Полная версия
Сыновний долг. Сборник рассказов
– А козу зачем с собой тащишь? – Алиска цыкнула на Фросю, и та покорно прилегла у ног матери, задрала морду и устремила преданный взгляд на хозяйку. – Козе покой нужен, недели две до отела осталось, а ты ее на дорогу… Эх, мама, мама!
Мать у Алиски чудная. Вот ведь несуразица: Алиска ей и вещи хорошие покупает, и свои отдает (а вещи, надо отметить, у Алиски только отличнейшего качества), а мать все равно в обносках ходит. Наденет латаные-перелатаные шаровары, все в цветных заплатках, кофту какую-нибудь линялую и растянутую в разные стороны, туфли растоптанные обует – чисто побирушка. А венец экипировки – аляпистый красный платок, кокетливо обмотанный вокруг головы и завязанный узелком спереди на лбу с торчащими в разные стороны кончиками. Вылитая Горпина Дормидонтовна из кинофильма «Свадьба в Малиновке». А этот фильм у матери – один из любимых. Подражает, видимо, героиням.
Однажды именно в таком виде мать сидела у дороги, торговала козьим молоком да картошкой с солеными огурцами, что соседка подкинула. В деревне ведь как? Взаимовыручка между торговками существует: сегодня одна торгует, а вторая огороды свои возделывает или какими-то домашними делами занимается, завтра – наоборот. В тот день трудовую вахту несла как раз Алискина мать. День жаркий выдался, матушку сморило, она и не заметила, как заснула.
Проснулась мать оттого, что кто-то тряс ее за плечи. Она глаза открыла, ничего понять не может, от испуга из горла только нечленораздельное мычание вылетает. Над ней склонился мужчина: огромный, шея бычья, бицепсы под одеждой ходуном ходят, а из ворота рубашки у него золотая цепь в палец толщиной свесилась, с крестом, какие мать только у батюшки в церкви видела. Сам исполин что-то участливо говорит. Матушке спросонья он сначала ангелом показался, она, как завороженная, смотрела на крест.
– Глухая еще к тому же, – констатировал «ангел» и жалостливо погладил мать по голове, как маленького ребенка. – Держи, бабуся, купи себе жратвы на все.
С этими словами он сунул матери в руки какую-то бумажку и неспешно направился к своему автомобилю, прихватив одну из бутылок с молоком. Автомобиль, резко стартовав, умчался, и только тут мать обратила внимание на то, что сжимала в кулаке. Хрустящая, серо-зелененькая, мужчина лобастый с длинными волосами посредине, буквы иностранные, цифра 100… Мать таких денег отродясь не видела. Но поняла, что бумажка ценная. Свернула ее аккуратненько в четыре раза и поглубже за пазуху засунула.
Алиска долго смеялась, когда мать ей картинку с длинноволосым показала:
– Да! Тебе уже милостыню подают… И не просто подают! Долларами!
Потому и сейчас ругалась, требовала одеться приличнее.
– Мам, как ты думаешь, почему у меня торговля бойчее идет? А? И продаю я дороже, а тебе все цены сбивают. Не знаешь? Так скажу.
Алиска сделала передышку и прекратила расхаживать по двору перед мамашей и козой.
– Главное в вашем торгашеском деле что?
Мать скосила глаза на бутыль, а дочь вдохновенно продолжила свою лекцию:
– Неправильный ответ! Внешний вид! – Она подняла вверх указательный палец. Мать с Фросей тут же уставились на него. – Как на дорогу выхожу я? В нарядном платье, в платочке белом и чистеньком, зонтик беру с собой, да не тот дырявый, которым ты всех пугаешь, а свой – веселенький и яркий. И руки у меня чистые. Ты на свои посмотри: под ногтями грязь, а сами-то ногти – ужас! Уже начали заворачиваться в крючки. Подстричь! Срочно! И хламиду свою сними, и безобразие это шарообразное, и пестроту с головы убери.
Мать при каждом слове дочери хваталась попеременно то за кофточку, то за шаровары, а при упоминании головного убора заупрямилась:
– Ну уж нет! Святое не трогай. Как это я без платка? Непокрытая?! Мне вера не позволяет.
Мать двумя руками вцепилась в свой платок, испугавшись, что Алиска прямо сейчас начнет раздевать ее.
– А то я не знаю, – Алиса решила немного позлить мать. – Сама той же веры. Между прочим, мать, староверы предпочитают, в отличие от тебя, белые платки. Ничего. Повяжу тебе свой праздничный платочек, будешь у меня куколкой на дорожной панели. Еще и сутенеры в свою команду сватать станут. Так тебе что больше по душе: бомжихой жить или порхать бабочкой? Выбирай!
Мать с козой переглянулись. Конечно же, матери больше нравилась независимость и удобная одежда. А самая удобная одежда – шаровары да размахайка, пусть и выцветшая. Да и коза тоже ничего против шаровар не имела, она к своей хозяйке привыкла, в другом виде могла и не узнать. Ну, а как доченька разозлится да сократит денежное довольствие или вообще «родительский день» отменит? Мать молчаливо посоветовалась с Фросей. Наверно, получила поддержку, так как, кряхтя да охая, пошла в дом переодеваться.
Спустя полчаса у обочины, рядом с которой расположилась Алискина мать, уже выстроился целый кортеж из дорогих автомобилей. И немудрено: кто ж проедет мимо статной пожилой женщины, разодетой под «светофор»? Если к светло-салатному брючному костюму и желтым сандалиям мать отнеслась безразлично, головной убор она отстаивала как львица. Сошлись на панамке в тон к костюму. Но, как пионеры в далеком прошлом срывали с шеи ненавистные галстуки, едва переступив родительский порог, так и Алискина мать, только дочь удалилась, вытащила свой видавший виды головной убор и нацепила его вместо панамки.
Кто знает, по какой причине произошло чудо, но выручка от продажи молока у Алискиной матушки в тот день была в три раза выше обычного. Да и соседке повезло. Ее картошка с огурцами тоже ушли на ура. А мать подумала, подумала и теперь сама без лишних уговоров наряжается для выхода на обочину. Вошла во вкус.
Остановка на Самотёке
Даша вынырнула из утробы метрополитена. Автобус на противоположной стороне сквера набирал скорость, отъезжая от остановки.
«Ну вот. Теперь неизвестно, сколько ждать следующего…» – горестно вздохнула Дашка, подняла капюшон куртки и нехотя шагнула навстречу порывистому ветру.
Ноябрь в Москве, по обыкновению, неприветлив. А уж ноябрьская полночь – тем более.
Конечно, можно было бы взять такси и за пять минут домчаться до дома, да только в такое время по дневной таксе никто не повезет, а повышенная плата Дарье нынче не по карману. До зарплаты еще три дня, оставшиеся деньги отложены на продукты да на необходимые мелочи. Возможен и другой вариант, самый дешевый и неоднократно проверенный, – пойти пешком. Если бы не дождь, не противный, до костей пронизывающий ветер, Дашка так бы и поступила. А теперь же она прижалась щекой к ручке зонта, норовящего сорваться со спиц и упорхнуть вслед за летящим впереди полиэтиленовым пакетом, и обреченно засеменила к остановке. Но не к той, которая через дорогу, а на Самотёку, где оборудованы два современных павильончика для пассажиров. Крыша над головой в такую погоду просто необходима.
Пассажиры в количестве пяти человек теснились под одним из стеклянных навесов. Остановка хорошо освещалась, и каждый человек был как на ладони.
«Сбились в кучу, словно воробьи, – подумала Даша, перебегая наискось Садовое кольцо. – И правильно делают, вон как завывает ветрище». Она вторично нарушила правила дорожного движения, миновав последний рубеж на красный свет, и присоединилась к ожидающим пассажирам. Те что-то бурно обсуждали – волей-неволей пришлось прислушаться.
– Еще чего?! – громко возмущался пожилой лысый толстячок. – А на что милиция? Куда она смотрит?
– Вот именно, милиция! – вторила ему важная дама, разодетая не по погоде в каракулевую шубу и высокую старомодную шапку с торчащими соболиными хвостиками. – Это их работа. Я даже с места не сдвинусь.
Женщина в подтверждение своих слов демонстративно села на железную скамейку.
– И вообще, я автобус жду! – мужчина хотел произнести фразу категорично и зло, но получилось совсем по-детски.
Его капризно оттопыренная губа рассмешила Дашу, и она невольно спросила:
– А что случилось-то?
Толстяк недовольно покосился на нее и процедил сквозь зубы, мотнув головой направо:
– Там валяется пьяный бомж, а этот придурок, – он ткнул пальцем в спину обладателя пуховика ядовито-красного цвета, – говорит, что умирает.
Парень в пуховике обернулся, но не отреагировал на фразу в свой адрес, а сразу посмотрел на Дашу – дерзко и вызывающе. Окинул цепким взглядом сверху донизу, хотел что-то сказать, да, видимо, передумал. Лишь криво усмехнулся и снова уткнулся в мутное стекло павильона.
Женщина проследила за взглядом парня, увидела, что на скамейке под соседним навесом лежит человек, и, ни секунды не раздумывая, шагнула под дождь. Шагнула, потому что по-другому поступить не могла. «Беду надо предотвращать» – это Даша усвоила еще в детстве. Так всегда говорила ее мать, этого правила придерживался покойный отец, этому следовала всю свою жизнь она сама.
Мужчина лежал с широко открытыми глазами и не мигая смотрел в темное небо. В том, что это бомж, Даша нисколько не сомневалась. Она на своем веку повидала немало бродяг, ей было достаточно беглого взгляда, чтобы определить – перед ней именно бомж. Несмотря на то, что он был опрятно одет, не издавал отвратительного запаха и никаких громоздких котомок – вечного атрибута попрошаек – поблизости не наблюдалось. Выдавали руки: красные, обветренные, все в цыпках и коростах, с тугими узлами на сгибах, с грязью под давно не стриженными ногтями. Выдавали жиденькие, засаленные седины, торчащие из-под вязаной шапочки, нелепой и неестественной в своей белизне посреди ночной ноябрьской сырости. А вот пальто у бомжа было щегольское: кашемир еще не утратил лоск, не наблюдалось потертостей и дыр, пуговицы были в наличии.
– Ни фига себе! Вот это штиблеты! Типа «Гуччи» какие-нибудь. Хорошо живут современные бродяжки, – раздалось сзади.
Даша вздрогнула, но не стала оборачиваться, склонилась над вытянувшимся в струнку мужчиной и тихо спросила:
– Вам плохо? Я могу чем-то помочь?
Дед (на взгляд ему было не менее семидесяти) оторвался от созерцания неба и сфокусировал взгляд на Даше.
– Нет, уже не плохо, – бомж вымученно улыбнулся.
– Скорую вызвать? Или отвезти вас домой? Где вы живете? Поблизости? Нет?
– Лучше милицию вызывай, – перебил Дашку неугомонный толстяк с остановки. – Пьяный он. Не видишь, что ли?
– Шли бы вы, папаша, под соседний зонтик. Я сама разберусь, – грубо осадила его Даша и подтолкнула к выходу.
Толстяк замахал руками, злобно выругался, но вступать в дальнейший спор не решился и чересчур резво юркнул в соседний павильончик.
Она вернулась к старику и увидела, что тот хватает ртом воздух, неестественно выгнувшись всем корпусом.
– Господи, да что же это такое?! – запричитала Даша. – Дед! Ты не помирай только. Ладно? Я сейчас вызову врачей. Ты подожди… Подожди…
Она стала лихорадочно рыться в сумке. Мобильный телефон, как назло, затерялся где-то в недрах необъятной торбы.
– Вот, возьмите мой, – молодой человек в красном пуховике протянул ей свой телефон, стараясь не смотреть в сторону старика. – Звоните сколько хотите. Только извините, я не переношу вида умирающих. Я отойду. Ладно? Объяснить сложно. Поверьте, на то есть причины. Я лучше в стороне постою.
– Как кстати, у меня батарейка разряжена. Спасибо, – Дашка благодарно кивнула парню, отдала тому свой зонт и набрала «03».
Неотложка ответила сразу. Но как только диспетчер узнала, что вызов требуется на улицу, почему-то стала выяснять Дашины паспортные данные.
– Да не все ли равно, кто я? Медицинская помощь-то нужна не мне, а человеку, которому плохо… Никто я ему, никто! Понимаете?.. Откуда мне знать! Я случайный человек…Он задыхается, а вы допрос устроили?.. Бомж, не бомж! При чем здесь социальный статус?!
Хозяин телефона стоял неподалеку, сочувственно вздыхал и после очередного восклицания порывался взять у Даши трубку. Но она лишь отмахивалась и продолжала разговор.
– То есть если бомж, то вы вызов не примете? Я правильно поняла?
С каждой произнесенной фразой Дашка распалялась все больше и на очередной вопрос дотошного диспетчера почти закричала:
– Автобус я жду! Это не возбраняется?! Или по вашим понятиям в полночь на остановке женщине находиться аморально? Я не грублю! Грубите вы! И клятву Гиппократа нарушаете вы, а не я!
Она прикрыла трубку рукой и прошептала молодому человеку:
– Они отказываются ехать. Что делать?
– Давайте я попробую.
Он взял телефон и очень медленно и внушительно, почти по слогам произнес:
– Скорая? Назовите ваше имя, фамилию и номер. Вот и хорошо. А теперь будьте добры, примите срочный вызов.
– Спасибо вам, – улыбнулась Дашка, когда молодой человек под ее руководством продиктовал диспетчеру координаты расположения остановки, а также Дашину фамилию и номер ее телефона. – Вы идите. Я теперь одна справлюсь. И скорую дождусь.
Она повернулась к старику. Тот уже не задыхался, лежал спокойно и по-прежнему смотрел в небо. Только теперь он улыбался. Даше показалось, что с улыбкой у деда разгладились морщинки, он стал моложе лет на десять. Это обрадовало и вселило надежду, что до приезда врачей с бомжом ничего страшного не случится.
– Дочка, – вдруг хрипловато произнес дед и пристально посмотрел на Дашу. – Ты иди домой. Замерзнешь ведь.
От взгляда старика по телу пробежали мурашки.
– И не подумаю! Вот дождемся врачей, вас заберут в больницу, тогда и домой можно. Автобуса все равно ведь нет. Я никуда не тороплюсь.
Дашка старалась говорить весело, а сама чуть не ревела. Бывает так: посмотришь человеку в глаза и увидишь его будущее. Предчувствие беды всегда явственнее счастья. Точно душа подает миру сигналы SOS. Передает просьбу о помощи, надеется, просит сострадания и милосердия. Хорошо, если находит…
– Упрямая ты, дочка. Только зря медиков побеспокоила. Я ведь знаю, что умираю. И уже ничем не поможешь. Ни ты, ни врачи. Мне давно пора убраться, а смертушка все никак не заберет к себе. А теперь уж время пришло…
– Глупости все это, не умрете вы. Только бы скорая приехала вовремя…
Дашино сердце разрывалось от жалости к деду. Чтобы не показывать свое волнение и вновь брызнувшие слезы, она отвернулась к дороге, вроде как высматривая машину с красным крестом.
– Что-то их нет… Обычно быстро приезжают.
– Ты не плачь, дочка. Что тебе старый, больной бомж? Ты так похожа на мою матушку. Она была такая же ненормальная, всех жалела, со всеми носилась… У тебя дома полно животных? Угадал… Подбираешь на улице кошек и собак… Вот и мама моя тоже всех подбирала. Царствие ей небесное. Скоро увижусь с ней.
Дашка опять разревелась. Старик оказался прав: в доме у нее постоянно менялись дворняжки да котята, которых она вечно пристраивала по знакомым. И к бомжам у нее было свое, особое отношение – к таким вот, как этот умирающий дед, не потерявшим человеческого облика и достоинства.
Старик хотел сказать что-то еще, но по его телу прошла судорога. Широко открытые глаза уставились на Дашу. Ужас? Мольба о помощи? Что? Что?
Дашку затрясло от страха. Со смертью, вот так – один на один! – она столкнулась впервые. Надо было что-то решать, что-то делать до приезда неотложки. Она начала метаться: то подкладывала деду под голову свою сумку, то застегивала ему ворот пальто, то просто гладила стариковскую руку. Приговаривала, постоянно приговаривала, подбадривая не столько умирающего, сколько себя:
– Еще чуть-чуть. Потерпи. Пожалуйста. Они приедут. Уже скоро.
Медицинская служба не торопилась… Зато пришел автобус. Подбежал попрощаться и еще раз извинился парень в красном пуховике. Брезгливо поморщились из автобуса толстяк и дама. Безразлично таращились остальные пассажиры…
– Да где же эта нескорая помощь-то…
– Бог с ней, – вдруг ясно и четко произнес дед. – Уже поздно.
– Не поздно, они… – начала оправдываться Даша.
– Подожди, дай сказать… последнее слово… Ты хорошая… Сердобольная… Это хорошо, что я умираю не в одиночестве… Не страшно теперь… умирать. Спасибо, дочка. Спасибо за все. Не гнушайся, вот – возьми на память…
Он протянул дрожащую руку, и она плетью упала вниз. Дашка еле успела подставить ладонь, в которую упал затертый пятак.
«1961 год», – машинально отметила Даша. Страх улетучился. Ноги стали ватными, закружилась голова…
Кто ж ты, чужой человек? Откуда ты? Почему пустил свою жизнь на самотёк?..
Прости, дед… прости нас…
Через несколько минут издевательски завизжала сирена скорой помощи.
Единственно верное решение
«Аппетит приходит во время еды»
Дверь предательски громко хлопнула. Возможно, причиной тому был сквозняк, но до слуха Валерия Сергеевича донесся недовольный крик тещи.
«Теперь долго не успокоится. Все, села на любимого конька, понеслась…»
Он шумно вздохнул и нажал кнопку лифта.
Валерий Сергеевич не то чтобы не любил мать своей жены. За долгие годы совместного проживания в одной квартире, регулярно сталкиваясь в пространстве, ограниченном квадратными метрами, он к теще привык, как привыкают к любому неодушевленному предмету. Софья Яковлевна напоминала зятю тапочки – старые, поношенные, но родные, которые носить уже невозможно, а выкинуть жалко. Как тапочки, десятки раз штопаные-перештопаные, клееные-переклееные, так и тещино лицо было одним сплошным косметическим швом. Кожа от многократных операций давно истончилась, превратившись в прозрачно-розовый пергамент, а постоянные диеты сморщили ее так, что не помогали даже килограммы косметики. Софья Яковлевна изводила на себя уйму времени, регулярно бегала на какие-то тайные процедуры и мечтала вновь выйти замуж. Однако процесс омоложения лишь ускорял старение.
«Карга старая! Сморчок перезрелый! Да как она смеет меня учить? Мужа своего запилила до преждевременной смерти, теперь за меня решила взяться? Не выйдет! Я живым не дамся».
Валерий Сергеевич вышел из подъезда и остановился в нерешительности. Целей у него никаких не было. Хотелось в одиночестве покопаться в собственной душе, переставляя с чашки на чашку гирьки на несправедливых жизненных весах, – да просто сбежать из квартиры, где третью неделю царило уныние, изредка разбавляемое истериками Софьи Яковлевны.
«Хоть присмирела немного, тише стала. Уже не орет, как бывало: «Гений с дырой в кармане». С Игорьком стала много времени проводить – из больницы практически не вылезает. Раньше-то, до болезни внука, о нем и не вспоминала, только о себе пеклась. Да и Тоню теперь меньше дергает. Бедная моя Тонька: я еще тот подарок, а теперь – с Игорьком беда…»
С воспоминанием о жене и сыне лоб Валерия Сергеевича превратился в проселочную дорогу с глубокими бороздами.
«И почему именно с нашим сыном? Рос вполне здоровым ребенком, ну если только капельку, совсем чуть-чуть отставал в развитии от сверстников. Кто мог предположить, что у него разовьется опухоль, да еще разрастется до таких размеров… Четверть мозга… Боже! Боже! Спаси моего сына».
Страх возможной смерти ребенка преследовал теперь всюду, избавиться от него было невозможно.
«Ничего плохого не случится. Игорек поправится. Господи, ну откуда взялась эта опухоль? Почему раньше не проявила себя, когда была небольшой, когда было больше шансов и надежд?»
Припадок у Игоря случился, когда дома они были только вдвоем. Ни супруги, ни тещи… Тот день не стереть из памяти. Валерий Сергеевич постоянно возвращается к печальным событиям: вот сын зашел на кухню, что-то спросил и вдруг неожиданно начал медленно падать на кафельный пол, – казалось, что он затеял какую-то шутливую игру. А потом левая нога Игорька подвернулась, совершенно неестественно, почти параллельно туловищу, которое выгнулось напряженной дугой, обнажив тоненькую детскую шею. Хорошо, что сработал подсознательный рефлекс, заставивший Валерия Сергеевича схватить нож и разжать сыну словно сцементированные зубы. Врачи неотложки потом хвалили расторопность родителя. А до их приезда, до прихода Тони и Софьи Яковлевны отец ползал вокруг сына, завывая от своей беспомощности, боясь покинуть ребенка даже на секунду. Как только Игорек немного расслабился, Валерий Сергеевич волоком, очень аккуратно перетащил его из кухни в комнату на ковер, укрыл пледом, позвонил в скорую, жене, теще…
– Сочувствую, но, похоже, вам нужно искать хорошего нейрохирурга, – сказал на прощанье доктор неотложки. – Лекарство, которое я ввел, будет действовать почти всю ночь, мальчик должен выспаться. Запас прочности в организме у пацана имеется. Не дайте растерять его.
Затем была ночь у постели сына с жалящим роем безответных вопросов и слезы супруги, разом постаревшей на пару десятков лет. Они оба так и не легли спать, а утром повезли Игоря на томографию. Результаты обследования повергли в шок даже врача, который все же терпеливо разъяснил родителям природу затемнения на снимках и подсказал, куда следует обращаться в первую очередь.
Валерий Сергеевич добрел до парка, побродил немного среди деревьев, ожесточенно пиная изредка попадающиеся среди травы пивные банки, затем нашел на одной из аллей свободную, отливающую глянцем скамейку, на которой и примостился, утонув в тягостных раздумьях.
– Вы, надеюсь, понимаете, что, если бы уважаемый господин Штульман не замолвил за вас словечко, вряд ли вы попали бы к нам, а тем более в штат. У нас авторы в очередь стоят, и заметьте – годами! Присаживайтесь. Обсудим дальнейшие перспективы взаимного сотрудничества.
Главный редактор престижного журнала своего отношения к новому сотруднику не скрывал. Открыто насмехаясь над Валерием Сергеевичем, он преследовал одну цель – вывести того из терпения и заставить принять предлагаемые условия, а в том, что примет, ушлый в таких делах руководитель не сомневался.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.