Полная версия
Мужчины и женщина
В объявлении, на которое я случайно наткнулась, значилось: «Требуется воспитатель для подростка: одинокая женщина, не моложе сорока лет, высшее педагогическое образование, владение компьютером, широкий круг интересов. Проживание в доме подростка. Тел. …»
Я не искала работу – моя меня вполне устраивала. Менять образ жизни даже отдалённо не входило в мои планы. Почему я позвонила?.. Возможно, моё подсознание само просчитало слишком большое количество случайностей на одно отдельно взятое утро, и подало сигнал моей интуиции… А с интуицией, как я уже сказала, я дружила всегда.
Мне назначили встречу. После двадцатиминутной беседы отец того самого подростка, нуждающегося в воспитателе, пожал мне руку и сказал:
– Я позвоню вам в любом случае.
Разумеется, я не ждала звонка так скоро! Тем не менее, Сергей Егорович позвонил в тот же вечер и сказал, что хочет познакомить меня с подопечным. Договорились на завтра в кафе, за ланчем.
Когда я увидела Егора, то первым делом подумала, что нужно быть слишком самоуверенным педагогом, чтобы питать надежду на успех. Подросток был дёрганый, ни о каких манерах речи не шло, и плевать ему было на то, что там задумал его папаша.
«Вот эта тётка будет моим воспитателем? Ну, пусть будет, мне до лампочки! Эта, другая – чихать я хотел на ваше воспитание со всеми воспитателями вместе взятыми!» – примерно об этом заявлял он всем своим видом.
Когда папаша закончил представление нас друг другу, дитё засунуло себе в уши по затычке и задёргалось в ритме какого-нибудь очередного музыкального супершедевра. О том, как он поглощал пищу, не стоит даже рассказывать.
Только вот его обкусанные ногти больно резанули по сердцу – я-то знала, что это значит…
После обеда меня отвезли показать дом и дали право выбора: жить тут или отдельно, неподалёку.
– Если у меня действительно есть выбор, я буду не против отдельного жилья, – сказала я.
Когда мне объявили о зарплате, я едва устояла на ногах, но сделала вид, что она вполне в пределах моих ожиданий.
Потом, как я говорила, мне дали некоторые инструкции касательно формы одежды и выдали наличность для скорейшей реализации рекомендаций – до начала работы оставалось две недели.
И вот он, сегодняшний день со всем его содержимым…
* * *
Борис привёз меня назад, и я ещё раз смущённо поблагодарила его. По-моему, ни он, ни второй водитель, ни приходящая домработница, не могут понять: за что я виновато благодарю каждого всякий раз – это же их работа. И притом далеко не за «спасибо».
Я постучалась в комнату Егора.
Он сам открыл мне, а не крикнул, как обычно «да!», «открыто!» или что-нибудь в этом роде.
– Какая вы красивая! – Он замер на пороге, воззрившись на меня. А ведь уже один раз ему довелось видеть меня в вечернем наряде. Но это было невесть как давно – целых три недели тому назад.
– Спасибо, мой хороший. Ты тоже блестяще выглядишь. – На парне костюм по всем правилам и рубашка с галстуком.
Помню, когда мы покупали этот костюм для первого сентября, он сказал:
– Да я лучше удавлюсь, чем одену эту гадость!
– Надену, – поправила я.
Егор уставился на меня:
– Что – надену?..
Я объяснила парню, в каких случаях нужно говорить «одену», а в каких – «надену».
Это был, пожалуй, самый первый урок, преподанный мной ему.
– С галстуком сам справился? – Спросила я.
– Посмотрите… пожалуйста.
Я проверила – узел завязан безукоризненно, причём узел сложный, двойной.
– Отлично! – Я провела по его волосам и уловила едва заметное движение головы: так котёнок прижимается к руке, гладящей его. – Во сколько велено быть в гостиной?
– В девять.
– У нас есть… – Я посмотрела на его будильник. – У нас есть семнадцать минут. Чем займёмся? Можно сесть?
– Ой, да. Конечно, простите, я должен был предложить вам.
Меня забавляло и удивляло, с какой охотой и быстротой он усваивал язык галантности. Впрочем, если бы это не было созвучно его натуре, навряд ли мои старания увенчались бы столь скорым успехом…
Я села на диван, он – к рабочему столу.
– Ну, что, вызвать тебя завтра на моём уроке?
– Не знаю…
Егор крутился туда-сюда в своём чёрном кожаном кресле.
Я не стала напоминать ему о манерах – иногда хорошими манерами можно пренебречь ради хорошего настроения. И ещё меня порадовало, что он чувствует себя вольно в моём присутствии – не так, как прежде, ещё совсем-совсем недавно…
– Хочешь блеснуть? – Подзуживала я.
– Вообще-то я готов…
– Ладно, давай договоримся так: если ты решишься, то поднимешь руку.
– Угу. – Сказал он, и тут же, без паузы: – А Алиса простила меня.
– Я поняла это. И я очень рада! А скажи, у вас с ней официальная дружба?
– Как это? – Удивился Егор.
– В моё время мальчики делали девочкам предложение, если хотели дружить с ними. Например, в записках. Или на словах.
– Нет, я не делал… А для чего?
– М-м-м… Резонов может быть несколько. Ну, например, если девочка даёт согласие на дружбу, то мальчик может быть уверен в том, что тоже интересен ей, и тогда он гораздо меньше времени тратит на ненужные переживания. Хотя… – оговорилась я, – от переживаний далеко и надолго не уйдёшь… Потом, такие отношения, как правило, в меньшей степени подвержены насмешкам друзей и подруг: какой смысл насмешничать, если никто ничего не скрывает, правда же? Такая смелость, кстати, поднимает обоих в глазах их окружения.
Егор только рот не открыл, слушая меня. Разумеется, я прекрасно знала, что нынче отношения между полами строятся в совсем другом «формате», нежели тридцать лет тому назад, и так же отличаются от тех отношений, как принятые в моей юности от бытующих в позапрошлом веке. Потому мои объяснения и вызвали такой интерес у парня.
– Понимаешь, о чём я?
Он кивнул.
– Конечно, твоё предложение накладывает на тебя и определённые обязательства. Например, тебе нужно будет контролировать свои отношения с другими девочками, чтобы не ранить чувства той, другом которой ты себя объявил. И, разумеется, уделять ей больше внимания, помощи… Короче, стать джентльменом для своей леди.
Егор молча кивнул всё с той же сосредоточенной миной.
– Вот и хорошо. – Я улыбнулась. – А сейчас я твоя леди, ты мой джентльмен, и нам пора.
– Марина Андреевна…
– Да, Егор?
– Вы сказали про переживания… что от них далеко и надолго не уйдёшь…
Да, мальчишка мой – как губка: всё тянет в себя, ничего от его внимания не ускользнёт…
– Увы, это так. – Я задумалась. – Хотя, если посмотреть с другой стороны, то, возможно, надо бы сказать не «увы», а «к счастью».
– Почему – к счастью?
– Потому, что переживания всегда влекут за собой размышления над происходящим, над нашим отношением к происходящему и к нашим поступкам. А размышления это неплохо само по себе…
– Это формирование собственного мнения, – перебил он и вопросительно и несколько смущённо, как мне показалось, посмотрел на меня.
– Совершенно верно. – Я улыбнулась и сказала: – Нам пора.
Егор поднялся, открыл передо мной дверь, подал руку, и мы спустились в гостиную.
Его отец и Андрей уже сидели за столом. Увидев нас, входящих рука об руку, они встали и замерли на какое-то время с удивлением на лице, которое то ли не сочли нужным, то ли не успели скрыть. Я их понимала – мы с Егором являли пару что надо.
– Добрый вечер, джентльмены.
– Добрый вечер, – ответили они в голос.
Егор усадил меня напротив отца, а сам сел лицом к Андрею.
Андрей занимал нас рассказами. По большей части, они были рассчитаны на Егора, но не меньший интерес вызывали и у меня. Сергей Егорович, вероятно, слышал их не впервые и внимал другу вполуха, витая в своих мыслях.
В десять я проводила Егора в комнату, и он уточнил, ночую ли я у них. Услышав утвердительный ответ, он снова обрадовался, хоть я и не могла понять: почему это вызывает у него такой энтузиазм? В следующий раз обязательно спрошу его…
Пожелав Егору спокойной ночи, я вернулась к мужчинам.
Они сидели теперь в креслах и пригласили меня присоединиться к дегустации какого-то вина, привезённого Андреем – правда, не Тибетского и не Индийского, а Австралийского, купленного им в аэропорту.
Я сказала, что ничего не смыслю в напитках, кроме «нравится – не нравится».
Тем лучше, сказали они, и Сергей налил понемногу в бокалы. Я, наблюдая за их движениями, повторила необходимые, по всей вероятности, манипуляции и сделала маленький долгий глоток. Мужчины, прикрыв глаза, вдыхая через рот, выдыхая через нос, а потом наоборот, что-то там анализировали.
– М-да. – Сказал Андрей.
– М-да. – Повторил Сергей.
– М-м-м… да-а-а… – Сказала я и засмеялась. Потом добавила: – Вкусное вино. Только, пожалуйста, не переводите его на меня, если оно какое-то особенное. У вас есть что-нибудь для простолюдинов, вроде меня?
– Нет, вы будете пить именно это, – сказал Сергей и долил в мой бокал.
Себе они налили коньяк.
Весь вечер звучала незнакомая мне музыка, и я всё порывалась спросить – что это и кто это. Мне показалось, теперь настал подходящий момент.
– Это музыка нашего дорогого Андрюши, – ответил Сергей.
Я с удивлением посмотрела на Андрея.
Он улыбнулся:
– Вы же сами сказали, что я больше похож на поэта, чем на водителя.
– Правда? – оживился хозяин дома. – Вот так тебя сразу и раскусили? Хотя, что я… Это же не просто женщина!.. – Он постарался вложить в произносимые слова всё своё восхищение мной.
– Да, я не просто женщина, я психолог, – замялась я.
Прекрасно зная все тонкости этикета, отвечать на комплименты я не научилась до сих пор…
– Я вовсе не это имел в виду, – улыбнулся Сергей. – Ладно, дорогие друзья, – сказал он, вставая, – я вынужден откланяться, прошу меня простить.
Мы остались вдвоём. Я слушала музыку и смаковала вино. Оно было вкусным – ароматным и в меру терпким – больше я ничего сказать не смогла бы.
А музыка завораживала. Очень разная по структуре, по… по насыщенности, что ли… То звучал один-единственный инструмент, то едва ли не сводный духовой оркестр вместе с симфоническим, налетев, затирали, сметали трепетную ноту, повисшую в пространстве… Местами вступал мужской голос, без слов. Он словно задавал новое направление, музыка меняла течение, тональность, и голос уходил, растворялся. Потом снова…
Андрей сидел молча, глядя перед собой, вероятно, не желая мешать мне слушать. Возможно, это была своего рода медитация, и я тоже не решалась нарушить покой, хоть мне и хотелось поговорить.
Когда музыка стихла, мы одновременно посмотрели друг на друга. В его взгляде мелькнуло что-то, что заставило меня отвести свой.
– Так вы – музыкант… композитор.
– И композитор, и исполнитель, – сказал он. – Мы с Сергеем оба музыканты, одно училище окончили. Там и подружились.
Я посмотрела на Андрея с удивлением:
– И Сергей Егорович тоже?..
– Да. Только потом он ушёл в бизнес и перенёс туда свой креативный склад натуры. Как оказалось, для успеха любого дела необходим творческий подход.
– То-то я удивлялась… какой-то нетривиальный бизнесмен мне встретился.
– А потом такой же водитель.
– Да, – я улыбнулась, – такой же водитель… Мне очень понравилась… Нет, это не то слово. Ваша музыка удивительная. Вы дадите мне послушать?
– С удовольствием.
– Странно, что Егор мне ничего не рассказывал. Мы ведь с ним и о музыке говорим.
– Я совсем недавно, перед поездкой, закончил работу. Над всеми тремя дисками. Шесть лет ушло, пока я всё это сочинял и шлифовал. Вот вернулся, прослушал чистыми ушами и понял: всё, готовый продукт.
– Мне очень интересно, что вы делали там…
– У нас есть время, – он улыбнулся. – Я расскажу. В обмен на ваш рассказ.
– О чём? – Я посмотрела на Андрея.
– О том, как вам удалось чудовище в ангела…
– Не преувеличивайте… – перебила я его.
– Но это же совершенно другой ребёнок! – Настаивал Андрей.
Я стала серьёзной. Точнее, лёгкость ушла…
– Да. Он меняется. – Сказала я. – Только здесь никаких чудес, всё очень просто: любому живому существу нужно лишь одно – любовь. И дети – вовсе не дьявольские манипуляторы, как часто считают взрослые… На самом деле, чем более неуправляемо и агрессивно поведение ребёнка, тем с более беззащитным существом мы имеем дело. Внутри они перепуганные маленькие существа, сжавшиеся в комок и умирающие от страхов, которые нам и представить себе невозможно… Ведь свои собственные детские страхи мы стараемся подавить или забыть…
Я разволновалась до дрожи в голосе. С чего это?.. Сегодняшний день – такой долгий и наполненный, что-то новое, появившееся в поведении Егора, чего я никак не могу истолковать… Что-то происходящее со мной, чему я тоже не нахожу объяснения…
Андрей молчал. Мне стало неловко от собственной несдержанности. И я добавила уже более ровным голосом:
– Детей нужно нежить, ласкать, целовать, тогда уходят страхи и прорастает гармоничная личность.
– Но на это далеко не каждая мать способна, – сказал мой собеседник тихо.
– Мне, конечно, приятно слышать это, но… я не могу иронизировать на тему Егора… пока не могу… мне больно. – У меня и вправду сжалось всё внутри. – Простите.
– Это вы простите. – Голос Андрея напрягся. – Я взял не ту тональность в разговоре о нём. По правде, он мне не чужой. И я очень рад тому, что с ним происходит… нет, не так… я рад, что в его и в нашей жизни появились вы. – Он улыбнулся своей обычной едва заметной улыбкой.
– Я тоже рада нашей встрече, только вот… – Я чуть было не проговорилась о своих опасениях, которые стали одолевать меня в последнее время, но не стала продолжать.
– Только вот?.. – Андрей смотрел на меня, и мне показалось, что он знает, о чем я.
– Нет, не сейчас.
Я хотела спросить о матери Егора: кто она, где? Если Андрей – близкий друг семьи, он наверняка знает… Но сменила тему:
– А у вас есть дети?
– У меня… нет.
– Простите. – Его короткая заминка отрезвила меня. – Других учу, а сама… Это нетактичный вопрос.
– Мы теперь не чужие друг другу… до определённой степени. Поэтому некоторые вопросы переходят в разряд насущных. Вы согласны со мной?
– До определённой степени.
Мы замолчали. Пора идти спать. Расставаться не хотелось, но рано или поздно это следовало сделать.
– Ну, что, до завтра? – Решилась я.
– До завтра, – сказал Андрей, поднялся из кресла и протянул мне руку.
* * *
Я легла в холодную, пустую постель.
Уже почти пять лет это – обыденная реальность моей жизни, но почему-то именно сегодня я подумала об этом: о пустой, холодной постели. Почему?.. Вместо ответа на память пришёл ещё один не столь давний из ряда вон выходящий случай.
После первой беседы с моим потенциальным работодателем мне приснился сон – впервые за последние годы всколыхнувший моё женское естество. Некий мужчина, очень приятный мне, пытался склонить меня к близости. Мне хотелось ответить ему взаимностью, но я боролась с собой, не будучи при этом способной разобраться, кому же я не желаю изменить: мужу или любовнику? Я уговаривала себя во сне, что ни один из них не узнает, я смогу скрыть от каждого, но я должна это сделать, должна, я хочу этого…
Проснувшись, я пыталась вспомнить, что за мужчина был в моём сне, но образ расплывался, оставалось лишь острое чувство нашего с ним взаимного притяжения и желания физической близости.
Что могло спровоцировать этот сон? Не встреча же с крутым бизнесменом, показавшимся мне симпатичным мужчиной!..
Я написала Элке.
«Это весна, милочка моя!» – ответила Элка. – «Я рада за тебя! Выйди в чат.»
Я вышла. И вот такая «беседа» у нас получилась.
Я: привет. и чему же это ты так рада?
Э: весной повеяло!
– весна не бывает осенью. – Грустно пошутила я. – а осень-то не только на дворе…
И тут она напустилась на меня со свойственной ей горячностью:
– сейчас я начну кричать, приготовься! (смайлик) весна это не время года, это состояние души! это состояние роста, развития, движения!!! а твоя весна только началась!
– только – это когда?
– когда после гибели петра ты начала жить осознанно!
– и что – сейчас новая фаза весны? (смайлик)
– скорей всего! дух всегда тянет за собой плоть, не мне тебе рассказывать! дохлый дух – дохлое тело. (смайлик) а бодрый дух – весна в членах! (смайлик)
Что напомнило мне об одиночестве теперь? Беседа с приятным мужчиной, оказавшимся близким по духу и помстившимся мне симпатичным?..
Элкина теория «весны в членах» вполне объясняла моё состояние. Но это объяснение не отменяло лёгкого привкуса горечи и ощущения тоски, тонкой нитью перехватившей горло…
20.10.2005. Четверг.
Утром домработница передала мне записку:
«Марина Андреевна!
Очень прошу Вас приехать сегодня в мой офис в 16 часов. Мне нужно с Вами поговорить. Разговор отложить не могу. Вечером, не возвращаясь домой, улетаю на две недели.
Спасибо.
С.»
* * *
Егор слушал музыку.
Андрей вёл машину. Я поглядывала в зеркало, но почему-то оно оказалось повёрнутым таким образом, что глаз водителя не было видно, только губы и подбородок. Может быть, я сижу не так, как обычно?.. Да нет, место то же… Я попыталась чуть-чуть сгорбиться – выше носа водителя ничего увидеть не получалось.
Поёрзав, я остановилась на губах Андрея: пусть будет. Зато можно смотреть на них, не отводя взгляда.
Мне нравились его губы. В них виделось что-то… что-то французское. Особенно, когда он говорил. Впрочем, нет, вот так – сомкнутые – тоже…
Я попыталась представить себе, как они целуют женщину. Ничего не получилось… Для того чтобы представлять себе такое, нужно уметь влюбляться. Нужно хотя бы уметь видеть в мужчине мужчину. А я давно уже стала… как выразилась моя Элка, гендерно нейтральной… Как арктическая пустыня…
* * *
Мы вышли вместе с Егором. Первый урок у него – мой.
Прямо не знаю, что делать: на каждом уроке – и по русскому, и по литературе – начиная со вторника, мальчишка просится к доске. Других желающих нет, приходится вызывать его.
Справилась в учительской: как по другим предметам? Общая тенденция роста оценок по гуманитарным дисциплинам. Математика, химия – средне, а вот по физике – пятёрки. Попытала физика, встретив его вчера в коридоре: не завышает ли он Егору оценки?
Дело в том, что папа Егора – один из основных доноров школы, и я опасаюсь, что за материальные даяния ему будут платить завышенными оценками сына.
Физик обрисовал картину так. У моего подопечного живой, экспериментаторский ум, расположенный к абстракции и парадоксу, но пониженная способность к точным наукам. Ставить по физике тройку за то, что парень не силён в формулах, но при этом изобретает новый опыт для определения теплопроводности жидкостей, он, Евгений Моисеевич, не может и не будет!
– Вспомните двоечника Роберта Вуда! – Возбуждённо говорил он мне. – Да того же Эйнштейна!.. Он ведь тоже не из отличников!
И физик напомнил мне фразу великого учёного – её я знала очень хорошо. Эйнштейн сетовал на то, что современные – современные ему! – методики преподавания душат святой дух исследования, который нуждается в свободе, а не в принуждении, и что без свободы этот дух непременно зачахнет. Печально, что эти слова вот уже полвека остаются актуальными…
Кроме всего прочего, Евгений Моисеевич заметил, что в этом году Егор стал прилежней относиться к учёбе вообще. В предыдущие годы он был более спонтанным: есть настроение или интерес – пятёрки, нет такового – ставьте двойки, мне чихать.
Я поблагодарила учителя за информацию.
Прочие подробности узнáю на родительском собрании.
* * *
После своего урока я решила побыть на воздухе – последние тёплые деньки. Скоро зима, которая вот уж не первый год стала нагонять на меня если не тоску, то грусть. Хотя с моей новой жизнью, похоже, не до мерехлюндий будет…
Я спустилась к реке и побрела по набережной.
Что там босс хочет мне сказать? Разговор, похоже серьёзный, а не просто указания на время отсутствия – в этом случае хозяину достаточно телефона или листа бумаги и ручки. Что-то случилось?.. О его отъезде я знала ещё во вторник, так что поездка запланированная. «Разговор отложить не могу». Значит, есть тема… Ладно, дождёмся шестнадцати часов.
Егор. Он всё больше становится мне небезразличен… Нет. Не так… я не могу сформулировать это словами. У меня начинает болеть душа. Не за него, а о нём. Что это? Как это называется и что означает?.. Мой довольно богатый опыт психолога не способен подсказать ответ – и именно это и озадачивает.
Андрей. Что за роль он играет в этой семье? Друг – понятно. Но друзья живут в своих домах, а навещают по случаю. Он, похоже, постоянно обитает в доме Сергея. Водителем работает – деньги зарабатывает у богатого приятеля?..
* * *
Андрей стоял на самом верху лестницы, по которой я поднималась в школьный сад, пребывая в размышлениях подобного рода. Он был совершенно спокоен, но у меня вырвался вопрос:
– Что-то случилось?
– Нет. Почему вы решили?
Я поднялась, и мы стояли рядом.
– Потому, что вы тут стоите и меня ждёте, – сказала я.
– Я видел, что вы пошли на набережную, и тоже захотел прогуляться. А потом не решился вторгаться в ваше одиночество… Вы пребывали в серьёзных раздумьях.
– С чего вы взяли? – Я засмеялась. – У меня озабоченное чело?
– Да нет, на вашем челе заботы не отразились… Но вы же всё-таки думали о чём-то?
– Человек всегда о чём-то думает. – Я направилась к своей скамейке.
– Смею вас разубедить.
– Вы имеете в виду медитацию?
– Не только это… Но вы сейчас не просто думали, вы решали проблемы. Я прав?
– Да. вы правы. – Сказала я, и во мне поднялось что-то, не слишком присущее мне, хотя профессионально хорошо знакомое. – Не вздумайте убеждать меня в том, что вы провидец или экстрасенс… или как там это у вас называется…
– У нас – это у кого? – Он улыбался.
– У вас, у тибетцев. – Мне становилось стыдно за себя, и я засмеялась. – Простите, это так… нервы…
– Вот-вот. – Сказал с улыбкой Андрей. – Я об этом. Что-то вас выводит из равновесия.
– Вам сказать? Или сами… прочитаете? – Я села на скамью и воззрилась на кладбищенский сад.
– Я не люблю вторгаться в чужое.
– Но умеете, правда?
– Умею. – Очень серьёзно ответил он.
Именно в этот момент мои интуитивные догадки обрели статус уверенности.
– Можно отгадать, когда вы впервые вторглись в моё?
– Отгадайте. – Андрей повернулся ко мне лицом и закинул руку мне за спину, положив её на спинку скамьи.
Это начинало походить на соревнование двух петушистых подростков.
– В понедельник, – сказала я так, словно озвучивала приговор партнёру по шахматам: «мат». – Когда я сидела вот на этом самом месте.
Он улыбнулся. Мне показалось – удовлетворённо и снисходительно одновременно.
– И в понедельник тоже. Но впервые это произошло гораздо раньше.
– Но мы знакомы только с понедельника… – Я была в замешательстве и не сумела этого скрыть.
– Это вы со мной знакомы с понедельника.
Андрей смотрел на меня с такой открытой улыбкой, словно говорил: ну, полно, хватит, оставим это, я сдаюсь.
Я, не находя, что сказать, молчала и ждала.
– Марина, – сказал он серьёзно. – Когда Сергей передал мне ваш с ним разговор по видеосвязи, я тут же ответил ему: это то, что нужно… – Он осёкся и смущённо извинился: – Вы уж простите за такую формулировку… Дело в том, что мы давно искали воспитателя для Егора… Я присутствовал при всех беседах. А потом вот улетел. Когда появились вы… Ну, короче, я сказал: это она. И не ошибся.
– Это чутьё, опыт или что-то ещё?
– И то, и другое, и третье.
В кармане зазвонил телефон, напоминая о конце занятий Егора. Почти сразу раздался школьный звонок.
Мы поднялись и направились к машине.
– Вы свободны в районе четырёх? Меня босс в офис приглашает.
– Я в курсе. Я отвезу вас, – сказал Андрей.
* * *
Без пяти четыре я вошла в приёмную. Секретарь предложил мне присесть и заглянул в кабинет директора.
Сергей Егорович проводил меня к низкому столику с креслами, давая понять, что разговор будет не совсем деловой, и для него требуется более непринуждённая обстановка. Он сел напротив меня, опершись локтями о колени и сцепив пальцы, тем самым вольно или невольно выдав волнение и напряжение.
Он молчал, я ждала.
Вошёл секретарь и поставил перед нами по чашке горячего чая, блюдце с тонко нарезанным лимоном и вазу с конфетами. Я поблагодарила его, а Сергей сказал: