Полная версия
Зов горы
Жена Фоменко останавливается в дверях и резко оборачивается.
– Вы сказали: «привет тебе из Парагвая»? – изумленно спрашивает она. – Но…
Неожиданно она сбивается, на ее лице мелькает страх.
И тут раздается грохот. Фоменко от испуга подскакивает в кресле. В углу зала стоит охранник с косичкой, возле него валяются упавшие рыцарские латы.
– Извините, – смущенно говорит он. – Наверное, уборщица забыла закрепить.
– Господи! Как ты меня напугал! – Фоменко хватается за сердце.
Я не свожу глаз с волшебного акварельного лица его жены. Я вижу красные пятна, выступающие на скулах. Нет, это не страх – это стыд. Я даже рот приоткрываю от любопытства. Но она уже прошмыгнула в коридор.
– Что-то мне нехорошо… – язык упыря заплетается. – На сегодня хватит… Вы, там, наметьте план действий… Ладно? Я пойду…
Он тяжело встает, я закрываю папку.
– Я вас провожу, Света, – Демичев тоже встает. – Заодно все обсудим…
Глава 8
Мы вышли с ним на улицу.
– Алексей Григорьевич, как обычно, забыл про деньги, – хмыкнул он. – Но вы не волнуйтесь. За эту Наташу из Гуанчжоу вам заплатят.
– Я не волнуюсь.
– Давайте я вас довезу.
– Так здесь же рядом.
– Ну как рядом? Даже на машине минут десять.
– Две минуты пешком.
Он удивился, поэтому я пояснила.
– Есть секретные калитки.
– Да? А я езжу через Калужское шоссе… Можно, я с вами пройдусь?
– Ради бога…
Мы вышли за ворота.
– Красивая жена у Фоменко, – сказала я.
– Да, – не очень охотно согласился он. – Но глуповатая. Поэтому Галя была недовольна.
– А когда они поженились?
– В марте 2013-го. Кстати, я их и познакомил. И потом, откровенно говоря, пожалел. Но я не думал, что он на ней женится…
– Почему?
– Да господи, миленькая сотрудница автосалона, таких в Москве тысячи. Я ее приметил, когда искал машину. Он сказал мне, что ищет красивую покладистую любовницу, я почти в шутку их свел. А он вдруг запал и потащил ее в ЗАГС. Для меня это было очень неожиданно. Он мужик умный, я думал, что такие не женятся с бухты-барахты. Впрочем, в тот момент я сам его еще плохо знал.
– Сейчас знаете лучше?
– Да, конечно.
– И почему он женился?
– А он, вообще, не любит долго выбирать. Не тратит на это время. Берет первое попавшееся. К тому же она, по-моему, разыграла историю с беременностью. А он всегда мечтал о сыне.
– Но она не родила?
– Как-то эти разговоры заглохли. Не знаю, что произошло, я не расспрашивал. Повторяю, что я его тогда плохо знал и с ним не откровенничал. Мы познакомились буквально за пару месяцев до этого, в начале 2013-го.
– Как познакомились?
– Нас свел Снегирев. Фоменко искал партнера для покупки спиртового завода.
– Зачем ему нужен был партнер?
– У него было недостаточно денег. Там нужно было очень много вложиться.
– А вообще, откуда у него деньги? – спросила я.
Демичев на ходу сорвал веточку туи, размял в пальцах, понюхал.
– Девяностые годы, Омск…
– Ах так. Нефть?
– Нет, как ни странно. Мягкая мебель, строительные материалы. Еще покупал агропромышленные предприятия. Но в Омске был ужасный бизнес-климат, он почти разорился и уехал оттуда в конце девяностых.
– А, извините за нескромный вопрос, откуда деньги у вас?
– Я покупал и перепродавал недвижимость в Москве. Выгодное дело в начале двухтысячных… Ничего себе! Я и не знал, что здесь есть тропинка!
Мы уже свернули в проход между участками. Это был узкий коридор, образованный заборами, тенистый и сырой. Не успели мы подойти к калитке, как сзади услышали тяжелое дыхание.
Мы обернулись синхронно. Нас догонял белобрысый охранник.
– Что-то случилось? – спросил Демичев.
– Алексею Григорьевичу с сердцем плохо, – объяснил тот. – Он меня за лекарством послал. Здесь за калиткой аптека…
В ту же минуту в приоткрытую дверь протиснулась бродячая собака. Я ее знала – безобидное плешивое существо. Она обходила все эти поселки в районе четырех часов дня – дань собирала.
Увидев нас, она почему-то вздыбила шерсть и зарычала, пригнув голову.
Дальше произошло и вовсе невероятное. Охранник вдруг дернул рукой и собака отлетела на несколько метров, ударившись об забор. Затем она вскочила на ноги и молча рванула обратно в дверь.
– Терпеть не могу собак, – спокойно сказал охранник. – Я побегу, ладно?
И скрылся в калитке.
Мы с Демичевым уставились друг на друга.
– Он ненормальный? – спросила я.
– Да черт его знает… Вообще-то, он родом из Узбекистана. Русский, но вырос среди мусульман. А они собак не любят.
– И это повод их бить?
Он развел руками.
Мы тоже прошли в калитку – отсюда уже был виден двор моего барака.
– Ну надо же, – изумился Демичев. – Как кротовая нора. Даже не верится, что мы так быстро дошли. Оказывается, вы живете буквально за его забором… – он посмотрел на меня, кашлянул. – Света, я не совсем понял суть ваших расспросов, там, в доме. Почему вы считаете, что кто-то из знакомых Алексея Григорьевича был в секте «Белуха»?
– Но ведь на фотографиях со дня рождения – весь его ближний круг. А рядом статья – «Как опознать сектанта». И меня Галя искала для опознания.
– Но вы должны понимать, что целая армия детективов изучала Константинова. Если бы он был связан с кем-то из ближайшего окружения Фоменко, мы бы это узнали. Кроме того, мне кажется, вы плохо о нас думаете. Мы не инквизиторы и не сжигаем людей за их религиозные убеждения.
Я так удивилась, что даже остановилась.
– А кто здесь говорит про религиозные убеждения? – спросила я.
– Вы говорите про секту.
– И?
– В нашей компании не принято навязывать вероисповедание. Поэтому зачем человеку это скрывать? Чего ему бояться?
– Так и я о том же.
Он пожал плечами.
– Простите, Света, я не понимаю.
– Послушайте, Сергей. Боюсь, что слово «секта» затуманило мозги не только вам, но и вашей армии детективов. Секта – это ведь не только учение. Это цепь событий, географическое место, группа людей, наконец. Все указывает на то, что Галя искала человека, связанного с «Белухой». Может быть, это не имеет отношения к ее исчезновению. Но она его определенно искала. И то, что его до сих пор не нашла полиция, является плохим признаком.
– Так, может, его и нет?
– Либо он тщательно шифруется. И это странно.
– Не очень понятно, но вам виднее, – сказал он. – Что собираетесь делать дальше?
– Надо лучше изучить дело.
– Я вышлю остальные материалы.
– Да, конечно.
– Слушайте… я еще хотел спросить… Как вы догадались, кто вас сдал? Как вы узнали, что это Мищенко?
Я усмехнулась, потом ковырнула носком землю.
– Всего хорошего, Сергей.
Когда он скрылся за калиткой, я зашла на детскую площадку. Было тепло, тихо, лишь Лидина такса визжала где-то вдалеке, на берегу Десны. У мусорки, выискивая пивные банки, возился румяный, отмытый до блеска Максимка.
Я села на лавочку, положила папку на колени, прислонилась затылком к яблоне. Потом закрыла глаза. Передо мной завертелись лопасти вертолета. В лицо ударил ветер.
Пригибаясь, пробежал омоновец.
Молодая женщина прижала ребенка к подолу цветастой юбки.
Руководитель «Белогорья» стоял с рукой, козырьком приложенной ко лбу. Я видела его лицо во всех подробностях – и злые сжатые губы, и крючковатый нос, и бородавку под глазом.
Ника уже сидела в вертолете рядом с отцом.
Я бросила на них прощальный взгляд – уставший и высокомерный. Я опять победила. Завтра я вернусь в Москву, где меня ждет лучший мужчина земли. Он меня любит, да и есть за что. Скоро мы с ним поженимся. Сколько счастья у меня впереди!
Тут я увидела, как этот папаша положил руку между ее ног. Она побелела. В ней вдруг проступил ребенок – напуганный и отчаявшийся ребенок десяти лет. Из тех детей, которым не суждено повзрослеть, и они об этом уже знают.
И вот тогда я все поняла. Паззл сложился, все совпало: и эта его яростная неразумная настойчивость насчет штурма, и навязчивые расспросы о наших с ней разговорах, и его нежелание, чтобы я выводила ее на искренность, ну и, конечно, ее признание на валунах у Катуни.
Меня будто по башке стукнули, и в мозгу загорелась лампочка.
Но изменить ничего уже было нельзя – вертолет поднялся в воздух.
Помню, как я рыдала, сидя на полу в гостинице Барнаула, а Черт, Марыся, Липницкая и Виталик ошеломленно смотрели на меня, даже не пытаясь успокоить. Потом Виталик, самый разумный и опытный из нас, сказал, что во-первых, я могу ошибаться, а во-вторых, мы ведь можем ей как-то помочь? Ну, законы-то есть?
Короче, мы совещались дня два, а потом уже в Москве попытались на нее выйти. Ха-ха. Попробуйте, подберитесь к богатею, если он не хочет, чтобы вы к нему подобрались.
И пока мы строили наивные планы, похожие на игру Варкрафт, прошло еще два дня, и она покончила с собой. Еще через два месяца нам кто-то сказал, что он арестован.
Мы все были пришиблены этой историей. Еще недавно мы были крестоносцами, благородными рыцарями веры. Но теперь наш прекрасный Иерусалим рухнул. Мы даже не могли смотреть друг другу в глаза. И уж тем более, мы, словно связанные никогда не произнесенной клятвой, больше не вспомнили мои слезы, не вспомнили и дурацкие планы по ее спасению.
В это время в нашем офисе и появился Коля Мищенко – новый сотрудник. Единственный из нас, кто узнал только официальную версию. Которую вы мне и изложили, Сергей.
Вот так я поняла, кто меня сдал.
Но об этом я не скажу даже на исповеди.
Глава 9
Ух ты! Сколько же я пропустила!
Жизнь бьет ключом. За время моей депрессии в России пропали без вести шесть тысяч человек.
Этот песок неостановимо падает в игольное ушко судьбы. Триста человек в день, сто двадцать тысяч в год, миллион двести тысяч за то время, пока я была молодой.
Я расправила листовку «Лизы Алерт».
Оказывается, по закону их будут искать ровно пятнадцать лет. Но почти наверняка они найдутся раньше.
Найдется и Галина Фоменко. И скорее всего, найдется живой…
Мы сильно преувеличиваем любовь к дому. На самом деле, стоит человеку оторваться от привычного окружения, как он понимает: ничего страшного не произошло. Жить можно и в другом месте.
Девяноста три процента пропавших в России – это миллион историй, в которых нет никакого криминала.
Мужики уезжают на заработки, а потом не желают возвращаться. Старики с Альцгеймером забывают собственное имя и адрес. Подростки отправляются на поиски романтических приключений. Чиновники, отключив телефоны, уходят в запой в командировке. Бизнесмены бегут от кредиторов.
Упырь прав: если ее труп не найден, она, скорее всего, жива.
Кстати, в виде трупов будет найден один процент пропавших. И подавляющее большинство этих бедолаг убьет не убийца с ножом и пистолетом. Убьет вода. В этом смысле наша страна предоставляет богатейшее меню. Вода со всех сторон, в любой впадине: океаны, реки, озера, моря, лужи, утонуть в России очень просто. Но все-таки, это лишь один процент – вероятность ее гибели ничтожна.
Есть, конечно, и последние семь процентов. В общем-то, немало. Этих не найдут никогда. Но если следовать логике предыдущих соотношений, большинство из этих людей – это те, кто умеет прятаться. Остальных утащили особо хитроумные водоемы. На чудовищное злодейство, вроде серийного убийцы, складывающего тела жертв в холодильник, остаются сотые доли сотых долей.
Но одного у этих историй не отнять. Неизвестности, изводящей хуже, чем любой кошмар. Это уже не преддверие ада – это его ядро, полыхающее черным огнем отчаянья.
Я задумалась: каково это? Поди, плохо? Как живется упырю последние полтора года? То-то он нервный.
…Марыся вышла из подъезда, близоруко прищурилась. Маленькая, худенькая, в джинсах. На спине – рюкзачок, на ногах – черные берцы. Надо же, совсем не изменилась.
Словно испуганное травоядное, она просканировала окрестности: нет ли хищников поблизости. Это тоже осталось в ней от прошлой жизни. Я с удовольствием ждала ее взгляда – все чувства так чудесно видны на этом лице с острым носиком и веселыми конопушками на щеках.
Марыся всегда замыкает сканирование в западной части горизонта. Так у нее устроена шея. Так что я специально встала напротив солнца. Меня она увидит в самом конце обзора. Есть и еще один нюанс – ее лицо на полном свету, а я – в темном облаке. Сейчас она начнет вглядываться, не веря своим глазам.
Вгляделась. Поверила. Теперь уже ее глаза лезут на лоб. И вот – она бежит через дорогу ко мне. Щеки у нее раскраснелись, губы сами собой растянулись в улыбке.
– Господи, вот это сюрприз! Ты откуда?! Можно тебя поцеловать?
– Что за телячьи нежности?
– Нет, правда! Светуль, можно я тебя поцелую? Вдруг ты привидение?
– Целуй, – щедро разрешила я.
Она чмокнула меня в щеку.
– Живая, теплая! Откуда ты здесь?
– Приехала к тебе. Ты на метро?
– Не, в метро рамки поставили… На автобусе.
– Ну, пошли, провожу…
Мы пошли к остановке. Марыся посматривала на меня с улыбкой.
– Все? Все закончилось? – простодушно спросила она.
Она никогда не отличалась особой деликатностью. Хозяин называл ее дурочкой. Но мне ее простодушие нравилось. Я считала его честностью в выражении чувств. Что человек думает, то и говорит. Какое благо! Все остальные такие сложные.
Она посмотрела на листок в моих руках.
– Ты что – изучаешь наши листовки?
– Интересно. Я не знала, что так много находят.
– Почти всех.
– Значит, ты нашла свое место в жизни…
В 2011 году, после истории с Никой, для нашей фирмы начались черные времена. Как ни крути, получалось, что мы – сообщники ее папаши-педофила. Уклонение от уплаты налогов, нелицензированная деятельность, похищение совершеннолетней, насильственное удержание, дошло до двести девятой и двести десятой – организация преступного сообщества и бандитизм. В общем, запахло такими статьями, что само их перечисление отчетливо вырисовывало десятку.
«Белогорье» было мирным экологическим поселением, решения суда о его закрытии не было, уж не знаю, сколько этот чиновник заплатил местному ОМОНу или на какие еще рычаги он нажал, чтобы подвигнуть их на вооруженное нападение. Там ведь и ребенка какого-то напугали до заикания. А уж когда всплыло дело о педофилии, власти буквально сдурели от ярости. На папашу стали вешать все, что было в те годы нераскрытым. Разумеется, мы пошли за ним паровозиком, стали, блин, звеном всемирной педофильской сети. На полгода, но все-таки: вдумайтесь! Наш хозяин отбивался, как мог, а потом махнул рукой – спасти фирму было нельзя.
Очень жаль, что при этом ухнули в никуда и наши гигантские базы данных по сектам мира. Полиции они не понадобились, а может, и понадобились, но хозяин в отместку заныкал всю информацию. Включил обидки.
Там было много интересного.
Вот пример: дело той же Гали Фоменко. Даже ее папаша-миллионер не смог в свое время выяснить, что руководитель секты «Белуха» был арестован и осужден под другим именем. Полиция не знала, что наркодилер Стругацкий – это и есть Александр Константинов. Гад имел безупречный паспорт. Он к тому же был Кощеем Бессмертным – хранил свои золотые клады, собранные за десятилетие потрошения лопухов. Его иголка была в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц, видимо, в Швейцарии. Дядя выстроил надежные катакомбы, не предусмотрев только одного – что станет наркоманом. Но даже в наркотическом угаре он свято хранил свою тайну. Он был уверен: ее никто не узнает.
Но мы знали. Мы следили за всеми, мы находили их следы в самой глухой тайге, чертили кровавые цепочки их судеб и складывали эти данные в компьютерную тьму. Ох, и сокровища там хранились! Бесследно ли они пропали? Ну, ничто на земле не проходит бесследно. До меня уже доходили слухи, что Мищенко прикарманил базы данных. Он ведь покидал тонущий корабль последним – как капитан. Зная его характер, могу утверждать: последним, но не пустым.
Мы с Марысей ушли раньше всех – в октябре 2011-го. Но оставаться без дела нам было трудно, и мы устроились сиделками в Детскую клиническую больницу – нянчили там детдомовских детишек. Потом Марыся сказала: «Чувство вины – плохой советчик. Мы забиваем гвозди микроскопом. Какие мы с тобой сиделки? Мы бегалки. Пошли лучше в «Лизу Алерт»?».
Она-то точно бегалка. Однажды Марыся должна была вывести из секты бабу с грудным ребенком. Платил муж бабы, банкир. Баба, в общем, легко пошла на контакт, но руководитель общины о чем-то догадался. Ситуация сложилась опасная, надо было срочно выбираться. И тут этот муж перестал выходить на связь. Как оказалось потом, он банально запил. Не выдержал напряжения.
Так Марыся с этой бабой и ребенком трое суток шла по тайге. И-таки вышла!..
– Как дела-то? – спрашиваю я. – Как ты тут работаешь?
– Да пипец, – отвечает она. – Грибники начались. Уже пять трупов. И главное, все в камуфляже. Очень трудно искать. Зачем они в лес надевают камуфляж? Как ты думаешь?
Я пожимаю плечами.
– Как их убедить, чтобы надевали яркое? Мы уже и по телевизору объясняем… Вчера чувачка нашли, – она оживляется: чувачок живой, это всегда приятно, – Воспалением легких отделается, даже лисички дотащил. Виталик нам свой вертолет дает. Удобно.
– У Виталика свой вертолет?
– Он это… инвестиционный банкир. Как-то так.
Мы одновременно прыскаем.
– Ну, а ты чем занимаешься? – спрашивает она. – Как ты?
– Да так, – пожимаю я плечами. – Кружок рисования в Троицке.
– Мищенко звонил, – говорит Марыся. – Сказал, что тобой серьезные дяди интересовались. По поводу Гали Фоменко.
– И он меня сразу сдал, засранец.
– Не может быть! – пугается она. – Ты же знаешь, как он к тебе относится.
– Он сказал им, где я работала…
– Света… – она молчит несколько секунд. – Это уже в открытом доступе… Есть базы данных в Интернете, там все наши фамилии и даже фотографии. Ты не знала?
– Нет. Я уже три года не вбивала в поиск наше название. – зло отвечаю я.
– Зря. Там много чего…
– Кстати, по поводу Мищенко. Как его найти, не знаешь?
– В Парк-Плэйсе сидит. В холле. Каждый день в два часа точно застанешь. Только не деритесь.
– Да больно надо… Слушай, а «Лизу Алерт» тоже к ее поискам привлекали?
– Конечно. Там всех подняли: и нас, и мотоциклистов, и охотников, и даже нашистов. Папаша конкретно башлял…
– И?
– Как сквозь землю провалилась. Никаких следов. Выехала из загородного дома и с концами. Да и поздно он тревогу забил. Самое важное – это первые сорок восемь часов. А он спохватился аж через три дня.
– Почему?
– Ну, девка-то взрослая. К тому же он был за границей, а перед этим они поссорились. Потом он приехал, ее набрал, она не ответила. Я так поняла, у них это в норме. У него на телефоне был маяк ее мобильника – он показывал, что она где-то на Коштоянца. Мы в этом районе и искали. Все дворы облазили… И что им от тебя надо?
– Они думали, что она в секте. У нее в компьютере нашли фото Константинова.
– Понятно…
– Марысь, я по этому поводу и приехала. Ты же его вела.
– Ну.
– У тебя досье сохранилось?
– Ну, – неохотно соглашается она. – Вообще, зря ты в это лезешь… Там много мути…
– Например?
– Дон Педро, сука, был миллиардером. Какого черта он занялся сбытом наркотиков?
– Бывает.
– Мне говорили, что в колонии он голодал… А когда помер, деньги-то не объявились.
– Хорошо спрятал. Короче, пришли, ладно?
– Упрямая, – одобрительно говорит Марыся. – Тогда хочу тебе еще кое-что сказать. Мы когда эту Фоменко искали, я запомнила. Не была она в районе Коштоянца. Всяко след проявился бы. Мобильник ее подбросили. В какой-нибудь люк. И знаешь, больно удачно подбросили: папаша в итоге три дня ушами хлопал. Когда они ругались, она часто у подружки ночевала, она аспирантка в МГИМО и хату там снимает. Понимаешь? Он, если видел, что она там, то и не парился.
– Да. Это мог знать только знакомый.
– Хорошо знакомый, – поправила она. – Светуль, ты хоть по нам скучала?
– А то!
Я вру. Прошло слишком много времени, все перегорело. Я умерла и родилась заново. Теперь я вижу новую землю и небо в алмазах. Мое имя – «Светлана» – то же самое, но состоит из других звуков. И даже сны другие снятся, ей-Богу.
Мы уже подходим к остановке. Вдруг Марыся пригибает голову – словно высматривает что-то на асфальте слева от себя. Я знаю этот взгляд – такой прием расширяет периферийное зрение. Так что Марыся, на самом деле, смотрит назад. Я удивленно оборачиваюсь. Почти вплотную к нам идет крепкий парень в черной куртке. Он кажется мне немного странным, но никакой опасности я не чувствую. Я не успеваю спросить Марысю, почему она напряглась, как она вдруг бросается к парню – и огромный черный нож уже уперся в его пах. Парень реально отваливает челюсть.
– Дышишь, сука! – шипит Марыся. – Я тебя по дыханию еще на Шаболовке вычислила! А ну пошел отсюда, пока яйца не отрезала.
Парень превратился в соляной столп, какой-то мужичонка с портфелем, вышедший из офисной двери метрах в двадцати впереди нас, испуганно шарахается и бежит к машине. Машина, взвыв, трогается с места. Парень отступает назад и молча припускает к углу дома.
Марыся стоит, играет ножом.
– Ну, покажи, похвастайся, – говорю я.
Она, словно нехотя, демонстрирует.
– Бенчмейд, черная серия… Виталик подарил…
– Не боишься таскать? Это же для спецподразделений.
– Да ну… – отмахивается она.
И вот ради такой демонстрации, она напала на бедного парня. В этом вся Марыся.
– Что еще новенького? – спрашиваю я, чтобы сделать ей приятное.
Она оживляется, начинает выворачивать карманы.
– Ну, куботаны, смотри, какие хорошие появились, смотри, чехол с перцовым картриджем для айфона, пластиковый ножик хороший, зител дельта дарт, мы его специально на свинопуховике проверяли…
– Это что?
– Да туша свиная с мешком глины, в куртку заворачиваешь и бьешь… Кончик потом обломался, но можно подточить, зато никакой металлодетектор не берет. В метро можно ездить…
Марыся свернула на любимую тему. Я смотрю на нее с улыбкой.
– Ладно, Марысь, – говорю наконец. – Мне пора.
– Хочешь, посидим где-нибудь в кафе? – неискренне предлагает она.
Я знаю, что сидение в кафе для нее – мука смертная. Вот ножички пометать – это да.
Я чмокаю ее в щеку, она бежит за автобусом.
Я захожу за угол и останавливаюсь. Парень, который шел за нами, теперь стоит возле огромного черного джипа и разговаривает с двумя угрюмыми кавказцами. Они скользят по мне серьезным взглядом, потом что-то негромко говорят. Я уж начинаю беспокоиться, как рядом с ними останавливается полицейская машина. Обрадованная, я делаю шаг – и снова торможу.
Из машины выходит мент. Его расхлябанная походка кажется мне очень странной – менты так не ходят. К тому же его гражданская рубашка распахнута до пупа, на груди висит золотой крест на длинной цепи. Мент подходит к этой группе, и они начинают ему что-то объяснять. Все четверо снова скользят по мне досадливым взглядом, но, кажется, я их совсем не интересую.
Я осторожно оглядываюсь. Вот то место, где Марыся наставила на парня нож. Впереди офисная дверь, над ней – вывеска банка.
И тут я начинаю так хохотать, что мне приходится отступить за угол, чтобы продышаться.
Марыся не выпендривалась! Она, действительно, по дыханию вычислила бандюка! Вот только не мы ему были нужны, а видимо, чувачок с портфелем – типичный «черный обнальщик». Марыся спутала всю их операцию. Парень должен был отобрать портфель, потом подъехал бы джип, а липовый мент отсекал бы погоню. Я хохочу, вытирая слезы рукой, на меня удивленно косятся прохожие.
Парень был явно с пистолетом – эти ребята ходят под самыми серьезными из всех существующих статей уголовного кодекса. И попадись мы ему уже после захвата денег, он бы застрелил нас, не задумываясь. Но по пустому, без особой необходимости они и пальцем не шевельнут.
Так что я даже схулиганила – проходя мимо, показала им язык. Один из кавказцев лишь покачал головой, другие продолжили свои тихие обсуждения.
Можно не сомневаться, что в один из ближайших дней чувачка все равно распотрошат.
А не вози!
Глава 10
Демичев обещал предоставить мне материалы, но так ничего и не выслал. Дело обычное: это для меня все завертелось совсем недавно, поэтому я пока энтузиаст. Они же прошли путь длиной в полтора года. Ужасный путь. Там были надежды, было «вот-вот», было «опять не то» – сплошные подъемы и спуски. Не думаю, что они рассчитывают на меня всерьез. Просто они могут себе позволить эти гальванические движения. Еще один путь, ведущий в никуда. Для успокоения совести.
Так думают они.
А что думаю я?