Ехал Грека через реку

                                                  ЕХАЛ ГРЕКА ЧЕРЕЗ РЕКУ

   Этот воскресный день 1995 года Борька Мордашкин не забудет никогда. В этот выходной он отмечал день молодёжи в своём родном Волгограде. Выпил со товарищами три бутылки водки,одну вина и одну шампанского. Пошатался по рынку. Потолкался с малолетками на дискотеке. К вечеру забрёл на "квадрат" сам не зная, зачем ходит и чего ищет.

  Сел Борька на лавку и сидит. И тут к нему подсаживается какая-то шалава. Тоже – пьяная в задницу.

– Я, – говорит,– вон с того парохода.Через три часа он уплывает, давай с тобой выпьем, а потом махнём ко мне в Ульяновск.

– Да ты что,– отвечает Борька,– У меня ж денег нет ни копья!

– Ничего,-говорит, – Я плачу. Будешь жить у меня как у Христа за пазухой.

  Ну Борька и согласился. Выпили они ещё бутылку, завалились в шалавину каюту и поплыли. А Борька-то, хоть и пьян,но сам думает:"Щас до Волжского доедем и там сойду". А на то,чтобы "трахнуть" шалаву у Борьки сил уже не оставалось.

  Ну, а пароход-то взял и прошуровал мимо Волжского без остановки. Расстроился Борька:"Ладно,ночью будем в Камышине,там сойду". А пароход как пёр, так и прёт без остановки. Так мимо Камышина и проплыл.

  Остановился пароход только утром. В Саратове. Шалава проснулась,злая такая,об Ульяновске уже и не намекает. Собрался Борька на выход и говорит шалаве:

– Ну денег-то мне хоть дай, а то как я домой вернусь?

  Ничего не сказала шалава, отвернулась мордой к стенке и одеялом накрылась.

  Что делать? Смотрит Борька – вентилятор в углу стоит. Хвать его в пакет и – на улицу.

  Полдня бродил Борька по речному вокзалу.Продавал вентилятор.Продал какому-то солдату. За 15 тысяч.

  Сел в автобус и поехал на железнодорожный вокзал. Приехал он на вокзал, а там контролёры. А билета у Борьки не было. Прицепились к нему контролёры:

– Давай десять тысяч!

– Да вы чё,мужики!– взмолился Борька и рассказал им свою историю. И 15 тысяч показал. А контролёры своё:

– Ничего не знаем, давай деньги,а то милицию вызовем!

  Сидеть в саратовской КПЗ Борьке никак не хотелось. Отдал он контролёрам 10 тысяч, да ещё пригрозил напоследок:

– Приеду в Волгоград, всем расскажу – какое гнильё в Саратове живёт,педики вы несчастные, голубые!

  Пришлось Борьке подаваться к привокзальным бомжам. Так и так, чуваки, где у вас тут можно подработать?"

– Утром,– говорят – Пойдёшь в такое-то место, туда фуры с мясом приезжают. На разгрузке можно заработать.

  Отоспавшись в подвале подался Борька туда,где разгружают фуры. Просидел полдня, ни одна фура не приехала. Грустный, побрёл он куда глаза глядят. Смотрит, возле пивного ларька стоят две бляди. Пиво пьют.Подкатил Борька к ним и давай рассказывать свою историю. Бляди налили ему кружку пива:

– Мы поняли, кто ты такой. Ты – БДС.

– А что это такое?– поинтересовался Борька.

– Бомж дальнего следования, – отвечают.

– Где это вы видели бомжей в белых носках?

  Поглядели бляди – действительно: носки почти белые. Выдали они тогда Борьке десять тысяч. А больше у них не было. А билет до Волгограда стоил 31 тысячу.

  Побрёл Борька дальше. Брёл, пока не увидел на лавочке двух женщин лет,эдак,под сорок. Подсел к ним,рассказал свою печаль.

– Ну, пошли к нам,– предложили женщины. Как выяснилось потом, были они сёстрами и жили в двухкомнатной квартире.

– Заходи, переночуешь!– предложили они.

– Нет, не пойду!

– Заходи давай!

  Затащили они Борьку к себе, накормили и постелили ему на кухне.

  Утром дали они ему десять тысяч рублей.

– Больше ,– говорят. – Нет у нас.

  Покрутился Борька по квартире и высмотрел,что на секретере уних часы командирские лежат. Борька – цоп их и в карман.

  Вышел он на улицу и айда снова шататься по городу.  Увидел двух кавказцев с девахами,услышал в разговоре слово "Апшерон". Кавказцы оказались азербайджанцами с Апшерона.

– Да я ж там служил,– обрадовался Борька.– Выручайте, пацаны!

  Азербайджанцы ему и говорят:

– У нас у самих всего тридцать "штук", а ещё баб надо в кабак сводить. Вот тебе десять,а утром пойдёшь на рынок, подойдёшь к любому нерусскому и скажешь.что ты от Мамеда.

  На следующее утро грязный и заросший Борька явился на центральный рынок. Подошёл к первому "чёрному" торговцу:

– Я от Мамеда.

  Заклинание возымело силу. "Чёрные" набросали ему почти сто тысяч рублей."Во дела!– подумал Борька.– Русские кинули,а чурбаны помогли!"

  Радостный отправился Борька на вокзал.А там – игровые автоматы."Поиграю,– решил Борька.– Может чего и выиграю". И… проиграл "одноруким бандитам" все деньги.

  Совсем разозлился Борька:"Щас точно кого-нибудь замочу!" И тут видит – идёт мимо вокзала дебелая пьяная тётка лет сорока пяти. Идёт,шатается,а под мышкой сумочку держит. Подкатил Борька к ней:

– Мамаша,дай закурить!

– Отвали!

– Спасибо!– и – хвать у неё сумочку и быстрее ноги делать отседова. А бабенция-то как заверещит! Оглянулся Борька – за ним толпа здоровенных мужиков гонится.Бегут,колья на ходу из земли выворачивают. Припустил Борька,что есть духу…

  Забежал он в какой-то квартал,отдышался,открыл сумочку.В ней – пять тысяч. Борька даже взвыл от такой невезухи. Потом огляделся,смотрит – недалеко фура стоит и водитель возле неё возится. Борька к нему:

– Шеф! Часы командирские нужны?  одна тысяча!

  Водитель покачал головой:

– А на что они мне? Впрочем, постой,  моя часы себе хотела. Давай я ей отнесу.

  Взял водитель часы и понёс в дом. Вернулся с тридцатью одной тысячью!

  Тут уж Борька не оплошал. Быстро купил билет и уже утром был в родном Волгограде. Грязный, заросший, но непобеждённый!

                                                      33 НЕСЧАСТЬЯ

                                                                                    «Нет повести печальнее на свете,

                                                                                      Чем повесть о Печёнкине в газете».

  Я хочу рассказать историю, произошедшую со мной много лет назад. Но прежде надо заметить, что у меня с детства имелась некоторая склонность к литературному творчеству. Её замечали родители, родственники, учителя. «Да,– говорили они.– В будущем твой талант сможет тебя прокормить, ты уже сейчас пишешь стихи не хуже самого Пушкина, да что там не хуже – лучше! Ты – талантливый человек! Ты выше Пушкина!»

  Конечно, ростом, может быть, я и выше Пушкина, а вот что касается ума… В конечном итоге такие похвалы и привели меня в редакцию многотиражной газеты «Стройка коммунизма».

  Честно говоря, я им не навязывался. Редактор, прослышав неизвестно от кого о моём существовании сам пригласил занять меня место корреспондента. На дворе стоял 1981 год, мне было 17 лет и я был полон энтузиазма и решимости творить великие дела. И знать не знал я тогда, что живу в застойное время, что кругом свирепствует коммунистическая цензура и что Леонид Ильич совсем не такой хороший человек, как о том верещали со всяких трибун.

Итак,– буркнул редактор, смерив меня колючим взглядом,– работать хочешь?

  И тут же подтвердил:

Вижу, что хочешь.

  Я даже не успел открыть рот, чтобы сказать «не знаю».

На работу мы тебя примем недельки через три, после ухода в декрет корреспондентки Фёдоровой, а пока можешь отдыхать,– сказал он.

А может поработать пока на общественных началах?– робко предложил я.

Вот это дело! – сразу оживился редактор. – И откладывать не будем, поёдёшь… м-м… скажем в учебный комбинат Волгоградгидростроя и напишешь про его начальника Юдина. Давай, действуй!

  Долго и упорно плутал я по кварталам города, прежде чем отыскал комбинат. Нашёл в нём и Юдина. Правда тот заявил, что не знает он никакой такой «Стройки коммунизма» и вообще, наверное, он не тот Юдин, потому что это школьный УПК, а не УПК Гидростроя. Ну и ну!

  К вечеру я всё же нашёл то, что было нужно. Оно оказалось метрах в ста от редакции. Спросил у секретарш, где Сам. Те любезно показали на двери его кабинета, посмеявшись мне в спину. Срывающимся от страха голосом я задал товарищу Юдину несколько вопросов и отправился писать статью.

  Так было выполнено моё первое задание. И с этого момента началась беспокойная жизнь провинциального журналиста. Нередко приходилось вставать в четыре часа утра и мчаться на перекладных чёрт знает куда, чтобы вернуться домой в двенадцать ночи; месить грязь на стройках коммунизма, порой недоедать и недосыпать… Платили мне 100 рублей, а били как котлету.

  Редакция наша состояла из шести человек. Кроме редактора и меня, были ещё фотограф Каратицкий из-за своих выпуклых глаз и своеобразного смеха: «Ух-ух!» похожий на сову; корреспондентка Рогозина, курящая дама, втихомолку докладывавшая редактору обо всм, корреспондент Кадурин, человек неопределённого возраста, буквоед, ни одну статью которого не хватало терпения дочитать до конца. На вид ему было 26-46 лет. И была также машинистка по фамилии Степанищева-Меньшикова, тихое и безответное создание. Все мы ежедневно делали газету, зная что её всё-равно никто не читает и читать не будет ибо в те времена и в центральных газетах читать было нечего, куда уж нам! Но мы все изображали усиленную работу, газета с нашими статьями прямиком шла в общественные туалеты, все получали мизерные оклады и всем было хорошо. Кроме меня. Я решил как-то оживить нашу никем не читаемую газету с помощью абсурдных, гротескных статей, по-сути являвшимися пародией на всю агитационно-политическую работу того времени.

  Но редактор! Ох уж этот редактор… Он крепко держался за своё тёплое кресло и поэтому измывался надо мной, как хотел. Из каждого десятка моих статей в печать попадала лишь одна, да и та в неузнаваемом виде. Остальные навечно оседали в ящиках редакторского стола.

  Вот как-то беседуя на одном заводе с начальником цеха, я услыхал от него такую фразу: «Работают в основном у нас условники, которых на работу не загонишь и под пистолетом». Так я и написал в статье. Редактор же, прочтя рукопись, заёрзал в кресле:

Ну, знаешь ли, условники, зачем же прямыми словами… Давай лучше напишем так: «Люди недостаточно квалифицированные…

  И так повторялось изо дня в день. В конце-концов даже такому терпеливому человеку как я это надоело. «Коль не печатают мои статьи, так может попробовать извлечь какие-нибудь личные выгоды из моей работы?» – вот что пришло мне в голову. Я тотчас же явился к редактору и с наглым видом заявил, что мне как газетчику необходимо установить домашний телефон. В редакции воцарилось гробовое молчание.

И магнитофон кассетный, а то стыдно с блокнотиком-то ходить,– поняв что отступать поздно, добавил я.

На телефон не рассчитывай,– едва сдерживаясь от гнева, прцедил сквозь зубы редактор.– Не заработал ишшо.

  И приказал мне идти на комсомольскую конференцию, которая должна была состояться в следующую субботу.

Ну вы тогда выходной мне в понедельник дайте, а то что же я ещё и по субботам вкалывать должен! – возразил я.

Вот это даёт! – присвистнул корреспондент Кадурин.

  И вслед за его словами вся редакция набросилась на меня стаей голодных акул. Добрых сорок минут они втолковывали прописные истины о самопожертвовании и высоком долге советского журналиста. Так что в итоге мне всё-таки пришлось побывать на этой конференции.

  Следующие три дня я не выходил из-за стола, писал и писал до радужных кругов перед глазами. Отчёт получился неплохой, на семнадцати листах. Бережно держа листы, я положил их перед редактором.

Много что-то ты на этот раз написал, сокращай!

  Сократил. Принёс опять.

Сокращай!

  Сократил ещё, понёс в третий раз.

Всё-равно много, – сказал редактор.

Между прочим, в соседней газете «Знамени труда» такой же отчёт опубликован на двух полосах,– ехидно заметил я.

А ты мне «Знаменем труда» не тычь! – взревел редактор.– У нас не «Знамя труда», а «Стройка коммунизма». Вот когда будешь иметь собственную газету, тогда и будешь писать, что хочешь, а пока выполняй что я тебе говорю! Так, что ты тут написал? Речь командира педотряда Васильевой? Ха-ха! Что это ещё за педотряд?

Педагогический.

Ха! Так бы и писал, а то – педотряд! Может они там этим и занимаются, я не знаю, ха-ха-ха! Но зато я знаю одну бабу, которая действительно этим занимается. Ха-ха! Вычёркиваем. И он повычёркивал ещё добрую половину того, что осталось от этого опуса.

Ну ладно, – подобрев сказал он. – Не будем мы тебя никуда теперь посылать, пришло время тебе самому искать темы для материалов.

Тогда я пойду в бригаду Чепрасова на завод крупнопанельного домостроения, – сказал я и отправился в путь.

  Репортаж про Чепрасова вышел на славу.Я аккуратно переписал его на чистый лист бумаги и сдал машинистке. Спустя день редактор вызвал меня в кабинет.

Э-хе-хе! Не пойму что-то я тебя, то ли ты издеваешься над нами, то ли такой простачок на самом деле. Послушай, что ты написал: «Страшно подойти к бригадиру во время работы: в красной каске и чёрном комбинезоне, свирепо озираясь по сторонам, он с упоением долбит ломом железобетонную панель». Чего это он озирается? Ворует что-ли эти панели? И как можно работать с упоением и в то же время озираться? Не знаешь ты тяжёлого труда, помахал бы денёк-другой ломом, узнал бы тогда, какое это упоение. Ну вот что я тебе скажу, видно, рано тебе доверять самостоятельный поиск объектов, а вот помнишь, как ты много ходил по стройкам и видел, что некоторые молодёжные бригады, числящиеся в списках комитета комсомола как действующие, давно распались. Вот и напиши об этом хорошую критическю статью: почему так получается, что секретарь комитета комсомола не знает о таком положении дел, вымети в этой статье всю свою ненависть к грязным дорогам на которые ты мне так часто жаловался. Вообще, напиши обо всём, что ты там увидишь. Езжай!

  «Ух,напишу»! – решил я и принялся за критическую статью.

  На следующий день редактор, захлёбываясь от смеха читал следующее:

Проникнув через забор на территорию стройки, обливаясь грязью, я заявился в бригаду. Там не было ни души. Ободранный ДТ-54 замер, задрамши в небо своё тупое рыло. Немыслимые кучи мусора, обломков плит и земли. Лишь в покосившемся вагончике отыскались два живых гуманоида. Мутными зелёными глазами посмотрели они на меня сквозь груду пустых бутылок. «Напиши про нас», – попросил один из них, а другой добавил: «Нам солнца не надо, нам партия светит. Нам денег не надо – работу давай!» Да, не выйдет из тебя журналист. Давай-ка подыскивай себе другую специальность. Как найдёшь – скажешь. Ну а сейчас сходи куда-нибудь, да вот хотя бы в женское общежитие, напиши о том, как они живут.

Не оценили моих усилий, – сказал себе я и так как терять мне уже было нечего, решил ппоказать напоследок редактору, какие таланты водятся на земле русской.

  Я сел и написал.

  Умный человек, прочтя это произведение, наверняка бы произнёс: «Я сделал всё, что мог. Кто сделает лучше?

  Редактор этого не сказал. Он уткнулся носом в стол и по рыбьи раскрыв рот, стал пятернёй вытирать ручьями стекающие из глаз слезы. Задыхаясь сквозь мучившие его приступы смеха, он читал:

«В передвижной библиотеке общежития найдется книга по вкусу даже самому искушённому читателю…» Ха-ха! Какому такому искушённомму? Вычёркиваем,… «научная – «Занимательная физика», «Болезни собак»… Зачем женскому общежитию болезни собак? «…Художественная – Буссенар. Ростан, Дюма…» Зачем всех их перечисляешь? Вычёркиваем. Что тут дальше? «В летние выходные дни девчата выезжают в волго-ахтубинскую пойму на турбазу. Там, среди наполненного ароматом воздуха, среди порхающих бабочек, птичьего многоголосия, где лёгкие порывы ветра и монотонно-приятное жужжание лесных пчёл льют бальзам на нежные сердца доблестных тружениц мрачного города…» Ха-ха-ха! «Любопытный читатель наверное захочет спросить: так что же, девчата общежития только и делают, что ничего не делают – читают и рисуют, пляшут и поют, весело живут? Изволь, я тебе отвечу: нет! Когда ударит час, они берут в руки тяжёлые молотки, лопаты и грабли и дружно идут на субботники по благоустройству окружающей местности…» Ха-а-а-а!!!

  Дальше редактор уже читать не смог. Пшеничным снопом он рухнул со своего кресла на пол. Лицо его побагровело, глаза, дико выпучившись, вылезли из орбит, всё тело забилось в каких-то немыслимых конвульсиях, а изо рта бурным потоком хлынула кровавая пена.

  Через какое-то время он всё-таки пришёл в себя, сел на пол и прохрипел:

Эй, люди! Сюда! Почитайте шедевр!

  Выгнали меня на следующий день.

  Редактор под свою диктовку заставил написать заявление об уходе по собственному желанию, хотя я настаивал «по несоответствию с занимаемой должностью».

Ты клоун, – сказал редактор. – Распугал нам всю стройку. От нас уже шарахаются, когда узнают, кто мы такие: «Был тут уже один корреспондент», – говорят. Это про тебя! Иди на физическую работу. Рабочий – это ведь почётно!

А что же тогда вы, здоровые мужики, не идёте туда же, на вас брёвна возить надо, а вы по редакциям штаны протираете? – спросил я.

Ну, мы видим, что ты ничего не понял, – только и нашлись, что ответить они.

Тогда прощайте, – сделал я последний выпад. – Но не обижайтесь, если кого-нибудь из вас я встречу в тёмном углу…

  И не успел добавить: «И руки вам не подам», как редактор вскочил:

Ага, слыхали! Товарищ машинистка, садись и печатай: «Акт. Мы нижеподписавшиеся: редактор газеты Брыкин, корреспонденты Кадурин, Каратицкий и Рогозина заявляем, что корреспондент Печёнкин в ответ на предложение редактора уволиться по несоответствию с занимаемой должностью, пригрозил сотрудникам редакции физической расправой.»

  Я вышел из редакции, крепко хлопнув обшарпанной дверью.

  А журналист впоследствии все-таки из меня вышел. Клоун остался.

                                      ПЁС БАРБОС И НЕОБЫКНОВЕННЫЙ КРОСС

Есть у меня приятель, 77-летний Валерий Яковлевич Осипов – заядлый велосипедист. Всё время он что-нибудь придумывает в плане усовершенствования велотранспорта. То катамаран соорудит с педальным приводом, то велорикшу, то веломобиль под парусом.

  Гостил он как-то у своих в хуторе Тарасов. Ну сын с невесткой умотали куда-то по делам в город, а Яковлевичу захотелось пива, ведь на хуторе магазина-то нет. И вот Осипов решил съездить в ближайшую станицу Островскую за вожделенным напитком.На велосипеде, естественно, ибо другого транспорта Яковлевич отродясь не признавал. А чтобы было быстрее, додумался он привязать впереди велика здоровенную немецкую овчарку.

  Сказано – сделано. Засидевшаяся на цепи псина побежала довольно резво. Летит Осипов на велике, даже ногами не перебирает, прямо-таки душа радуется!

  Вот уже и окраина станицы показалась… И тут на скорости 60 км/ч пёс увидел… кошку!Аккурат за поросшим репейником высохшим оросительным каналом. И ринулся туда вместе с  велосипедом. Перепуганная кошка с испугу влетела в стаю пасущихся кур и начала нарезать круги. Крики, перья, мятущиеся куры… Распугав всех кур, куошка и псина полетели к ближайшему лесу…

  …Очнулся Осипов ободранным и висящим на суку с велосипедом, застрявшим между двух деревьев. А, главное, почти голым. Потому что из одежды на нём осталась только резинка от трусов. В таком виде и поехал он домой. А чтобы не смущать своим видом встречных, он отпраавился по другой малоезженной дороге по над обрывом реки Медведицы.

   …В это время на этой заросшей дороге уже с утра пьянствовали заезжие московские автотуристы. Одна тётка из оных аккурат собирала цветочки метрах в ста впереди всей компании. Увидев внезапно вылетевших на неё двух существ в репейниках и перьях, одно из которых ещё и было окровавленным как Фредди Крюгер, туристка заорала: «Водяной!» и  бухнулась в обморок. Пьяная компания  завопила: «Аллах ахбар!» и кинулась с обрыва. Пёс и Осипов ураганом пролетели сквозь накрытый на траве стол, прокатились по спинам трахавшейся неподалёку молодой парочки и  скрылись в зарослях.

  Из тех москалей, которые попрыгали с обрыва, двое тёток утопли в Медведице, а один мужик убился попав головой в топляк. У трахавшейся парочки от неожиданности произошло защемление – отливали водой. А тётка, собиравшая цветочки, до сих пор пребывает в институте пихиатрии и каждый раз при появлении главврача задумчиво произносит: «Так вот ты какой, Водяной!»

                                                                    АЛКАШ И ИНТЕЛЛИГЕНТ

  Интеллигент трясся на задней площадке «Икаруса». Он возвращался домой. Не «Икарус», а интеллигент. На одной из остановок в автобус запрыгнул худющий, подчёркнуто скромно одетый Алкаш с испитым лицом и стеклянными глазами. Запрыгнул и встал рядом с интеллигентом.

Слышь,– через какое-то время спросил он у интеллигента.– Время сколько?

12.38 – ответил интеллигент не обратив на алкаша особого внимания.

  Так они постояли ещё несколько минут.

Слышь, а у меня морда не грязная? – снова спросил алкаш.

Нормальная, – ответил интеллигент.

  Алкаш ещё немного помялся и вдруг предложил:

Может пива выпьем? Понимаешь, ну не могу один пить, а деньги у меня есть

На работу скоро…– подумав, протянул интеллигент.

Вот все вы так,– сказал алкаш. Давеча тоже одному предложил в автобусе, а он как заорёт: «Работать надо!» Мент как раз рядом был, подходит: «В чём дело?» А я ему так и говорю, да тут какой-то ненормальный стоит, я ему пива предлагаю выпить, а он мне: «Работать надо»! Ха-ха! Ну чё, идём?

Идём! – неожиданно решился интеллигент.

  И они пошли. А как выпили прямо у ларька одну банку, алкаша потянуло по малой нужде.

Ладно, пошли ко мне,– скомандовал интеллигент.– Я здесь рядом живу.

  Едва дотянул алкаш до туалета, а оправившись в своё удовольствие, прошёлся по квартире интеллигента:

А хата у тебя ничего! А ты часом не мент какой-нибудь? А то я пью сейчас с тобой, а ты потом возьмёшь и заберёшь меня. Я тут тоже давеча одному выпить предложил водки. Ну сели мы с ним эдак в кафе, он вынимает пачку сигарет и на стол её кладёт, а сверху красную корочку. Я чуть не охренел – капитан милиции оказался! А он мне, мол, не бойся ты, что ж я не селовек что ли, и мне выпить охота.

Нет, я не мент, я педагог,– успокоил алкаша интеллигент.

  Тогда алкаш сказал:

А давай ещё выпьем!

Хорошо,– сказал интеллигент.– Выпьем, но только с условием, что ты расскажешь мне про свою жизнь.

  На том и порешили. Взяли ещё две пустые банки и пошли к пивному ларьку. А там очередь – оё-ёй какая!

Ничё,– сказал алкаш.– Сейчас возьмём!

  Он состроил зверское выражение лица и подошёл к впереди стоящему пареньку азербайджанской национальности:

Слышь, братан, возьми-ка две банки!

  Азербайджанец испуганно схватил посуду и вскоре взял пива и себе и алкашу. Алкаш и интеллигент вернулись домой. Выпили по стаканчику, а пиво свежее, так в башку и садануло. Вмазали они и алкаш начал свой рассказ:

Работаю я гидроизолировщиком, крыши толью покрываю. А сам-то закончил цирковое училище, два выхода на арену у меня было, а потом упал из-под самого верха. Высота там.... большая.

В опилки?

Да, в эти самые опилки. Ну и сломал позвоночник. Присвоили инвалидность и больше тридцати килограмм сказали не поднимать. Вот и всё. Нет, мне, конечно, и в цирке предлагали остаться, мол, у тебя способности клоуна есть, да я не захотел – ни к чему это. Раньше-то тело какое у меня было – одни мускулы, а сейчас что? Вон,– показал он на фотографию группы «Форум» на стене.– Знаком с этими со всеми. Был у них в номере – бардак как у тебя. Причём, заметил я – у всех артистов всяких и интеллигентов всегда в доме всё разбросано… О, и Высоцкий у тебя тут,– перевёл он глаза на две большие фотографии Высоцкого.– Я с ним в семьдесят третьем в Сочи отдыхал. В гостинице номера рядом были.

Да ты что! С самим Высоцким?– аж вскочил интеллигент.

Ну и что, я с родственниками своими там был, а он – с Маринкой. Ну Маринка, а я её на пляже в купальнике видел, это такая баба!!! – Алкаш сжал кулаки и вытаращил глаза.– Ух! Были б у меня пять тысяч, отдал бы сразу, чтобы, как говорится, провести с ней ночь в интимных отношениях. Да. Выше она его вот на столько, ну оденет туфли простые, а он – ботинки на высоком каблуке и гуляют по городу, вроде бы вровень. Я-то сначала боялся к нему подойти, ну потом племянница познакомила всё-таки, сказала: «Там дядя с вами хочет познакомиться». А он: «Ну зови его сюда»! Взял я у него автограф сначала, а потом уж обнаглел, начал каждый день автографы таскать и фотографии. У меня этих автографов штук пятьдесят.