Игра слов

– Не отвлекайся на внешние эффекты, – пытался я настроить Кристину на конструктив. – Нажми левой ногой левую педаль… Дерни эту ручку вперед… А теперь медленно левой ногой отпускай левую педаль и правой ногой также медленной нажимай на правую педаль…

Машина взревела раненым зверем.

– Да не торопись ты так, – всерьез испугался я. – Я тебе рассказал, как сдвинуться с места, но еще не сказал, как остановить машину, а ты уже гонки устраиваешь.

– Я чуть не уехала, не пристегнув ремень безопасности! – закричала Кристина, сняла ногу со сцепления, машину сильно дернуло, двигатель заглох и наступила тишина.

– Водить машину также сложно, как делать макияж перед выступлением на подиуме, – искал я нужные слова. – Но раз ты способна справиться с холодильником и микроволновой печкой, то справишься и с автомобилем. Начнем с начала. Поворачиваешь ключ в замке зажигания, как будто ты входишь к себе домой… Левой ногой нажимаешь на левую педаль… Дергаешь эту ручку вперед…

– Как эта ручка называется? – вдруг откликнулась Кристина.

– Тебе не нужно знать, как она называется, эти знания тебя будут только старить, – я снова нашел нужные слова, потому что лицо Кристины осталось сосредоточенным как перед витриной магазина. – Теперь я выйду из машины и буду толкать ее сзади, а ты левой ногой отпускай левую педаль и нажимай на правую…

Я изо всех сил приподнял зад машины и попробовал толкнуть ее вперед. В этот момент двигатель снова взревел и передние колеса отчаянно закрутились на месте.

«Черт, я опять не успел сказать Кристине, как останавливать машину», – вдруг вспомнил я.

– Когда машина выйдет на дорогу… – заорал я.

– Что?! – заорала в ответ Кристина через открытое окно сквозь рев двигателя и скрежетание колес.

– Когда… – снова начал я. Но тут мне показалось, что машины поползла на брюхе в кювет.

– Не слышу! – раздался чуть слышно крик Кристины.

– Ноги вверх! – закричал я, потянул на себя спойлер «Селики» в надежде удержать машину от падения, но лишь поскользнулся сам и рухнул всем телом под поток грязи из-под бешено крутящегося переднего колеса.

Кристина выскочила из машины, которая тут же снова заглохла, подбежала ко мне, поскользнулась, шлепнулась рядом под выхлопную трубу, и стала ощупывать мои руки и ноги, снимать ошметки грязи с волос и лица, и причитать по-старушечьи, и от этого как-то особенно нежно и трогательно:

– Ты цел? Руки-ноги целы? Не ушибся? Что это за кровь? Ты не теряешь сознание? Где аптечка? Я обработаю твою рану. Кажется, это просто царапина. От этого не умирают даже мужчины…

За такую нежность женщине можно простить даже то, в чем она не виновата.

Мы очень долго сидели в машине молча и грустно. Наверное, минуту… Или две…

– Через десять лет мы будем вспоминать об этом как о забавном приключении. Представь, у нас будет домик где-нибудь здесь, на заливе, и мы будем Стасу и Иринке рассказывать о твоем деревенском стриптизе.

Кристина настороженно молчала. Тогда я еще не знал, что заглядывать в будущее в разговорах с женщиной – это самое рискованное лингвистическое приключение. Я всегда этого подсознательно избегал, и, видимо, именно поэтому до сих пор еще ни разу не женился.

– За эти десять лет твоя грудь станет только красивее. После беременности она станет чуть больше, но не изменит своей практически идеальной формы, – нагло фантазировал я.

Кристина молчала, но, видимо, не потому, что в этот момент туго соображала: просто речь шла о слишком важных для нее вещах. Но я никак не мог понять, что в этот момент было для нее важнее: гипотетическая беременность от меня или форма ее груди через десять лет независимо от факта моего существования.

– У нас будет ребенок? – заторможено спросила Кристина.

– Понимаешь, если мужчина и женщина долго живут вместе, то у них обычно появляются дети, – говорю я так, будто уже объясняю своему будущему ребенку то, как он появился на свет.

– У нас будет много детей? – с легкой опаской спросила Кристина.

– У нас будет детей столько, сколько ты хочешь, – начал я успокаивать Кристину, хотя точно не знал собственно по поводу чего ее надо успокаивать.

Я погладил ее волосы, как гладят маленького ребенка, чтобы он не плакал, поцарапав коленку. Я потрепал ее за щеку, как когда-то делала наша соседка, отправляя свою дочку в школу. Я чмокнул ее в щеку, как когда-то впервые в классе в пятом чмокнул одноклассницу вместо того, чтобы дернуть ее за косичку. Ничего не помогало… Кристина молчала по-взрослому сосредоточенно как вулкан перед извержением. Когда женщина не может говорить даже глупости, надо срочно предпринимать какие-то экстренные меры.

– Слушай, Кристина, выходи за меня замуж! – выпалил я и только потом подумал: «Лучший способ успокоить женщину – это позвать ее замуж. Даже если она ответит категорическим отказом, в душе она, безусловно, будет благодарна за это предложение».

– Кристина, ты совершила невозможное! Ты примирила меня с существованием розового цвета и научила дарить цветы и другие бесполезные вещи! Теперь как порядочная женщина ты просто обязана выйти за меня замуж.

В ответ резкий порыв ветра сорвал ветку и треснул ею по лобовому стеклу.

– Ради тебя я даже готов в день нашей свадьбы впервые после выпускного вечера надеть костюм и галстук.

Крупные капли дождя дробью расстреляли крышу автомобиля.

– Нет, давай лучше организуем свадебную церемонию прямо на пляже Финского залива. На мне будут плавки и бабочка, на тебе купальник и фата. Об этой свадьбе заговорит весь Петербург. Ты ведь мечтаешь именно об этом, я угадал?

– Ты это серьезно? – настороженно спросила Кристина.

– Я никогда не был таким возбужденным как сейчас. Я возбужден даже сильнее, чем во время секса с тобой, – не соврал я.

Хотя свадебная церемония в любой форме меня раздражала и пугала как визит к стоматологу, но перспектива свадебного путешествия мне казалась все более соблазнительной. Я действительно давно не был в отпуске.

– Ты – красивая женщина! Я – умный мужчина! Мы с тобой идеальная пара!

– Нет, еще не идеальная: ты вечно забываешь чистить ботинки, – начала оттаивать Кристина.

– Я только что понял: нам действительно надо срочно пожениться, чтобы наши отличные отношения стали идеальными. Понимаешь, жениться – это значит навсегда. Пойми смысл слова «навсегда» и ты поймешь смысл слов «выходить замуж». Перед словом «навсегда» мелочи теряют всякий смысл. После свадьбы я перестану тебя ревновать, потому что ты – моя жена, и это навсегда. Я гораздо охотнее буду покупать тебе все, что нужно и не нужно, потому что после свадьбы я это буду покупать не для тебя, а для семьи, и значит и для себя тоже. А наш секс будет в два раза длиннее, потому что я перестану торопиться, во мне умрет ощущение, что каждый поцелуй, возможно, последний…

Чем активнее я звал Кристину замуж, тем искреннее верил в то, что я действительно этого хочу. Все-таки у моих слов парадоксально сильное влияние на мое поведение.

– Почему ты молчишь? Ты не хочешь выходить за меня замуж? – в эту минуту эта простая мысль показалась мне крамольной и невероятной.

– Я хочу, но не могу тебе поверить, – отозвалась Кристина. Последние несколько минут она смотрела на меня прищуренным изучающим взглядом, как будто видела меня впервые. Пожалуй, так оно и было на самом деле.

– Кристина, я прямо сейчас докажу тебе серьезность моих слов!

Я выскочил из машины, открыл багажник, вытряхнул все содержимое сумки с инструментами и какими-то железячками, многие из которых остались еще от прошлого владельца, и в тусклом свете принялся разбрасывать их во все стороны. Я знал, что я ищу. Я был уверен, что я это найду. Но не находил.

– Ты скоро? Мне холодно… – донесся голос Кристины.

Я собрал все железячки в левой стороне багажника и стал по одной перекладывать на правую сторону. Нужную штуковину я сначала почувствовал, потом нащупал на ощупь, только потом увидел…

– Кристина! Я прошу тебя стать моей женой и в честь этого принять обручальное кольцо! – пафосно, но очень серьезно, произнес я и надел Кристине на палец большую гайку. На тонкий палец Кристины гайка села идеально, но все-таки она была толстовата, и потому пальцы оказались чуть растопыренными.

Кристина очумела посмотрела на гайку, потом на меня, потом сжала руку с самодельным обручальным кольцом в кулак. Я напрягся, и у меня впервые зародилась мысль, что я все-таки делаю что-то неправильно. Кристина попыталась посмотреть на свою руку с кольцом как обычно она смотрит на руку после посещения маникюрши. Видимо, что-то ей не понравилась, причем, настолько, что ее нижняя губка дрогнула.

Машина вдруг заглохла. Стало глубоко тихо. Ощущение беззащитности пришло быстрее, чем разумное понимание того, что никакой серьезной опасности нам не угрожает. На секунду показалось, что капли дождя стучат прямо по мозгу и растекаются дальше по извилинам.

– Ты специально так делаешь мне предложение, чтобы я отказала, – тихо в тишине сказала Кристина. Она сняла с пальца гайку, но не бросила ее в меня, к чему я был почти готов, а аккуратно положила перед собой.

– Я мечтала об этих твоих словах… Но почему именно сейчас? Почему ты не сказал мне тоже самое в ресторане. Или хотя бы на белых простынях в нормальной постели. Почему даришь эту гайку? Мне не нужны бриллианты, пусть хотя бы маленькое золотое колечко…

– Какая разница? Зачем вешать ценник на чувства? Это кольцо стоит рубль – значит, ты меня не любишь. Это кольцо стоит сто долларов – значит, сегодня я разрешу тебе со мной переспать. А вот это кольцо с бриллиантом, похожим на кубик льда в коктейле, позволит тебе трахать меня пока тебе не надоест.

– Ты специально так поступаешь, чтобы я тебе отказала. На самом деле ты не хочешь на мне жениться. Ты хочешь избавиться от меня. Ты играешь мною.

– Неправда.

– Я не принимаю это всерьез. Уходи.

– Куда уходить? Совсем уходить?

Кристина задумалась.

– Давай выбираться отсюда. Найди кого-нибудь, кто нам поможет.

– Только мы сами можем себе помочь.

– Ты достал меня своими глупыми образами и тупыми несвоевременными мыслями! – сорвалась Кристина. – Просто найди тракториста. Вместе с трактором. Я говорю только об этом. Мне надоел этот дождь и эта тесная машина.

Впереди показалась очередная толпа с сумками, детьми и руганью по поводу того, что мы перегородили дорогу. За тысячу рублей мужики, которые громче всего ругались, вытащили нам машину.

– Странная какая-то у тебя машина, – сказал мне на прощание мужик с погасшей папироской в зубах. – Китайская, наверное…

Я был готов убить его, потратил все силы на то, чтобы сдержаться, и поэтому эмоций сердиться на Кристину у меня уже не осталось.

Минут через десять мы уже мчались в Питер по освещенной трассе.

Я получил отказ? Вроде бы нет. Кристина забралась на сиденье с ногами, положила мне голову на плечо и спокойно дремлет, как делает обычно после наших удачных загородных поездок. Или она действительно не хочет выходить за меня замуж, и просто воспользовалась той неромантической обстановкой как поводом для отказа, который, тем не менее, не сжигает все мосты? Или действительно я просто не попал в интонацию, и стоит мне через пару дней повторить в каком-нибудь ресторанчике и с подарком настоящего колечка приглашение жить и умереть в один день, и я получу счастливое согласие? Мне не сказали «да». Мне не сказали «нет». Но во время всего этого разговора ни я, ни Кристина ни разу не сказали ни слова о любви. Но тогда я этого не заметил.

Место проведения нашей очередной корпоративной вечеринки зависело исключительно от того, с кем были заключены рекламные договоры по бартеру. Подозреваю, что если бы у наших клиентов хватало денег и желания расплачиваться с нами только деньгами, то вечеринок у нас не было бы вовсе. Чаще всего мы ходили играть в бильярд: шеф был большим любителем этой игры. Играл он так себе, но все равно обычно выигрывал. Это не удивляло никого из его друзей и моих коллег, но самым странным для меня было то, что это не удивляло и самого шефа. Иногда мы ходили в боулинг. Однажды мы получили бесплатные билеты на три сеанса подряд нового американского блокбастера: говорят, несколько человек из нашего агентства действительно посмотрели его трижды. В этот вечер мы собрались отмечать последние удачные сделки в сауне, в которой шефу больше всего понравился бильярдный стол.

На вечеринку шеф позвал всех, кто зарабатывал ему деньги. Главный бухгалтер на такие вечеринки никогда не приглашалась, потому что считалось, что бухгалтерия деньги только тратит, но, скорее всего, потому, что главным бухгалтером у нас была пожилая женщина. Она явно не вписывалась в мужской интерьер этих посиделок с непременной батареей бутылок из-под виски и обжираловкой, в конце которой любые блюда и даже соусы можно было брать руками. Явка на эти вечеринки была строго обязательна, как на партийные собрания. Пропускать их разрешалось только нашему незаменимому компьютерщику Веничке, и это была одна из множества причин моей зависти ему.

Когда я с опозданием приехал в сауну, шеф еще ни разу не был в парилке, но уже выиграл в бильярд у всех, кто умел держать кий, и гонял шары по столу в одиночку.

– Вот ты спрашиваешь, что важнее – идеи или техника продаж?

– Я не спрашиваю…

– Хорошо, тогда я тебя спрашиваю, что важнее?

– Я уже не знаю, – искренне ответил я, хотя отлично понимал, что эти вопросы нужны шефы только для того, чтобы озвучить уже продуманный им ответ.

– Пойми, что твои идеи – это лишь повод встретиться с клиентом, – шеф ударил по шару и эффектно вколотил его в лузу. – Сегодня все решают не идеи, а техника продаж. Проще и дешевле всего договориться об откате с тем, кто имеет влияние на человека, который платит деньги. Дороже получается, если договариваешься с собственником бизнеса, тогда откат называется скидкой. В любом случае чрезвычайно важно произвести хорошее впечатление. Я про вчерашнего строителя знаю почти все. На прошлый День строителя он получил от нас удочки. Его жена в день рождения – золотую цепочку. Неделю назад мы были вместе в этой сауне. Чтобы встретиться с ним в нашем офисе и заключить выгодный контракт, мне был нужен лишь повод. Твои идеи – это лишь повод. В современном мире твои идеи уже не товар, а лишь красивая упаковка.

– Красивая упаковка для чего? – спросил я.

– Не понял?

– Если идеи уже не товар, а лишь упаковка, что тогда находится внутри упаковки?

Шеф плеснул себе виски. Он не хотел заканчивать этот разговор, но ему явно был нужен таймаут. Банкетный стол еще не был накрыт, в бильярд он уже всех обыграл, идти в парилку ему почему-то не хотелось…

– Все, хватит заумных разговоров. Лучшее средство против умных разговоров – болтовня раскрепощенных девчонок. Каждому по девочке!

Опять позвонил Стас. Он уже не говорит «привет». Его вполне устраивает мое молчание, потому что мое молчаливое согласие слушать Стас наверняка уже считает своим достижением и, пожалуй, так оно и есть.

– Когда у человека по-настоящему много денег, он перестает смотреть на ценники, – начинает Стас. – Понимаешь, такому человеку все равно, сколько стоит вон та бутылка вина, этот костюм или вот эта шуба для девушки. Представь, что для тебя ценники просто перестали существовать.

Одна из дверей открылась, и в холл быстро вошли семь или восемь девчонок, очень разных по росту и формам, но вполне симпатичных, в одних трусиках и лифчиках, а одна девчушка с обнаженной грудью, правда, на мой вкус, не очень красивой.

– А вот и девушки… Проходите, проходите… Ну, кто кому больше всего понравился?

Шеф явно был очень доволен своей идеей, и теперь, когда она стала столь эстетично материализовываться, он особенно чувствовал себя в своей особенной тарелке.

– Ты впервые в жизни купишь новую машину, а не подержанную, – слышу я голос Стаса. – Неужели тебе приятно каждый день садиться в кресло, пропуканное каким-то немецким бюргером?!

В ответ я сначала захотел обматерить Стаса, потом просто выключить телефон, а затем скорее почувствовал, чем понял, что Стас прав, и что мне и еще многим знакомым и незнакомым мне людям нечего из себя строить интеллектуалов и тонких натур, если такая грубость и зримость на самом деле производит наиболее сильное впечатление.

Краем глаза я еще раз взглянул на вошедших девчонок: самой высокой в этом гареме была Иринка.

– Человеку с большими деньгами никто и никогда не будет возражать, – будто гвоздь Стас вбил в меня эту фразу.

Иринка тоже увидела меня, повернулась чуть боком, словно стараясь чем-то прикрыться, и взглядом вылила на меня таз с помоями. Одной рукой я продолжал держать телефон, и голос Стаса продолжал звучать в нем, но уже не попадал вовнутрь меня, а второй я резко взял Иринку за руку, успел порадоваться тому, что никто не опередил меня, и повел ее по коридору, где, как мне казалось, должны были быть комнаты отдыха.

– Во Франции ты познакомишься с девушкой, которая похожа на Софи Марсо, а в Германии твоя подруга будет копией Клаудии Шиффер, – снова донеслось из телефона.

Я открыл дверь в небольшую комнату, в которой уставшая женщина в заляпанном халате резала что-то похожее на салат. Наверное, это была местная кухня. Я зачем-то хлопнул дверью, и резко потащил Иринку дальше по коридору. От рывка на мгновенье она споткнулась на своих высоких каблуках, но тут же длинным шагом догнала меня и уже сама крепко вцепилась в мою руку. Мы вместе будто от чего-то спасались.

– А еще я советую тебе обязательно хотя бы раз переспать с негритоской, – говорил Стас. – Уверен, что, если это однажды случится, твои дети будут мулатами.

В следующей комнате был только полумрак и одинокая постель возле высокого зеркала. Я закрыл дверь, и наши пальцы разжались. Иринка собралась что-то сказать или, быть может, закричать, и я почти с силой ладонью закрыл ей рот, ударившись о зубы. Не хватало еще, чтобы Стас сейчас услышал ее голос. Потом я тряс руку, чтобы усмирить резкую недолгую боль.

– Желаю тебе эротических фантазий, – сказал Стас и отключился.

Тишина накрыла нас с головой как одеяло. Такую тишину можно резать ножом. Мы стояли каменными истуканами. В этой маленькой комнате любым движением мы могли только приблизиться другу к другу, а это казалось невозможным.

В дверь негромко постучали, быстро, не дожидаясь ответа, она приоткрылась, и в узком дверном провале как в телевизоре показалось довольное лицо шефа:

– Тебя девушка устраивает? Или тебе еще одну подбросить?

– Устраивает, устраивает, – торопливо откликнулся я. – Предстоит бурная ночь.

– Надеюсь, вы найдете чем порадовать друг друга хотя бы час, а то комнат на всех не хватает, придется холл тоже занять…

Дверь быстро плотно закрылась, но глубокой прежней тишины уже не наступало. В комнату словно запахи постепенно стали проникать звуки музыки из холла, автомобильные гудки из-за плотно занавешенного маленького окна, и первое же мое движение откликнулось четко различимым шуршанием одежды.

– Я – свободная женщина, – Иринка с вызовом бросила в меня эти слова, как бросают булыжник, вывернутый из мостовой.

Я сел на кровать. Иринке пришлось сесть рядом, потому что в комнате не было стульев.

– Ты мне передние зубы чуть не выбил.

Она уже не злилась и, кажется, даже не жаловалась. Она просто начала говорить, заполнять пространство звуками, пытаться вслух понять, как вести себя дальше.

– Это просто работа. Деньги еще никто не отменял. Мне нужны деньги, чтобы после работы, в другой жизни, быть…

Иринка попыталась подобраться точное или просто уместное слово, но так и не смогла.

– Ты же знаешь, что Стас свою зарплату ночного сторожа почти полностью тратит на книги. И в Париж мы летали полностью на мои деньги, это мой подарок ему на день рождения. Я хочу иметь возможность делать такие подарки такому человеку как Стас! – почти выкрикнула Иринка.

Наверное, так отходят от наркоза: шок уже позади, но мысли еще путаются с образами, и новая реальность приходит всегда слишком медленно и почти всегда с болью.

– Я так еще и не решила, кем и какой я хочу быть. Пока я только постепенно узнаю, какой я не хочу быть. У меня была учеба, но я не хочу быть учителем труда у мальчиков. Я терпела два курса, а потом бросила институт. По-моему, так честнее. У меня был любовник, который меня почти боготворил, у которого есть деньги, за которым я была бы, как за каменной стеной. Но он не нравился мне. Я терпела, а потом ушла от него. Стас совсем другой. Он очень милый, блестящий эрудит. Кажется, что он помнит все книги, которые прочитал. Рядом с ним моя душа отдыхает. Какая разница, что делает мое тело?!

Иринка встала, обошла кровать, подошла к двери, постояла и помолчала немного, а потом, будто смирившись с чем-то неизбежным, снова села на прежнее место. Мы были заперты в этой комнате для свиданий как в тюремной камере.

– Со Стасом мы вместе, возможно, потому, что у нас много общего: мы оба ничего не умеем делать. Если женщина ничего не умеет, она идёт работать проституткой. Если мужчина ничего не умеет, он идёт работать охранником.

– Но ведь Стас любит тебя! – вырвались у меня первые слова.

– А я, представь себе, не знаю, что такое любовь, – перебила меня Иринка. – Дружба, привязанность – да, я это понимаю. А любовь? Нет, не знаю… Я не могу полюбить. Не получается. Ни один мужчина еще не волновал меня настолько, чтобы мне показалось, что я в него по-настоящему влюблена. Я уже подумала, что я лесбиянка, но и женщины тоже меня не волнуют. Но я знаю другое: секс – это естественно. Оргазм – это всего лишь рефлекс, что-то вроде чихания. Более того, секс является одной из естественных и полезных вещей, которые можно купить за деньги. Секс можно и иногда нужно покупать как картошку в магазине. Представляешь, однажды я сама пригласила мальчика по вызову, а он напился пива, и у него не встал…

– Но ведь Стас любит тебя! У него, кроме тебя, никого нет.

– Неужели ты всерьез считаешь, что этого достаточно, чтобы полюбить? Представь себе, но у меня, кроме меня, тоже никого нет. А все его и твои слова о чувствах – только сотрясение воздуха. Слова яркие и не очень – сотрясение воздуха. Слова с одним, двумя или тремя смыслами – только сотрясение воздуха. Заповеди Христа и ругань бомжа у помойки – сотрясение воздуха. Я уже разучилась слушать их. Я пропускаю их мимо ушей, потому что за ними ничего не следует. Ничего не меняется. Что Стас сделал для меня? Что Стас для себя сделал? Я давно поняла, что слова ничего не меняют. Поэтому я рассчитываю только на себя.

– Но ведь должен быть в человеке какой-то стержень. – И после паузы решился добавить: – Чтобы его не имели все время.

– Намек поняла, но не поняла другого: с чего ты взял, что это меня имеют. А я уверена, что это я всех имею. Получаю от мужиков все, что считаю нужным получить: деньги, удовольствие, независимость… Меня не напрягает спать с двумя-тремя мужчинами в день, даже если они мне противны. Есть возможность получить удовольствие – получаю, нет такой возможности – терплю, как ты терпишь общение со своим шефом. Но я всегда получаю больше, чем даю.

Сначала мне хотелось просто уйти, потом хотел наорать на Иринку, ударить ее, может быть, даже побить, потаскать за волосы, позвонить Стасу или не звонить, а просто увезти отсюда Иринку и высадить ее где-нибудь в темном переулке. И забыть… Все забыть. Но я сидел, молчал, слушал, и все еще никак не мог понять, что это тоже один из возможных вариантов поведения.

– А что мне все эти заповеди и проповеди?.. Моя природа – получать от жизни удовольствие. Природа всегда сильнее принципов. Моя природа – это своя квартира, своя машина, возможность уехать в любой момент в любую точку света, не просыпаться по будильнику и купить любую тряпку, которая приглянется. Вот моя природа! И какие принципы могут этому противостоять? Ни поцелуя без любви? Половина замужних женщин имеют любовников или время от времени изменяют своим мужьям. А потом, как ни в чем не бывало, приходят к своим мужьям, ложатся в постель, сюсюкают типа «сладкий мой, не могу без тебя жить»… И продолжают с ними жить, иногда счастливо. В чем разница – один любовник или сто?

Я уже открыл было рот, чтобы ответить, но Иринка перебила меня: ей уже не были нужны ни вопросы, ни, тем более, ответы.

– Я понимаю, когда к нам приезжают одинокие мужики. Я понимаю, что плохой секс, как и плохая еда, лучше, чем никакой. Но ведь больше половины наших клиентов женаты. Но если мужчина женат, это ведь означает, что у него есть хотя бы плохой секс. Я что, как-то по-другому устроена? У меня больше дырок или есть еще одна грудь? Может, я особенная, только этого не замечаю? Хочешь проверить?

– Нет, нет…

Я хотел, чтобы мы просто помолчали, но Иринка все говорила и говорила. Говорила все быстрее, громче, злее… Я понял, что до сегодняшнего дня она ни с кем и никогда обо всем этом не говорила, и поэтому я обречен узнавать то, чего знать не хотел.