Десант на Малую Волоковую

В оформлении обложки использована фотография с http://victory.rusarchives.ru/tematicheskiy-katalog/oborona-zapolyarya, http://www.rgakfd.ru по лицензии CC0.

Посвящается защитникам полуострова Рыбачий, разведчикам 63 отдельной бригады морской пехоты, погибшим в десанте 30 марта 1943 г.

С ночи снегу намело много, но метель, свирепствовавшая со вчерашнего дня, наконец-то улеглась. С утра светило яркое солнце, в воздухе чувствовалась весна. Весна здесь, в Заполярье, особенная. Долго, как бы нехотя, задерживается она в этих краях, и только в конце апреля начинают сереть вершины сопок, постепенно оголяя практически голые, каменистые склоны, покрытые лишайниками, мхом и стланником. И даже в июне остаются лежать в низинах остатки нерастаявшего, ноздреватого снега.

Шел уже третий год войны, пропитанного порохом, кровью и смертью. Мирный пейзаж местности, окружающей вокруг не должен обманывать, нельзя расслабляться и забывать, что идет жестокая война не на жизнь, а на смерть. Где-то совсем рядом, в близких скалах притаились егеря, прорыв их множеством подземных ходов, построив опорные пункты и ДОТы. Нередко вылазки за хребет Муста-Тунтури заканчивались потерями, приходило новое пополнение, которое снова приходилось обучать и бросать их в бой. И снова нести потери…. Враг, отрезав полуостров Рыбачий и Средний от материка, уже второй год топтался у перешейка, так и не сумев сломить героическое сопротивление бойцов морской пехоты, несших на полуострове свою нелегкую службу. В первый год немцы всеми силами пытались прорвать оборону, но потерпев поражение под Мурманском, перешли к обороне, закрепившись на хребте Муста-Тунтури. Пока не было возможности сбросить врага с хребта, защитники Рыбачьего проводили разведку, совершали диверсии, постоянно беспокоя врага дерзкими вылазками.

***

В коридоре землянки послышался топот, откинулось полотнище плащ-палатки, закрывающей дверь, и вовнутрь вошел лейтенант Патраков. Отряхнув у входа снег с валенок и поправив ремень, стягивающий телогрейку, он прошел к хорошо прогретой буржуйке и, присев около нее, начал отогревать около нее замерзшие руки. В землянке было темно, если не считать света коптящей «катюши», стоящей на столе, да пробивающегося сквозь щели дверцы буржуйки огня.

– Касьян, есть ли горячий чай? – окликнул он сидящего на нарах краснофлотца.

– Есть, недавно нагрел, – пробубнил из своего закутка Касьян.

Отогрев руки, Патраков налил себе чай, достал из вещмешка два кусочка сахара и сел чаевничать, не спеша отхлебывая горячий чай из обжигающей руки металлической кружки.

– Хотел бы знать, как мои родные, оставшиеся на Брянщине, – продолжил начатый ранее разговор кто-то из краснофлотцев. – Я ведь сам брянский. С радостью бы пошел туда бить фрицев, а меня законопатили на Рыбачьем. Поступил в институт, только приехал на учебу и тут – война. Подал сразу заявление добровольцем на фронт. Вызвал меня комиссар. Прихожу, перед ним мое заявление:

– На фронт попасть вы всегда успеете, а сейчас отправляйтесь в тыл с институтом продолжать учебу. Как раз на следующей неделе эвакуируем персонал и студентов в Новосибирск. В тылу от вас будет больше пользы, – и написал на заявлении «отказать».

Нет, думаю, так не пойдет. Подделал документы и отправился с пополнением на фронт под Киев. Провоевали недолго, вскоре попали в окружение, несколько дней по лесам и болотам скитались, питались одними грибами и ягодами, но вырвались ко своим. А оттуда отправили уже на Рыбачий и определили в разведку. И только на Рыбачьем узнал, что родные мои так и не успели покинуть Брянщину и остались в оккупации. Теперь вот сердце болит – как они там?

Плащ-палатка на входе откинулась еще раз. В землянку вошел сильно прихрамывающий сержант Анциферов. Оглядев сидящих в блиндаже, он поприветствовал их:

– Сколько лет, сколько зим, товарищи, – улыбнулся он.

– Ванька, Ванька явился! – загомонили краснофлотцы – откуда ты?

Анциферов сбросил вещмешок на нары и прошел к заветной буржуйке.

– Из боя вывезли в Эйна, а оттуда хотели отправить первым же транспортом в Мурманск, да я попросил, чтобы оставили здесь, на Рыбачьем. Десять осколков из меня вынули, да еще пара мелких осталась, но это не страшно. Провалялся пару недель там и обратно попросился в часть.

– Так тебя ж не долечили же, – отозвался Патраков.

– Неделю пролежал, другую, скучно стало – там, считай, тыл, а тут бои идут, товарищи воюют. Пристал как банный лист к доктору – отпусти да отпусти. В конце концов дал согласие, отпустил. Вот теперь здесь.

– А не сбежал ли ты оттуда, часом? – усмехнувшись, спросил Гутников.

– Да нет, надоело все, вот и уговорил отпустить. А где же Ефимов? – поспешил переменить тему разговора Анциферов.

– Ефимов тяжело ранен, – потемнел лицом Гутников. – Неделю назад обнаружили разведчики 64й бригады позиции немецкой батареи, одной из тех, что блокировали бухту Эйна. Не далее как дней десять назад погиб там на переходе ТЩ-42. Вышел в туман, надеялись проскочить в Эйна в его полосе. А тут, как назло, туман рассеялся, вот и попал под огонь батареи. Получил несколько попаданий в борт и начал тонуть. Хорошо, что катера экипаж успели с борта снять. Так вот, поставили нам задачу – высадиться в районе высоты 121, уничтожить опорный пункт врага, взять пленных, захватить и подорвать по возможности батарею. Вышли ночью на охотниках, высадили на берегу Кутовой. Вскоре группа поиска обнаружила землянку. Командир принял решение захватить часового около нее и поручить это дело группе захвата из взвода Патракова. Но той на месте не оказалось – катера ее высадили чуть правее нас, и она до нас еще не дошла. А время не ждало. Юневич обратился к бойцам взвода Белозерова:

– Кто желает за «языком»?

Оказалось, что желают все. Тогда в группу захвата выделили двоих – Лымаря и Михайлова. Михайлов увлекался самбо, а Лымарь – мастер спорта по боксу. Взяли фрица благополучно – помогло и то, что снег не скрипел, а кругом были валуны, заметенные снегом. Скрутили, вырубили ударом в челюсть, и аккуратно уложили в траншее. Затем обошли батарею с двух сторон. Метнули гранаты и ворвались на батарею под прикрытием пулеметов. Тут Ефимов кинулся к блиндажу, а оттуда – автоматной очередью через дверь. Его мы оттащили и добили фрицев в блиндаже. Батарею – четыре орудия по сто пять, подорвали вместе со снарядами саперы, и мы начали отходить. Тут подошло подкрепление к фрицам и открыли огонь из минометов. Отошли к берегу, закрепились, и стали ждать катера. К счастью, они скоро подошли, и мы ушли в море, но многих осколками посекло. Убитых у нас не было, несколько легкораненных, тяжелый – Ефимов.

В это время в землянку вошел капитан Юневич, по-спортивному стройный и подтянутый. Несмотря на сильный мороз, одет он был только в шинель и сапоги.

– Здравствуйте, товарищи краснофлотцы, – поприветствовал он разведчиков.

– Здравия желаем, товарищ капитан! – отозвались присутствующие.

Юневич немного потоптался у входа, отряхивая снег с сапогов, и прошел к лавке, садясь рядом с Патраковым. Тут он заметил Анциферова и иронично посмотрел на него, что не укрылось от внимания остальных присутствующих.

Анциферов вышел вперед:

– Товарищ капитан, в отряд с излечения в госпитале прибыл, – доложил он.

– Вижу, вижу, – ответил капитан. – Значит, дезертировал из госпиталя? Меня уже оттуда уведомили, что боец ваш скрылся в неизвестном направлении. Думаю – домой на калачи отправился, а тут на тебе – уже здесь, воевать ему не терпится.

Бойцы заулыбались. Капитан продолжал:

– Вообще-то по-хорошему тебя надо отправить обратно в госпиталь. Но то, что ты сюда прибыл – это хорошо: работы тут много. Скоро к нам пополнение в группу придет – будешь обучать новых радистов. Но на задания тебя взять не могу, до полного твоего излечения. Поэтому пока командиром твоего отделения побудет старшина 1й статьи Постовалов.

И, по-видимому, считая разговор оконченным, он, не обращая на растерянное выражение лица Анциферова, по-видимому, ждавшего, что его сразу привлекут к боевым заданиям, обратился к присутствующим в землянке краснофлотцам.

– Через два дня идем на новое задание. В основной отряд войдут взвод Патракова и Белозерова, взвод Кравцова обеспечивающий, поэтому бойцам этих взводов готовиться к выходу. Завтра проведем тренировки высадки, захвата языка и уничтожения опорного пункта.

Поговорив еще немного с бойцами, он вышел из землянки.

***

Новость о подготовке десанта быстро облетела всех бойцов отряда и вызвала шквал возмущения бойцов, не входивших в состав указанных командиром взводов:

– Неделю назад взводы Белозерова и Патракова на задание ходили и сейчас они идут? Мы жаловаться будем!

Разведчики – народ крутой. Некоторые горячие головы были готовы писать заявления самому командиру Северного оборонительного округа. Но приказ есть приказ.

В день выхода Юневич собрал командиров взводов разведгруппы и стал ставить им боевое задание:

– Командование поставило нам новое задание – высадиться на берегу Малой Волоковой, взять «языков». По непроверенным данным разведки, в районе озера Кернаваакинярви располагается штаб немецкого пехотного полка. В случае его обнаружения его следует уничтожить. Высадка планируется двумя группами – одна группа высаживается в районе фиорда Питкавуоно, а вторая – в районе мыса Камина. Наша группа в составе взвода Белозерова и взвода Патракова является основной. Вторая группа, в составе усиленного взвода Кравцова, является прикрывающей и должна обеспечить прикрытие нашей группы в случае возникновения осложнений. После выполнения боевой задачи группа отходит к берегу Питкавуоно, где садится на плавсредства и возвращается обратно. Обеспечивать в случае необходимости нас будут артиллерия Поночевного и минометчики. Связь обеспечивается отделением радистов, которое идет на задание в составе четырех радистов и двух раций, командир отделения – Постовалов. Группе взять с собой два боекомплекта патронов на автомат и полтора – на пулемет, а также достаточно гранат.

В это время, бойцы, собравшиеся в десант, сидели на мешках. Тихо играла в землянке гармонь, а краснофлотцы столь же тихо подпевали ей любимые песни: «В землянке», «Теплый ветер дует, развезло дороги», «Шумел сурово Брянский лес».

Это стало своеобразной традицией – перед выходом собираться вот так, всей группой и петь любимые песни. Уходили разведчики втихую. Район действия группы знали, кроме самого командира отряда и командиров взводов, только штабные работники, артиллеристы и связисты. Боевая задача доводилась до общего сведения только в пути на борту охотников.

Наконец, был объявлен сбор. Группа выстроилась, и Юневич подошел к ней. Лейтенант Патраков доложил:

– Товарищ капитан, разведгруппа специального назначения построена.

Капитан прошел вдоль строя, осматривая экипировку и вооружение бойцов. По-видимому, оставшийся довольным, он встал перед строем:

– Кто считает, что не готов выполнять боевую задачу?

Никто из разведчиков не шелохнулся.

– Есть больные? Смелее! Если кто-то не уверен в себе, шаг вперед. С кем не бывает. Пойдете в другой раз…

Снова все промолчали.

– Ну, тогда по машинам.

А потом было прощание со всеми, кто оставался на берегу. Оставленный командиром на берегу Анциферов пожал руку Колпинскому:

– Удачи в походе, Юра. Ну, смотри не подведи товарищей, связь – в отряде это все – напутствовал он друга.

– Если что, напиши обо мне родным в Чебоксары, – ответил Колпинский. – Пока.

Иванов, как начальник штаба бригады, провожал группу тоже. Помог сесть бойцам в машины, пожал руку Юневичу, пожелал бойцам удачи.

Группа уехала, а оставшемуся Анциферову стало тоскливо на душе. Возможно потому, что товарищи уходят на задание, а он остается на берегу, а может и что-то еще было тому причиной.

А дальше были Пумманки. Знакомые пирсы, катера, на которых они не раз высаживались на вражеский берег, томительное ожидание на берегу и, наконец, посадка на охотники.

***

Катера, чуть покачиваясь на волнах, шли в туманной полосе к вражеским берегам. Разведчики сидели где придется – на палубе, на диванах, стараясь сберегать силы перед броском. Люди были нагружены до предела. Не считая полных подсумков, под белыми маскхалатами в темноте угадывались горбы рюкзаков, набитые провизией, патронами и гранатами. Полную загрузку имели не только бойцы, но и офицеры – Белозеров, Патраков и Юневич. Юневич, несмотря на то, что впереди предстояло выполнение сложного задания, продолжал хлопотать, готовя к высадке десант, уточняя курс и место высадки десанта.

Ночь была тихой и безлунной, только в самой вышине переливались сполохами яркие звезды. Катера подошли к берегу Малой Волоковой, тихо урча моторами. Мелкая их осадка позволяла подойти им практически к самому берегу. Как только катера подошли к береговой полосе, усыпанной мелкой галькой, на берег начали спрыгивать бойцы. Оказавшись на берегу, они тут же занимали позиции для обороны. Но пока все было тихо, и высадка произошла без неожиданностей. Стоял густой предрассветный туман, видимость была не более пятидесяти метров. Высадившись в полном составе, бойцы пробежали по прибрежной полосе, а затем и стали подниматься быстрым шагом на прилегающие к берегу сопки. При этом соблюдалось полное молчание, даже не отдавались команды. Бойцы просто шли вслед за взводными, повторяя их маневры и выполняя жестовые приказы. Где-то впереди в тумане, справа и слева от основного отряда следовало охранение, следя за противником. По сигналу Юневича взвод Белозерова поднялся на одну из сопок и занял там круговую оборону. С ними же и остался Юневич, взяв с собой радиста Постовалова. Совсем недалеко шумел морской прибой и кричали чайки. Взвод Патракова, не останавливаясь, пересек сопку, спустился в лощину и взобрался на другую сопку. Согласно боевой задаче, взвод Патракова должен был пойти на выполнение задания, а взвод Белозерова должен был его прикрывать.

Где-то левее на мысе Сантериниеми проходила высадка взвода Кравцова. Полностью высадившись, разведгруппа Кравцова начала движение вглубь берега в сторону высоты 141.

Пока все шло по плану. Разведчики стали продвигаться вперед. Тем временем туман стал понемногу рассеиваться. Юневич, осмотрев позицию Патракова и отдав радиограмму об успешной высадке, побежал в расположение взвода Белозерова. Путь его пролегал по лощине, по которой проходили бойцы Патракова.

Но неожиданно сбоку взвились красные ракеты и зло застучал немецкий MG-42. Из темноты ущелья, проходящего уступом к лощине, также открыли огонь, и в разведчиков полетели гранаты. Юневич, оказавшийся в этот момент в лощине был тяжело ранен, шедший с ним связной был убит. В ущелье также засел в засаде крупный отряд егерей. Упав, Юневич все же смог вытащить пистолет и приготовился дорого отдать жизнь. Но на выручку командиру уже спешили бойцы. Шесть бойцов, возглавляемых Бакиным, вооруженным ручным пулеметом, подбежали к ущелью и забросали его гранатами. Еще одна группа бойцов от взвода Белозерова ворвалась в ущелье и открыла шквальный огонь. Натиск на засевших в ущелье врагов оказался настолько скоординированным и умелым, что бойцы в атаке не понесли практически никаких потерь. Из темноты вышел старшина 1й статьи Комиссаров, зло улыбаясь и небрежно смахивая капли крови, выступающие на виске:

– Задел таки, гад, – сказал он, неся на плече несколько карабинов. За ним потянулись его бойцы, неся остальные трофейные карабины и гранаты на длинных ручках.

Разведчики рассредоточились и подготовились к обороне. Вскоре от передового охранения пришло сообщение, что приближается группа егерей общей численностью в две роты. Все стало ясно – немцы их ждали и подготовились к возможной высадке десанта. Но теперь выяснять это уже не было времени.

Белозеров прибежал к Патракову, куда принесли раненного командира, чтобы обсудить сложившуюся обстановку.

– Катера уже ушли, поэтому остается только держаться или прорываться в тыл, – заметил Белозеров.

– Обещают помочь, – ответил Патраков. – Просят продержаться до темноты, а потом попробуют нас снять. А пока поддержат нас огнем.

Белозеров принял командование отрядом на себя:

– Беречь патроны, – отдал он приказ по отряду. – Ни одной пули не должно пройти мимо.

В эфир полетели короткие радиограммы……

Тем временем на Среднем напряженно вслушивались в чернильную тишину ночи артиллеристы сто четвертого полка, батареи Поночевного, минометчики, готовые поддержать десант огнем. До дрожи, до рези в глазах всматривались они в ночь, но пока все шло, по-видимому, благополучно. Так прошел час, другой.

И тут внезапно над гребнем Муста-Тунтури взлетели красные ракеты, над скалами раскатился грохот взрывов. Застучали автоматные очереди, к ним присоединились пулеметы. С грохотом разорвались гаубичные снаряды. Сердце у многих провалилось – обнаружены! И, как бы в подтверждение этого вскоре пришел доклад радиста:

– Окружены, просят огня.

Немедленно был открыт огонь. Полетели на вражескую сторону снаряды и мины по координатам разведчиков, отсекая наседающего врага. Вскоре пришла новая радиограмма:

– Хорошо бьют. Прошу больше огня.

Грохот от разрывов снарядов стал уже невыносим. Почти безостановочно рвались мины и снаряды, во взрывах которых уже практически не было слышно автоматных и пулеметных очередей. От близких взрывов даже на полуострове Средний чувствовалось сотрясение, как будто великаны обрушивали свои молоты на скалы, дробя и разрушая их. Земля дрожала как при землетрясении. Без перерыва шел обмен радиограммами с разведчиками, корректирующими огонь.

Был ранен Белозеров. Ерилов, выполнявший при нем роль связного, наскоро перевязал ему руку и помог ему дойти до укрытия. Командование отрядом принял второй взводный – Патраков.

Атака шла за атакой. Немцы все ближе приближались к сопкам, занятым разведчиками. Постовалов сидел у рации, непрерывно корректируя огонь артиллерии, бьющей с полуострова Средний по наступающим егерям:

– Ближе триста!

– Ближе двести!

Настало тревожное утро. Бой не прекращался, артиллерия продолжала молотить по сопкам. Разведчикам был отправлен запрос – могут ли они прорваться к берегу? Вскоре была получена радиограмма:

– При поддержке артогня попробуем отойти.

И артиллерия усилила свой натиск, несмотря на сильный ответный огонь немецкой артиллерии и понесенные потери. Накалялись стволы, со стволов слезала сгоревшая краска, лимит снарядов был давно исчерпан, но орудия и минометы продолжали методично бить по немецкому берегу.

На помощь окруженным разведчикам ушли морские охотники с ротой десанта на борту, чтобы помочь им пробиться к берегу.

Уже весь день шел бой. Чтобы хоть как-то облегчить положение окруженных бойцов, в наступление на позиции немцев на хребте Муста-Тунтури пошли два батальона, отвлекая силы врага на себя. Вновь завязался бой на берегу – уже с высаженным десантом поддержки.

Во взводе Патракова осталось в живых уже не более половины бойцов. Заканчивались патроны. Пригодились теперь и трофейные автоматы и гранаты, взятые у немцев в ущелье. Правый фланг позиций разведчиков прикрывало всего два человека – пулеметчики Лахмастов и Леонов. Выпустив последнюю очередь, их пулемет замолчал. Теперь им пришлось перейти на автоматы, но и в них патроны вскоре закончились. Оставалось всего две гранаты. Лахмастов взял одну гранату, размахнулся, кинул вниз и тут же упал, сраженный пулей егеря. Леонов потряс друга за плечо и, убедившись, что он мертв, взял последнюю гранату и достал свой длинный матросский нож. Лег рядом, притворившись мертвым. Немцы, убедившись, что все мертвы, пошли вперед уверенно, во весь рост. Но как только они поравнялись с Леоновым, он тут же вскочил на ноги и мгновенно пронзил одного из егерей остро отточенным клинком. Метнув вперед гранату, он схватил сзади за шею еще одного егеря и полоснул того по шее ножом. Прошитый автоматной очередью, он замертво упал на камни.

Наконец, пришло сообщение, что группа Кравцова соединилась с десантом, но группа Юневича, отсеченная сильным огнем, дойти до берега Ахкисниеми не смогла. Пробиться на мыс Акхисниеми разведчики не смогли, но вышли к заливу Питкавуоно. Оставшиеся в живых разведчики были практически все изранены, но, несмотря на это, они несли с собой тело капитана Юневича, скончавшегося от тяжелых ран. Вскоре они увидели, как к ним приближаются катера. На часах было 4.14. Казалось, спасение было близко, но немцы заметили приближение охотников и открыли по ним огонь из минометов. Пройти по прибрежной полосе, находящейся под ураганным огнем, разведчики не имели возможности. Катерам, самим находящимся под обстрелом и уже получившим повреждения, пришлось уйти в море. И теперь стала понятна роковая ошибка, допущенная при планировании операции – высадить разведгруппу в том месте, где ранее уже высаживались другие группы: немцы выставили ряд наблюдательных постов на берегу, успев подготовиться на случай новых десантов, поэтому и смогли быстро окружить и отсечь разведчиков от моря. Был нарушен основной принцип разведки – разведчик одной и той же тропой дважды не ходит. Спастись оставшимся в живых разведчикам уже было невозможно – было сделано все, чтобы попробовать их спасти. Теперь помочь им могло только чудо.

И тогда в эфир полетели радиограммы открытым текстом:

– Вызываем огонь на себя! Бейте по нам!

Еще на что-то надеясь, продолжали бить орудия и минометы вражескому берегу. Но наконец, пришла еще одна радиограмма:

– Огонь на нас! Фашисты совсем близко! Нас осталось мало, но живыми не сдадимся! Идем в последний бой, прощайте, товарищи!

***

На вершине высоты, где удалось занять выгодную позицию для обороны, осталось в живых лишь несколько бойцов, все раненные. Подходили к концу патроны, оставалось лишь несколько гранат, но они были полны решимости стоять до конца. Последняя рация была разбита, и связь с Большой землей прекратилась. Оставшийся в живых радист – Юра Колпинский вел бой вместе со всеми с наседающими врагами. Патраков, собрав остатки взвода, проскочил сквозь разрывы вражеских и своих снарядов и присоединился к истекавшему кровью взводу Белозерова. Попов, увидев, что пулемет Павлова замолк, подполз к нему и, отодвинув от него тело бойца, открыл огонь. Но пулемет вскоре замолк – закончились патроны. Попов потянулся за своим автоматом, но был ранен в ногу пулей, и упал. К нему подполз Осокин. Перевязав ее бинтом, он забрал его автомат:

– Береги для себя оружие. Прощай, – сказал Осокин и пополз дальше за камни, чтобы занять более удобную позицию.

Попов достал гранаты. Положив одну из них рядом с собой, взял в руку другую. Ф-1, с круглым ребристым корпусом, она удобно легла в его руку. Он разогнул усики чеки, чтобы ее можно было выдернуть в любой момент.

На камнях рядом сидел Комиссаров. Ноги у него были пробиты осколками, но он, небрежно затянув их бинтами, продолжал вести огонь по наступающим немцам из трофейного автомата.

Несмотря на то, что связи с оставшимися в живых разведчиками уже не было, артиллерия исправно била по наступающим врагам. Артиллеристы, видя, что бой еще идет, несмотря на отсутствие связи, били по квадратам, указанных в последних радиограммах. На наблюдательном пункте напряженно вслушивались в раскаты боя – вдруг разведчики все же смогли прорваться к берегу или к линии фронта? Хотя было очевидно, что почти все разведчики погибли, огонь не прекращали, стараясь хоть чем-то поддержать оставшихся в живых. Один за другим выбывали из строя защитники высоты, все ближе подходили егеря, а кругом продолжали рваться снаряды и мины – как немецкие, так с советской стороны. Заканчивались патроны, перешли на гранаты. Упал головой на пулемет, захваченный у немцев, Павлов – этот весельчак и балагур из-под Вологды, так любивший веселым словом и шуткой, а то и розыгрышем, пусть не всегда безобидным, насмешить друзей, за что не раз получал взыскания. Вскоре затих Гутников – всегда серьезный и рассудительный архангелогородец. Мела колючая поземка, заметая лежащих неподалеку мертвых краснофлотцев, забивая глаза и мешая вести огонь. На горизонте разгорался красный закат, все больше разливаясь по всему небу. Бакин вел огонь по врагу короткими очередями из своего ППШ, экономя патроны. Все диски были уже пусты и валялись рядом на снегу – они уже вряд ли пригодятся. Бакин стянул шапку и утер ей потный лоб и снова взялся за автомат. Но выпустив последнюю очередь из трех пуль, автомат замолк. Патронов больше не было. Он быстро оглянулся вокруг. Поблизости лежал Лахмастов, крепко сжимая свой ППШ. Бакин схватился за ремень автомата и потянул его к себе. Но вдруг рядом с ним разорвался снаряд, и он почувствовал, как его как бы ударило гигантским кулаком в боксерской перчатке, резкую боль в ноге, и тут же провалился в бездонную пропасть. У оставшихся в живых бойцов заканчивались патроны, все уже были ранены. Но в плен сдаваться никто не собирался. Проверяли последние патроны, готовили гранаты. Кадыр Тощев посмотрел на свои часы. На них было уже 5.45. Прошло уже больше суток с того времени, как они высадились на этом берегу и ведут здесь бой. Тем временем немецкие егеря приближались все ближе. Тогда разведчики, раненные, помогая друг другу, взяв в руки автоматы с пустыми дисками, поднялись в полный рост, и пошли в свою последнюю атаку.