Убрать президента

Громов замолк, очевидно, вспоминая свой прежний мир. Та жизнь ему казалась уже далёкой и забытой. Жена, с которой прожили почти сорок лет, не вспоминалась ему совсем. И не снилась. Он даже пытался как-то представить её улыбку, её лицо. Не получилось. Всплывало какое-то размытое, казалось бы, знакомое очертание, но не лицо. Часто вспоминалась дочка. Но вспоминались ещё школьницей. Может быть, уже замуж вышла? Громов, с тех пор как сюда приехал, ничего о них не знал. Иногда его это тяготило. Но лишь иногда. Он был убеждён, что всё у них хорошо. Он допускал, что, может быть, они иногда обижаются на своего отца за то, что бросил их, ничего не объяснив. Но он верил, что они умные, (они же – в него!), и они простят, они его поймут. Работу Громов не вспоминал вообще. Ни коллег, ни конструкторское бюро. Он понимал, что если понадобится, он вспомнит всё. Особенно – оружие, которое изобрёл. Но не хотел об этом думать. Мысли об этом поначалу сознательно отгонял. Получалось успешно. Потому что впоследствии о нём даже не вспоминал. Но что-то тяготило его в последние дни, что-то мучило, ныло в солнечном сплетении и под левым нижним ребром. Громов ощутил, что это непонятное предчувствие как-то связано с его нынешними постояльцами. Но вот каким образом?

– Я вот только одно понять не могу? – словно в тумане раздался голос Мити.

– Чего? – автоматически произнёс Громов, моментально вернувшись из прошлого. – Что вы хотели спросить?

– Ведь вы язычники, – куражился Митя. – А мне сказали, что не пьёте совсем. Это правда?

– Да, мы не употребляем спиртное. Совсем.

– Но ведь это не правильно. Славяне-язычники любили выпить. Помнится, князь Владимир именно поэтому отказался от принятия ислама. «Питие есть веселие Руси» – так он ответил магометанам, когда они пытались обратить его в свою веру. А у вас, почему под запретом «веселие Руси»? – Митя радовался думая, что Громов загнан в угол, торжествовал и ждал ответа.

– А Вы, юноша, не всегда верьте тому, что в «Повести временных лет» написано, и десятки раз переписано. Это, во-первых. И, во-вторых, в Граде Сварога запрещено употреблять спиртное для того, чтобы соблюдалась железная дисциплина. Я уже говорил вам, что наша жизнь, что права у птиц. Пока на нас власти смотрят сквозь очки сварщика, но если кого-то из нас угораздит вляпаться в коричневое месиво, то покоя точно не дадут. А если вам не нравятся наши права и обязательства, то, как говорится, никто никого насильно у нас не держит. И от нас люди уходят. Не выдерживают ограничений, не могут радоваться жизни без мирских утех. Но те, кто остаются, те – сильны духом и спокойны душой. Поспрашивайте завтра об этом. Но не настаивайте на ответах, будьте понятливее и терпимее, иначе вас не примут, ничего не расскажут и не поймут.

Громов почувствовал, что устал от этого разговора. Поэтому на правах хозяина быстро эту беседу свернул:

– Остальные вопросы завтра. А теперь – отбой!

Викентьич обрадовался такому решению. Откровенно говоря, ему уже давно хотелось заснуть.

007

Йошка Фишман как всегда остановился в Париже в отеле Ритц. Это был дорогой пятизвёздочный отель, в котором обычно гостили высокопоставленные гости. Коко Шанель жила здесь почти тридцать лет, и здесь же умерла. Именно из этого отеля отправились в последнюю поездку по Парижу принцесса Диана и Доди Аль-Файед. В ближайшие же планы Фишмана встреча со смертью никак не входила, он собирался на важную встречу с Джастином в известный Будда-бар. Джастин работал в штаб-квартире ЮНЕСКО, занимался там программой по человеку и биосфере, и именно с ним сорвалась встреча Йошки, когда он недавно был в столице Франции транзитом в Найроби из Москвы.

Окна Йошки выходили на Вандомскую площадь, из которых была видна знаменитая одноимённая колонна. Она была воздвигнута по распоряжению Наполеона Бонапарта в начале 19-го века в честь одержанных им побед. Колонна была выстроена из камня и обложена барельефами, отлитыми из множества австрийских и русских пушек, доставшихся армии Бонапарта от побеждённых воинских частей.

Йошка любил Ритц отель. Он находился в первом округе Парижа, и до ближайших достопримечательностей было, как говорится, рукой подать. До Опера Гарнье он добирался меньше, чем за пять минут. До Лувра чуть-чуть больше. Прогулка до Будда-бара обычно занимала минут десять. Известный ресторан паназиатской кухни находился недалеко от площади Конкорд. Йошка любил там бывать, и очень обрадовался, когда узнал, что встреча с Джастином состоится именно там.

Ужин был запланирован на 8 часов вечера. Йошка спустился с Вандомской площади до Рю Сен-Оноре и повернул направо. Пройдя метров двести, на пересечении с Рю Камбон он оказался рядом с польской церковью Вознесения Девы Марии, которая комфортно вписывалась в архитектуру старого Парижа. Нельзя сказать, что она была привлекательна, но обращала на себя внимание своей монументальностью. Дальше обычная парижская улочка ничем не выделялась. На пересечении с Рю Буасси д`Англа Йошка повернул налево и вскоре оказался у входа в Будда-бар. Посмотрел на часы: было ровно восемь.

Йошку провели к Джастину. Их столик находился справа от большой статуи Будды на таком расстоянии от других, чтобы можно было разговаривать друг с другом, не опасаясь быть услышанными. Видимо, это устроил Джастин. Обычно в это время популярный ресторан заполнен полностью, и без предварительного заказа столиков в это заведение было невозможно попасть.

Как выяснилось, Джастин уже сделал заказ на двоих. И Йошке ничего не оставалось, как его поблагодарить.

– В Сибири всё готово к форуму? – привычно без предисловий задал Джастин вопрос.

– Да, я об этом недавно доложил в ЮНЕП.

– А почему тебя отправляют снова в Москву?

– Директор опасается, что форум не будет представительным, если на нём не будет нового российского президента. Мне поручено использовать все рычаги, чтобы добиться от Владимира Путина участия в работе форума. Правда, я пока ещё не знаю, как это сделать. Запланировал ряд встреч в Москве.

Вдруг Йошка понял, что Джастина мало интересует форум и разговор пойдёт совсем о другом. Он выразительно посмотрел в глаза Джастину и тот, как будто читая вопрос, кивнул в ответ Йошке головой.

– С твоим контактом всё нормально?

– Да, он готов к работе, – Йошка насторожился.

– А запасной?

– И с ним всё нормально. Он пока законсервирован. Что-то срочное?

– Очень! Слушай внимательно. В Хакасии есть несколько угольных разрезов, добыча угля на которых производится открытым способом. Там нет бурения и нет шахт. Облегчают добычу угля специальными взрывами. Они не очень большой мощности и каждый взрыв согласован с местной властью. Необходимо срочно получить информацию, в каких объёмах хранится взрывчатка непосредственно на разрезах? И есть ли возможность устроить более мощный взрыв?

– Более мощный? Это какой?

– Тысяча тонн, не меньше.

– Не думаю, что такое количество взрывчатки может храниться на разрезах.

– А тебе, Йошка, думать об этом не надо. Твоя задача – довести это задание срочно до контакта и получить очень срочно ответ.

Фишман уже сталкивался с промышленными взрывами и отдалённо представлял, что может произойти при взрыве такой мощности.

– Такой взрыв может вызвать небольшое землетрясение?

– Да, может. Именно землетрясение нам и нужно. И не небольшое, а нормальное такое землетрясение, – Джастин внимательно всматривался в глаза Йошки. – Если взрывчатки будет больше, то, как ты понимаешь, это будет лучше. Для всех.

Джастин замолчал. Молчал и Йошка. Он неплохо знал собеседника и понимал, что это ещё не всё.

– Это не всё, – продолжил Джастин. – Из Монголии на границу с Тывой – это российская республика рядом с Хакасией – будет доставлен ценный груз. Это будет деревянный ящик размером с большой российский сундук – очень важный и дорогостоящий раритет. Его нужно будет переправить к Варфоломею. На самом деле, это старый ящик, не представляющий никакого исторического интереса, набитый всяким хламьем. Но и лишний глаз этому грузу тоже не нужен. Словом, работа деликатная. Твой агент справится?

Джастин изучающе вглядывался в глаза Йошки, а потом спокойно это взгляд оторвал. Йошка понял, что, скорее всего, это уже всё.

– И это почти всё, – словно смеясь, произнёс Джастин. – Доклад через неделю по старым каналам. Место на границе Тывы и Монголии обозначено в этом путеводителе. Точные координаты места получите потом. Справишься?

– Как будто ты примешь от меня другой ответ?!

– Конечно, нет, – открыто рассмеялся Джастин. – Но зато это уже всё, что я хотел тебе сказать.

Джастин сделал минутную паузу. А потом неожиданно и несколько отстранённо спросил:

– Слушай, Йошка, а тебе нравится этот голос?

Только тут Йошка обратил внимание, что в Будда-баре звучала китайская песня и голос певицы, действительно, был очень прекрасен:

– Он очень волнительный… И пронизывающий. А кто это поёт?

– О! Это новая китайская звезда. Её зовут Пэн Лиюань, – вскинул восторженно руки Джастин. – Она быстро и ярко зажглась. У неё хорошее будущее. И у неё, кстати, очень интересный муж. Сейчас он является губернатором восточно-китайской провинции Фуцзянь. Очень перспективный. Запомни его имя – Си Цзиньпин. Мы про него ещё услышим.

Рядом появились две красивые официантки. Китаянки. Принесли любимое блюдо Йошки Фишмана – утку по-пекински. Всё-таки Джастин знал его вкус.

Самая лакомая часть блюда – это запечённая хрустящая утиная шкурка-корочка. Фишман всегда начинал именно с неё. Это потом он уже переходил к основному блюду. Нежно брал руками тонко нарезанные мясные ломтики, сглатывая слюну обнюхивал их, клал на тонкий пшеничный блинчик, добавлял пёрышки зелёного лука, кусочки моркови и огурца, свертывал блин, макал его в островатый соус и, причмокивая, уже потом вкушал. Да-да, не кушал, не ел, а именно вкушал. Délice!

008

Громов поднял своих гостей с рассветом. На столе стоял кувшин парного молока, каравай ржаного хлеба, вареные яйца и свежий творог. Позавтракали неохотно, к такой утренней пище, судя по всему, никто из гостей не привык. Затем отправились на экскурсию по деревне. То есть по Граду Сварога. Правда, слово «экскурсия» Громову не нравилось совсем. Он предпочёл называть утреннее мероприятие знакомством. Викентьич и Митя спорить не стали. Топой, по привычке, промолчал.

Знакомство началось со школы. Она была небольшой, да и учились в ней всего три десятка детей. Современных школьных учебников не было. Не было и профильных учителей. Все занятия проводил одновременно со всеми просвещенник Владимир, лет ему было около сорока пяти. Да и школа называлась не школой, а домом просвещения. Иногда, раз в месяц проводил там свои уроки и Варфоломей. К ним готовились загодя, как к экзамену, и слова благодарности от Богопочтенного были главной похвалой за усердие просвещенцев-учеников. Три раза в день вместе со всеми жителями Града просвещенцы посещали Храм и молились своему языческому богу Сварогу. В свободное от учёбы время дети занимались хозяйством, помогая своим родителям и другим жителям общины.

Дом просвещения стоял недалеко от деревенского пруда. Где-то в глубине его доставали из длинной и узкой проруби сети рыбаки. Потом добыча раздавалась всем жителям деревни, по очереди и в пропорции количества членов семьи. Хотя достаток был всегда, даже в самые морозные дни, когда рыба словно засыпала и уходила на глубокое дно. То, что оставалось свободным от раздачи, хранилось в больших деревянных складовцах.

В ближней проруби, недалеко от берега, стайка женщин, нагнувшись к воде, полоскала постиранное бельё. Где-то в тайге раздались выстрелы. Значит и с охотой здесь всё налажено, поставлено, как говорится, на промысловый лад.

Солнце уже ярко светило, и отражаясь алмазными искрами от снега, слепило глаза. Викентьич вдыхал этот свежий горно-таёжный воздух полной грудью, от обилия кислорода пьянило, в глазах мерцало, и приятно слегка кружилась голова. Всматриваясь в Град Сварога, Викентьич ощущал себя вне временных и пространственных измерений, словно оказался в мире фэнтези и вот-вот на горизонте поплывут титры из фильма, где он главный герой.

Дом Варфоломея стоял невдалеке от храма. Он был не очень большим, но двухэтажным. На его крыше были прикреплены две спутниковые антенны и панели с солнечными электрическими батареями в несколько рядов. Такие же солнечные батареи в пять рядов были установлены на заднем дворе. Сам дом, в отличие от других, был огорожен невысоким забором.

– Вот этого я не ожидал, – присвистнул Митя. – То есть Варфоломей всё-таки равнее всех равных?

– Что ты хочешь спросить? – мгновенно отреагировал Громов.

– То, что Варфоломей всё-таки пользуется электричеством, тогда как его нет у других.

– Это необходимость. Электричество нужно, чтобы связываться с большой землёй через спутниковую связь. Да и мало ли для чего срочно бывает необходимость в электричестве в тайге, в глуши?! Но мы от отсутствия электричества не страдаем. Оно не даёт нам расслабиться. Да и от искушений мирских избавляет тоже.

– Спутниковая мобильная связь? – не унимался Митя. – Но ведь это безумно дорого?!

– Дорого, – согласился Громов. – Но и мы вынуждены зарабатывать. Продаём пушнину, рыбу, зверя, дичь. Лесные ягоды, грибы. У общины есть специальный благотворительный счёт… Но я и так рассказал вам больше, чем уполномочен. Лучше спросите об этом Варфоломея при встрече. Правда, честно скажу, ему эти вопросы не очень понравятся.

Громов был недоволен, что позволил втянуть себя в этот разговор. Варфоломей поставил его к Викентьичу и Мите для того, чтобы информация, получаемая ими, была дозированной и в нужном для них ключе. Громов был умным, коммуникабельным и умеющим внушать доверие человеком. Варфоломей хоть и не любил журналистов, но не мог обходиться без них. Они, сами того не желая, рекламировали и продвигали Град Сварога. Через них он доносил определённые месседжи в мир и получал новых сторонников его идей. Но всегда Варфоломей был настороже, когда очередной журналист появлялся в его общине. Громов обычно общался с журналистами до него. И уже потом, получив от Громова точную характеристику, Варфоломей встречался с гостем лично, понимая как выстроить беседу с ним.

– О, а наши открытия Варфоломея не заканчиваются, – с сарказмом выкрикнул Митя. – Викентьич, ты только посмотри там, за углом! Не удивлюсь уже, если где-нибудь в сарае я обнаружу вездеход. Или вертолёт.

За углом дома стоял мощный снегоход. Судя по следам на снегу, вчера кто-то приехал в гости к Варфоломею. Или кто-то вернулся домой.

Громова раздражала эта ситуация. Он расположился к Викентьичу и Мите, но их вопросы и сарказм последнего не нравились ему. Громов понимал, что это не понравится и Варфоломею. Поэтому он и не спешил войти в дом.

Вдруг дверь в доме Варфоломея открылась, и на крыльцо вышел высокий худощавый бородатый человек. Что-то знакомое показалось Викентьичу в его лице. Но где он его видел раньше, и он кто?

– Ба, знакомые всё лица! – воскликнул Митя. – Дружище, ты помнишь его?

Викентьич отрицательно покачал головой.

– Ну как же? «Пирамида», Йошка, Саяногорск.

Точно! Викентьич вспомнил. Они нагрянули с Митей в «Пирамиду» поздно вечером, когда им надоела тусовка журналистов в инфоцентре после экскурсии на Саянский алюминиевый завод. Свободных мест в ресторане не было, и, заметив недалеко от входа знакомое лицо – виделись на той же экскурсии по СаАЗу – ринулись к его столику. Йошка встретил Митю и Викентьича растерянно, но с улыбкой. А вот сухощавый бородач отчего-то забеспокоился, что-то испуганно шепнул на ухо Йошке и быстро исчез. Больше в тот вечер он не появлялся. А Викентьич, Митя и Йошка после «Пирамиды» переместились в Дом иностранного специалиста, где продолжали кутёж почти до утра. Потом Митя каким-то образом устроил их поездку в таёжный дворец собственника алюминиевого завода, где они в компании топ-менеджеров и встретили Новый год.

Викентьич удивился, встретив здесь знакомого Йошки. Но бородач явно не обрадовался этой встрече. Было видно, что он растерялся, видимо, не зная, что дальше предпринять. Затем мгновенно развернулся и вошёл обратно в дом.

Громов, наблюдая за неловкой сценой, растревожился совсем. Этот бородач Цыганок работал в хакасском госкомитете по охране животного мира, был близким другом и доверенным человеком Варфоломея, хотя связь эту, как понимал Громов, нигде не светил. А тут получилось, что не просто засветился, но засветился перед журналистами, которые видели его также на встрече с каким-то Йошкой. Уж не с тем ли Йошкой, про которого как-то проговорился Варфоломей?! Кажется, тот был недавно в Саяногорске и работает где-то в ООН.

Громов работал раньше на секретном заводе, умел мыслить быстро и аналитически, и пришёл к выводу, что недовольство Цыганка встречей с Митей и Викентьичем ничего хорошего последним не сулит, да и аудиенция у Варфоломея сегодня вряд ли возможна. Во всяком случае, до тех пор, пока у него находится Цыганок. Требовалось срочно увести журналистов и охотника от резиденции Варфоломея.

Громов взмахнул руками, и наигранно, как показалось Викентьичу, застрочил:

– Ах ты ж, время-то летит! Уже и откушать пора. Ах ж, я – лободыра таёжная, держу вас тут гольём на улице, когда в печи уже петушок размяк, рвётся из чугунка в роток. Айда, айда скорее домой. Дела все потом. На голодный желудок разве что важное быстро сделаешь?

И потащил-потащил Викентьича, Митю и Топоя за собой не слушая ни просьб их, ни вопросов.

Обедала наша троица не спеша и в одиночестве. Громов, сославшись на неотложные дела, скорострельно удалился. Обед особенно не отличался от вчерашнего ужина. В дополнение на столе оказался большой чугунок, из-под крышки которого по всей избе сочился насыщенный туман мясного аромата. Как впоследствии оказалось, это был суп-лапша с разваренным прямо в чугунке здоровенным петушком. Чистый воздух сибирской тайги положительно повлиял на аппетит гостей Града Сварога. Наелись, как говорится, от пуза. И тут же всех потянуло в сон.

Когда вернулся Громов, Викентьич и Митя в унисон похрапывали в углу избы. Топой, прижавшись спиной к печи, что-то вырезал ножом из лучины.

Громов откашлялся, глотнул из кадушки, стоявшей рядом у входа, родниковой воды и громко произнёс:

– Друзья! Богопочтенный сегодня очень занят. Мы сейчас пройдём с вами в храм. А встречу с Варфоломеем постараюсь устроить после.

Друзья наши собрались быстро. После обеда и небольшого сна хотя и чувствовали себя расслабленно, но терять зря время, валяясь в избушке Громова, не хотелось.

Проходя мимо дома Варфоломея, Митя заметил, что снегохода на месте нет. Значит, бородач покинул град. Он взглядом и кивком головы показал на место, где стоял снегоход, Викентьичу. Тот всё понял и кивнул в ответ.

Громов не рассчитывал проводить экскурсию в храме самостоятельно, но встречаться с журналистами Варфоломей пока не спешил. Громову показалось, что эта встреча сознательно пока откладывалась. И откладывалась из-за визита Цыганка. И возникшего интереса Викентьича и Мити к бородатой персоне. А интерес этот необходимо было срочно переключить. И сделать это мог только Храм.

Именно так это и случилось. Сказать, что Храм покорил Викентьича и Митю, было бы неправдой. Храм Сварога заставил Митю и Викентьича поразиться его необычностью. Освещаемый через цветные окна в центральном куполе шестиметровый Сварог, казалось, на мгновенье замер, опершись на меч, и прижав руку к груди, задумался, чтобы принять сложное решение. Возникало ощущение, что скоро – вот-вот уже сейчас – он закончит свои размышления, и перенесёт свой тяжёлый взгляд на пришедших иноверцев. От этого становилось страшновато. Величественным и божественным казался Сварог. Словно невидимая молния, идущая от статуи, волнительно прожигала их насквозь.

Сварог, по мнению некоторых историков и исследователей древнеславянского мира, был главным, то есть Верховным богом всех славянских богов. Считалось, что он был отцом другого известного славянского бога плодородия и солнечного света Дажьбога. Собственное имя Сварога, как считали славяноведы, произошло из языка древних индоариев от слова «небесный». Некоторые исследователи считали, что имя Сварог также сопоставимо со славянским словом «свара», что могло означать, как «спорящий» или «наказующий».

Викентьич узнал об этом накануне от Громова. И, глядя сегодня в полусвете на деревянно-богатырского Сварога, дрожью в коленах и камнем в кишечнике отчего-то ощущал наказующий его взгляд. Вспомнились сразу последние слова пушкинского Дон Гуана: «О, тяжело пожатье каменной его десницы».

Громов, правда, недоговорил, что не все исследователи считают, что бог Сварог был в действительности у древних славян. И что, вполне вероятно, в «Повести временных лет» он появился совсем ошибочно, по вине переписчика.

Викентьич и Митя уже в который раз обходили деревянного Сварога. Шаги их были неспешными, взгляд – сосредоточенный и одновременно несколько отрешённый. Громов отметил, что патетическая мелодика, которую создавал в храме Сварог, захлестнула своим напором и Викентьича, и Митю. Топой уселся вприсядку недалеко от входа и внимательно рассматривал небольшую фигурку, которую вырезал недавно из обычной лучины. Он был здесь не в первый раз, и волнение, которое охватило его спутников, пролетало мимо него. «Толстокожий потому что», – как заметит потом про него Шевчена.

Перед статуей была небольшая в виде подиума площадка с невысокой трибуной, за которой, видимо, и читал свои проповеди Варфоломей. Справа и слева от статуи находились ещё две площадки. Громов объяснил, что здесь по большим праздникам размещается хор. На одной из стен храма были размещены детские рисунки. Викентьич разглядел в них виды храма, самого Сварога, пейзажи Града и, судя по всему, самого Богопочтенного Варфоломея. Позади статуи находились две небольшие двери, открыть которые Громов не разрешил.

– Сюда могут входить только по личному разрешению Варфоломея.

– Это что-то типа алтаря? – спросил Митя.

– Не совсем… В этой комнате Варфоломей обычно принимает исповедь, – Громов не очень охотно отвечал на вопросы. – Как таковой исповеди, как вы знаете, у язычников нет. Но у нас иногда появляется потребность поделиться своими сомнениями, рассказать Варфоломею о своих мыслях, поразмышлять о бытие, в том числе и о жизни своей в частной беседе. Как говорится, конфиденциально. Варфоломей не отказывает.

– А за другой дверью что будет? – не унимался Митя.

– В этой комнате Варфоломей готовится к служению. Это личная келья Богопочтенного и туда, обычно, никто не входит.

Фотографировать внутри храма Викентьичу и Мите не разрешили, хотя никаких ограничений для фотосъёмок до этого не возникало. Громов заявил, что это не его и даже не Варфоломея прихоть, а желание жителей общины. Они боялись, что их языческого бога могут сглазить другие иноверческие боги. И не хотели, чтобы фото Сварога разлетелось тысячами копий по всему миру на радость колдунам, шаманам, ведьмам и прочим проповедникам нечистой силы. Варфоломей, судя по всему, в этом свою паству не переубеждал. А может быть, это предубеждение и взращивал. Митя и Викентьич погоревали, конечно, от того, что не удастся сделать снимок такой величественной статуи, но смирились и послушно последовали за Громовым, когда тот отчего-то быстро закончил экскурсию.

Когда знакомство с храмом закончилось, на улице уже было совсем темно. Зимой всё-таки темнеет быстро. Громов на минуту зашёл в дом к Варфоломею, и, выйдя обратно, повёл наших друзей к себе в избушку. На вопрос Мити, «когда же всё-таки мы встретимся с Богопочтенным?», ответил неопределённо и неуверенно:

– Может завтра.

В избе Громова опять был накрыт стол. Митя, покопавшись в рюкзаке, достал небольшой фонарь на батарейках, и, схватившись за живот, с усердием громко промычал:

– Пардоньтесе, по нужде мне нужно.

Удобства, как и в любой деревне, здесь были во дворе. Правда, дворов здесь как таковых не было, потому что не было и заборов. Но здание-скворечник стоял невдалеке у каждой избы.

Митя, проходя мимо Викентьича, и изображая боль в кишечнике, негромко и быстро отрубил:

– Я задержусь. Не давай Громову выйти, займи его.

И, усердно пыхтя, выскочил.

Викентьич не знал, что задумал Митя. Но друга всё-таки решил подстраховать и завёл разговор с Громовым о язычестве.

Митя Шевченко в это время в темноте улочки перебежками добрался до Храма Сварога. Потянул за ручку, дверь была открыта. Нырнув быстро в храм, прижался к стене. В зале никого не было. Горевшие лампочки (видимо от электричества солнечных батарей) неярко освещали статую. Этого света вполне хватало, чтобы сделать фотографию Сварога. Митя вытащил из кармана мыльницу и несколько раз нажал на кнопку камеры. Сменив несколько раз расположение, Митя сделал уже более десятка снимков. Плёнка в фотоаппарате была им заряжена утром, в течение дня Митя мыльницей не пользовался, поэтому кадров для фотосъёмки оставалось ещё достаточно. Митя сделал ещё пару кадров и засобирался быстро вернуться к Громову, чтобы никто не заметил его отлучку. Но проходя мимо кельи Варфоломея не удержался, и потянул за ручку двери. Дверь поддалась. Митя на секунду задумался, а потом мгновенно нырнул внутрь.