И вот чтобы избежать такого развития событий и в дальнейшем, дабы помочь нашей очаровательной… – посмотрел тот в паспорт, – Марьям, мы сейчас, жертвуя своим временем, поедем в участок и напишем там для неё справку, что она непричастна к террористам и нет никаких оснований в дальнейшем её задерживать. Мы всё-таки живём в свободной стране, – заулыбался он.

– Гена, ты гений… – улыбнулся Федя.

– Я… я не совсем поняла… Это… – Упорно не хотелось ей садиться к ним в машину.

– Это крайне необходимо – для твоего же блага… – уважительно подтолкнули её.

– Дадим тебе справку с печатью, чтобы в следующий раз никто к тебе не приставал. А может, и начальника уговорим хоть небольшую сумму денег выделить: человек – человеку…

– Поняла теперь?

– Что?.. А… Да-да… – закивала она головой. – А что, есть такая справка?

– Вот даёт деревня!.. – заулыбались они её наивности.

– Да такая справка значит больше твоего паспорта… – закивал головой Гена.

– Да?.. – И подумала: «Может, и вправду хотят помочь…»

– Ну да… – рассмеялись полицейские. – Ты ещё нам спасибо скажешь.

– Ладно, ребята, поехали, – улыбнулся Гена, предложив Марьям следовать с ними. – Девушке надо помочь…

– Да, конечно, обязательно поможем, – подмигнул ей Федя.

– Если негде переночевать, то можешь остановиться у нас, – снова с улыбкой обратился к ней Гена. – С женой познакомлю, – рассмешил он своих друзей.

В машине Марьям расслабилась и, утомлённая своими переживаниями, тут же уснула. Проснулась от прикосновений чужих рук и какое-то время не могла сообразить и понять, где находится и что происходит. Машинально, обеими руками сжав кофту на груди, пружинкой вжалась вглубь машины. Уже сгустились сумерки, и было почти темно. Машина стояла на обочине, возле опушки леса. Надвигалась беспросветно хмурая ночь.

– Ну что, южная красавица – глазки голубые, может, сама разденешься? – усмехнулся ей в лицо Гена, от него несло перегаром. Это они к концу смены сообразили на троих, – хоть одежду свою сбережёшь… – снова рассмешил он друзей.

– Нет… не надо… – заметалась Марьям, но деваться ей было некуда. – Ребята… вы… что вы задумали?..

– Хотим малость поразвлечься с тобой…

– Я… я не хочу… я не могу… я… – дрожала всем телом Марьям, ища сочувствия хоть с чьей-то стороны.

– Что ты девочку из себя корчишь… – задергал правым глазом третий, неизвестный по имени. – Быстро разделась, пока одежда на тебе целая…

– Не надо… прошу вас… пожалуйста… – заплакала она.

– Что ты ревёшь, сучка!.. – оскалился тот и дал ей пощечину. – Никто убивать тебя не собирается…

– Проверим, какая ты на деле, – и отпустим… – улыбнулся Гена. – У тебя прекрасные глаза, как чистое небо, а ты их увлажняешь и туманишь. Зачем?..

– И не заставляй нас применять силу…

– И не ори!.. Никто тебя не услышит…

– Я… я… я… – затянула Марьям, всхлипывая, и стала машинально расстёгивать блузку.

– Умница! Так бы давно… – усмехнулся Гена, проведя ладонью по щеке Марьям. – Я же говорю, всегда можно договориться.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Кяхба-хана – дом терпимости