Рассвет

–Где моя жена? С ней всё в порядке? Как дети?

–Найдём их потом, говори, что случилось. – перебил его Гарри.

–Два месяца назад, когда я нёс послание из другого города, я попал в плен к пустоши. Они уничтожили город и догнали меня. Никто из мужчин там не остался жив. Я видел всё. Они взяли меня в плен и приказали вести меня к нашему городу. Я их повёл по самому трудному пути, в сторону наших западных ворот, где находятся самые сильные топи. Повёл их в ночь. И всё. Лошади, люди, тележки – всё затянуло в трясине. Все утонули. Пустоши больше нет. Я бежал сюда сказать вам это. Я сбежал от них в этой суматохе. Я же знаю эти болота. А они все умерли. Точно. – говорил гонец, задыхаясь.

– Подожди. Но ведь мы были окружены. – возмущался один из стражников.

– Хотели, но я предложил им сначала обойти болото лучшим путём, на самом же деле нет, а уже там окружить город. – слабо улыбнулся гонец.

– То есть мы могли сбежать? – задыхаясь от ярости произнёс это рыжеволосый юноша, который стоял на повозке.

– То есть пустоши больше нет? – раздался тихий женский голос. Все обернулись назад. Стояла Софья. Молва о ночной трагедии распространилась по городу молниеносно. – Значит зря они умерли? – женщина упала на колени и разрыдалась.

– Софья, почему ты вышла из убежища? – спросил один из мужчин из толпы. Его голос был тихим и сочувствующим. – Мне жаль, что такое произошло с тобой. Никто не знал, что так всё выйдет. Мы все были готовы умереть сегодня.

– Пустоши нет? – закричала ещё одна женщина, высунув голову из погреба.

– Нет, они утонули в болоте. – повторил раздражённо гонец. – Где моя семья?

– Сейчас поищу их! – радостно закричала в ответ женщина. – Выходите, пустошь утонула! У-то-ну-ла! Мы спасены!

Женщины побежали целовать гонца, а потом к своим мужьям. Старухи повели гонца кормить и умываться. Жена гонца догнала их, истерично вопя.

«Чего разоралась? Будто живого мертвеца увидела!» – посмеялась одна из старух. – «Жив твой голубок!»

«Радость моя! Любимый мой» – падала и плакала женщина, целуя его руки на ходу. – «Живой! Дети – сорванцы куда-то побежали, но с ними всё хорошо! Счастье-то какое! Живой!».

Остальные посыпались из своих убежищ будто из корзины опрокинули горох. Неужели это правда?

Двое мальчишек выбежали из города и радостно запрыгали: «Это правда! Их нет! Их нет! Мы победили.»

«А ну назад, гады! Куда побежали?!Вот я вам уши надеру! Бегом к родителям!» – махал кулаками старик.

Весь город словно бы вдохнул дурманящего зелья – всхлипы, возгласы, визг и блаженная улыбка сопровождала почти каждого жителя города.

В этой суматохе Гарри побежал к дому: «Анна! Анна!». Дома не было никого.

«Может они уже побежали на площадь?» – посоветовал старичок, стоящий у его дома. – «Пошли со мной, я как раз туда иду.»

Старик был прав. Народ собрался на площади и слушал стражников, которые оповещали радостную новость снова и снова.

Гарри искал глазами своих родителей и Анну. Наконец он увидел светлую головку возлюбленной. «Анна!» – радостно крикнул Гарри, и девушка повернулась на крик. Анна что-то шепнула на ухо рядом стоящей матери Гарри, и женщина, толкнув мужа, повернулась в сторону Гарри. Он подбежал к ним, обнимая попеременно то родителей, то Анну: «Анна, пора. Сейчас самый подходящий момент. Давай сегодня же ты станешь моей женой, а я твоим мужем. Я так боюсь тебя снова потерять. Прошу!»

Анна завизжала и кинулась на шею юноше, осыпая его голову и лицо лёгкими поцелуями.

Толпа радостно загудела:

–Я уже думала не увижу тебя больше. Сегодня же отпразднуем! Вечером! Нет, в полдень! – заверещала Анна.

Ради этого ты пропустишь даже обеденный сон? – пошутил Гарри. Анна легонько ударила его по лбу:

–Никто спать не будет. Сегодня все празднуют! – закричал худощавый мужчина из толпы.

–Мы тоже сегодня поженимся! – закричал из толпы темноволосый юноша, держа за руку ошеломлённую девушку.

–И мы тогда тоже! Сегодня хорошее время для праздника. – подали голос с другой стороны толпы.

–И мы! И мы! И мы!.....– раздавалось с разных сторон.

–Тогда девушки и юноши пусть идут наряжаться, а все остальные прямо сейчас будут украшать город. Празднование будет проходить здесь! – распорядился появившийся откуда ни возьмись советчик. – Позовём нашего главу города. Пусть порадуется мальчишка!

–Испугался, наверное, бедняжка. Он же ещё совсем малыш. – сочувственно произнесла рядом стоящая женщина.

–Да! Да! Да! – ликовала толпа.

Для начала мы устроим небольшие похороны для тех, кто не пережил эту ночь. – произнёс дворянин, который на помосте обещал отдать своё имущество вдовам и сиротам. Михаил уже успел прибежать домой и увидеть то ужасное зрелище. С глаз пропал блеск, с лица улыбка. В смерти жены он винил только себя.

Люди наскоро захоронили тела, и, немного погрустив и помолчав в памяти об умерших, вернулись к более весёлым хлопотам, а дворянин ушёл в свой дом и больше не вышел из него:

– Столы поставим здесь!

– Несите все свои припасы!

– Ленты! Ленты не забудьте!

– Цветы! Нужны цветы!

– Музыку надо!

– Найдёёём!

– Разжигайте печи!

–Рубите кур! Свиней ещё рано и долго готовить!

– Рыбу не забудьте!

–Фрукты несите!

–А я свою настоечку принесу. Эй – ех!

Все начали хлопотать. Кто-то смеялся, кто-то облегчённо вздохнул, кто-то плакал от счастья, а кто-то, как и Софья, стояли на коленях, безжизненные и опустошённые, и не принимали участия в приготовлениях, оплакивая умерших этой ночью. Ещё чуть-чуть….ещё чуть-чуть, а они….Но подняв своё лицо в сторону цветущей Анны, Софья невольно улыбнулась, вспомнив себя, когда она была невестой: «Жизнь продолжается. Новая жизнь. Надо начинать всё сначала. Сейчас это новый виток, а я не у дел. Так чего ж мне грустить? Надо помочь этим невестам. У меня как раз залежалось белое полотно – часть моего приданного. Пусть хоть они будут счастливыми.»

Это был самый прекрасный рассвет.

…

Двумя месяцами ранее…

«Они меня заметили! Они меня заметили!» – бежал гонец по лесу, убегая от прилетающих стрел пустоши. Он успел доставить письмо городу, что его родной болотный город волнуется о слухах по поводу пустоши, но он не успел уйти из этого города незамеченным. В тот же день город был подвержен атаке. И сейчас он убегает, но силы его на исходе.

Один из всадников кинул в его сторону верёвку с железными шарами на концах и попал в цель – ноги убегающего запутались, и гонец упал на землю.

Всадники радостно завизжали и начали скакать вокруг него. Наконец один подскочил поближе и схватил гонца за волосы, потащив дальше по дороге. Гонцу было больно и страшно, он кричал и рыл ногами землю, взывал о пощаде.

Когда одному из солдат надоел этот визг, он что-то прорычал на своём языке, после чего двое рядом стоящих всадника начали избивать гонца, разрывая его одежду, сумка уже давно была отобрана. Один солдат ради забавы провёл острым ножом по щеке гонца, отчего тот начал визжать ещё сильнее. Солдаты смеялись. Голова гонца была запрокинута назад, закруглённый нож для жатвы был поднят вверх. «Ясно, они хотят мне перерезать горло. Лучше не сопротивляться.» – и гонец закрыл глаза в ожидании своей смерти.

Неожиданно его отпустили. Солдат ругался с мужчиной в балахонистой одежде, пока тот не поднял указательный палец вверх и не произнёс нечто, что заставило солдата замолчать.

Не успел гонец сообразить, что с ним происходит, как его руки были крепко стиснуты верёвкой, а другой конец верёвки был привязан к рогам мула.

Мужчина в балахонистой одежде подошёл к нему и спросил на языке гонца:

– Ты из болотного города?

– Д.да. вы говорите на моём языке? – глаза гонца округлились от удивления.

– Я переводчик. Как я угадал с тобой. Говорил же главе пустоши, что вы с этим городом хорошо ладите. – усмехнулся переводчик. – Ладно, к делу. Мы оставим тебя в живых пока не понадобится наша помощь. – переводчик достал из сумки гонца послание с недавно уничтоженного города. – Это ты хотел передать жителям вашего города?

–Да, но не успел.

– Что там написано? Я не знаю вашего письма.

– Что слухи про пустошь истинная правда.

– Пожалуй, это мы отправлять не будем. – усмехнулся переводчик. – Идём, тебе надо в другую сторону.

И процессия из всадников, мулов и похищенных вещей с женщинами и детьми вышла из леса.

Стояла невыносимая жара. Люди теряли сознание от палящего солнца, но никого это не волновало. Упал –получи удар плетью. Одна женщина так и не смогла встать даже после удара плетьми – её затоптали лошади пустоши. Гонец шёл и пытался не показать вида, как больно ему от ударов и кровоточащей раны, на которую сели мошки и начали потихоньку грызть. Сам же его «собеседник» сидел на лошади, обнимая всадника сзади за талию, который управлял этой кобылой.

Переводчик был не из пустоши, несмотря на то, что он был одет в ту же балахонистую одежду, что и весь народ, в том числе и глава. Его выдавала внешность: светлые волосы, худое лицо с носом-крючком и острым подбородком. Брови светлые и редкие. Глаза большие, серого цвета. Брит налысо – знак раба.

– Как ты здесь оказался? – спросил гонец, чтобы отвлечься от резкой боли в запястьях от сдавливающей его верёвки.

–Как все. Точнее не совсем. Я уже родился рабом. – усмехнулся переводчик

– Это как?

–Захватили город, где жили мои родители. Отца в бою убили. Мать отдали в рабство. Я уже родился от рабыни безымянным рабом. Там меня уже вырастила жизнь. Мать рожала от солдат пустоши, у меня уже три сестры и два брата, которые не рабы. Нас сразу же разделили. Рабы отдельно живут – пустошь отдельно. В детстве они ещё прибегали в местечко рабов и играли со мной, пока не видел нас никто. Так они мне показывали пальцем на предметы и произносили как они называются, а я запоминал. Так я постепенно изучал их язык. Когда же меня однажды застали в местечке пустоши, меня начали избивать, и я просил о пощаде на их языке в надежде что они меня поймут. Бить меня тогда перестали сразу же, но привели к главе, который слушал мою речь. Вскоре я понял, что и другие языки я легко запоминаю. Так я стал переводчиком.

– Но по-прежнему рабом. – хмыкнул гонец.

–Да. Мне нельзя заводить семью даже с рабыней и нельзя иметь собственную лошадь и ею управлять, правда меня не избивают. Я сыт и одет. Мне достаточно. Для рабов я подстилка для пустоши -часть их, для пустоши я всё равно раб –часть их. Изгой и там, и там.

– Изгой, но катаешься верхом на лошади, обнимая воителя пустоши. На лошади, а не со мной. И говоришь со мной без опаски. Слишком много привилегий для раба.

– Заслужил своей упорной работой.

–Слушай, – обернулся гонец и вновь обратился к переводчику. – Никто же больше нас не понимает о чём мы говорим?

– Никто. Будь спокоен. – усмехнулся переводчик.

–Давай сбежим.

– Нет! – глаза переводчика округлились.

–Тихо, не подавай вид.

–Я не могу. – воитель пустоши, управляющей лошадью, повернулся к ним, отреагировав на возмущённый тон переводчика.

–Почему? Разве это жизнь?

–А разве нет? Я родился рабом, я другой жизни не знаю!

–А если я один сбегу, не сдашь?

–Многие пытались сбежать, – пожал плечами переводчик. – Но никто не покидал пустошь живым. Делай что хочешь, но спасать я тебя не буду. А если будут меня выпытывать, сдам. Я не хочу терять своё положение из-за очередного дуралея. О, мы прибыли.

Процессия остановилась, и гонец врезался в бок одного из мулов. С него посмеялись солдаты и повели мимо огромного ярко-красного шатра:

– Придёт время, и ты окажешься там. – сказал переводчик гонцу.

– А что там?

– Это шатёр моего господина.

– Зачем мне там быть?

– Поговорить, поклониться, встретиться перед казнью.

– Спасибо, не хочу.

Его повели в другой шатёр, внутри которого, посередине стоял столб. Гонцу приказали сесть спиной к столбу. Переводчик объяснил приказ, гонец повиновался, и руки снова будто обожгли огнём – их привязали к столбу. Солдаты ушли, а переводчик остался:

– Хочешь я побуду с тобой?

– Нет, спасибо, я пока что посплю. Устал.

–Хорошо. Я приду завтра. Принесу поесть, если что достану, а то предупреждаю, кормить будут редко и мало.

– Спасибо. Не откажусь. Ты уж это. Не забывай про меня.

Переводчик ушёл. Так, этот шатёр со столбом стал ему домом. Время от времени пустошь перемещалась в другие захваченные города, и гонец уже успел убедиться в жестокости воинов.

Два месяца спустя. Ночь.

Наконец, спустя два месяца плена, его вызвали в пёстрый ярко-красный шатёр. «Вот и конец.» – подумал про себя мужчина и послушно побрёл за солдатами.

Войдя внутрь шатра, перед ним предстала такая картина: на огромных пёстрых подушках сидел грузный мужчина. Квадратный подбородок, густые брови, прямой нос – несмотря на такие черты лица, он был привлекательным мужчиной. Рядом с ним сидела полная женщина с маленькими глазками и таким же подбородком, который придавал ей мужеподобный вид.

«Подбородок – отличительная черта пустоши.» – подумал про себя тогда гонец. За два месяца он уже многое понял. И ведь правда, народ пустоши имел такой подбородок, как и карие глаза и густые брови. Жестокие мужчины и плотные, плодоносящие женщины. У них было своё представление о красоте. Красоту женщины оценивали по бёдрам и здоровью её детей, а мужчин – по подбородку и количеству убитых его руками животных и чужаков.

И вот сейчас, глава этого народа, сидя на пёстрых подушках, что-то говорил на своём языке, а рядом стоящий переводчик слушал его, опустив голову. Мужчина закончил свою речь, а переводчик поднял голову и обратился к гонцу: «Моя женщина – величайшая из женщин. Она родила мне пятерых мальчиков, ещё молода и здорова. Посмотри на её бёдра. Какие круглые! А её грудь. Да она создана для кормления. Она родит мне ещё дюжину крепких и сильных мальчиков. А у вас такие женщины есть?»

Это была не просто беседа о женщинах, тут подразумевалось нечто другое. Не просто так его привели к главе, а не убили сразу два месяца назад. Союз. Этот вопрос подразумевал о содружестве с главой, помочь ему, предать свой народ.

Гонец не знал, что ответить. В первую очередь, как обращаться к главе, хотя бы имя. Во-вторых, что, если он ответит «да»? Он обречёт свой народ на рабство и смерть. А если «нет»? Вдруг ему ответ не понравится, а так есть шанс сбежать.

Переводчик объяснил, что его господин никому не говорит своего имени, даже жене, ибо суеверен. Все, кто узнавал, как зовут главу, давали клятву о неразглашении и проверялся на способность к колдовству. Кто проговаривался, лишался языка. Кто вызывал подозрение по поводу колдовства, сжигался заживо.

Гонец только кивнул и попросил передать переводчика свой ответ «Да».

Глава пустоши почесал свою шею и снова заговорил. Переводчик смотрел главе в рот и беззвучно шевелил губами, повторяя сказанное главой. Когда мужчина закончил свою речь, переводчик часто заморгал, помотал головой, будто очнулся от гипноза:

«Мне они не нужны. Рабов у меня достаточно, да тут ещё такое место – болото, половину рабов потеряю со своими воинами в придачу. Мне нужны только плодородные земли. Хотя я потеряю их ещё при наступлении. Пожалуй, надо взять женщин и детей в рабы как раньше.

Я даю тебе выбор: ты умрёшь прямо сейчас от рук одного из моих солдат, либо ты умрёшь в старости или от голода, мне уже будет всё равно, но я даю тебе и твоей семье, если она есть, шанс уйти из вашего города.»

Гонец был шокирован таким предложением и, в благодарность за предоставленную возможность, упал на колени перед главой и запричитал: «Спасибо! Спасибо! Я выберу старость! Что я должен сделать?»

Глава посмеялся и вопросительно уставился на переводчика. Тот наклонился к сидящему мужчине и произнёс слова гонца на языке пустоши, утвердительно кивнув.

Мужчина снова посмеялся и быстро залепетал. Переводчик сказал: «На следующем рассвете ваш город будет подвержен атаке, но он хорошо защищён. Как утверждают мои лазутчики, у вас толстые и высокие стены – они впервые встречаются на моём пути. Я не знаю сколько у вас там людей и каким оружием вы владеете. Я не могу так рисковать. Сделай так, чтобы народ не был готов к битве, чтобы мы застали их врасплох. Уже завтра на рассвете ты окажешься в городе. Даю тебе время подумать до заката.»

После сказанного, переводчик повернулся к главе и кивнул, давая понять, что закончил свою речь. Женщина главы произнесла приказ и гонца повели в его шатёр и привязали к тому же столбу, который стал ему родным за эти несколько месяцев.

Наступил закат. Гонец уже успел вздремнуть. Его грубо вырвал из оков дрёма толчок в плечо. Освободив руки, гонец встал и поплёлся впереди солдат к шатру главы пустоши.

Теперь между главой и гонцом стоял низенький стол с различными яствами. У гонца предательски заурчал живот, а рот наполнился слюной. Переводчик мягко спросил гонца: «Вы что-нибудь придумали?»

Гонец утвердительно кивнул.

«Поделитесь же с нами идеей.» – всё так же мягко попросил переводчик.

«Я прихожу на рассвете в город и говорю, что вы утонули в болоте, пытаясь пройти в город.» – у переводчика округлились глаза. – «Для этого вам придётся не наступать так близко, чтобы никто не смог вас разглядеть. Они убедятся, что вас нет.

В полдень у нас никто не работает из-за сильной жары. Многие в это время спят. Таков обычай. Вот тогда и стоит наступать.»

Переводчик быстро начал говорить на ином языке, яро жестикулируя. Глава, не поворачивая голову к гонцу, обратился к переводчику. Он же, повернув голову к гонцу, спросил: «Кого вы заберёте с собой?»

Сердце гонца учащённо забилось: «Получилось!». Дрожащим голосом он вслух произнёс: «У меня есть жена и двое детей. Мальчики.»

Переводчик сказал, понизив голос: «Тогда вы к полудню уйдёте из города. Останетесь там, будете убиты. А жена и дети .. сами понимаете. Вы заберёте только одну женщину и двое мальчиков, не обманывайте. Будет больше – мой господин решит, как вас наказать. Мы кольцом захватим город, так что будьте союзником. По дороге в город за вами будут следить – не смейте терять наше доверие.»

Гонец кивнул: «А вдруг ваши воины меня примут за сбежавшего?»

Переводчик хмыкнул и спросил это у главы. Мужчина усмехнулся и лукаво посмотрел на гонца. Переводчик ответил: «Мой господин сказал, что вы необычайно умны. Сейчас вам дадут отличительный знак нашего союзника. При набеге наших войск, всегда носите эту табличку. Когда надпись будет стираться, постарайтесь найти где-нибудь краску и дорисовать стёртые линии.»

Глава пустоши попросил принести краску и дощечку. Ему поднесли красную дощечку и белую краску. Он что-то намазал ей и протянул солдату. Солдат же протянул верёвку в щели дощечки и отдал гонцу. Глава жестом пригласил гонца к столику с яствами. После трапезы гонец спрятал дощечку в сумку, которую отдали обратно, и пошёл в город.

День.

«Да. Я обманул их. Жестоко. Но что ещё оставалось делать? Народ и так погибнет. Уж лучше уйти в никуда живым и знать, что ни жена, ни твои дети не пострадали, нежели бесполезно умереть в шатре и не знать, что случилось с твоей семьёй. И лучше бы не знать! Очевидно же какая судьба бы их настигла. Дети стали бы рабами, и их дети родились бы уже невольными, обязанными, униженными, а моя жена вынуждена была бы отречься от своих, моих, наших детей и рожать новых, совсем непохожих ни на её, ни на меня, ребят с квадратными подбородками. Когда бы эти иные дети подросли, они бы издевались над моими детьми – рабами, не зная, что они приходятся друг другу родными братьями.

А народ? Люди погибнут. Лучше уж умереть быстро, в неведении, даже не понять толком ничего, нежели ожидать последние свои часы в страхе. Больше сопротивляешься – больше мучают. Я заметил это из боя в бой. Они не любят гордых и непокорных.

Да, сейчас моя жена с укором смотрит на меня, но в глубине души понимает, что сделал я всё как можно лучше для нас. Она согласна со мной, но душа говорит, что всё это чудовищно и гадко. Мы уходим из города, словно предатели. Иного пути у нас просто нет.

Она собирает еду, я – вещи. Мы молчим. Дети прибежали в дом уже тогда, когда я успел всё рассказать жене. Они очень обрадовались мне, но искренне не понимают, почему их мама грустная. Они ещё не знают об этом. Простите меня.»

День

Гонец уходил из города, держа за руку жену. Дети цеплялись за её юбку. Те самые два мальчика, которые первые вылезли из крепости, чтобы убедиться, что пустоши нет. Два весёлых мальчика.

Хитрить гонцу было бесполезно: город окружён.

Вот он идёт, вместе с ним его жена и дети. Он должен быть счастлив, что они избежали той участи, что ждёт тех, кто находится в городе, но гонец несчастлив. Не его это – предавать, но и выхода иного совершенно нет.

Жена молчит, всё прекрасно понимает. Дети…вскоре они догадаются, но, быть может, повзрослев, и обзаведясь семьями, они поймут почему их отец так поступил и простят его. А заведут ли они вообще семьи? Много ли ещё осталось в живых таких же «предателей»?

Неожиданно женщина вздрогнула и издала короткое испуганное «ах». Её взгляд устремился вдаль. Гонец тоже увидел то, что испугало его жену – пустошь. Стремительно, на лошадях, они приближались к ним. Дети завизжали и кинулись бежать назад, в сторону города, но женщина догнала их и приказала им стоять и вести себя тихо. Младший начал возражать «Но мы должны сказать ..», на что получил шлепок по губам от женщины. Ребёнок захныкал и затих. Женщина дрожала и боялась не меньше сына, но она уже не ребёнок, и так просто заплакать она не может.

Гонец достал из своего потрёпанного кулька ту самую красную дощечку и накинул на себя. Один из скачущих кинул взгляд на стоящую семью и заметил висящую на груди мужчины табличку с надписью на своём языке. Он что-то прокричал скачущим позади него на своём языке. Это слово, похожее на рык, понеслось дальше по армии. Многие произносили его, передавая его другим.

Гонец ещё не знал, что они кричат о том, что этот мужчина, женщина и два мальчика предатели своего народа.

В пустоши предателей наказывали изгнанием.

Семья продолжала стоять и наблюдала, как приближаются к ним лошади. Дети плакали, а женщина, крепко держа детей, закрыла глаза и молила о скорой смерти, а гонец думал «Обманул». Он сказал детям закрыть глаза – они перестали сопротивляться.

Лошади проскакали мимо семьи – а они по-прежнему стояли неподвижно. Пустошь мчалась, не задевая их.

«Не открывайте глаза! Не смотрите! Не оборачивайтесь!» – кричал сквозь топот гонец. Дети и жена тяжело и часто дышали от страха, из груди вырывался крик ужаса. Воины проскакали мимо них. Немного подождав, всё так же молча, как и в начале пути, они дальше пошли в сторону болот.

Земля дрожала от проносящихся лошадей. А в это время в городе стоял такой радостный вопль, что многие не заметили смены интонации крика у первых убитых. Кто-то кричал, кто-то визжал, и все принимали это за радостные позывы. Так, люди до последнего момента не понимали, что пустошь всё-таки пришла. Радостный вопль сменился возмутительным, испуганным криком, но вскоре всё завершилось тишиной. Наступила пустошь.