Дзэн и искусство езды на попутках

– Спорт – это наркотик, – говорит он, – я без него не мог. Меня в прямом смысле ломало, если я не занимался. Но все же на пятнадцатый год я завязал. А так я мастер по велоспорту.

Временами на дороге проводились ремонтные работы. Мы съезжали на грунтовку, и в багажнике грохотали инструменты. Водитель представился Сашей.

– Мы сейчас съедем с трассы, – говорит он, – но ты не волнуйся, мы на нее выедем обратно. Поедем через аэропорт: впереди длинный участок ремонта, поэтому быстрее в объезд.

– Да я и не волнуюсь.

Проезжаем речку у холма, где местные рыбаки дрейфуют на резиновых лодочках. Въезжаем в черту города.

– В этой части у всех дачи, – говорит Саша, – и у меня здесь тоже. Удобно: пятнадцать километров до города. После рабочих будней все съезжаются и отдыхают. Хотя Чита так-то не очень чистый город.

– А почему?

– Люди такие, сами грязь разводят. И еще одна беда здесь: цены на бензин, наверно, по России самые высокие. Мне топливо оплачивает компания, так что мне повезло, а вот другим туговато приходится. Но жить здесь нравится, переезжать никуда не собираюсь, да и не хочу.

За окном мелькают пятиэтажные хрущевки, проезжаем по окраине. Смеркается. Было бы здорово, если бы Саша пригласил к себе, но что-то я совсем обнаглел. Доброта людей избаловала.

Дорога все дальше отходит от города. От одного края приехали к другому. Впереди дорожное кольцо, рядом торговый центр.

– Я сейчас уйду направо в город, – говорит Саша, – а тебе двигаться прямо.

Останавливаемся и радушно прощаемся.

Если не уеду отсюда, зайду в магазин. Воды совсем не осталось, а на утро для завтрака надо хотя бы пол-литра. Отхожу чуть дальше по дороге, скидываю рюкзак и поднимаю руку. Слева густо поросший деревьями пригорок. Если останусь ночевать, придется пролазить туда, может, там найдется полянка. На поиски надо идти пока светло, во тьме пробираться сквозь заросли совсем худо. Постою еще минут сорок, если впустую, то да здравствует палатка и горячий чай с сухарями.

Останавливается легковушка, в салоне двое крупных смуглых мужчин. Спрашивают, куда мне, отвечаю. Пассажир лукаво улыбнулся, водитель пригласил внутрь. Сажусь. Как обычно, расспрашивают о моей авантюре.

– Жалко, что не заехал в саму Читу, – говорит водитель, – не погостил. Город очень красивый! Приезжай хоть в следующий раз.

Смеюсь и говорю, что все возможно.

Пассажир достает из пакета бутылку с кислотной жидкостью и с красочной этикеткой.

– Будешь пить? – спрашивает водитель.

– А что это?

– Лимонад.

– Тогда не откажусь!

На этикетке написано: «Грузинские напитки». Лимонад оказался довольно приятным на вкус. Осушил бутыль за минуту, я сегодня мало пил воды.

Мужчины разговаривают между собой. Пассажиру пришла СМС, он читает и восторженно делится новостью:

– Англия вышла из Евросоюза!

Водитель аж подпрыгнул на месте и застучал по рулю.

– Давно пора уже! – заорал он, – все, теперь Америке хана! Сейчас все пойдет на лад, и евро моментом сдуется!

Сам я удивился этой новости. Больше недели я оторван от всяческих СМИ и без понятия, что делается на земле и уж тем более за границей. Все что угодно может произойти, а новость об этом доползет неизвестно когда. Так вот приеду обратно, а окажется, что в России теперь… коммунизм.

Нас резко обгоняет грузовик, груженный кирпичами. Водитель шарахнулся и пробормотал:

– Вот же придурок.

– А вы куда сами едете? – спрашиваю я.

– В Шилку. Это километров двести от города. Там на повороте заправка есть, там и выйдешь.

О, как хорошо. От Читы прилично отъеду и воду куплю на заправке. Водитель кивает в сторону и говорит:

– Вон, смотри, чего наворотили!

Слева стоит подсвеченное придорожное кафе, подъезд к которому перегорожен жестяным отбойником.

– Это все дорожные строители пальцы гнут, – продолжает он, – им не заплатили, вот они и палки в колеса втыкают местным предпринимателям.

– Да, несправедливо.

– И это не единичный случай. Такое здесь повсеместно.

Резко снижаем скорость, всматриваюсь вперед. На обочине мигают аварийные сигналы грузовика, водитель ходит по дороге и растаскивает красные осколки кирпичей. Поторопился и вот тебе.

Время двенадцать ночи. Темень, дорога, лес. В полумраке свернули на заправку. Говорят, что можно обменяться номерами. Я не возражаю.

– Если встрянешь неподалеку от Хабаровска, – говорит водитель, – то смело набирай. Там есть хорошие знакомые. В беде не оставят.

– Спасибо, но надеюсь, это не понадобится.

Диктую номер, благодарю за все и выхожу.

Надо купить воды. Вход в заправку закрыт, но работает окно. Лишь бы продукты продавали. Подхожу, передо мной пара человек. Оплачивают бензин и покупают сникерсы. М-м-м, сникерсы… Как я давно не вкушал этот приторный вкус молочного шоколада, карамели, нуги и жареного арахиса. Податься искушению и купить? Нет, у меня по плану сухари с чаем. Но доберусь до Владивостока – куплю батончик, даже два!

Подошла моя очередь. Спрашиваю у охранника воду в пятилитровой канистре. Он, видимо, исполняет роль посыльного между кассиром и покупателями в окошке.

– Нет, нету, – ответил охранник и опустил лохматую голову, будто сам расстроился. А я вот точно расстроился. Вот же блин! Никакого чая на ночь, а завтра никакой воды с утра, соответственно и завтрака.

Иду к своему мешку, отцепляю канистру и проглатываю последние капли жидкого золота. Всю ценность воды понимаешь при её отсутствии. Цепляю на голову фонарь, закидываю рюкзак и смотрю на пригорок, в который надо лезть. Может, у них есть хотя бы литра полтора? И почему я сразу не сообразил? Хорошо, не ушел, возвращаюсь.

– А есть у вас вода в бутылке литр-два или меньше?

Охранник взглянул на свисающую канистру с рюкзака.

– Да мы можем так вам наполнить воды, – говорит он, – давайте свою тару.

– Правда? Питьевая вода? – я радостно отстегнул карабин.

– Да, конечно, нам ее в цистернах привозят, сами пьем.

Через две минуты он возвращается и отдает до краев наполненную водой канистру.

– Спасибо вам большое! – меня словно спасли.

– Да не за что!

Забираюсь на холм, перед ногами сухой ров метра два в глубину и в ширину. Тянется он от начала дороги на метров пятьсот в сторону. Нет никаких сил обходить – решаюсь на прыжок. Перекидываю мешок, с ним бы я свалился. Разгоняюсь и… ничком падаю на ту сторону. Диафрагма разрывается громким смехом. Прекрасное завершение прекрасного дня! Прошел еще немного и раскинул палатку под еловым деревцем.

Не хочу кипятить воду на улице. Пока буду ждать, всю кровь высосут. Может, рискнуть и поджечь горелку в палате? Опасно, черт возьми, могу спалить свой дом. Аккуратно располагаю походно-зажигательную утварь по центру пола. Ставлю кружку с водой на тихий огонь.

Проходит минут пять, все хорошо, только странно глаза закатываются и сознание потихоньку отключается. В нос повеяло легким запахом газа. Встряхиваю головой и понимаю, что сейчас задохнусь. Я же форточку не открыл! Подрываюсь и расстегиваю окно с москитной сеткой – хлынул поток свежего воздуха.

Вода закипела. Кидаю щепоть заварки – рыжий цвет медленно поглощает прозрачную жидкость. Макаю сухарь в чай и кусаю нежно-хлебную мякоть с ароматом ванили. Детство, на вкус ты именно такое. Через десять минут наслаждения ставлю будильник и закутываюсь в спальник.

День 10

Вынырнул из лачуги за глотком свежего утреннего воздуха. Взору открылся домик через дорогу, словно выросший гриб после дождя. Вчера я задумывался, что хорошо бы не оказалось рядом поселений. Говорят, в этих краях от людей добра не жди.

Только я позавтракал, как увидел черного человечка, который медленно семенил ко мне. Он долго и протяжно взбирался на холм. Это неряшливый и заросший дед в грязном ватнике. Он взглянул на меня арийскими голубыми глазами и спросил о дороге. Спустя минутное молчание прорвалась томимая мучительным ожиданием просьба.

– Дай сколько не жалко денег, – сказал он, – на хлеб.

– Нету денег. Сам на попутках добираюсь.

Как же, на хлеб.

Дед обиженно потупился, медленно обернулся и поплелся обратно.

Умылся, свернул отсыревший спальник и палатку. Спускаюсь и отхожу подальше от дома. Утром обычно поток нулевой, но сейчас мне повезло: остановился белый внедорожник. Сажусь. Водитель с красным лицом говорит, что подвезет недалеко. А мне уже хорошо, что уеду отсюда.

Вообще, в путешествии автостопом тактика частых и коротких перебежек выигрывает перед редкими и долгими поездками. Долгий рейс может и не попадется вовсе, а чем дальше заезжаешь хоть и по маленьким шажкам, тем больше шансов добраться до намеченной цели.

Водитель рассказывает, что работает военным. Хм, какой военный по счету меня подвозит? Указывает на просторное поле, усеянное бетонными столбами и огороженное колючей проволокой.

– Здесь раньше сплошь и рядом были военные радиобазы, – говорит он, – было все заставлено спутниковыми тарелками. А после перестройки все разрушили и растащили.

Он помолчал.

– Здесь людям тяжело приходится: работы никакой нет, – продолжил он, – в деревнях царит пьянство и тунеядство. Не хватает здесь железной руки правления, чтобы взяли и вытряхнули всю дурь с населения да указали на верный путь. А то этот бардак так и будет разрастаться, словно сорняк.

Проехали минут тридцать и распрощались. Стою в ожидании дальнейшего хода. Подъезжает черная Тойота Прадо, водитель через открытое окно подает знак, чтобы садился. Знакомимся, представляется Серегой.

– Куда держите путь? – спрашиваю я.

– Далеко.

Далеко – это хорошо. Главное, чтобы было по пути. Еду пока едется. Буду импровизировать на месте.

– Я от дочки еду, – говорит Серега, – она живет у моей бывшей жены. А эту тачку только сегодня купил. И завтра уже продам в Благовещенске. По крайней мере, надеюсь на это.

– Так мы сегодня до Благовещенска доедем?

– Постараемся. Я давно уже этим промышляю, продаю автомобили. В Забайкальском крае обычно авто в цене ниже чем в Амурской области.

Во время дороги у нас установился негласный таймер разговоров. Мы беседуем минут двадцать, а после сорок минут молча слушаем музыку.

Над нами в небе скользит массивная птица с широким размахом крыльев, кончики которых заостренно торчат.

– Это орел летает? – спрашиваю я.

– Это нет, не орел. Для орла маловат. Сокол, скорее всего.

– У нас в Питере воробьи да голуби в основном. Так что я в птицах не очень разбираюсь.

Серега смеется.

– А правда, что тут можно встретить амурского тигра или медведя? – спрашиваю я, – они ведь сторонятся дороги? Я так-то ночую в палатке.

Серега саркастически посмеялся и говорит:

– Да байки это! Всю жизнь здесь живу, столько километров намотал по этой дороге и ни разу никого не видел. Только зайца и то однажды. Все крупные животные в тайге, до них на транспорте не доберешься.

При последних словах я тихо выдохнул, отлегло от души. Мысль о диких животных не сильно беспокоила, но всякое бывает.

Время два часа дня. Дорога овеяна каким-то волшебством. Серый асфальт устремляется вдаль за горизонт, по краям проезжей части расстилаются высокие хвойные заборы, из которых вылетают волны белых бабочек. На протяжении многих километров пепельные мотыльки порхают с правой части леса, пересекают дорогу и уходят в левый край. Многие из них летят невысоко, поэтому сталкиваются с нашим несущимся вперед авто и погибают, запечатлевая смерть пятнами Роршаха на лобовом стекле. Хочется снизить скорость и наслаждаться этой красотой миграции. Из общей массы бабочек выделялись отдельные парочки. Они порхали вокруг друг друга и шли в одном направлении. Как это мило, влюбленные бабочки. Может, в другой жизни это были люди с плохими отношениями, а в этой им выпало счастье пребывать в гармонии.

Едем в постоянном темпе, изредка заезжаем на заправку.

– Впереди будет участок дороги, где самый дорогой бензин в области, – говорит Серега, – его надо проскочить без дозаправки.

Захотелось есть. Наверное, останавливаться в кафе не будем, так что достаю орехи и отсыпаю горсть в руку. Угощаю водителя, он взял скромную щепоть.

– Возьмите еще, – говорю я.

– Да их все равно много не съесть.

Вот перекусил, и незаметно подкралась дневная дремота. Кончик носа попеременно опускался и резко вздымался.

– Да не мучайся, откинь кресло да вздремни, – говорит Серега.

Я уже не удивляюсь подобному предложению, но радовать это не прекращает. Что может быть лучше: и приехать, и поспать? Закрываю глаза и мгновенно падаю в пучину забвения.

Сквозь сон слышатся отдельные фрагменты музыки, сонливость отходит. Стараюсь раскрыть глаза. В полуоткрытую щель век размыто видится что-то невообразимо прекрасное. Смешение цветов и воздушности, словно семена одуванчиков распространились в окружении, а мы плывем сквозь них. Я даже сонно выпалил: «А что это такое красивое?» Открыл глаза шире и окончательно проснулся. Это были размазанные по лобовому стеклу трупы бабочек.

Минул пятый час дня. Оставили за собой Забайкальский край и въехали в Амурскую область. В глаза бросились густые мазки высоких зеленых елей. В окно сочится сладкий и дурманящий воздух еловых лесов. Въехали на спуск – открылась широкая аллея на гребне холма.

– Красиво, да? – говорит Серега.

– Да, очень, – не отрывая глаз от вида, проговорил я.

Через мгновение словно сменили декорации, мы завернули за холм, и появился перевалочный пункт. Остановились. Серега регулярно осматривал масленый щуп в двигателе. Но в этот раз он кивнул в сторону кафе и сказал:

– Пойдем, поедим!

Покушать я был не прочь.

Внутри просторный зал с фонтаном посередине, сверху нависала цветомузыка, а под ней танцпол, справа стояли беседки с соломенными декоративными крышами и деревянными столами внутри. Красивый интерьер, совсем не похоже на придорожное кафе. За барной стойкой стоят две молодые девушки. Мы перед ними листаем меню, где всего три-четыре блюда по запредельной цене.

– А макароны есть у вас? – спрашивает Серега.

– Это банкетный зал! – говорит девушка, – столовая в левой части здания.

Теперь все ясно.

Мы прошли по коридору – представилась уже знакомая картина: ряды готовых блюд, подносы и столики, покрытые клеенкой. Перекусили, проверили уровень масла и двинулись в путь.

Большую часть дороги уже проехали. Посчитали с Серегой, что за сегодня он подвезет меня на 1100 км. Да, такое расстояние еще не удавалось проехать на одном транспорте.

Стемнело. Через пару часов сворачиваем на обочину, где припаркована спортивная Тойота. До Благовещенска оставалось километров 80. Выходим. Рядом с машиной стоит лохматый мужчина с широкой улыбкой и белыми зубами. Он распростер руки и пошел навстречу Сереге. Они горячо поздоровались и начали весело болтать. Я тем временем топчусь в сторонке. Незнакомец говорит, что тоже подвезет меня немного. Голосовать уже нет смысла, так что соглашаюсь. Как выйду, организую ночлег. Прощаюсь с Серегой, благодарю за путь, за еду и желаю удачи на дорогах.

Проехали мы действительно немного, километров двадцать. Высадил он меня в неудачном месте. Обочины совсем нет, а у края дороги железный отбойник. И конца этому бедствию не видать. Может, на утро прояснится, может, и не так все плохо.

Спускаюсь на поросшую травой поляну. Вокруг слышится непрерывный жабий галдеж. Кажется, у них сейчас тот самый сезон, и еще кажется, здесь кругом болото. Как бы ноги не замочить.

Прошел до деревьев, вроде сухо. Разбиваю все отсыревшую палатку под свисающими еловыми ветками. Как же мне не хочется в ней ночевать! Устал от этого кочевого ночлега. Ничего, осталось немного. Надеюсь, завтра будет последняя ночь в полях. Последняя ночь, она уже так близка. Вот оно, мгновение, ради которого я упорно шел. Ощущение, будто в дороге месяца четыре, но прошло чуть больше недели. Заваливаюсь в берлогу, кипячу чай в палатке и ложусь на боковую. На устах фраза: «Послезавтра я буду во Владивостоке… уже послезавтра…»

День 11

Я опасался крупных животных, но досаждают самые мелкие. Комары, которые пристают по большей части вечером, решили поработать сверхурочно, атаковали спозаранку. Завтрак я ел в закрытой палатке, укутавшись в мешок.

Свернул насквозь вымокшую палатку. Думал даже отжать. Может, в последний день ну ее собирать, бросить на месте и в дорогу налегке? Нет, зачем сорить на природе, тем более вещь хорошая.

Выхожу на дорогу. Вокруг серость, влага, густой туман и ни души. Конца металлическому ограждению не видно. Уходит оно далеко, и нет желания проверять насколько. Попытаю счастье здесь. Благо потока нет, может, кто и остановиться посреди проезжей части.

Так и вышло, только не помню, кто меня подобрал. Память – странная штука: логично предположить, что события более близкие к настоящему времени должны детальнее запоминаться в сравнении с поздними событиями. Но в действительности я хорошо помню первые дни и все отдаленнее припоминаю по мере продвижения. Помню, что ждал я недолго и что проехал на разных автомобилях километров пятьдесят.

Временами с неба осыпало неприятной моросью. Температура воздуха по ощущению градусов двадцать. Солнце взошло и отогревает от ночной прохлады востока, хотя и скрывается под матовой поверхности серых облаков.

Меня подобрал мужчина на легковом авто, который ехал с ночной смены. Он довез до поворота на Благовещенск. Я прошел чуть дальше, чтобы меня мог зацепить транспорт, выходящий с поворота. Выехала черная волга, водитель пристально провел взглядом. Он свернул на обочину и остановился, двигатель не заглушил. Может, это мой вариант? Дошел и заглянул в окно. Спрашиваю, не подвезет ли. Коротко подстриженный парень улыбнулся и одобрил просьбу. Сажусь.

Парень одет в черную вечернею рубашку, рукава которой загнуты по локоть. На рукоятке переключения передач красовался бутон красной розы в стекле. Черная волга, черная рубашка, красная роза – художественно. Сзади, в проеме для ног, стояли измазанные болотные сапоги. Наверное, рыбачил.

В салоне пахнет чем-то сладким, сижу и принюхиваюсь. Запах такой фруктовый и такой… знакомый. Но далекий, очень далекий. Откуда он? На автомобильный освежитель воздуха не похож. И точно не парфюм. Вспомнил! Так пахнет мармелад из детства. Надо же, как он здесь оказался?

Водитель сразу предупредил, что подвезет недалеко. Проехали до следующего населенного пункта, он свернул с трассы, а я остался.

Пробирался до обочины, обходя лужи. Дождик перестал капать. Через пять минут остановился белый замызганный внедорожник. За рулем худощавый мужчина с орлиным носом, плешивым ежиком на голове и в тонких очках.

– Я в Хабаровск еду, – говорит он, – могу любезно захватить с собой.

Удача! Сегодня заберусь дальше Хабаровска, а завтра останется километров восемьсот до Владивостока.

В салоне авто не то чтобы как на улице – гораздо хуже. Под ногами утрамбованный слой песка и земли. Кажется, там скоро прорастет трава. В пепельнице под локтем волос не просунуть: с горкой навалены окурки. Верх матерчатой обшивки прокурен до дыр. Но я привередничаю.

Водителя зовут Андрей. Он – военный, служит по контракту. Регулярно участвует в боевых действиях, рассказал, в какие мясорубки попадал. Почти все время едем молча. Андрей не разговорчивый, да и я тоже. Музыка не работает. Иногда Андрей включает радио, которое хрипит немного и замолкнет.

– Когда Биробиджан будем проезжать, тогда может чего и поймаем, – говорит он.

– А почему Еврейская автономная республика так называется? – спросил я.

Он опустил уголки губ и ответил:

– Не знаю. Может, во время войны туда евреев отправили, чтобы отдалить от холокоста.

Как раз въезжаем в эту республику.

Проехали несколько запущенных поселений: участки поросли бурьяном, дома покосившиеся, линии электропередач оборваны. Подъехали к административному центру, Биробиджану. Зацепим часть города. Четырехполосная трасса сузилась в городскую дорогу. Навстречу попеременно выезжают автомобили советских времен, встречаются и мотоциклы той эпохи. Мелькают заброшенные коммерческие здания. Проезжаем магазин с баннером: «Продается». Второй с таким же объявлением, третий…

– Какая-то сплошная разруха тут, – говорю я.

Андрей мельком взглянул на меня, усмехнулся и сказал:

– Это еще немного, здесь есть места и похуже.

Конечно, это поверхностный взгляд, но боюсь все намного плачевней.

Спустя час на холмистом горизонте показался город. Въехали на длинный и широкий мост через реку.

– У этого моста свое стратегическое назначение, – говорит Андрей, – это резервная взлетная полоса.

Вдали виднеются отвесные скалы у берега, на вершине которых выстроена композиция частных домов. Видимо, местных богачей. Андрей указывает на блестящий позолоченный купол среди городских крыш.

– Мы будем проезжать этот собор, – говорит он, – подивишься вблизи, какой он красивый.

Машин на дорогах немного. Перед тем как доехать до обещанного собора, мы навертели столько круголей, что я уже не хотел ни на что дивиться. Поколесили еще минут тридцать по городу, проехали хваленый собор, на который я только мельком взглянул и то с одного боку. Подъехали к противоположному выезду из города, как раз который нужен.

– Все, здесь мы прощаемся, – говорит Андрей, – мне вон туда, а тебе дальше по трассе. Если голодный, вон кафе. Давай, всего тебе!

Взаимно прощаюсь и отхожу в сторону, чтобы достать орехи. Да, когда-то и я подвозил попутчиков и тоже высаживал возле закусочных с этими словами. Только теперь понимаю их абсурдность. Человек путешествует на попутках, откуда у него деньги на кафе?

Оглядываюсь, я хоть и на окраине, но все-таки в городе. Подберут меня здесь или нет, не знаю. Время четыре часа дня. Кругом человеческая суета: у кафе толпится народ, через дорогу автосервис, где шастают слесари.

Я уж отвык от людей. В города я не заезжаю, а в дороге компанию скрашивают один-два человека. Как же себя чувствует отшельник по возвращении в общество?

Останавливается маленькая Хонда, за рулем пожилой мужчина. Сажусь.

– Километров сто тебя провезу, – говорит он.

На голове у него мятая кепка, из-под которой торчат серебристые волосы. Кожа на его лице испещрена морщинами.

– Я домой от детей еду, – говорит он, – сам тут лет десять живу, а до этого жил в средней полосе. Я в молодости часто в горы ходил вместе с друзьями. Раньше думал, и здесь буду ходить, но лень так одолевает.

Перед нами плетется КамАЗ. Старик резко вывернул руль, перестроился на встречную полосу и дал газу, при этом громко матерясь. Есть еще порох в пороховницах!

Деревенька, в которую он свернул, оставив меня на обочине, называется «Хор». Не думаю искать место для ночлега, дорога увлекла, поэтому буду стоять до последнего луча солнца.

А солнце уже движется к краю земли, разбавляя окружение лимонно-апельсиновым цветом. Спустя минут пятнадцать меня подбирает маленький грузовичок с открытым кузовом. Внутри худой водитель и полная женщина с платком на голове. Говорю, что еду во Владивосток.

– А, на море? Это хорошо, – отвечает водитель.

– Так-то не ставил себе цели побывать на море, – говорю я, – но если получиться, то съезжу.

– Нет, на море обязательно побывай, покупайся!

В салоне стоит запах сеновала, а женщина напоминает доярку. Мы будто едем по колхозу.

Через четверть часа наши пути разошлись. Они свернули в поселок и пожелали удачи. А я остался среди широкой дороги, парковки с придорожными лавками и с надеждой, что сегодня проеду еще километров сто-двести.

Прошло минут сорок. Стою. Дальнобойщики выруливают с обочины и лишь иронизируют взглядом, оставляя меня позади. На встречной полосе проехала тюнингованная Скайлайн с низким звучанием прямотока. Минут через десять она же ехала обратно. Ну-ка, попробую! Останавливается, из окна выглядывает напомаженный подросток.

– Куда тебе? – спрашивает он.

– В сторону Владивостока подбросите?

Мотает головой.

– Чего? – говорю я.

– Да мне тут недалеко.

Уехал. И чего ради останавливался? Разве что похвастаться.

Прошел час. Тоска. Ни красивых деревьев, ни захватывающих видов на холмы, только цивилизационная степь. О, удача! Останавливается грузовик. За рулем коренастый мужчина лет пятидесяти с весьма неприветливым лицом. Ни слова не сказав, тронулся дальше вместе со мной.

– Куда держите путь? – спрашиваю я.

– Довезу тебя до Бикина.

Открываю атлас и ищу. Прилично, выйду на границе Хабаровской области и Приморского края. Водитель угрюмо смотрит на дорогу. Ну если человек не расположен к общению, не стоит утомлять болтовней.

Проезжаем поселок «Лермантовка», вспомнился герой нашего времени. Кстати, с собой я взял рассказы Чехова на случай, если придется коротать время вне автостопа, например, по транссибирской магистрали. Я все лелею надежду, что обратно поеду на поезде, хотя родные писали, что нормальных билетов уже нет. Приеду, а там будет видно. Я ставлю на удачу, отдаю судьбе право решать за меня.