Последний полёт птицы Додо. Психологическая драма с криминальным событием

Последний полёт птицы Додо

Психологическая драма с криминальным событием

Алёна Бессонова

© Алёна Бессонова, 2021

ISBN 978-5-4496-1547-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: ПОСЛЕДНИЙ ПОЛЁТ ПТИЦЫ ДОДО

Заслуженный артист Сергей Ельник играл в Сартовском театре драмы свой последний спектакль. Вернее, крайний, актёры люди суеверные. Но прямо перед выходом на сцену Сергей сказал кому-то по телефону, что, наконец-то, отыграет, действительно, последний здесь спектакль и с завтрашнего дня уходит в новую столичную жизнь. Жизнь с главными ролями на достойной его сцене, денежную, сытую, устроенную в шикарной, выделенной ему театром квартире, жизнь с молодой красавицей женой. Девочка костюмер-одевальщица, поправляя на голове Сергея венок из белых перьев и, услышав телефонное откровение, зажмурилась от удовольствия, предвкушая обещанный ей отъезд в роли молодой жены. Юлька, а именно так звали будущую супругу Сергея Мироновича Ельника была, как новогодняя ёлка вся обвешана превосходными степенями: прехорошенькая, прекурносенькая, преглупенькая и предоверчивая особа, а главное: совершенная сирота. Последний родитель Юльки, совсем недавно, отправился в мир иной, вкусив палёной водки прямо под трубой теплотрассы. Для заслуженного сластолюбца Ельника Юлька не являлась находкой. Таких у него было более чем, но в свои сорок семь лет Сергею Мироновичу пришла в голову свежая мысль: не только начать новый виток в актёрской карьере, но и, наконец, остановить энергичный галоп по койкам возжелавших его особей противоположного пола. Хотя?! Хотя и не противоположного тоже… В театральной среде поговаривали, что Ельник не гнушался покувыркаться на шёлковых простынях в постели главного режиссёра театра Александра Ивановича Дикого. Дикий слыл человеком талантливым и нетрадиционным. Он работал исключительно с одарёнными актёрами. Всех остальных, а таких было в театре более половины, Александр Иванович иногда задействовал в своих постановках, но в ролях серых, невзрачных и чтобы не разбазаривать напрасно бюджетные деньги в виде заработной платы «никчёмностям и дармоедам», занимал их иной работой: подмести, подать, принести, прокрутить, закрепить и так далее… Заслуженный артист Ельник был во всех ипостасях фаворитом Дикого, посему главные роли доставались именно ему. И заслуженно! Ельник был не просто одарённым актёром, он был богом поцелованный лицедей. Сергей Миронович в быту с трудом облачал собственные мысли в более или менее правильные фразы. Но, бог мой, как он повторял чужие! Конфетка! Играя в спектакле «Тойбеле и её демон», он минут двадцать читал монолог старого еврея-булочника, который целую жизнь от обиды на людей, писал в тесто, прежде чем испечь им же булки. Тогда заворожённый игрой Ельника зал замирал, иногда вздыхал и всхлипывал, сморкаясь в платки. В исполнении Ельника зрители любили этого несчастного, непромытого, недоброго, искорёженного жизнью еврея. Талант он и есть талант, его можно только пропить. Сергей Миронович не злоупотреблял, но и не отказывался. Спивался потихоньку… Ельник не был красавцем: на узком иконописном лице прочно обосновался крупноватый нос, узкие губы, довольно широкий испещрённый ранними морщинами лоб и глаза серые с поволокой, инопланетные глаза. Они концентрировали внимание на себе и все остальные черты лица уже не имели большого значения.

Сегодня последний спектакль с участием Сергея Ельника… Давали «Додо» Клайва Петона. На сцене – острове два персонажа: птица-мужчина и птица-женщина. Последние люди-птицы из Великой империи Додо. На этом острове они одни. Их крылья не приспособлены к полёту: маленькие, неразвитые. Они не могли поднять в небо откормленные тушки пернатых. Впереди у героев ничего – совершенная безысходность. Вымирание. Женщина относится к этому философски. Вымрем, так вымрем! Главное: красиво и гордо. Мужчина, он же Додо, желает выполнить свой долг: нарожать кучу детишек и спасти род. Женщина изводит мужчину разговорами о чистоте и непорочности, о смысле существования. Додо хочет одного – секса. Собственно, Сергею Мироновичу эти эмоции знакомы, ничего придумывать не надо, наигрывать тоже – надо просто жить.

История постановки «Додо» была странноватой и необычной для муниципального провинциального театра. Спектакль инкогнито заказало частное лицо с условием: главную роль будет играть Ельник. Заказчик бюджет постановки не ограничивал. Дикому выполнить условие было легко, поскольку никого другого, кроме Ельника в этой роли, он не видел.

Итак, последний спектакль. Заключительная сцена. Птица Додо на сконструированных им деревянных крыльях облетает зрительный зал. Ельник заглядывает в глаза восторженным поклонницам, кому-то кивает, кому-то подмигивает. Из крутого виража выходит на самую высокую точку сцены, зависает, приняв позу распятого Христа, начинает монолог. На первых словах деревянная конструкция крыльев совершает кульбит, перевернув Ельника вниз головой и, со скрежетом складывается, а затем рушиться вместе с актёром в оркестровую яму. Заслуженный артист Сергей Ельник умер сразу, он сломал себе шею.

* * *

Прощание с любимцем сартовской публики состоялось через три дня на сцене театра. Поклонники шли нескончаемым потоком, не обошлось и без сюрпризов. Молодая любовница Ельника сорвала с себя массивный крест, сверкнувший изумрудным камнем и с криком: «Он поможет тебе спастись!» водрузила его на грудь покойного. Давняя пассия Ельника актриса оперетты Люся Гу, отличающаяся баскетбольным ростом и лошадиными формами, подойдя к гробу, панибратски потрепала усопшего по щеке, пошипела: «Прощай, дорогой! Уж черти заждались! Небось мечтают поджаривать твою жопу до хрустящей корочки!» и, вскинув подбородок, прошествовала за кулисы. Бывшая жена Любовь Уварова улеглась поперёк покойного почти в полный рост и что-то долго шептала ему на ухо. Сняли её с тела мужа с трудом и сразу же унесли, так как Уварова очень умело изобразила глубокий обморок. Последним прощался с Ельником режиссёр Дикий, он не стал заморачиваться, поцеловал бывшего возлюбленного в лоб и, смахнув слезу, удалился. В остальном прощание прошло по установленному для таких случаев протоколу с речами, возложением букетов и венков и, конечно, аплодисментами.

На кладбище поехали только близкие и ученики, когда открыли гроб Юлька дико закричала и, оскалив зубы, бросилась на Уварову с криком: « Отдай, сука! Всю жизнь ему запоганила! Отдай!» Молодцы в чёрных костюмах угомонили девчонку: скрутили и, затолкав в машину, увезли восвояси.

* * *

Господин подполковник, не кажется ли вам, что ещё недельку без работы и мы взвоем?! – спросил бывший майор Следственного Комитета, Роман Валерьевич Васенко бывшего подполковника того же Комитета, Михаила Юрьевича Исайчева.1

Бывшими они стали два года назад, причём по собственной воле. Более пятнадцати лет мужики верно служили Отечеству, изобличая преступников. Процент раскрываемости у «следаков» дотягивался до ста. И сто получилось бы, если бы не мешали, не били по рукам и по самолюбию. Покинув Комитет, друзья-сослуживцы организовали собственное детективное агентство «ВАСИЛиск», что при ближайшем рассмотрении прочитывалось, как ВАСенкоИсайчевЛенина с компанией. В компанию периодически привлекались прежние друзья по Комитету, особенно часто эксперт-криминалист подполковник Галина Николаевна Долженко. Она из органов не ушла, мотивируя тем: «на кого я брошу своё хозяйство? Энти скороспелые обормоты всё развалят и засрут!». Под хозяйством подразумевалась Экспертная служба Следственного комитета, а под обормотами новый впрыск молодых специалистов, едва закончивших юридическую академию. Галина Николаевна – лучший в крае эксперт высшего класса. Она стояла у истоков формирования службы и дорожила её репутацией. Как родоначальнику ей позволялось многое, посему в высказываниях подполковник Долженко себя не сдерживала.

Третий компаньон бывших «следаков» Ольга Ленина, адвокат по первому образованию, психолог по второму и по совместительству жена Михаила Исайчева. Агентство бралось за расследование любых дел, кроме слежки за неверными мужьями и жёнами.

Сейчас в работе «ВАСИЛиска» наступила пауза, недолгая, но и она была для друзей-трудоголиков неприятна, как говорит Васенко, нервотрепательна.

– Кофейку что ли запарить? – лениво позёвывая, произнёс Роман, вольготно развалившись в офисном кресле, – али домой пойти, ухо на подушке придавить? Я думаю вы здесь и без меня вконец обленитесь…

Васенко поднялся со своего места в намерении выполнить свои намерения, но не свершилось: дверь агентства открылась и в её проёме появилась женщина в чёрном. Её лицо выражало решимость и злость.

– Работаете?! – спросила она, сурово поглядывая на детективов. Осмотрелась, не дожидаясь приглашения прошла и, заняла свободное кресло. – Заказы на расследование убийства принимаете?

– Убийство уже произошло или планируется? – осведомился Васенко, присев обратно в кресло.

– Произошло, к сожалению, – по-прежнему жёстко откликнулась посетительница.

– Представьтесь, пожалуйста, – попросил Исайчев.

– Мила Михайловна Венгерова, – чуть кивнув, ответила женщина, – меня интересует убийство Заслуженного артиста Сергея Мироновича Ельника.

– Ой! – не удержался Васенко, – там же несчастный случай. Этим занималась наша бывшая контора. Дело неделю назад закрыли…

Гостья упрямо мотнула головой и, сверкнув глазами в сторону Романа, бросила:

– Я не согласна с их выводами! Сергея убили. Хочу знать кто?

– Почему вас не устраивает вывод официальных органов? – спросил Исайчев и заметил, как с лица Венгеровой исчезла злость и вылезла опустошённость.

Когда-то очень давно Ольга, по-домашнему Копилка, кстати, не оттого, что скаредна и бережлива, скорее наоборот, а оттого что страстный нумизмат2, призналась ему ещё в одной коллекционной страсти – она собирала запахи эмоций. Ей всегда было странно, почему люди не пользуются обонянием наравне со зрением. Она не уставала повторять: нос всё знает ещё задолго до того, как глаза увидели. Ольга уверяла: если глубоко вдохнуть воздух рядом с собеседником, то можно уловить какую тайную эмоцию он испытывает, хотя старается её не показать. Она заметила, то есть учуяла, что в момент эмоционального взрыва, человек начинает выделять запахи, а каждый запах – это информация. И мы должны научиться понимать и использовать её. Ведь столько всего скрыто от нас в невидимом мире! Тогда Исайчев удивился чудинке своей жены, позже убедился в её правоте и захотел научится понимать запахи. Сейчас Исайчев потянул носом и ощутил запах потаённого горького, нестерпимого отчаяния женщины, сидящей перед ним. Вспомнил: «Как пахнет отчаяние? Слезами солёными, глазами печальными, руками, сплетёнными…» Всё это сейчас у неё было и глаза, и руки, и подступавшие слёзы.

– Мы возьмёмся за ваше «дело», – предвосхищая нестерпимый для него поток слёз, торопливо произнёс Исайчев. – Кем вам доводился погибший? Родственник?

– Нет! – чуть качнула головой гостья, – он был отцом моего не родившегося ребёнка и моим личным врагом… Я хочу посмотреть в глаза тому человеку, которому удалось то, на что я никогда не могла решиться. Хотела, но не смогла! Очень хотела! Особенно последнее время…

Роман с изумлением посмотрел на гостью: нечасто к ним приходят люди, жалеющие о не совершённом убийстве, а главное, признающиеся в своём желании его совершить. И признающиеся не для красного словца, а искренне.

– Кофе? – предложил Михаил, – давайте выпьем кофе. Выстроим в рядок мысли и расскажем всё по порядку.

Женщина кивнула. Исайчев нажал кнопку вызова секретаря и пока Верочка готовила напиток читал то, что методом удалённого доступа перекидывал на экран его компьютера Роман Васенко.

«Венгерова Мила Михайловна, окончила Российский государственный университет нефти и газа имени И. М. Губкина. Начала работать инженером на Ванкорском нефтепромысле в Красноярском крае. Ушла пять лет назад по собственному желанию с должности начальника промысла. В Сартове, в течение года построила в радиусе пяти километров по окружности города ряд бензозаправок. Для этого решила множество организационных вопросов на всех уровнях, включая неофициальный. Пользуется беспрекословным авторитетом среди предпринимателей этой отрасли. Они зовут её „Дама пять“. Не замужем. Имеет сына Степана Александровича Венгерова двадцати семи лет, который в данный момент занимает должность ведущего системного администратора в Сбербанке и дочь Янину Геннадьевну Венгерову восемнадцати лет студентку театрального факультета Сартовской консерватории».

Дочитав до финальной точки, Исайчев неосознанно легонько кивнул и тут же заметил ироническую улыбку на лице клиентки.

– Теперь, господа детективы, вы представляете с кем имеете дело, так? – Венгерова впервые улыбнулась, посмотрела на Романа и добавила, – а вы расторопный молодой человек, похвально.

Исайчев одобрительно подмигнул коллеге. Десятилетие работы бок о бок в Следственном комитете и теперь в их общем детективном агентстве не прошли даром. Мужики понимали друг друга с полуслова, хотя по темпераменту, логике мышления, и отношению к жизни были совсем разные и всё же, именно это помогало им успешно распутывать сложные заковыристые «дела». Михаил завидовал способности Романа переключаться от рабочих вопросов на бытовые. Исайчев замечал, как ловко компаньон успевает высказаться и там, и там, не теряя первоначальной нити разговора. Сам Михаил старается не принимать опрометчивых поспешных решений. В экстренных случаях «берёт паузу» и тщательно обдумывает предстоящие действия. Это происходит у него без каких-либо усилий. Он такой родился. Роман же не терпел и не терпит медлительности. Васенко энергичный, работоспособный, с богатой мимикой болтун. Может разговорить любого, даже совсем мутного собеседника и выудить из него то, что тот не поведал бы никому и никогда. Михаил, напротив, может смотать добытую коллегой информацию в один клубок и сделать неожиданный и чаще всего правильный вывод.

– Мила Михайловна, вы должны подробно рассказать нам обо всех ваших сомнениях в отношении гибели господина Ельника, – предложил гостье Исайчев, – и кратко опишите, что вас с ним связывало? Почему враг?

– Кратко? Наши с ним отношения – это большой кусок жизни. Кратко боюсь не получиться…

– Давайте главное, – согласился Михаил.

– Впервые мы увиделись на выпускном балу в моей школе, – начала Венгерова. – Я выпускница, он студент театрального факультета, но в Сартове уже звезда. Его в тот год пригласили на главную роль в местный Театр юного зрителя, кстати, одного из лучших у нас в стране. Спектакль был заказан обкомом партии, назывался «Что делать?» и рассказывал о жизни Чернышевского. Постановку пиарили во всю мощь партийной пропагандисткой машины и Ельник сразу взлетел на пьедестал. Ну, теперь представьте себе, как я смотрела в его глаза на выпускном вечере. Бог! Бог! – Гостья нахмурилась и голос её почерствел. – К несчастью, он тоже приметил меня. Через три месяца я уехала в Москву, поступила в институт и в первом семестре поняла: беременна… Позвонила. Оказалось, позвонила прямо в день свадьбы. Его однокурсница сподобилась стать ему женой. Она! Не я! Тогда Сергей пьяненький бросил в трубку: «Не бери в голову, Милка, сейчас эту штуку выковыривают на раз». Я обалдела и задала глупый вопрос: «Какую штуку?». Он пояснил: «Которая у тебя в животике завелась. Запомни, детка, не пей сырую воду – это вредно». Мне пришлось сделать аборт, мои планы на жизнь не предусматривали иного поворота событий. Потом целое десятилетие мы не имели контактов. Когда я совсем вымоталась на адской работе, то решила завершить этот этап жизни. И завершив, вернулась в Сартов. Пока здесь занималась строительством бизнеса, было не до театра, но однажды всё же выбралась. Давали Булгакова «Мастер и Маргарита». Ельник играл Коровьева. Здорово играл! Благодаря знакомству с Диким: мы с ним иногда трёмся в одном совете при губернаторе, я попала за кулисы. Захотелось поздравить старого знакомого. Он меня не узнал. Я ведь Венгеровой стала в первом замужестве. В школе носила весёлую фамилию Колокольчикова. Он тогда звал меня «Милушка —колокольчик». Так вот, в эту встречу «Милушку» он не узнал! К ручке припал, выразил удовольствие, пригласил выпить по чашечке кофе. Прошлое шевельнулось. Стало интересно, что будет дальше. Я согласилась. Думала, что с годами Сергей остепенился, вырос, стал разборчивым. Да куда там! Он пользовал всё, что двигалось. После пятой рюмки ему обязательно требовалась баба.

– Не пойму, если вы всё о нём понимали, зачем тогда? – вставил вопросик Васенко

Венгерова зябко передёрнула плечами:

– Он всю жизнь сидел во мне занозой. Я таких каменных мужиков ломала… И здесь решила, сдюжу обязательно: будет собакой сидеть у моих ног… Наш роман длился ни шатко, ни валко все эти годы. Лился, как густой кисель… Не сказать, что я простила Ельнику свою бездетность и по этой причине крах двух браков…

– Как! – оборвал посетительницу Роман, – У вас двое детей!

Венгерова одним глотком допила остывший кофе:

– Детей необязательно рожать самой. Их можно усыновить. Разве не так?!

– Роман?! – Исайчев остановил коллегу, готовому задать следующий вопрос, – продолжайте, Мила Михайловна. Всё же хочу понять почему враг? Из-за распавшихся по бездетности браков? Ревность съела?

– Бездетность каждый раз была официальной причиной развода, – Венгерова встала, подошла к окну, открыла форточку закурила, – извините, не могу больше терпеть. Понимаю, невежливо без разрешения, но пепельниц на ваших столах не увидела и, боялась будите против. А так, поздно реагировать… Не вырвете же вы у меня сигарету? Исайчев с Васенко мгновенно вытянули откуда-то снизу керамические пепельницы и поставили их на столы.

– Не беспокойтесь, подсаживайтесь, курите и мы с вами. У нас тоже уши уже пухнут. Просто третий компаньон, – Роман кивнул в сторону Исайчева, – и по совместительству его жена не разрешает курить при клиентах.

– Сурово, – согласилась Венгерова, присаживаясь на краешек кресла у стола Михаила, – но, вероятно, правильно. Продолжу… Мои браки распались бы и при наличии детей. Со мной жить сложно – я «Дама пять».

– Поясните, – попросил Исайчев.

– Характер дерьмовый. Деспот! Самой иногда тошно. Но там, где начиналась моя карьера по-другому нельзя. Усталых мужиков надо было с диванов поднимать, а лаской этого сделать невозможно. – Мила Михайловна затушила о пепельницу сигарету, – мне всегда не хватало нежности. Я была сурова и со мной были суровы. Серёжка вёл себя благожелательно, на нежности не скупился. Он был очень, очень…

– Тогда почему враг?! – теряя терпение, повторил вопрос Исайчев, – хочу предупредить: дознание вам обойдётся в копеечку. После работы уголовного розыска и Следственного комитета трудно нарыть что-то новое и опровергнуть их выводы. Для возобновления следствия нужна очень важная причина. Я и мой коллега должны знать… В общем, Мила Михайловна, больше конкретики…

Венгерова вскинула руку, будто заслонилась от потока слов Исайчева:

– Ельник совратил мою дочь! – произнесла она твердеющим голосом, – этот подонок совратил мою Янку и теперь девочка считает, что я убила его. Убила из ревности. Она ушла, и я не знаю куда. Посему дерзайте! О гонораре не думайте. Сколько скажете – столько заплачу. – Венгерова открыла сумочку и вынула из неё нераспечатанную упаковку пятисотрублёвок, бросила на стол Исайчеву, – возьмите на организационные расходы.

Исайчев, проследив полёт пачки, извлёк из ящика стола бланк расходного ордера, не торопясь заполнил и, протянул его посетительнице:

– Деньги приняты. Потратим, составим финансовый отчёт. И ещё… Мила Михайловна, давайте работать на принципах взаимного уважения. Мы не из тех мужиков, которых нужно поднимать с дивана некорректными методами. Сядьте, пожалуйста, вон там в уголочке и все ваши сомнения изложите письменно, а мы пока с коллегой сходим пообедаем. Хорошо?

– Хорошо-о-о! – виновато отозвалась посетительница и пошла в указанное ей место.

* * *

– Знаете, ребятушки, как коллеги по театру звали погибшего Ельника, – положив ногу на ногу и, покачивая полуснятой босоножкой, спросила детективов Ольга, – они в его фамилии заменяли «ль» на «б». Говорят, это вполне соответствовало истине. Вы представляете, во скольких постелях нам придётся побывать, чтобы размотать «дело»?

Роман заменил слог на букву и засмеялся щедро:

– Красноречиво! Давайте «дело» назовём…

– Роман! – остановила коллегу Ольга. – Ты взрослый человек, бывший майор Следственного Комитета и туда же…

– Ну что ты, Оля?! – чуть склонив голову набок, нежно произнёс Васенко, – я предлагаю называть дело «Последний полёт птицы Додо». Как?

Ольга вытянула из сумки объёмный пакет. В кабинете запахло котлетами:

– Пойдёт… Вчера была по вашему поручению у специалистов, заходила к Галине Николаевне. Бушует «бабушка русской экспертизы». Говорит лучшие кадры на вольные хлеба подались, остались одни оболтусы. Им бы «дело» побыстрее свалить и на боковую. Подтягивайтесь к моему столу. Кушать подано! Налетай!

– Вот! – закричал, вскакивая с места Роман. – Когда ты вошла, я шепнул Мишке: у тебя в сумке еда-а-а! А он сказал, что это такие духи. Парфюмер самоучка! Ты представляешь, как можно спать с женщиной, от которой тянет духами с запахом котлет? С ней же всё время жрать хочется и больше ни-че-го-го-го!

– Это тебе ничего! – хихикнул Исайчев, – я мне вполне…

– Отставить! – осадила разболтавшихся мужиков Ольга, – котлеты отберу и будет вам ни-че-го!

Пока команда детективов обедала, Ольга рассказывала о том, что выведала у главного эксперта Следственного Комитета Галины Николаевны Долженко по делу «птицы Додо». Оказалось, спектакль «Додо» давали на сцене театра два дня подряд и в первый день всё было нормально, как говорится, ничего не предвещало беды. В день гибели не сработал механизм стопорящий трос. Получается накануне его вскрыл злоумышленник и, не оставляя следов, вывернул гайку. Трос дошёл до нужной точки, но не закрепился. Долженко сказала, что «нехристь» обязательно должен иметь отношение к театру и технике. К театру потому что стопорящий механизм не на виду, до него ещё добраться надо, а к технике потому, что неподготовленный человек не сразу сообразит, что и где надо отвернуть.

Исайчев вытер губы салфеткой, подошёл к жене и, чмокнув её в щёку, спросил:

– Камеры наблюдения зафиксировали всех входящих и выходящих через служебную дверь? Записи смотрела?

Ольга нахмурила брови:

– Видеообзор камеры сбит. Объектив частично фиксировал мимоидущих вдоль стены туда и обратно людей и то с неудобных ракурсов.

Васенко, закончив трапезу так же как Исайчев подошёл к Ольге, чмокнул её в другую щёку, чем вызвал недовольное кряхтение Исайчева:

– Мало того, что охламон поедает мои котлеты, он ещё милуется с моей женой… Надо бы охламона треснуть… – секунду подумав, махнул рукой, – ладно, следующий раз. Оля, ты скопировала то что есть?

Ольга, не отвечая на вопрос, уже вставляла флешку в USB-порт3 ноутбука:

– Смотрите, может быть, что-то увидите. Я ничего примечательного не заметила… – И всё же поясни: кого-то из прохожих работники театра опознали? – попросил Исайчев. Ольга подсела к столу, взяла в руки карандаш:

– Среди этой толпы, дежурным вахтёром опознаны актёры, бегущие сначала на репетицию, затем на спектакль – вот, вот и вот… Затем работники технических служб и прочая обслуга – вот, вот и вот. – Ольга водила карандашом по экрану дисплея. – Я посмотрела предыдущие дни, сравнила с этими и ничего необычного не заметила. Не имеющих отношения к театру прохожих, как виденных ранее, никто из коллектива не опознал.

– Это кто? – ткнул наугад пальцем Васенко, – чего он здесь стоит и курит?

– Этот молодой человек, что остановился у бордюра спиной к нам, покурил и выкинул сигарету в клумбу, – тоном строгого учителя пояснила Ольга, – парень их программист. Его администрация театра иногда вызывает для восстановления заглюченых программ. Накануне в бухгалтерии слетела зарплатная электронная ведомость и парень возился с ней полдня. Вот эта весёлая парочка, что перекрестилась прямо в объектив камеры, – Ольга остановила трансляцию и увеличила изображение, – студенты Ельника. Они сдали ему «хвост» по актёрскому мастерству.

– Надо с ними побеседовать, – заметил Васенко, – беру на себя. Мотай дальше…

– Смотрите! – воскликнул Михаил, после того как Ольга вновь включила воспроизведение, – интереснейшая старушка: сгорбленная, серая какая-то с клюкой. Идёт, будто прячется… Клюка есть, но она на неё не опирается! Смотрите! Поставила, приподняла, поставила, но упора на клюку не сделала. Получается палка ей не нужна. Тогда зачем носит? Для антуража?4 Это явный предмет декорации… Здесь прячется актриса или актёр, или другой какой работник театра. Не хочет, чтобы его признали.