Стать рекой

В костеле было холодно. Холод поднимался от серых мраморных плит по ногам все выше. Тонкое шерстяное пальто не могло удержать тепло ее худенького тела. Рядом сидели, прижавшись друг к другу, ее родители, впереди – родители Максима. Органистка на старом расстроенном органе пыталась играть Баха. Когда к алтарю вышли священник и министранты, орган замолчал, оставляя эхо от последних фальшивых нот. Все встали. Мария с болью смотрела, с каким трудом поднимается, уцепившись за мужа, ее свекровь. Началась месса.

Выйдя после службы из костела, немногочисленные друзья и родственники Максима, пришедшие сегодня помолиться за него и брата, не спешили расходиться. Они подходили к Марии, к родителям Максима, молча обнимали.

– Так может поедем к нам, на чай? – предложила мама Максима.

Все начали благодарить, отказываться: у кого-то дома дети одни остались, кому-то на ночную работу…

– Анечка, Алексей, Машенька, поехали к нам, – с мольбой в голосе сказала она.

– Да, конечно, – согласилась мама Марии.

Впятером они сели в старенький Фольксваген. Мария, сидя с родителями на заднем сиденье, с тоской смотрела на тающую с каждым годом все сильнее свекровь. Когда-то, как рассказывал Максим, она была веселой и энергичной, на работе, дома – заводила, артистка, пела, играла на гитаре. Гибель Виктора была для нее сильным ударом, но все же через несколько лет она смогла оправиться от горя. Смерть второго сына через десять лет ее убила. Но умирала она медленно, тая, как свеча. И даже физически с каждым годом она становилась меньше, превращаясь в затухающий огарок.

Ноябрь 2014 года

В непогожий ноябрьский вечер они возвращались на машине из гостей. Мария выпила немного вина и быстро уснула. Проснулась она через несколько дней в реанимации. Минут десять ей понадобилось, чтобы понять, где она. Она попробовала что-нибудь сказать, кого-нибудь позвать, но из горла вырвалось несколько толчков сухого кашля.

Мария увидела над собой белую медицинскую шапочку, такого же цвета маску и большие темно-карие глаза с длинными густыми ресницами.

– Позови врача, Мария Вагнер очнулась, – тихо сказал кому-то женский голос из-под маски.

Мария наконец-то выстроила в уме какую-то логическую цепочку: я в больнице… мы возвращались домой… я уснула… больше ничего не помню… или что-то случилось в дороге только со мной… или что-то с машиной… значит, и с Максимом…

– Почему я здесь?… Максим… Что с ним? – вырвалось вместе с кашлем из груди.

– Тихо-тихо-тихо. Вам еще нельзя говорить. Все хорошо.

– Пить, – попросила Мария.

Девушка в шапочке и маске поднесла ложку с водой к губам Марии.

– Что с моим мужем? – спросила она, сделав глоток.

– Я не знаю, – ответила девушка.

– Мой ребенок?! – Мария вдруг вспомнила о своей двухмесячной беременности. Она потрогала свой живот, как будто так могла определить, все ли в порядке с малышом.

– Я ничего не знаю, – шепотом сказала девушка, избегая взгляда Марии.

Пришел врач, осмотрел Марию, тихо дал указания медсестре, девушке с большими черными глазами. После чего от Марии отсоединили какие-то провода, сделали обтирание, поменяли постель, пытались покормить бульоном, поставили капельницу. Все это время, пока успокоительное не погрузило ее в сон, Мария тихо плакала и шептала: «Вы меня обманываете, они погибли…»

Утром следующего дня в палату разрешили зайти родителям и сестре. Отец и сестра стояли и молчали. Мама сидела на стуле рядом с кроватью, сложив руки на коленях, в ее руках был большой белый носовой платок с голубыми цветами. Она рассказывала, иногда подносила платок к щекам, потом сжимала его в кулаке, потом снова расправляла и вытирала слезы.

– …Сказали, что Максим погиб сразу же… Три дня как похоронили… Ребеночка ты в больнице потеряла, кровотечение здесь открылось… В той машине, что выехала на встречную, были девушка и парень, лет двадцати, они были пьяны, они тоже погибли… Машины сильно разбиты… Говорят, это чудо, что ты жива осталась…

Декабрь 2014 года

Мария вернулась домой. С работы уволилась. Однажды бессонной ночью, глядя в потолок, она решила уйти. Встала, сходила в ванную, достала из домашней аптечки все флаконы и коробочки. Их содержимого – около двадцати таблеток – показалось Марии недостаточно для того, чтобы уснуть вечным сном. Выпив несколько таблеток валерьяны, она вернулась в спальню, подошла к окну. Прижавшись лбом к холодному стеклу, она смотрела на дом напротив. Только в одном окне горел свет. От ее дыхания стекло запотело, ей показалось, что в той квартире на люстре болтается тело. Мария протерла стекло. В доме напротив силуэт отошел от окна, свет погас. Мария закрыла глаза. На люстре болталось тело. В другой квартире, несколько лет назад, тело Юлии. Она звала ее к себе, в седьмой круг Ада. Мария открыла глаза, выдохнула, тряхнула головой, прогоняя видение.

Той ночью ей приснился странный сон. Она шла по густому лесу, продираясь сквозь колючие ветви, вслед за молодым мужчиной. Было темно: крупные бурые листья нависли над землей. Она боялась отстать от мужчины и остаться в одиночестве в этой глухой чаще. Она не могла вспомнить, что она здесь делает. Все, что она знала: мужчину зовут Вергилий и он выведет ее из этого страшного места. Они вышли на небольшую поляну. Вергилий сказал, что можно присесть и передохнуть, так как путь им еще предстоит неблизкий. Она опустилась на пожелтевшую от недостатка солнца траву. Мужчина подошел к небольшому молодому деревцу и сломал ветку.

– Смотри, – сказал он и указал на дерево. Из надломленной ветки на сухие листья капала темно-бурая кровь.

– Что это?!

– Правильнее было бы сказать «кто это». Это Светлана, жена Максима.

– Мы в лесу самоубийц? – Мария начала догадываться, где они находятся.

– Да. Вставай, идем дальше.

– Не могу, я устала, я хочу пить. Мои раны болят.

– Если ты не встанешь, ты останешься здесь навечно.

Мария вытерла подолом юбки капли крови с расцарапанных рук, с трудом поднялась и поплелась за своим проводником. Но он шел слишком быстро, вокруг становилось все темнее, вскоре она потеряла Вергилия из виду. Она продолжала идти дальше, вскоре лес закончился, и она вышла на огромное, поросшее бурьяном поле. Поле заканчивалось у подножия горы, покрытой кустарниками с темно-бурой листвой. Вергилия нигде не было. «Что же мне делать?!» – в отчаянии закричала Мария. «Беги! Беги!» – услышала она крик Максима. Она оглянулась вокруг, чтобы понять, откуда доносится голос. Ее стал окружать невесть откуда взявшийся дым. Сзади, из лесу, слышался непонятный зловещий шум. И она побежала вперед, несмотря на то, что каждый вдох и выдох причиняли невыносимую боль. Она бежала, ее преследовал зловещий хохот, за ней рушилась земля. И она понимала, что если остановится, замедлится хоть на секунду, то провалится в бездонную пропасть. И она летела вперед к спасительной горе, а пропасть, дышащая огнем, почти касалась ее отталкивающейся ноги… Мария закричала и проснулась, сердце колотилось. Как только она успокоилась, прогнав видения сна, первой пришла мысль: «Бежать, надо бежать». Утром, едва посветлело за окном, она натянула старые кроссовки, спортивную куртку, вышла из дому и отправилась на стадион.

Июнь 2015 года

Летом Мария начала искать работу. В школу возвращаться не хотелось, там все напоминало бы ей о Максиме. Да и сил, ни физических, ни душевных, для работы с детьми еще не было.

Ранний звонок на стационарный телефон немного испугал Марию. «Видимо, кто-то из родных не дозвонился на мобильный», – успокаивала она себя.

– Маша, доброе утро! – это Полина, старшая сестра. Даже ранним утром у нее был бодрый веселый голос

– Гюнайдын, – ответила Мария по-турецки.

Полина рассмеялась.

– Как ты?

– Спасибо, хорошо. Как ты? Как дочка?

– У нас тоже все хорошо. Прости, что так рано, но я ведь знаю, что ты не спишь. Вчера вечером звонила мамина знакомая, Дарья. У нее есть вакантное место – музейный смотритель. Зарплата небольшая, но работа легкая и спокойная. Не хотела бы работать в музее?

– Не знаю…

– Ох, Маша… Тебе надо возвращаться к людям. Сходи сегодня на собеседование.

– Хорошо, я схожу.

– Тебя ждут к десяти. Я забегу к тебе вечером после работы.

– Жду. Расскажешь про своих турков, – Мария улыбнулась, вспоминая рассказы Полины про ее виртуальные романы.

Дарья встретила Марию с улыбкой. Встала из-за стола, протянула для приветствия руку. Красивая, немного полная женщина лет шестидесяти, с коротко остриженными седыми волосами, с темно-карими глазами. Ее шею и уши украшали серьги и бусы из белоснежного жемчуга. Зубы Дарьи как будто являлись частью ювелирного гарнитура – такие же белые и сияющие.

– Я вчера виделась с вашей мамой, она в разговоре упомянула, что вы ищете работу. Я понимаю, что ваше образование позволяет вам претендовать на что-то лучшее…

– Спасибо, сейчас это то, что мне нужно.

– Рада вам помочь. Сейчас пройдите в отдел кадров, вас там ждут.

– Спасибо, до свидания.

– До свидания, – ответила Дарья, сверкая своей жемчужной улыбкой.

Анна, инспектор отдела кадров, высокая худая женщина лет сорока, блондинка с приятной улыбкой, очень болтливая, как поняла Мария вскоре, быстро оформила все документы, а потом повела знакомиться Марию с музеем и коллегами. Сначала они зашли к научным сотрудникам, Артем и Ксения приветливо встретили Марию. Главный хранитель фондов, Ева Никитична, невысокая худенькая женщина с коротко остриженными седыми волосами, хотела угостить новую коллегу чаем и пряниками. Пообещав непременно зайти завтра, когда у Марии будет первый рабочий день, они пошли по залам.

– Вот этот зал будет вашим, завтра начнем передачу экспонатов, я более подробно расскажу ваши обязанности. А вот здесь смотрителем работает Алиса.

Они вошли в зал, посвященный Второй мировой войне. Со стула поднялась и пошла им навстречу красивая полная брюнетка. Анна представила их друг другу. Алиса улыбалась, но Марии показалось, что у нее заплаканные глаза.

Когда они вышли, Анна продолжила:

– Кажется, я со всеми вас уже познакомила. Уборщица Арина будет попозже, бухгалтер в командировке, а наш художник, наверное, как всегда курит. Он всегда курит, когда Алиса плачет.

Мария вопросительно посмотрела на Анну.

– Наш коллектив маленький, так что секретов у нас друг от друга почти нет. Муж Алисы, пьяница и ревнивец, часто поднимает на нее руку. А Михаил, кажется, влюблен в нее. Вот он и злится, а когда он злится, много курит. А ему ведь нельзя курить, несколько лет назад он переболел туберкулезом. Он полгода лежал в больнице, от него тогда еще жена ушла.

– Алиса – очень красивая, – прервала Мария монолог Анны, вспоминая большие темно-карие глаза, маленький аккуратный нос и большую грудь Алисы.

– Да, она прекрасно выглядит на свои сорок лет, как ей это только удается при такой жизни… Ну, я побегу работать, жду вас завтра к десяти. До свидания.

– До свидания, – с облегчением попрощалась Мария.

В холле она столкнулась с высоким худым мужчиной, от которого пахло дымом дешевых сигарет.

– Здравствуйте. Вы, наверное, Михаил?

– Здравствуйте. Да. Чем обязан?

Длинный нос, тонкие губы, голубые выцветшие глаза, серый цвет лица, редкие светлые волосы – Мария разглядывала пожилого художника.

– Я Мария, буду у вас работать с завтрашнего дня.

Михаил слегка улыбнулся, обнажив ровные, но немного желтоватые зубы, и сразу же показался Марии моложе и красивее.