Полная версия
Судный день
С первого класса я ходила еще в школу искусств, на хореографию и рисование. Больше мне нравилось рисовать. Но зато хореография хорошо дисциплинировала.
Сколько себя помню, сильного давления на детей со стороны родителей не было. Воспитание проходило довольно демократично. После событий, связанных с болезнью моей младшей сестры Люды, нас, детей, стали приучать к церковной жизни.
Я убеждена, что есть рубеж познания Бога, то есть возраст, с которого ребенок уже может почувствовать, а может даже и увидеть ЕГО. Этот рубеж у каждого человека индивидуален. Это зависит от многих факторов – наследственности, воспитания, каких-то личных качеств. У одного душа может потянуться к Богу чуть ли не с младенчества, а у другого значительно позже. Но это совсем не означает, что первые какие-то более избранные. Нет! У каждого свой путь к Всевышнему, своя Дорога. И для Бога все эти дороги одинаково ценны. Вспомните, апостол Павел вначале был воинствующим фарисеем, участвовал в преследовании первых христиан. Будучи еще несовершеннолетним, он даже сторожил одежды людей, избивавших камнями первомученика Стефана. Но однажды Господь позвал его, и Павел стал ревностным христианином. Можно сказать, главным теоретиком христианства. Четырнадцать посланий Павла общинам и отдельным людям составляют значительную часть Нового Завета и являются одними из главных текстов христианского богословия.
Призвание
Родители все сильнее приближались к Богу, все отчетливей осознавали свое предначертание, свою ответственность за происходящее. Жизнь их за короткий промежуток времени изменилась полностью.
Отец каждое воскресенье ходил в храм нашего района. Со временем его пригласили помогать в алтарь. Быстро пролетели еще два года. Отец всегда молился вечером вслух. Домик у нас был небольшой, и я хорошо слышала его негромкий, спокойный голос. Так я некоторые молитвы выучила наизусть. Перед моей кроватью была приклеена распечатанная Иисусова молитва: «Го́споди, Иису́ се Христе́ , Сы́ не Бо́ жий, поми́ луй нас гре́шных». Перед сном волей неволей повторяла эти слова, которые были всегда передо мной.
Мама помогала отцу во всех его начинаниях и тоже приобщалась к церкви. На ночь, когда я еще не умела хорошо читать, она читала мне книжки, под которые было так уютно засыпать. По выходным мы вместе с отцом ходили в церковь, на службы. Признаюсь, мне они казались очень длинными и утомительными.
В это же время родители начали приобщать нас к постам. Для меня это оказалось несложным. Наверное, я была неизбалованным ребенком.
Отец понял, что его Путь, его признание – это священство. До революции священниками становились дети священников. Общество было строго сословным и другого пути практически не было.
В наше время Бог призывает человека к служению ЕМУ другим путем. Мне кажется, что сейчас те, кто решил посвятить себя Богу, делают более осознанный выбор, так как у них есть альтернатива. Пример тому – судьба моего отца. Вначале, как я писала, он был далек от Бога. Являлся, как практически все в нашей стране, неосознанным атеистом. Под этим термином я подразумеваю человека, который с детства воспитывался в атеистических традициях, которому с детского садика и школы внушали, что Бога нет, что все это сказки. Он с этим соглашался. Точнее, ему было все равно. Вот таких я называю неосознанные атеисты. Их в стране было десятки миллионы.
Опасная и непонятная, а поэтому ее более страшная болезнь дочери и ее чудесное исцеление после крещения заставили отца по-другому взглянуть на Бога, поверить в ЕГО существование. Но все равно, у него была альтернатива. У него был намного более простой вариант – оставить все, как есть. Отец мог сказать себе, что случайность, что это обычное совпадение – крещение и исцеление. Что организм ребенка сам справился с загадочной болезнью. Ведь Путь к Богу очень тернист. И если он усыпан цветами, то только розами, с множеством острых шипов. Но отец выбрал его.
Хиротония
Священник должен иметь душу чище самих лучей солнечных, «чтобы никогда не оставлял его без себя Дух Святой, и чтобы он мог сказать: живу же не ктому аз, но живет во мне Христос» (Гал. 2:20).
О семьях священников мало литературы. Поэтому моему читателю, наверное, будет интересно прочитать о взгляде изнутри на такие ячейки общества, если выражаться канцелярским языком. Тем более это интересно, когда священником становится человек, пришедший из мирской жизни, и до этого никак не был связанным с церковью, как и его домочадцы.
Любой священник, прежде чем стать таковым, должен пройти обряд рукоположения или хиротонии. Это посвящение (поэтому хиротонию часто называют еще священство) человека, наделяющее его Святыми Дарами и правом совершать таинства и обряды.
В православии существует три степени посвящения – диакон, пресвитер и высшая – епископ. Для того, чтобы стать священником необходимо получить вторую степень священства, дающую право самому совершать большинство таинств, но только от лица правящего епископа. Я не была на обряде посвящения моего отца в священники, но по его словам таинство Священства вызвало у него в душе радость и восторг. Особенно, когда собравшиеся в соборе Петра и Павла в Луганске его будущие коллеги, точнее собратья, а также обычные прихожане на возглас архиерея «Аксиос», в один голос троекратно ответили «Аксиос». В переводе с греческого это слово обозначает «Достоин». Данным возгласом другие священники и обычные люди показывают, что готовы уверить дело своего спасения в руки новопоставленного пастыря и идти за ним к Христу.
Чем-то это напоминает посвящение в врачи, когда они, произнося клятву Гиппократа, клянутся: «Чисто и непорочно буду я проводить свою жизнь и свое искусство… Чтобы при лечении – а также и без лечения – я ни увидел или ни услышал касательно жизни людской из того, что не следует когда-либо разглашать, я умолчу о том, считая подобные вещи тайной».
Согласитесь, базовые понятия, что у врача, что у священника сходны. По-другому и быть не может. Один лечит тело, другой душу. А то и другое очень сильно взаимосвязано.
Чем-то напоминает посвящение в священники и с принятием присяги военнослужащим. Там есть такие слова: «Клянусь достойно исполнять воинский долг, мужественно защищать свободу, независимость и конституционный строй, народ и Отечество».
Священник тоже защищает души своей паствы от происков дьявола. Словом там, где требуется особая ответственность, люди тем или иным способом проходят обряд посвящения.
Иногда можно слышать слова, что между Богом и человеком не должно быть посредника. Что Бог в любом случае поймет человека и если тот искренен, то поможет ему. Утверждаю, что это глубоко ошибочная точка зрения. Не буду вдаваться в теологические тонкости, скажу лишь следующее.
Священник – это пастырь. Он ведет свою паству к спасению. Если хотите, священник – это инструмент Бога, при помощи которого ТОТ разговаривает с нами. Для многих людей только так и можно достучаться до их душ. Священник указывает каждому верующему человеку ту, подчас очень незаметную тропинку, которая ведет ко Христу и Царству Небесному. Священник – и врачеватель души, и ее защитник. Он, как и врач, не имеет права навредить. Не имеет права дать неверный совет, который приведет к греху.
Да и потом, чисто с житейской точки зрения, кого легче услышать и чья просьба будет иметь больший вес – одинокого человека или группы людей? А эту группу людей надо организовать, обеспечить местом для совместной молитвы. Именно поэтому институт церкви существует вот уже более двух тысяч лет. Он пережил множество империй, социальных катаклизмов, но несмотря ни на что живет и развивается.
Быть священником – это великая милость Бога. Но это и величайший труд и самопожертвование. Мой читатель может возразить, что есть священники, про которых трудно сказать, что они готовы чем-то жертвовать. Но, как говорится, в любом стаде есть паршивая овца. И на такую одну «овцу» можно привести десятки, сотни примеров настоящего служению Богу. А если по-настоящему служишь Богу, то значит, ты служишь людям, помогаешь им. Спасаешь их души, а иногда и жизни.
Яркий недавний пример. Протоирей Владимир Креслянский 31 июля 2014 года, отслужив вечернюю службу в луганском Старо-Вознесенском храме, возвращался домой. Неожиданно украинские войска начали обстрел города запрещенными кассетными бомбами. Один из осколков попал в священника. Тяжело раненный, истекающий кровью, он стоял на коленях и молился, чтобы больше ни одна из кассетных бомб не разорвалась. Он так и умер, на коленях, в молитвенном предстоянии, в луже собственной крови, с застывшей правой рукой у головы. Но ни одна бомба больше не разорвалась. Это уже успели назвать луганским чудом. Я об этом еще буду писать в конце книги, говоря о войне на Донбассе.
Трудно быть священником, особенно в современном мире, полным соблазнов, разврата. В мире, в котором для многих людей погоня за наслаждениями, за золотым тельцом стала смыслом жизни. Люди очень сильно возгордились и решили, что они почти всемогущи. А Бог, если и есть, то где-то там, далеко и на него не надо обращать никакого внимания. Живем здесь и сейчас, а вечность… где эта вечность? Очень трудно быть сейчас священником.
Трудно быть и детьми священника. Трудно по двум причинам. Во-первых, ты резко выделяешься из общей массы других детей. К тебе повышенное внимание. Каждый твой шаг, каждое твое слово тщательно изучается, и малейший твой проступок раздувается многократно. Он сказал скверное слово! Она улыбнулась мальчику! И прочее, прочее, прочее.
Во-вторых, детям, воспитанным в верующих семьях, со временем надоедает то, что им предлагают родители. Для них все церковное становится привычным, обыденным, не вызывающим трепета. Они видят в нем то, что навязывается старшими наравне со многим другим, которое делать неприятно, неинтересно, но нужно. Поэтому дети начинают не вполне осознанно отвергать все это. Все же путь к Богу очень труден даже для взрослого, а тут ребенок, которому не помогает жизненный опыт, которого еще просто нет. Которому не помогают знания, которых тоже нет. Нет и сильной мотивации. Его еще не пугают такие понятия, как Ад, Божий суд. Для него это все по большей мере абстракция.
У детей священников начинает проявляться какая-то центробежная энергия. Они хотят чего-то нового для себя, они хотят постичь какие-то неизведанные ими способы жизни, а все, что говорит мама, или бабушка, или отец, – все это кажется пресным.
Участвуя в таинствах, даже в причащении Святых Христовых Таинств, они ничего не переживают. Выполняют необходимые действия механически, безучастно. Такие дети воспринимают причащение Святых Христовых Тайн не как встречу с Богом, а как какой-то праздничный ритуал. Для них церковь часто становится клубом, где можно встретиться и поговорить друг с другом. Они могут здесь о чем-то интересном сговориться, дождаться с нетерпением, когда же кончится служба и вместе побежать куда-то по секрету от родителей в окружающий, очень интересный для них не церковный мир.
Легко детей научить выглядеть всегда православными. Ходить на службы, читать молитвы перед едой и перед сном, сначала к Чаше пропустить младших, уступить место.
Приятно видеть таких воспитанных детей. Но разве это означает, что они при этом живут духовной жизнью? Что они по-настоящему молятся Богу, то есть не механически произносят заученные фразы, а стараются достучаться до Всевышнего, то есть искренно? Их внешнее православное поведение совершенно не означает устремления к реальному соединению с благодатью Божией.
Когда отец стал священником, мне было 9 лет. Поэтому нельзя сказать, что все, связанное с Церковью, я впитала с молоком матери. Я уже довольно отчетливо понимала происходящее. Для меня это все было в новинку, а значит, вызывало чисто детский интерес. Поэтому у меня не было того отторжения религии, которое бывает у детей священников.
Я начала ходить на Исповедь, а так как мне уже было 9 лет, то стала задумываться над такими понятиями, что такое хорошо и что такое плохо. Ведь в таком возрасте уже стыдно ходить на Исповедь, если что-то совершил плохое. Кстати, привычка ходить на исповедь – отличный инструмент воспитания высоких моральных качеств. Прежде, чем что-либо сделать, ты автоматически начинаешь задумываться, хорошо это или плохо. Ведь на Исповеди придется обо всем говорить священнику.
Первый приход отца был очень бедный, в селе. Денег у прихожан не было, чтобы можно было оставить пожертвования в церкви. Наступили 90-е годы. Для миллионов людей резко менялся привычный уклад жизни. Стали цениться не честность, а изворотливость. Не моральные принципы, а беспринципность. Идолом для многих стал золотой телец. Многие вообще потерялись в этой жизни, стали безвольно плыть по течению, опустились, спились, а то и вовсе совершили тяжкий грех, покончили жизнь самоубийством. Катастрофа, постигшая великую страну, была обусловлена многими причинами. Но я уверена, что одной из главных было всеобщее неверие в Бога. Псевдо религия коммунизма отравила души людей, вытравила у многих нравственный стержень. По-другому и быть не могло, если человек, – Божье творение принимает учение, которое вообще отрицает Творца.
Для нашей семьи наступили очень сложные времена. Но люди помогали нам как могли. В основном приносили продукты. Были даже такие моменты, что нам приходилось самим выпекать хлеб, потому что купить его было не за что. В восьмом классе я окончила курсы кройки и шитья, чтобы можно было что-то пошить для себя или младшего брата и сестры, брала заказы на пошив постельного белья, тем самым стараясь помочь семье. В конце апреля 1999 у нас в семье появился еще один брат. Его назвали Даниил. Он родился очень крепким ребенком. Можно сказать богатырем.
С 9 класса я еще начала петь в церковном хоре, так как училась в школе искусств и знала музыкальную грамоту. Этим я занималась до самого отъезда в Германию. Религиозная музыка и песнопения стали неотъемлемой частью моей жизни, за которой я очень сильно тоскую здесь, в сытой, благополучной европейской стране. Увы, но сейчас у меня нет возможности это продолжать. И это меня угнетает. Церковное песнопение, когда торжественное, когда мягкое, но всегда чистое, как бьющий из земли родник, очищает душу, снимает с нее серый налет компромиссов между реалиями современной жизни с ее философией потребления и теми принципами, которые проповедовал Христос.
Из-за этого я чувствую себя какой-то незащищенной. Ведь я ВИДЕЛА, чем может закончиться сытая, безмятежная, но бездуховная жизнь современного общества. Ведь я
видела сны…
«Планета врезалась в Луну. От нее разлетелись* во все стороны осколки, взметнулись гигантские языки пламени. Все это происходило в абсолютной тишине, ведь до Луны было сотни тысяч километров. Но от этой тишины становилось еще страшнее. Вмиг голубое небо стало черным. Солнечное утро превратилось в непроглядную ночь. Миллиарды людей замерли в ужасе…»
Незнакомец
В сложные 90-е годы тяжело было всем. Некоторым особенно тяжело. А для некоторых людей это время было, хоть волком вой или просто умирай с голоду. Тогда очень часто к нашему двору приходили люди и просили милостыню. Впрочем, не только к нашему, но к нам приходили чаще. Понимали, что батюшка просто не может отказать. «Возлюби ближнего, как самого себя…».
Был обычный летний день. Наша семья сидела за завтраком. Постучали в дверь. Мне мама сказала, чтобы бы я посмотрела, кто там. На пороге я увидела цыганку с ребенком лет десяти. В руках женщины сумка для подаяний. Она произнесла стандартную, уже привычную для меня фразу: «Деточка, дай, пожалуйста, на хлеб». Я спросила у мамы, что мы им можем дать. «Денег не дадим, у нас их нет. Дай им хлеба», – ответила она. Я так и сделала. Цыганка поблагодарила, взяла хлеб и пошла дальше.
Через 10 минут стук в дверь повторился. Мама сильно разнервничалась. Она подумала, что пришли просить милостыню по второму разу. Ведь были люди, которые действительно нуждались, а были попросту попрошайки. Они организовали прямо семейный подряд. Вначале один попросит милостыню, потом через некоторое время другой, потом третий. А потом в конце улицы встречались и рассматривали улов.
За дверью я увидела светловолосого голубоглазого мужчину лет сорока. На мой взгляд, он выглядел странно. На нищего он был не сильно похож. Но он старательно маскировался под нищего. Манжеты рукавов были расстегнуты, верхние две пуговицы тоже. Все это должно было создать впечатление неопрятности. Но рубашка и вся одежда в целом была хоть и не новой, но чистой. Но самое странное было то, что в руках у него не было сумки для подаяний. Вместо нее на руке висела атласная куртка-ветровка. Этого мужчину я никогда не видела в нашем районе.
Он тяжело дышал, как будто перед этим бежал. Он произнес стандартную просьбу: «Дайте, пожалуйста, хлеба». Я подумала, что хлеб только что отдала цыганке, но у нас, наверное, есть немного картофеля. И предложила ему эту еду. Он согласился, и я на кухне отсыпала ему в пакет килограмма два картошки.
На вопрос мамы я ответила, что вновь просят еды. Она, конечно, была не в восторге. Только что же поделились хлебом, тут опять. А в семье трое детей и самим не хватает.
Я отдала незнакомцу пакет с картофелем. Он поблагодарил и пошел дальше по улице. Меня же разобрало любопытство. Он не казался попрошайкой. Поэтому я решила за ним понаблюдать. Он не заходил больше ни в какие дворы, что само по себе было странно, а направился прямо к концу улицы. Там он одел свою ветровку и скрылся за поворотом. Я вернулась домой и сказала маме, что все это выглядело очень странно. Больше этого человека никогда не встречала. Иногда мне думается, что появление этого человека у нашего дома не было простой случайностью. Что это было для меня последним испытанием. Это был своеобразный тест на человечность. Ведь этот мужчина не выглядел опустившимся, вызывающим жалость, чтобы ему помочь. Он был не жалким, а странным. Но это должно, наоборот, отпугивать. Тем более, что наша семья только что дала хлеб женщине с ребенком. А тут здоровый сорокалетний мужчина. Но он пришел и попросил помощи, и я не могла ему отказать.
Последнее испытание перед чем? После посещения этого странного незнакомца мне стали сниться странные сны. Собственно, ради них и была написана эта книга. Эти сны были похожи на какой-то сериал. Они все объединены одним сюжетом, который развивался на моих глазах серия за серией, сон за сном.
Они снились нечасто, но резко выделялись из обычных снов. И даже не потому, что уж очень необычен их был сюжет. У меня было чувство, что я ДОЛЖНА видеть эти сны, хотя не было полной картины происходящего. Как в хорошем сериале, в котором режиссер и сценарист до конца держат интригу перед зрителем и невозможно предугадать, какой будет следующий ход сюжета.
Каждый раз я рассказывала о снах своим родителям. Они были не в недоумении. Отец успокаивал меня, что не стоит вообще на это обращать внимание. Хотя сюжет снов был полностью религиозным. Но мне казалось, что это предупреждение и обязательно нужно говорить об этом.
Мне не было страшно, но увиденное в этих снах наводило на размышления. В школе я не была такая, как все, из-за статуса моего отца. Мне приходилось держать рамки разрешенного и не разрешенного. Мне нельзя было делать то, что делали другие. Я должна была быть примером, так как наша семья рассматривалась окружающими чуть ли не под микроскопом. И малейший мой проступок был бы раздут чуть ли не до вселенской катастрофы. Но меня это абсолютно не угнетало. Жить правильно, нравственно для меня было также естественно, как дышать.
Не знаю, откуда это у меня, но при определенной концентрации, я могла наблюдать за собой со стороны, я видела себя как в зеркале. Как я сижу, что говорю, а порой, и что думаю. Такой самоконтроль дисциплинировал, приучал думать, прежде, чем что-то делать. В момент становления личности и выбора пути, ответы на многие вопросы, которые вставали передо мной, я находила путем размышлением над жизнью, чтением духовных книг и другой литературы.
Уже будучи взрослой, имея свою семью, детей, когда повседневные качели жизни укачивали все больше и больше, меня будто пронзало вопросом: «В чем смысл существования современного человечества?». Мне казалось, что я обязательно должна разобраться и дать ответ на этот вопрос. И с каждым годом это желание становилось все острее и острее. А все из-за того, что когда-то в отрочестве я увидела на пороге своего дома светловолосого голубоглазого незнакомца, просящего милостыню, после чего мне стали сниться эти удивительные сны. О них я расскажу чуть позже. А перед этим я хочу с вами, мой читатель, поразмышлять о смысле жизни. Почему? Во-первых, это интересно. Во-вторых, это неразрывно связано с моими снами.
«Постепенно над головой стало светлеть. Вот вновь появилась Луна. Целая Луна! Будто и не было этого ужасного столкновения. А планета-таран куда-то исчезла. Небо вновь стало голубым. Будто ничего и не случилось. Неужели привиделось? Нет! Я точно знала, что дальше будет…»
Часть 2. Как быть счастливым
На этот вопрос пытается ответить каждый человек. Очень пытается! Ведь без счастья теряется смысл жизни, которая дается только один раз. ВТОРОЙ ПОПЫТКИ НЕ БУДЕТ. Бог не дает возможности прожить еще раз. Каждый из нас сразу пишет все набело, черновика нет. Каждый совершенный поступок не переиграть, каждое мгновение жизни не прожить заново. Помните об этом все время.
В этой части я попытаюсь дать свой рецепт счастья. Он не будет простым. Хотя, с другой стороны, не так уж и сложно быть счастливым. Иногда я очень сильно удивляюсь. Но почему мы, люди, не можем быть счастливы?! Ведь Господь дал простые и ясные рецепты для этого. Бог дал все, чтобы КАЖДЫЙ человек был счастливым. КАЖДЫЙ! И, тем не менее, сколько же человек на нашей планете несчастны! Миллиарды! Мне даже кажется, что несчастливых людей больше, чем счастливых. Это для меня самое убедительное доказательство, что человечество живет НЕПРАВИЛЬНО. Что мы идем неправильным путем. И ЭТО НЕ МОЖЕТ ПРОДОЛЖАТЬСЯ ДОЛГО. Бог этого не допустит. Дело даже не в том, что Господь не хочет, чтобы люди жили неправильно, несчастливо. Есть значительно более веская причина. Читайте и вы все узнаете об этом. А главное, поймете, что счастье возможно. СЧАСТЬЕ – ЭТО ПРОСТО!
Смысл жизни
Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?
Кто меня враждебной властью
Из ничтожества воззвал,
Душу мне наполнил страстью,
Ум сомненьем взволновал?..
Цели нет передо мною:
Сердце пусто, празден ум,
И томит меня тоскою
Однозвучный жизни шум.
Пушкин А.С.
О смысле жизни, рано или поздно задумывается каждый из нас. Такие размышления есть неотъемлемая часть любого разумного существа. Если хотите, разум и вопрос о смысле жизни идут в одной упаковке. Получить что-то одно не получится.
Наверняка о смысле жизни размышлял уже неандерталец, глядя на далекие звезды. Пусть его язык был несовершенен и такого понятия, как смысл в нем вообще не было. Но этот вопрос, это беспокойство, которое он вызывает, наверняка тревожило его. Почему я так думаю? Ведь никаких письменных источников после себя эти люди не оставили.
В одной из пещер на севере Испании была обнаружена наскальная живопись, созданная около 65 000 лет тому назад. Это был расплывчатый красный диск, который считается самым старым в мире наскальным рисунком. Это было время неандертальцев. Наши предки, кроманьонцы, придут в эти места на несколько десятков тысячелетий позже.
Конечно, неясно, что хотел изобразить древний художник. Может Солнце, огромный красный шар которого он видел на восходе и закате. Может еще что-то. В любом случае это была мысль, запечатленная на камне. То есть это деяние Разума, который неизбежно поставит перед собой вопрос: «А для чего я появился?».
Любое животное, даже наиболее высокоорганизованное такой вопрос себе поставить не может. Оно рождается с наперед заложенной в него программой существования (давайте жизнью называть лишь то, что освящено разумом, все остальное, это существование). Отклониться от этой программы он не может. Животное рождается, начинает искать себе пищу, строить (рыть) жилище, производить потомство. В определенный срок оно безропотно умирает, не пытаясь ничего изменить.
Его не терзает вопрос: «В чем смысл моей жизни?». А то, что этот вопрос терзает, это без сомнения. И иногда очень сильно терзает. До смерти. Сколько людей покончили жизнь самоубийством, не найдя на него ответа. Животным это не грозит.
Прежде, чем попытаться ответить на этот сакраментальный, глобальный вопрос давайте вначале поймем, почему он вообще возникает и почему в большинстве случаев так неудобен для человека, неприятен. Задавая его себе, многие испытывают дискомфорт.