И хрюкотали зелюки

На пересечении Проспекта и первого уличного полукруга стоит массивный ДК Строителей с киноконцертным залом, но туда мы почти не ходили – что ты, далеко! Еще один кинотеатр «Комсомольский» расположен с левой стороны забора, окружаю-щего «Поляну», недалеко от входа, и туда мы иногда захаживали; а в ДК Нефтяников, стоящим аж за рынком и даже ближе к комплексу гаражей (а за ним уже начинаются предгорья) я не ходил никогда. Хотя в гараж ходил с удовольствием.

Воспоминание. Мне – лет семь, я сижу в комнате, вдруг входит Антон и с хитрым видом манит меня пальцем. Я иду за ним, мы выходим на улицу, он таинственно молчит, но я соображаю, что мы идем в гараж. А надо сказать, что Батюшка в это время находился в Москве, а машину оставлял в Октябрьском, но Антону ездить не разрешал, поскольку прав у него не было, хотя водить он умел кое-как. Но Антон – не пай-маль-чик, нашел ключи от машины и гаража – и решил прокатиться, и меня прихватить. Ну, мы сели и поехали куда-то в горы, подальше от ментов. Петляли там, петляли, Антоша разогнался на пустой дороге – да и чуть не скувырнулся в пропасть, его развернуло – еле успел ручником тормознуть! Самое интересное, что никакого страха я в тот миг не испытал, и только гораздо позже до меня дошло, что мы могли элементарно разбиться – и не читал бы тогда ты, мой читатель, эти воспоминания о Золотом Детстве, ибо все детство на этом бы и закончилось. Позже, когда мы с Батюшкой переехали в Москву, он свой старенький «Москвич» оставил Антону в полное распоряжение, и тот рассекал на нем еще много-много лет.

Двор наш тоже в своем роде уникален. Сама площадка с беседкой, песочницей, бревном, столбами для бельевых веревок и т.п. с одной стороны ограничивается стеной «Фонтана», с другой – П-образным угловым домом, а с третьей к ней примыкает школь-ный двор, состоящий из огромного футбольного поля. А школа № 2 стоит в глубине, фасадом выходя на улицу, идущую мимо ворот «Поляны» к центральной площади и ресторану «Девон» (см. рисунок). В эту школу ходили и Антон и Маша после восьмого класса, а до этого они посещали школу № 15 – восьмилетку. Я до сих помню, как Тошка бегал по утрам в лютый мороз без шапки и без пальто, в одном пиджаке через двор напрямик – так это было близко. Зимой на поле ставили хоккейную коробку, заливали водой, и мы катались по льду еще на старинных коньках, нацепленных на валенки. Но почему-то никто никогда не играл на этом поле ни в футбол ни в хоккей. Школьный двор был отгорожен железобетонным забором, который потихоньку ломался, и к 80-м годам от него не осталось ничего. А баскетбольные щиты стоят до сих пор, ничего им не делается.

Соседний двор (с другой стороны «Фонтана») абсолютно симметричен нашему, в угловом доме находится аптека, а торцом к нему стоит дом, в котором позже жили переехавшие из Уфы Тетушки. Тоже близко. Пройдя между этими двумя домами на ул. Губкина и перейдя ее, можно попасть во двор, граничащий с моим детским садом – таким путем я в него и ходил. В этом же доме расположен знаменитый магазин под названием «Мясо–молоко», но все его называли просто «Молочный», потому что мяса там не было никогда. Как сейчас помню: заходишь, справа – молочный отдел, где есть все: молоко (всегда разливное по 24 копейки за литр), сметана, творог, сыр, масло, маргарин и т.п., а слева, где должны быть мясо и рыба – пустой прилавок без продавца. Все равно продавать-то нечего! Так что мясо и птицу можно было купить только на рынке, но тогда это дорого стоило. Зато молоко мы покупали через день по три литра (в бидончик!), и с шести лет мне была доверена эта почетная обязанность. А основной продуктовый магазин «Урал» находится на Проспекте почти напротив кинотеатра, а хлебный – на Лермонтова около входа на рынок. А если в нем не было хлеба, приходилось топать на Чапаева аж за Горсовет.

Ну, что ж, приблизительное представление о нашем городке вы получили, теперь пришло время рассказать о моей дворовой компании. Следует с удовлетворением отметить, что мы действительно кучковались в нашем дворе, а по соседнему только про-ходили: в магазин, детсад, школу, на огород и т. д. Во дворы на другой стороне проспекта мы даже и не совались, а уж зайти на территорию «зеленовских» или «ико-вских» было равносильно самоубийству. Хотя, как я уже упоминал, особой территориальной вражды у нас не существовало. Зато активно процветало попрошайничество, или уж не знаю, как это называлось. Но стоило лишь выйти на улицу, как обязательно подваливала компания и начинала «стрелять» мелочь. То ли денег на мороженое не хватало, то ли в этом был какой-то особый понт – не знаю. Но лично я, со своим детским щекастым лицом, маленьким ростом и толстеньким тельцем, постоянно становился объектом подобных нападок. Денег я, конечно, никогда не давал, рискуя нарваться на затрещину – но это было дело принципа, тем более что сам я не «стрелял».

Жил я в первом подъезде на третьем этаже, а на первом в первой квартире жил мой лучший друг и одногодок Колька Костенко. На три года был младше его брат Сережка, но он всегда тусовался с нами, тот еще хулиган. И я, когда шел гулять, обязательно заходил за ними, зная, что они дома – ведь если бы они вышли раньше, то обязательно не поленились бы подняться за мной – так уж у нас было принято. Также вместе с нами проводили время Ильдус, Димон и Сырчик, за которыми специально мы не заходили. Хотя из моего дошкольного периода я отчетливо помню только Кольку с Сережкой, остальные проявились гораздо позже. Кроме них, у меня появились как бы «отдельные друзья детства», т.е. они общались со мной, а между собой – нет, хоть и знали друг друга. Первый – Рустик Мухаммедшин, который жил на четвертом этаже и ходил со мной в одну садовскую группу. Позднее он переехал в дом, где находится «Молочный», и он был первый, к кому я ходил не с целью вытащить на улицу, а просто в гости – посидеть, погутарить. Вторым, принимающим меня как гостя, был Серега Герасимов, живший в соседнем дворе. Его матушка дружила с бабой Ирой, ну и мы познакомились и подружились. Но вместе мы почти никогда не гуляли. Третий – Борис Ширяев, тоже одногруппник, а позднее одноклассник. К слову сказать, и Колька с Сережкой, и Рустик, и Серега учились во второй школе, а я – в пятнадцатой. Видимо, это стало семейной традицией: отдавать детей в 15-ю, ибо директор школы жил в соседнем доме и был хорошим другом всей нашей семьи, да и со всеми учителями баба Ира была знакома. Итак, в саду была своя компания, в школе – другая, а во дворе – третья. Все свободное время мы проводили во дворе, играли в обычные детские игры, зимой с бабой Ирой мы ходили «на поляну» кататься на лыжах, но подробностей я не помню, да, собственно, тот период моей жизни еще не считается тем Золотым Детством, о котором я собираюсь рассказать в своей правдивой повести.

Воспоминание. Батюшка, каждое лето приезжавший из Мали в отпуск, рассказывал много интересного о своей тамошней жизни, но мне больше всего запал в душу рассказ об обезьянке Люлю, жившей у них на вилле. И так мне захотелось эту обезьянку, так я упрашивал Батюшку привезти ее с собой! Он и пообещал, чтоб я отвязался. И вот я, захлебываясь от восторга, прожужжал всем уши в детском саду о том, что скоро вернутся мои родители и привезут живую обезьяну. И все мне завидовали черной завистью, а я ходил и гордился. И вот предки возвратились – и, конечно же, никого не привезли. Батюшка объяснил это тем, что в нашем климате Люлю просто не выживет. Моему горю не было предела! Однако я быстро утешился после того, как Батюшка решил придти к нам в сад и показать любительский фильм об Африке, который он снял на кинокамеру – и у меня опять появился повод задрать нос перед одногруппниками. Но без приколов не обошлось. Как сейчас помню тот день, я всем раззвонил, что вечером придет Батюшка с проектором и пленкой, а днем меня потянуло на подвиги – возбудился, видимо. К фасаду нашего детсада примыкал довольно высокий стилобат с площадкой, обнесенной перилами, и в эти перила в углу была вмурована труба для стока дождевой воды. И вот мне что-то стукнуло в голову, я забрался на площадку – и решил пописать в трубу! За коим занятием меня и засекла воспиталка – а тут как раз Батюшка идет! Вот это был кадр! Понятное дело, меня наказали, и в то время, когда весь детсад смотрел кино, я стоял в углу. Ну и домашний нагоняй от Батюшки мне был обеспечен. Вот такая фенька приключилась.

3

Как я уже упоминал, мне было пять лет, когда мои родители вернулись домой – и сразу же подали документы на развод, ибо жить с таким человеком как мой Батюшка – пытка та еще; я в полной мере испытал это на своей собственной шкуре, но об этом позже. Не буду вдаваться в подробности, я все это помню крайне смутно: нервотрепки, слезы, ссоры, бесконечные уговоры со стороны Матушки, увещевания со стороны бабушек, жесткие выпады Батюшки – все это тянулось бесконечно; Матушка успела выйти замуж, Батюшка поступил в аспирантуру и писал диссертацию, живя то в Москве, то в Геленджике, периодически наезжая в Октябрьский; я уже пошел в первый класс, когда наконец суд вынес постановление в пользу Матушки. Но… закон требовал для галочки спросить мнение ребенка, т.е. мое. И вот в один отнюдь не прекрасный день в нашей квартире собрались все: Матушка с мужем, Батюшка, Баба Ира и Баба Лида, моя учительница и представители суда. И меня спросили: «С кем ты хочешь жить?». А что я мог ответить? Я ведь своих родителей толком и не знал, семь лет прожил с бабушками, привык к ним, к своим друзьям, своему двору, и никуда уезжать мне не хотелось – и естественно, что я с трудом выдавил из себя: «Хочу жить с Бабой Ирой». А значит – не с Матушкой, и ушла она в слезах несолоно хлебавши. И хоть мне ее было очень жалко, и у нее в гостях я чувствовал себя очень хорошо – пересилить себя я не смог. И это была моя фатальная ошибка, как вы поймете позднее.

А теперь я хочу рассказать о человеке, сыгравшем в моей судьбе роль не меньшую, чем бабушки и Батюшка. Как вы уже догадались, речь пойдет о новом матушкином муже, которого звали Миша, но я его всегда называл Главным, потому что он действительно был главным во всем, и мы с Матушкой всегда говорили: Как Главный скажет, так и будет. Человеком он был замечательным, полная противоположность Батюшке, живущий по принципу «Все отдал – богаче стал», отлично общался и ладил с детьми, постоянно шутил и разыгрывал кого-нибудь и никогда никому не навязывал свою волю. Родился он в Минске, там же окончил школу и физкультурный институт, был мастером спорта по плаванию и «надеждой Белоруссии» в этом виде спорта; но после армии (а служил он в десанте) у него появилась мечта-идея: объехать всю страну от Минска до Сахалина. И он двинулся на восток, добрался до Октябрьского (его пригласил туда его армейский друг Борташевич) – да там и зацепился. Еще бы: его сразу взяли тре-нером юношеской сборной, нападающим в местную ватерпольную команду и выделили двухкомнатную квартиру, правда, на окраине, почти возле Котлована. Самое смешное, что Батюшка сразу же познакомился с Мишей и почти подружился (Батюшка вообще знал всех и вся, постоянно плавал в Бассейне, а главный акробат города дядя Саша Громов был его лучшим приятелем), и именно он, судя по его рассказам, помог выбить эту квартиру, потому что главная архитекторша Октябрьского была, естественно, с ним в прекрасных отношениях.

Возможно, впоследствии Главный двинулся бы дальше, но… встретил Матушку, и не успел я оглянуться, как они поженились – и именно в ту квартиру я ходил к ним в гости на Уикенд. Кстати, Миша был младше Матушки на шесть лет, но разница в возрасте им нисколько не мешала, а еще он хорошо пел под гитару, и в будущем он стал моим первым музыкально-вокальным учителем. И плавать он меня научил, хотя первые уроки мне преподал Батюшка.

Воспоминание. Мы вместе с Матушкой пришли в Бассейн смотреть матч между местной и приезжей командами, и сидим не на трибуне, а как «свои люди» внизу, у самого бортика, на скамеечке. Ватерполисты, как положено, выстроились в линию у ворот, справа от нас Миша – в самом центре, судья свистит и бросает мяч в воду, пловцы срываются с места и плывут что есть силы – но Главный всегда на какую-то долю секунды опережает соперников, первый забирает мяч и отдает пас своим. И никто никогда не мог его опередить. И вот в очередной раз он забирает мяч – и сразу бросает его в ворота через полбассейна! И забивает гол – растерявшийся вратарь даже рот не успел открыть! Вот это был финт! Я так восхитился, что заорал и забил в ладоши, подпрыгнул на скамейке и со всего размаху саданулся затылком о кафельную плитку, покрывавшую стену. Ох, и больно же было, слезы навернулись на глаза – но я сжал зубы и терпел, а игра продолжалась, и наши как всегда выигрывали.

Конечно, были у Главного и свои недостатки. Например, он с трудом сходился с незнакомыми людьми, а уж если кто нравился – то сразу и на всю жизнь. Поэтому и друзей у него было немного, да и те почти все со временем порастерялись. На работе он ни с кем близких отношений не поддерживал, и сколько общительная Матушка не приводила в гости своих подруг и не таскала его к ним на Дни Рождения – так они и остались «за бортом». И если кто-то из бывших знакомых звонил, то Матушка брала трубку, а Миша заявлял: «Я таких не знаю!» и сам никогда не звонил. Еще он периодически обижался на Матушку из-за всяких пустяков (как она считала), и при этом замыкался в себе на три-четыре дня, а иногда и на неделю, приходил с работы, ложился на диван, открывал книгу – и молчал. Просто молчал, не говорил ни слова, а Матушка суетилась вокруг него, хлопотала, подносила еду и т.д. Меня нет – так он сам это называл. Если в этот момент я к ним приезжал, то его поведение не менялось (хоть я, понятное дело, ничем не мог его обидеть), но если приходили гости – с ними он вел себя как обычно. И это, конечно, были весьма неприятные эпизоды. А в остальное время общаться с Мишей было одно удовольствие, и я в нем просто души не чаял. Он постоянно меня разыгрывал, шутил, придумывал разные игры; мы с ним рисовали, загадывали друг другу ребусы и писали стихи (как вам, к примеру, такие опусы: «Наш прославленный ковбой дрожит от щели за шкафой» или «А у Миши за щекой таракан нашел покой» или «Миша лопал колбасу, ковыряяся в носу»?), иногда я ездил с ним на рыбалку (он был заядлым рыболовом), в бассейн я приходил (в Октябрьском) и приезжал (позже, в Питере) почти каждый день – короче, веселились как могли.

А что же твой Батюшка, спросите вы, был, наверное, страшным монстром? Да нет, конечно, в любой компании он был лидером, своим в доску, балагурил и пел песни под гитару; легко шел на контакт, заводил новые (в основном, нужные) знакомства, упорно добивался поставленной цели; умел охмурить, повлиять, пустить пыль в глаза, доказать свою правоту (а он всегда считал себя правым) – но это только на людях, а в семье его подлинная натура периодически вылезала наружу.

Воспоминание Матушки. Мне было, наверное, лет 10-12, когда она рассказала мне эту историю. Как вы помните, поженившись, они продолжали учиться в МГУ и жили там же, и есть ходили в так называемую Студенческую столовую, что расположена на первом этаже в зоне Б (где они обитали). А напротив расположена еще одна небольшая столовая, которую все называли «закусочной», ибо первых блюд в ней не подавали, а на второе предлагалось «фирменное блюдо» – пельмени (со сметаной или с маслом по цене 34 и 31 коп. соответственно). А поскольку в Студенческой днем всегда выстраивались огромные очереди, то мои предки как-то зашли в Закусочную, взяли пельмени, то-се, а Батюшка, как язвенник, прихватил полстакана сметаны (была такая фишка, если вы помните). Сели они за столик, и Матушка, простая душа, взяла стакан со сметаной, да и плеснула немного в тарелку с пельменями (в те времена в пельмени сметану добавляли одну чайную ложечку) – ну чтобы вкуснее было. Пустяки, как говорится, дело житейское. Но надо было видеть реакцию Батюшки.

Он весь окаменел, позеленел, почернел, покраснел, побелел – и не слова ни говоря, взял стакан и вылил остатки сметаны Матушке в тарелку! После чего встал и ушел. Немая сцена, как у Гоголя. Вместе с ними за столиком сидела какая-то студентка, немного придя в себя, она сказала Матушке: Девушка, ради бога, только не выходите за него замуж! На что маманя обреченно ответила: Да я уже вышла.

Второе воспоминание Матушки. Эту историю ей поведала Баба Ира, с которой она и после развода продолжала общаться. Случился какой-то праздник, гости и вся семья собрались за столом, ну, сидят, едят, то-се – вдруг телефонный звонок. Баба Ира подходит к трубе, говорит, и по ее разговору понятно, что звонит какая-то ее подруга из другого города, и что завтра она приезжает и просит встретить на ж/д вокзале в Туймазах. На что бабушка отвечает, что это само собой, Батюшка подъедет и встретит, нет проблем. Кладет трубку и возвращается за стол. Ну и начинает говорить, что завтра – короче, пересказывает разговор – но тут мой папаня каменеет и металлическим голосом заявляет, что он «не такси» и никого встречать даже и не подумает. Народ немного при-балдел, повисла немая пауза, и тут в тишине раздается спокойный голос Бабы Иры: И вот поэтому, товарищи, от него ушла жена… Батюшка вновь позеленел, покраснел и побелел, молча встал, отшвырнув стул, и ушел, хлопнув дверью.

Кстати, насчет частного извоза у него всегда была принципиальная позиция, хотя после Африки он всю жизнь ездит на машине. Я сам был свидетелем того, как какой-то мужичонка просто умолял его подбросить на вокзал (это было в Москве, он опаздывал на поезд, а мы остановились в центре), но Батюшка металлическим голосом повторял как попугай: Я не такси, я не такси. Так и не взял. А чего бы, спрашивается, не помочь человеку, если по пути? Да и лишняя «трешка» не помешала бы. Нет – принцип. Однако, во времена гайдаровских реформ, когда деньги начали таять в воздухе, принципами пришлось поступиться: некоторое время он катался во Внуково, встречая и провожая людей. Вот такая фишка.

4

Ладно, о своих родителях, родственниках и друзьях я вкратце рассказал, можно возвращаться непосредственно к теме. А о чем я пишу? Правильно: о Розовом Детстве. Итак, в 67-м году я пошел в первый класс в 15-ю школу, а все мои друзья – во 2-ю. И только детсадовский друган Борис Ширяев попал в мой класс, но я как-то особо с ним не общался, как впрочем и с другими одноклассниками. Ибо все свободное время я проводил с нашей дворовой компанией. Хотя, повторюсь, кроме Кольки с Сережкой, из того периода я помню только Рустика да Колю Вершинина со второго этажа. Я думаю, наши игры не отличались оригинальностью: мы играли в мини-футбол в беседке, гоняли на великах, прыгали по каркасам баскетбольных щитов, частенько ходили на Поляну, на Котлован, в кино на все фильмы подряд и т.д. и т.п. Пару раз я бил стекла в своем и соседнем доме, за что был нещадно порот; один раз разбил Кольке бровь камнем (опять попало), один раз меня цапнула собака – короче, воспоминания смутные и не занимающие центрального места в моем повествовании. Батюшка в это время писал диссертацию, живя то в Москве, то в Геленджике, временами наезжая к нам, Матушка жила с Мишей в его квартире, куда я ходил каждый Уикенд – все шло своим чередом.

Летом 68-го Батюшка отколол такую феньку: посадил в старый Москвич Бабу Иру, Антона, Машу и меня – и повез нас в Геленджик! Первую ночь провели в Казани у батюшкиного друга Ломоносова, вторую – в Москве (полагаю, что у тетки Натальи), а потом уже почти сутки пилили до места. А место Батюшка нарыл – обалдеешь. В те времена весь Геленджик располагался на Тонком Мысу, а на Толстом находилась закрытая взлетная полоса и… больше ничего! Кроме дома батюшкиных друзей, в котором мы жили. Ну, прямо хуторок в степи! И больше никакого жилья и ни одного человека вокруг. До моря – 10 минут пешком. Правда, и берег там не подарок: скалы, острые камни и водоросли, пока в воду зайдешь – купаться расхочется. Зато никаких туристов и дикарей – красота! Так что лето я пробалдел. На обратном пути мы заезжали в Евпаторию и в Ростов-на-Дону, но это я уже смутно помню.

Прошел год. И снова мы совершили такое же путешествие, только в меньшем составе. Накупались, едем назад, останавливаемся а Москве, Баба Ира уезжает на поезде домой, а мы поселяемся в Университете в батюшкиной комнате. Проходит день, два, август кончается, и тут я, наконец, спрашиваю: А когда же мы домой поедем? А Батюшка мне отвечает: А мы никуда не поедем, теперь ты будешь жить здесь, со мной. Вот это был удар!!! И это вполне в стиле Батюшки: ничего не сказал, не предупредил, не обсудил, все сам решил – и поставил перед фактом. И попробуй возразить! А что тут возразишь? То, что моя безоблачная жизнь, мои друзья и мои интересы остались там, в Октябрьском; что эта гнусная пыльная Москва меня нисколько не интересует и на фиг не нужна? Так это он и сам прекрасно знал. И знал также, что я и слова не скажу, ибо с самого раннего детства он действовал на меня как удав на кролика. Что ж, такой характер и такое воспитание. Ведь позже он сам не раз с удовольствием рассказывал в компаниях, как приехал в отпуск из Мали и обнаружил, что я в свои 2 с чем-то года не желаю ходить, а только быстро ползаю – и тогда он озверел и, как он выразился, «пинками» за неделю научил меня ходить. А лет в 5 он точно так же пинками посадил меня на двухколесный велосипед – это я уже сам помню. Видимо, те и многие другие пинки и затрещины глубоко засели в моем подсознании.

Одного не могу понять до сих пор: почему Батюшка забрал меня именно после второго класса, когда еще сам не обустроился в Москве, а не через год, через два, через пять? И ведь что примечательно: Матушка позже мне не раз рассказывала, что в течение муторного бракоразводного процесса, он постоянно ей твердил: Да забирай ты его, он мне абсолютно не нужен. Однако после решения суда он что-то не предлагал мне переехать к Матушке и Мише. И Баба Ира, которая в какой-то момент в его отсутствие дала слабину и поклялась Матушке, что отдаст меня ей после смерти Бабы Лиды, так и не отдала, просто из квартиры не выпустила – и все.

Вот так я оказался в ненавистной Москве, и начался совсем другой период моего Детства, далеко не розовый. Жили мы так.

Для тех, кто никогда не бывал в здании на Воробьевых горах, хочу пояснить его устройство. Оно состоит из нескольких зон: в центре зона А, где расположены аудитории, кафедры, ректораты, библиотеки, «профессорская» столовая, холлы, лифты, лестницы, зоологический музей с 25 по 30-й этаж (выше – уже шпиль, куда доступ закрыт) и т.п.; а по бокам – зоны Б, В, Г, Д, Ж, З , Е и К, которые, собственно, и являются общагой. Четыре основные зоны представляют собой два длиннющих коридора в виде буквы Т, по бокам которых расположены блоки. Каждый блок имеет две комнаты с общей прихожей, душем и гардеробом. В конце коридоров кухни и выход на лестницу, на стыке – холл с лифтами, место вахтерши и небольшой зал высотой в два этажа, в котором стоит телеящик, несколько рядов кресел и пианино. Что ценно: на стойке у вахтерши стоял телефон, по которому не только ты, но и тебе могли позвонить: достаточно было набрать номер, сказать номер блока и количество звонков – и вахтерша добросовестно звонила, пока вызываемый абонент не приходил. К нам, например, был «один звонок», а к соседу Ломоносову – два. Удобно, верно?

Жили мы в Зоне Б на седьмом этаже в блоке 707 с видом на парк со стадионом и теннисными кортами, м. «Университет», строящийся новый цирк и расположенный по обе стороны Ломоносовского проспекта квартал так называемых «домов преподавателя». В нашей восьмиметровой комнате помещались только полуторная тахта (поперек под окном) и секретер с откидным бюро вдоль одной стены. А вдоль другой вечером Батюшка раскладывал толстые подушки с той же тахты, и на них я спал. Вот такая началась веселая жизнь. К тому же, оказавшись вырванным из-под плотной опеки бабушек – клушек, мне пришлось привыкать к самостоятельности. Ведь моя новая школа находилась в глубине квартала домов преподавателя, и мне приходилось проезжать на автобусе три остановки до метро, а потом еще пешком топать. В том же районе приютился детский клуб, куда я ездил заниматься музыкой и живописью – только на одну остановку дальше. По странному совпадению, этим же летом Матушка и Миша решили уехать из Октябрьского, и после долгих ухищрений они сумели обменять свою двухкомнатную квартиру на комнату в коммуналке. Но в Питере. Куда и переехали в сентябре. И в первые же каникулы Батюшка показал мне, где вокзал, где кассы, где перрон, посадил в вагон – и вперед! Дальше я сам покупал билеты и ездил, и в Питер и в Октябрьский. Матушка с Мишей поначалу меня встречали – провожали, а потом перестали. Так я стал самостоятельным.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.