Итальянский роман

– Я вот совсем не читаю книг. Времени нет, а аудиокниги слушаю в машине, и это выручает. Твои книги пока не озвучены?

– Нет, конечно.

– А ты бы хотела?

– Ну да.

– Как автор ты не думаешь, что их это испортит?

– Да что ты! Смысл и форма остаются теми же. Книгу можно охватить тремя чувствами – зрением, слухом или осязанием, если она написана азбукой Брайля. Смысл можно передавать тремя путями. Обонянием и вкусом можно передать только приятие или отвращение. Сказать «да» или «нет».

– Это вино говорит нам «да»!

– Ха! Это точно! – Сенечка гладила запотевшее стекло.

До обратного рейса меньше часа.

– Ты хотела мне что-то показать.

– Да, пойдем, – они расплатились и вышли. Лесенка вела по улицам-коридорам, арка шла за аркой. Розовые и лиловые цветы стремились вверх по камням. Дома ярусами поднимались выше.

– Смотри! – Сенечка остановилась. Перед ними открылся водный пейзаж. Над озером, усеянном белыми крылышками парусов, величественно возвышались горы. Они были окутаны грубоватым денимом, а еще выше, несмотря на солнечный разбел, небо вытуманивалось розовым.

– Когда небо белое, надо пить белое вино, а на закате – красное.

– Здесь потрясающе, Сенечка, – Роман повернулся к ней, может быть, чуть более резко, чем хотел. Левой рукой он взял ее за талию, притягивая и если бы не бабушка со зверской болонкой, поцеловал ее по-настоящему, но момент был скомкан и он просто прикоснулся к ее губам своими. И все равно это было здорово.

Они молча спустились к кораблику.

– Почему ты путешествуешь без подруги. Ищешь приключений?

– Наслаждаюсь мнимым одиночеством.

Ей нравилось как он растягивает слова, как поправляет солнечные очки. Семен поправлял очки отвратительным жестом, двумя пальцами, а Рома – каким-то своим, элегантным движением. Все мелочи в нем складывались в картину спокойного очарования.

Ветер усиливался. Он обнимал их головы, трепал светлые волосы Сенечки и она ловила мечущиеся пряди, поднимая вверх тонкую руку и обнажая молочную подмышку. В салоне продавали вино. Они спрятались от ветра под навесом кармы с солнечными, запотевшими бокалами в руках.

Роман мучительно собирал в голове ребус: чувствовал ли он когда-то такую страсть к Даше, или впечатление от Сенечки превосходит по накалу все, что было в его жизни. «Не слишком ли легко с ней было, не слишком ли просто все шло, а если именно настоящая любовь и начинается так просто», – сомнения как разновидность страдания доставляли ему сейчас наслаждение.

Сенечка остановившимся взглядом пронизывала бокал, ей казалось, что она без слов понимает все, что думает Роман. Какая с ним могла быть жизнь, какие дети, какая фамилия…

В конце концов, ведь можно встречаться с ним в Москве, и это безопаснее, чем здесь, при подругах. Слишком жаль его терять, одинокого путешественника.

Он взял бокал из ее рук и поставил на столик. В этот раз поцелуй их был настоящим и оба они друг от друга почувствовали одинаковый вкус вина и лимонных леденцов.

– Я бы очень не хотел с тобой расставаться.

Она улыбалась.

Кораблик причаливал в Дезенцано. Ветер бушевал. Роман подал ей руку и легко подхватил, когда Сенечка оступилась на трапе. Она была нежная, теплая, пахла вином. Ее тоненькие пальчики были мягкими в его руке.

– Пойдем к маяку?

– Пойдем в отель.

– Подожди, давай еще чуть-чуть посмотрим на волны, – уловка Сенечки была понятна. Здесь, на берегу, по дороге в отель их уже могли встретить ее подруги. Допустить этого было нельзя.

Они подошли по обозримой каменной насыпи к маяку. Мачты яхт на ветру глухо звенели альпийскими колокольчиками. Начинался шторм. Она двумя руками обняла Романа за талию.

– Миленький…

Он чувствовал озноб, сердце билось громко и медленно.

– Пойдем в отель.

– Пошли, – теперь она как бы ему подчинилась, – мои сегодня поехали в Бергамо, сейчас позвоню, не вернулись ли.

– Хорошо.

Сенечка набрала Свете.

– Вы как? А то я волнуюсь, начинается шторм.

– Сеня, мы уже в Брешии. Ждем пересадку, минут через 40 приедем.

– Хорошо! Жду! – Она убрала телефон.

– Рома, мне не хотелось бы, чтобы они знали. На ночь я не останусь.

Но вот отель, и у них сорок минут… Впоследствии, когда Роман вспоминал этот день, он вспоминал его только эмоциями, не формулируя, не пытаясь облечь произошедшее в слова даже мысленно. Сенечка же, почти сразу ужаснувшись стремительности случившегося, как раз очень просто, мыслями-словами сохранила эти воспоминания, таким образом почти полностью обезопасив себя от нового переживания измены, хотя бы и потрясающего.

В номере Сенечка зашла в душ. Ни Светы, ни Юли еще не было. Чувство одухотворенности и счастья и полное смятение делили место в ее душе. Ей хотелось бросить все и вернуться в тот номер на втором этаже, ей хотелось, чтобы ничего этого не было и чтобы это было. Ее раздирало чувство избранности и превосходство над подругами, страх перед возможным разоблачением ими, любовь и страсть, желание всю себя отдать любимому человеку.

Она не находила себе места, вышла на балкон, вернулась в ванную, вернулась на балкон. Ключ звякнул в двери.

– Вот и мы! Ну и ветер!

Сенечка приняла вид обрадованный после скуки.

– Вас не унесло? Где бергамот?

– Слушай! Ты зря не поехала. Бергамо – фантастика! Город на огромной горе, ее от платформы видно, соборы нереальные, наверх можно подняться на фуникулере.

– Это средневековая сказка. Сумасшедший город!

– Правда? – Изумилась Ксения. Она это и сама прекрасно знала, более того, не раз там была, – Прямо стоит поехать?

– Конечно, стоит.

– Может, я завтра махну туда.

– Одна?

– А что делать, раз я такая несообразительная оказалась.

– Ну смотри… Мы тебе колбасы шикарной бергамской привезли. – Юля достала небольшой батончик.

– Только ножа нет.

– Я спущусь в буфет.

Сенечка вышла из номера, спустилась на второй этаж. Постучала. Дверь открылась без паузы. Роман стоял одетый, в джинсах и майке, простой и красивый.

– Ты решила все-таки остаться?

– Нет, но у меня есть идея. Поехали завтра в Бергамо с ночевкой?

– А твои подруги?

– Придумаем что-нибудь. Это последняя ночь в Италии. Послезавтра улетаем.

– Поехали! Во сколько?

– Давай после сиесты. И не забудь паспорт.

– Я сейчас гулять. Не пойдешь?

– Нет. Мне надо нож взять в буфете.

Они спустились вместе.

– Ну пока.

– Спокойной ночи.

Был вечер субботы. Золотая молодежь осаждала ночные клубы. Под соснами мигали фарами «Феррари», девицы в мини хвастались перед долговязыми юнцами своей мимолетной прелестью.

Гарда ревела. Брызги взрывались над каменной насыпью маяка. Роман испытал сладостную опустошенность. Он один, ночь наполнена зноем, ветром, суетой, праздностью. Завтрашний день обещает быть лучше сегодняшнего. А потом… Будь что будет.

В условленный час они сели в региональный поезд, который повез их в Брешию, а там пересадка в Бергамо. Мелькали кукурузные поля, башни, каменные хуторки. В вагоне было прохладно, а на улице горячо.

– Я покажу тебе мой самый любимый город Северной Италии.

– Ты уже была в Бергамо?

– И не раз.

– С кем?

– Не важно. Все не важно.

Начинались короткие южные сумерки. Сенечка сказала подругам, что уезжает утром и ушла из номера, зная, что день они проведут на пляже.

Пока шли от вокзала по центральной улице, достала телефон.

– Юля, представляешь, уже темно, кругом негры, а я опоздала на электричку.

– Да ты что! У тебя паспорт с собой? Бери там гостиницу на ночь.

– Так и придется. Ладно, не волнуйтесь, утром вернусь.

– Пока.

Впереди в сгущающейся мгле величественной скалой поднимался старый город. Они дошли до фуникулера, купили билеты.

– Обожаю фуникулеры. Это и поезд и самолет одновременно, – сказала Сенечка, – А теперь смотри! – Теперь уже Роман чувствовал себя в ее власти. На верхней станции Сенечка подвела его к краю смотровой площадки. Нижний город светился оранжевыми линиями дорог, на горизонте отрывались от земли и взлетали самолеты, храмы, подсвеченные персиковым дымом, парили во мгле.

– Пойдем дальше.

Они шагнули в каменное средневековье.

Центральная улица шла то вверх, то вниз, расходилась перекрестками. Вот и площади Дуомо и Веккьо. Величественный храм, баптистерий, колодец, дома со ставнями. Здесь просто не могут жить люди с ноутбуками и телефонами.

Сенечка и Роман свернули на какую-то узенькую улицу, закружили в каменных коридорах и лестницах, прошли ворота, гранитных львов и оказались на заросшей розами высокой площади духовного училища. С нее открывался вид на другую сторону города, более мрачную из-за закрытых ставень домов. На горизонте последним всполохом высветился и погас огонь солнечного диска, отраженный облаком.

– Сенечка, давай поменяем билеты. Давай, ты останешься, – он говорил шепотом, тихо-тихо.

– Давай.

И вместо того, чтобы наброситься друг на друга, они судорожно звонили в авиакомпанию. Из этой затеи ничего не вышло. В незнакомым городе, с этой почти незнакомой женщиной он чувствовал растерянность, которая, как ни что, стимулирует близость. Многие думают, что страсть вызывает новизна. Нет, его страсть вызывала именно растерянность. Он повалил Сенечку на траву, хорошо что не в розы, стал целовать и раздевать ее. Вокруг ни души, внизу гудит ресторанами центральная улица старого города, а наверху, на этой горе только они.

Они сидели на бордюре над старым городом, который возвышался над городом, и пытались отдышаться.

– Ты уверена, что мы найдем здесь гостиницу?

– Я знаю одно место, где всегда есть свободные номера.

Они спустились, еще прошли извилистыми улицами. Сенечка позвонила в какую-то дверь прямо рядом с храмовой площадью. Дверь открылась. Портье попросил паспорта.

Через пять минут, пройдя по запутанным лестницам-переходам, они оказались в номере старинного отеля с деревянными ставнями, потолком, лежащим на черных лиственничных балках, с неровными углами стен.

В ванне они мылись вместе.

Роман не закрывал глаза, лежал, и над ним был потолок из черных балок, над ним была Сенечка, и в какой-то момент, почему-то совершенно далекий от наслаждения, он представил, что время совершает однообразные движения и не стремится дальше. Его заело как пластинку, каждые две секунды повторяется одно и то же, и будет повторяться всегда.

Утром сдали ключи и уехали в Дезенцано.

– У меня нет твоего номера, – сказал Роман.

– Давай запишем, – Сенечка достала билетики фуникулера. На обратной стороне написала номер телефона и рабочий адрес. Роман тоже написал свои координаты. Положил листочек в карман джинсов. Условились, что Роман по возвращении позвонит. Остаток дня Сенечка собирала чемодан.

***

Огонек сигареты ушибся об уличную пепельницу и погас. Даша стояла с Александром, братом бывшего мужа, лица их были серьезными.

– Даш, я честно, был бы рад, если бы все у вас получилось. Вы семь лет прожили вместе, да и просто ради дочки…

– Ругались, подумаешь, все ругаются. Я ведь, правда, еще его люблю.

– Ну и здорово, договорились тогда. Через четыре дня. Я за тобой заеду.

***

Огни вечернего аэропорта погасли в мягком мареве. Отстегнули ремни. Юля задремала.

– Помнишь, Сенечка, Рому?

– Ну да.

– Пока Юля спит, я тебе расскажу, – Света игриво прищурилась, – ты замужем, тебе можно рассказывать. Когда ты уехала в Бергамо, у меня с ним была такая ночь!

– Да ты что?

– Да! Он принес ламбруско, мы выпили на балконе, а потом… Ну, я не буду в деталях рассказывать.

– Ты молодец, Светка, – заговорщически подыграла Сенечка, – я в тебе не сомневалась! И что потом?

– Предлагает встречаться в Москве, но я, наверное, не буду.

– Почему?

– Не совсем он меня удовлетворил. Ничего, конечно, но я люблю побольше.

– Вот и правильно! Горжусь тобой,– сказала Сенечка.

– У Семена, небось, ого-го!

– Еще бы!

– Вот и я ищу такого!

Табло прилета погасло и обновилось. Семен стоял с букетом роз в зале аэропорта.

Сенечка увидела его первой.

– Мой родной!!! Ты приехал! – Она бросилась к нему на шею, – Откуда ты здесь?

– Приехал на три дня, потом в Китай, а первого сентября вернусь совсем.

– Ура!

– Я так скучал!

– И я!

– Семен, какой ты молодец, что приехал. Ты нас домой подбросишь? – затараторили Света и Юля.

«Как я могла помыслить, что его не люблю. Он моя судьба, моя жизнь, – думала Сенечка, – мне хватило мудрости никак себя не показать перед подругами», – мысли ее были судорожными, радостными. Никакого чувства вины она не испытывала. «Если Роман позвонит, просто скажу, что ошибся. Совру что-нибудь. Как хорошо, что Сенечка приехал. И он соскучился… Сегодня ночью все будет. Если я забеременела, не придется врать, что родила раньше срока. А может, и не буду врать Роме… Пусть звонит, посмотрим». – Она хотела задремать в машине, но дремать было нельзя, чтобы муж, не дай бог, не пожалел ее.

***

В Малаховке лизочкина соседка Ирочка начала свой, заранее обреченный, эксперимент с червяками.

***

Новые пары в ресторанчиках Дезенцано разливали в бокалы вино цвета жженой кошенили.

Роман сидел на площади. Было жарко и безветренно. Он пил ледяное белое «Ка дей фрати». Скоро уедет и он. Здесь так же по вторникам будут ярмарки, а по субботам юнцы на «Феррари» будут стягиваться к дискотекам. Точно также сейчас кто-то пугает гусей на Королевском острове в Стокгольме, впервые в жизни ощущает вечность в долине Гиз, кто-то покупает зеленые рюмки в лавочке Таллина. И в сотнях других мест, где он бывал, тоже есть жизнь. А кажется, что жизнь только там, где ты. «И будет жизнь, с ее насущным хлебом, с забывчивостью дня…»

Остаток дней он загорал и купался, ездил на велосипеде. Ему было жаль, что нет Сенечки, как будто он недополучил что-то от нее, тепла, чистоты. Роман не спросил, закончила ли она писать рассказ. «Ладно, позвоню и спрошу. И все наверстаем».

В самолете у него началась аллергия. Он не мог понять на что. То ли старый кондиционер чадил микробами, то ли от жирной соседки несло духами и рыбой, но глаза слезились, он постоянно сморкался. Из самолета он вышел измученный насморком и не переставал чихать, пока не прошел таможенный контроль.

В автомате купил воды, вынул мокрый платок из кармана, а вместе с ним – бумажку. Билет на фуникулер. Буквы на нем расплылись синими ободками, голубыми каплями, кружочками, волнами, водяными зигзагами, превратив знаки в неразгадываемый шифр. Роман бросил его в урну, даже не поняв, что это.

В аэропорту встречал брат.

– Ромас, привет!

– Привет! – Они обнялись.

– Что с тобой?

– Аллергия ужасная.

– Я знаю, ты меня не будешь ругать, – сказал Саша, подводя Романа к машине.

С заднего сиденья сквозь тонированное стекло на него смотрела такая вульгарная, такая испуганная бывшая жена, а рядом сидела Лизочка.

«Черт, я забыл ракушки», – подумал он.

В оформлении обложки использована репродукция картины автора, Ольги Шараповой, «Дезенцанский Маяк».