Величья нашего заря. Том 1. Мы чужды ложного стыда!

Вполне разумная политика, особенно в её положении «соломенной вдовы», изображающей высокую степень легкомысленности. Если ещё даст слабину по части выпивки, могут быть неприятные неожиданности (или – неожиданные неприятности), окажись вдруг очередной поклонник чересчур предприимчивым в подходящий момент. Есть же в словаре Даля неприличная поговорка насчёт того, что пьяная баба себе не хозяйка.

– Мне вахтёр сказал, что ты не одна. Где же прочие особы? – спросил Лихарев, будто только что заметив в гостиной отсутствие тех трёх человек, о которых говорил охранник.

– Прочие особы подождут во дворе. Им за господским столом делать нечего…

Лихарев промолчал. Зачем лишние вопросы? Всё, что нужно, она так или иначе скажет. А самому добиваться… Человеку его положения приличествует важность.

– За столом? Это правильно. Сейчас Леночка (он любил называть Эвелин самыми разными именами, производными и от настоящего, и от крёстного имен) спустится – позавтракаем. Ты как?

– С полным удовольствием. И выпить теперь уже можно. – Она заговорщицки улыбнулась, мол, сам всё понимаешь. – Да, наверное, у вас и заночую, если так можно выразиться, хотя бы до обеда. Не прогоните?

– Как ты можешь, Майя? – удивлённо-осуждающе спросила Эвелин, спускавшаяся по лестнице и услышавшая последние слова. Вот тут у неё нерусскость натуры ещё чувствовалась, не всегда различала тонкости стилистики. Не принято у них там, в Европах, выражаться оборотами, совершенно не совпадающими по форме со смыслом, в них вкладываемым.

– А чего такого? – притворно удивилась Ляхова. – Заявилась не вовремя, да ещё и на кормёжку набиваюсь. Вполне можно сказать: «Позвольте вам выйти вон!»

Эвелин перевела растерянный взгляд с гостьи на мужа. Она понимала, что это Майя так шутит, но уж больно, как это? Заковыристо, вот…

– Практиковаться надо, милая, практиковаться, – продолжила Ляхова уже другим тоном. – Пока тебе ещё прощается, но скоро ведь все забудут, что ты приезжая, и станут просто хихикать за твоей спиной. Ты, Валентин, её заставь каждый день Салтыкова-Щедрина читать, Лескова и того, из твоей реальности… Да, Зощенко. И зачёты заодно принимай по ненормативной лексике, а то она до сих пор путается, когда вполне можно украсить фразу, а когда категорически нет, хотя бы и в чисто женской компании.

– Ладно, это мы учтём. Так насчёт завтрака что? Прямо сейчас накрывать?

– А чего тянуть? Я со вчерашнего вечера ничего приличного не ела…

С этими словами Майя коротко взглянула на Эвелин, не смотрит ли, и специально для Лихарева поменяла местами закинутые одна на другую ноги.

Валентин показал ей из-за спины кулак.

Всё же он слегка отделял себя от обычных людей, возможно, по-особенному его воспитывали, или в Гражданскую войну научился не отождествлять себя ни с белыми, ни с красными, ни с «махновцами» всех типов, чтобы проще жить было, а постепенно распространил этот отстранённый подход на весь род человеческий. Потому до сих пор умел смотреть вокруг как бы извне, словно из ложи на театральную сцену, где присутствует и он сам в качестве персонажа.

Вот и эта человеческая реакция на особей противоположного пола его в некотором роде забавляла, пусть и относилась к нему самому в полной мере. Майя, кстати, ему нравилась, и он с удовольствием «пригласил бы её в номера», как выражались старшие пажи и молодые корнеты в его юности. Тогда это выражение имело смысл, ибо где же ещё не имеющий собственной квартиры поклонник мог пообщаться с дамой сердца, иногда весьма высокопоставленной. На этот случай и были придуманы вуалетки и пышные веера, закрывающие женское лицо от посторонних.

В то же время прекрасно сознавал, что нет в ней абсолютно ничего такого, чего не было бы у Эвелин или сотен других девушек и женщин, с кем приходилось иметь дело. То, что отличает одну от другой, кроется гораздо глубже. А вот поди ж ты! Какой-то непреодолимый, «основной», как в известном фильме сформулировано, инстинкт включает определённые рефлекторные цепочки независимо от обстоятельств. Что, казалось бы, взрослому мужику мелькнувшие на мгновение перед глазами алые кружевные панталончики? Выйди на городской пляж, там сразу несколько сотен девиц увидишь в чём-нибудь гораздо более откровенном. И тем не менее…

Валентин отогнал совсем неуместную сейчас мысль и глазами показал Ляховой, что не время сейчас таким образом развлекаться. Ей. Тоже ведь вполне всем понятно, что продолжения не будет, и Лихарев никогда и ни за что не займётся адюльтером с женой… Скажем так – сослуживца. Однако вполне себе семейную даму эта игра как-то заводит, раз во вполне серьёзной обстановке удержаться не может.

Он напрямую связал – тут большого ума не требовалось – внезапный визит Майи со своим сном и её слова насчёт «поступившего поручения». Только не мог пока сообразить, в чём эта связь заключается. По времени совпадает, да и не та женщина мадам Ляхова, чтобы ни с того ни с сего подобные эскапады учинять. И ещё какие-то сопровождающие с ней, которых за господский стол пускать не стоит…

Эвелин начала суетиться на кухне, собирая на стол, чтобы не ударить в грязь лицом. Тоже весьма странное выражение, если вдуматься. Да, русский, как она за два года убедилась, почти наполовину из чего-то подобного состоит, не чета даже «великолепному французскому». Нужно просто запоминать всякие заумные обороты речи и употреблять к месту, не озабочиваясь, зачем да почему.

– Так я тебя слушаю, – сказал Валентин уже деловым тоном, садясь напротив Майи так, чтобы стол заслонил наконец её ножки, оружие массового поражения.

Ляхова открыла свой портсигар, неотличимо похожий на настоящий блок-универсал (настоящего ей пока не полагалось по каким-то братским правилам), прикурила, пару раз выпустила дым, не затягиваясь.

– В общем, мне из Москвы позвонил Вадим, сказал, что получил инструкцию от Воронцова. Организовать тебе приличное прикрытие, потому что… Потому что есть варианты. Случиться может что-нибудь такое, с чем ты сам не справишься…

– Я – не справлюсь? – удивился Валентин. – До сих пор почти сотню лет справлялся…

– Не скажи. Когда наши товарищи навестили твою пятигорскую резиденцию, ты, помнится, не слишком справился…

Напоминание было крайне неприятным, но из песни слов не выкинешь. Впрочем, быль молодцу не в укор. Разобрались, в конце концов.

– Это ты не равняй. Само собой, против той команды мне было не устоять, да и то не так у них всё гладко вышло…

В отличие от Майи Лихарев, закурив, три раза подряд затянулся как следует – время выиграть и нервы чуть успокоить. Несмотря на гомеостат, никотин и алкоголь в момент употребления действовали как положено, это уже потом нейтрализовались до последней молекулы, какую аппарат считал излишней подконтрольному организму.

– Вот чтобы ещё раз с участием кого-нибудь другого у тебя не повторилось того же самого. Одним словом, я сюда новую охрану привезла и заодно прислугу, настоящую. А то нехорошо как-то – княгиня сама тарелками и вилками гремит…

Эти слова Эвелин тоже услышала. Слух у неё был хороший и как бы избирательный, выделял из «белого шума» всё, что её как-то касалось.

– Прислугу? – Она вошла, толкая перед собой сервировочный столик. – Я давно Вале говорила, что надо бы нанять, а он всё против. Не терпит чужих людей в доме…

– Эти – не чужие. Очень даже свои. Понятливее и вернее любой собаки, – сказала Майя.

Сравнение француженке опять показалось странным. Собаки и прислуга. При чём тут?

А Лихарев уже догадался: насчёт воронцовских биороботов он был в курсе.

Аггрианская цивилизация предпочитала обходиться для своих целей живыми людьми, вроде него самого, кстати, Сильвии, Ирины и девушек, разумеется, что он с собой привёз. Правда, с тех пор так ни одну больше не видел. Только слышал, что военную карьеру в столице делают успешно. Это его радовало.

Но вот форзейли в этом деле преуспели, и Антон, забыв установленные у них там правила, снабжал ими Братство почти что в неограниченных количествах. По крайней мере, так ему казалось. На самом деле биороботов было совсем немного, в основном они служили матросами, офицерами и прочими специалистами на пароходе Воронцова, «сходя на берег» только в исключительных случаях и на непродолжительное время.

– Ну, познакомь, – пожал он плечами, вставая. – Пойдём, Эля, полюбуешься.

Жене он не стал раскрывать истинную суть роботов, которых по внешности и поведению от людей отличить было совершенно невозможно, без вивисекции, конечно. От Левашова он слышал, что даже на роль любовницы для нужного клиента любого из них запрограммировать можно, и никто ни о чём не догадается. До поры до времени, естественно.

В беседке напротив крыльца они увидели двух мужчин и женщину. Одному на вид было лет сорок, внешность вполне располагающая, черты лица правильные, фигура не очень массивная, но сила чувствовалась, и не просто грубая физическая, а специализированная. Мог бы так выглядеть кадровый строевой фельдфебель штурмгвардии, если здешними реалиями оперировать. Не интеллигент, но явно умный человек, по-народному, так сказать, умный. И наверняка мастер на все руки – от варки щей из топора до ремонта подручными средствами брегетов Павла Буре.

Второй помладше, около тридцати, ростом выше, голубоглазый, очень светлый шатен. Лихарев при случайной встрече определил бы его как человека с хорошим образованием, но не «ботаника», а весьма спортивного, тренированного парня какой-нибудь интересной профессии. Ну, геолога, может быть, или путейского инженера (очень в этом мире уважаемая профессия, что-то вроде жюль-верновского Сайреса Смита).

А третья – женщина. Дальше от тридцати, ближе к сорока пяти. С лицом не то чтобы красивым, но по всем параметрам безупречным. Бывает такое интересное сочетание. Женщина, с которой мало кому придёт в голову заигрывать. При том, что и пропорции тела никаких претензий не вызывают, вполне можно натурщицей для первокурсников Академии художеств ставить, чтобы сразу поняли, как должна нормальная женщина выглядеть, созданная для реальной жизни, а не салонных забав. «Некрасовская» такая, в отличие от «тургеневской».

С умом типаж подобран, подумал Лихарев. Главное, если эта дама чем-то вроде домоправительницы будет, у Эвелин никаких оснований для ревности точно не возникнет. Спокойно сможет её наедине с мужем оставлять, даже при длительных отлучках.

– Вот, прошу любить и жаловать, – с некоторой даже гордостью указала на вставших при появлении людей андроидов Майя. – Это – Баян, – представила она старшего мужчину, – это – Варяг, а она – Диана. Господин Воронцов всех своих подчинённых этого рода называет исключительно по именам кораблей старого русского флота. Вкус у него такой. А вы, конечно, можете им дать любые другие, на ваше усмотрение. Баяна лучше всего использовать в роли дворецкого, шофёра, начальника службы безопасности. Поваром тоже может. Варяг – мастер на все руки, в буквальном смысле, одновременно – большой интеллектуал и эрудит, во всех областях, всемирную информационную сеть вполне заменит, ибо к ней же и подключен. В смысле боевых качеств – все трое на одном уровне, то есть могут всё, что любой спецназовец, детектив, ниндзя даже, только гораздо лучше. Пока они с вами, можете не беспокоиться. Если даже сами ещё ничего не заметите, они и угрозу распознают, и все нужные меры примут…

Диана может быть, как вы уже догадались, домоправительницей, личной горничной хозяйки, попутно парикмахершей, домашним врачом, швеёй и модисткой, телохранительницей, конечно…

– А также всем, что потребуется впредь, – сказала вдруг Диана приятным, чуть низковатым, многим мужчинам нравящимся голосом (она и на роль дикторши или ведущей программ дальновидения вполне бы подошла), процитировав последний пункт из универсальной резиновой резолюции товарища Полыхаева, персонажа «Двенадцати стульев». Валентин от неожиданности рассмеялся, а Эвелин опять не поняла.

– Ну вот и всё, пожалуй, – завершила Майя. – Если согласны, новые сотрудники готовы немедленно приступить к своим обязанностям…

Эвелин выглядела несколько ошарашенной, не совсем понимая, то ли каким-то специальным жаргоном муж с Ляховой вдруг заговорили, либо она видит картинку времён крепостного права, о котором имела понятие в основном из «Мёртвых душ». Иначе как истолковать все эти слова – «Воронцов посылает», «можете дать им какие угодно имена»?

– Я тебе потом всё растолкую, у нас в «Братстве» есть много вещей, для постороннего взгляда странных, – успокоил Валентин жену и уже для Майи: – Да сейчас пока не совсем ясно насчёт обязанностей, неожиданно как-то, – сказал Лихарев, на самом деле очень довольный таким знаком внимания со стороны «старших», но ещё не решивший, как именно воспользуется «подарком с барского плеча».

– Да от вас пока ничего и не требуется, Валентин Валентинович, – вслед за Дианой подал голос и Баян. – Укажите нам помещение, где мы разместимся, и занимайтесь своими делами. А мы – своими.

Очень рассудительно «дворецкий» это произнёс, веско так…

– Да у меня и помещения особого нет. В доме нам самим едва хватает. Разве – флигель вон тот, – Валентин указал на небольшой домик в правом верхнем углу участка. – Так там только так… две комнатки, одна с инструментом и припасами кое-какими, вторая – вроде мастерской. Станки, верстак, стол, шкафы да ящики всякие. Топчан, правда, есть…

– Нам другого и не надо, ваша светлость, – сказала Диана. – Нам ни спать, ни есть не нужно, и мне отдельное от «мужчин» помещение не требуется. Просто, чтобы место было, куда с ваших глаз укрыться, когда не нужны… И одежду с принадлежностями всякими развесить-разложить…

Эвелин смотрела и слушала с широко раскрытыми глазами. Хорошо хоть не ртом. До неё стало доходить, что это – не иначе как только в кино и книгах бывающие андроиды. Ни о чём подобном ей Валентин не рассказывал, хотя общее представление о неординарности мужа и его приятелей она имела. Ещё с самого начала здешней своей жизни.

– Ну, значит, быть по сему, – согласился Лихарев. – Там и размещайтесь. И ждите распоряжений… – ничего другого он с ходу придумать не смог.

– А чего ждать? – удивился Баян. – Сразу и займёмся каждый своими делами. С вашего позволения, охранников и садовника я прямо сейчас рассчитаю. За месяц вперёд заплачу, раз без предупреждения, и пусть уходят. Как-нибудь и без них справимся.

Лихарев подумал, что не так всё просто получается с этими вроде как слугами автоматическими. Сразу и не поймёшь. А делать всё равно нечего, обратно не отправишь. Дела, похоже, и вправду непростые затеваются. Пусть лучше так.

– Хорошо, действуйте, – кивнул он. – Чистый вам карт-бланш, как говорится. А вы, Диана… ну, пусть будет Петровна (не Зевсовной же её называть), с Еленой Ивановной (отца у Эвелин Жаном звали, хорошо, хоть не Жаком) свою диспозицию потом обсудите… А деньги для расчета? – вспомнил он.

– Будьте спокойны, – с тонкой, очень ему идущей улыбкой ответил Варяг, – мы располагаем достаточными средствами для обеспечения своих функций. Когда нам имена с фамилиями придумаете – паспорта и прочие документы тоже сами выправим. Оснований для претензий мы вам постараемся не давать.

Вернулись в гостиную и наконец сели за стол. Без горячего Майя согласилась обойтись, хотя Эвелин предлагала яичницу приготовить, предел своих кулинарных способностей. Она, хоть и француженка, никакими тайнами национальной кухни не владела, с юных лет погрузившись в науки возвышенные, и лет десять, до знакомства с Лихаревым, умела только кулинарные книжки от нечего делать листать, зато на многих языках. Но теперь, как предположил Лихарев, у них в любой момент будет стол, не уступающий царскому. Как-то они с женой видели на выставке в Кремле роспись блюд обеда в честь коронации Александра Третьего, ещё в тысяча восемьсот восемьдесят втором году. Очень впечатлило. Причём карточки меню были оформлены и разрисованы самим Васнецовым. Который Виктор[8].

– Ну так в чём же всё-таки дело? – спросил Валентин у Майи, когда выпили по рюмочке, невзирая на достаточно ранний час (впрочем – кому как), – неужели Вадим ничего определённого тебе не сказал?

О своём разговоре во сне с Шульгиным он пока не упоминал.

– Вадим сказал, что если начнётся война с Англией, непременно оживятся все враги России на Кавказе и вообще за периметром. То, что случилось в Пятигорске[9], может повториться десятикратно. На этот случай всем нам нужна защита.

– Не проще ли вам с Татьяной, да и мне с Эвой просто уехать, хотя бы и в Москву?

– Это – ваше дело. Нам уезжать Вадим не советовал. В случае войны столица опаснее отдалённых провинций. Просто рекомендовал быть начеку.

– Всё равно не очень понятно. То, что было – было. Но сейчас-то, если мы предупреждены, у нас есть чем защититься от любого врага, ты же знаешь. Я никогда не использовал эти возможности, всегда удавалось обходиться вариантами попроще, но если вынудят… Кроме того, всегда есть возможность уйти… Далеко, в общем.

– Я не знаю, – повторила Майя, – как вам следует поступать. Просто выполняю поручение…

У неё имелся кое-какой опыт оперативной работы, ещё когда она, так сказать, подрабатывала в качестве полевого агента у отца в Бюро Специальной государственной информации, организации сугубо секретной, занимавшейся вопросами, которые по той или иной причине нежелательно было доверять Министерству госбезопасности. Так что дилетанткой Майя не была.

– Но сама думаю так – вся беда в том, что ни ты, ни кто-нибудь другой не в состоянии находиться начеку двадцать четыре часа в сутки и непрерывно озираться и прислушиваться. Ты можешь подстраховаться от уже известной и понятной опасности, но…

– Как-то, хм (он чуть не ляпнул – сто лет, а это для Эвелин было бы уже слишком), достаточно здесь прожил, и не в самые простые времена, – не хотел просто из упрямства соглашаться с Майей Валентин, хотя и понимал, что в принципе она права.

– Не равняй грешное с праведным. Не мне тебя учить. Сегодня, насколько я знаю, «красная черта» давно перейдена. Потому тебе и посылают такое «усиление». Вот они могут нести службу и сохранять бдительность круглосуточно. С нами «у Кшесинской»[10] пятеро таких два года прожили. Никаких проблем и никаких претензий…

– Ну, допустим. А заодно также круглосуточный присмотр. Шаг вправо, шаг влево…

– Если бы так, к тебе «охрану» надо было приставить сразу после… Однако ж нет. Значит, не в тебе фактически дело.

Эвелин надоело слушать разговор, в котором она снова мало что понимала. То есть понимала прямой текст, а все вторые и третьи смыслы, разумеется, упускала. Лихарев её в подробности своих занятий не посвящал, за исключением самых приблизительных и поверхностных сведений. Да она и не настаивала, француженка ведь, не русская, та бы в первые же дни с живого не слезла, пока не выяснила всё, до донышка.

Поэтому она решила перевести разговор на более интересную и, как ей казалось, важную тему. Начала расспрашивать Майю о роботах. Откуда они вообще взялись, каким образом могут произвольно менять специализацию, как именно получилось, что за всё время их знакомства ни Майя, ни Татьяна даже не обмолвились, что их великолепно вышколенные и превосходящие любого эталонного слугу из мировой литературы и драматургии – никакие не люди. И как, наконец, сочетается общепланетный уровень вычислительной техники и, так сказать, «интеллектроники» с бытовым использованием (и только ими) абсолютно человекоподобных механизмов. Даже не в технической начинке дело, во внешности и манере поведения. Она ведь специалист не из последних, и именно по межличностным коммуникациям, она бы сразу заметила фальшь, пусть эти «роботы» изображают не французов, а русских…

Переглянувшись с Валентином (в том смысле, что «давай я отвечу, у меня эмоционально убедительней получится»), Майя подошла к балюстраде, оттолкнувшись руками, ловко на ней уселась боком, не боясь пропасти за спиной, сплела ноги у щиколоток, достала сигарету. Валентин предупредительно поднёс ей огоньку.

С минуту Ляхова смотрела на панораму гор, на вереницу курортников, потянувшихся по лестнице в сторону целебных источников. Она не была психологом, как Эвелин, но с времён своей спецслужбы умела великолепно конструировать, причём экспромтом, легенды, гораздо более правдоподобные, чем скучная проза жизни. Валентин, поняв, что требуется для убедительности и полноты образа, подал ей бокал вина, как лектору на кафедре непременный стакан воды или холодного чая.

С видом, будто сообщает величайшую тайну, Майя поведала, что есть у известных Эвелин Ляхова и Тарханова начальник, приближённый к самому Императору, и вот этот начальник, имя которого всуе упоминать нет необходимости, в довольно давние времена каким-то образом вступил в контакт с инопланетными пришельцами. Что там было и как на самом деле, никто не знает, но тот человек, возможно, за какие-то услуги, получил доступ (или – награду) к оставляемым пришельцами при улёте с Земли (возможно – за ненадобностью) артефактам, в том числе и к самовоспроизводящимся роботам, которых можно программировать и для исполнения всякого рода человеческих, а не только инопланетных функций.

Вот благодаря своему служебному положению в императорских тайных канцеляриях флигель-адъютант Ляхов и Герой России Тарханов получили право (как получают право на служебный автомобиль или персональную охрану) пользования этими и кое-какими другими возможностями, составляющими государственную тайну высоких степеней. А сейчас за оказываемые Его Величеству услуги такого права удостоен и статский советник Лихарев. Так, слегка произвольно, Майя интерпретировала звания, которые Валентин носил на сталинской службе.

Эвелин слушала, в буквальном смысле раскрыв рот. Её европейский менталитет ещё недостаточно перестроился, чтобы скептически относиться ко всем тем байкам, что можно услышать в России от самых серьёзных и заслуживающих уважения людей. Во Франции отчего-то, при наличии вполне развитой литературной традиции, не появилось поговорки, аналогичной русскому «Не любо, не слушай, а врать не мешай!».

Майя в глазах Эвелин заслуживала полного доверия и за свои личные качества, и исходя из положения мужа и отца, поэтому рассказ её восприняла с абсолютным доверием, только по ходу весьма эмоционально демонстрировала своё удивление и восхищение. Последнее – тем, что и она с Валентином тоже приобщены к «сильным мира сего». До этого она была всего лишь княгиней, а теперь вознеслась в собственных глазах несравненно выше.

Лихарев несколько раз по ходу Майиной «саги» показывал ей из-за спины Эвелин жестами и мимикой полное одобрение, заодно и опрокинул две или три рюмочки.

Отлично всё получилось. Вроде как совершенно случайно он избавился от необходимости каждый раз изыскивать объяснения для многих своих поступков и случайных проговорок. Отныне можно ни о чём не беспокоиться, в случае необходимости значительно возводя глаза к небу или потолку и прикладывая палец к губам – остальное Эля сама додумает.

Да и наличие в полном своём распоряжении аж трёх роботов, возможности которых Валентин вполне представлял, не могло не радовать.

Глава вторая

– Спасибо за лекцию, – с лёгкой иронией в голосе сказал Лихарев. Но тут же и поправился, чтобы ещё больше Эвелин с толку не сбивать. – Очень ты доходчиво всё по полочкам разложила. Мне и утруждаться больше не придётся, если что, Эва сразу к тебе обращаться будет…

– Да я-то что, я всегда пожалуйста…

– Но мне всё же хотелось бы знать, какова моя предполагаемая роль в предстоящих событиях. Вадим или кто-нибудь повыше не удосужился разъяснить? А то прямо какой-то сорок первый год получается: «В ближайшее время ожидается нападение противника. Никаких подготовительных мероприятий не проводить, на провокации не поддаваться». Смешно, тебе не кажется?

О каком сорок первом годе говорит Лихарев, Майя примерно представляла, а Эвелин совсем не догадывалась: Валентин не считал нужным грузить её теорией множественности миров и историей каждого из них.

– Что я тебе могу сказать? Что от меня требовалось, я выполнила. Имей в виду – собственный персонал тебе передала. А когда смену пришлют, я не знаю, так что всего двумя «помощниками» нам с Татьяной обходиться придётся, – в голосе её прозвучала искренняя обида, они действительно привыкли к бóльшему количеству слуг невиданной здесь квалификации.

– Придётся самому разбираться. Не люблю непонятностей, особенно в подобных делах. Вы подождите меня немножко, надеюсь, не заскучаете…

Валентин удалился в свой кабинет-мастерскую, какой оборудовал в каждом своём обиталище, не доверяя ни внешнему спокойствию нынешних мест, ни современным охранным системам. Кроме аппаратуры, он ничем особенно не дорожил, даже значительную часть «золотовалютных резервов» держал не в банке, а дома, в металлокерамическом сейфе, недоступном ни талантам взломщиков любых квалификаций, ни взрывчатке в безопасных для самого грабителя количествах. Что же касается мастерских, он ставил их так, чтобы проще было здание срыть с лица земли и по кирпичику разобрать, чем до внутренностей бетонно-стального бункера обычным образом добраться. Прошлый раз захватившая пятигорский дом команда, включая Новикова, Шульгина, девиц и прочих нечеловеческих помощников, сумела Валентина живьём взять только потому, что Левашов внутри подвала раньше него оказался. А то бы и они ловили конский топот[11].