Странствующий Подмастерье

Предуведомление Читателю

Стихи входящие в эту книгу относятся к очень разным временам моей жизни. Почти все они опубликованы в журналах газетах, сборниках. Немало переведено на иные языки, например, Грузинский, Немецкий… Мне пришлось поразмыслить, указывать ли даты под стихотворениями. Однако решил, что время тут ни при чём, и оставил всё без дат.

Желаю Вам, дорогой читатель хорошей и доброй жизни.

С безусловным уважением, Олег Казаков

Автобиография

Моё полное имя: Олег Анатольевич Казаков. Я родился в самой середине двадцатого столетия, в 1950 году. Это произошло в тридцатый день марта месяца, в благословенном и великом городе Тбилиси. Мама часто говорила, что мой характер, вполне соответствует характеру марта. Март, как известно, отличается переменчивостью погоды и по-настоящему не похож ни на весну, ни на зиму. Однако, это месяц Нисан. Известно из Священного Предания, что именно в этом месяце сотворён мир.

В 1957 году, я был отдан родителями во 2-ю среднюю школу г.Тбилиси. Школа была с некоторым трудом окончена мною в 1967 году с аттестатом «обыкновенного образца».

Стихи начал писать систематически в девятом классе. В поведении отличался дерзостью и леностью. Но школу любил, просто любил как нечто родное. Я и сейчас её с любовью помню. Уроков старался не готовить, был завзятым прогульщиком. Меня любили и щадили. Будучи типичным разгильдяем, я, тем не менее, довольно много времени проводил в Публичной библиотеке, где читал русских футуристов и символистов… А также Рембо, Малларме, Франсуа Вийона, Бодлера, Шелли… Почитывал, правда, без особого энтузиазма, труды историка Соловьёва.

Летом 1967-го поступал в Одесский Университет на факультет филологии. Однако после первого же экзамена (сданного положительно) забрал документы и ушёл. Ходить на танцы было интереснее. Вернулся в Тбилиси. Прожил там год с переменным успехом. В мае 1968-го «загремел» в армию. Уволен в запас в июне 1970-го – сержантом. В августе того же года поступил на Филологический факультет Тбилисского Университета. Университет вспоминаю с теплотой и восхищением, хотя не отличался ни прилежанием, ни успехами в учебе, ни образцовым поведением.

В Университете сразу же вошёл в СНО – Студенческое научное общество. Стал получать известность как поэт. Не печатался. Однако никогда не работал «в стол». Выступления, встречи, вечера поэзии и пр. были далеко не редкостью. Распространялись мои вирши и в списках, и в магнитофонных записях. Брали автографы. Называли мэтром. Гонораром были прекрасные отношения, помощь и поддержка во всём. Думаю, что «работа в стол» – чья-то фальшивая выдумка, для прикрытия собственной своеобразной боязни.

Начал печататься – как журналист, автор статей – в газете «Вечерний Тбилиси», которой, и по сей день, безмерно благодарен. Работал грузчиком в магазине книжно-канцелярских товаров.

Попал под машину. Надолго лишился возможности нормально передвигаться. Стал заниматься переводом грузинской поэзии, в ней я нашёл настоящее утешение и настоящую любовь – и к бренному миру, и к Небесам. Жил. Уехал в Ленинград (1981). Печатался в тамошних газетах, журнале «Ленинградская Панорама».

Вышла первая серьёзная литературная публикация в журнале «Нева» – переводы грузинских замечательных поэтов Григола Джулухидзе и Тамаза Чиладзе. Кажется, руководил секцией перевода в молодёжном отделении Союза Писателей (Ленинград). Немало выступлений, публикаций в периодике…

Григол Джулухидзе познакомил меня с высоким мастером прозы – Отиа Иоселиани. Отиа предложил попробовать переводить его произведения. С этого времени для меня началась новая жизнь – жизнь полностью в литературе. Благодаря Отиа начались и настоящие литературные заработки.

Тогда я познакомился и сдружился с Татьяной Ивановной Лещенко-Сухомлиной, на Ленинградских её вечерах бывали известный арабист профессор А. Шумовский, яркий музыкант, певец-романсист Саша Чёрный, родственники поэта Николая Тихонова, и вообще масса интереснейших людей, среди них и пушкинисты Левины, Галина Глушанок. Татьяна Ивановна познакомила меня с переводчицей огромного пласта европейской литературы Надеждой Рыковой. Мы с Татьяной Ивановной потом ездили и в Переделкино, где я имел знакомство и прекрасную, утвердившую во многом, беседу с превосходным переводчиком грузинской прозы Ананиашвили.

Мои стихи перевели на грузинский, затем на немецкий (С великим теплом и благодарностью и радостью помню немецкого филолога Сабину Мария Конрад). Сердечно помню поэтов Григола Джулухидзе, Мамуку Циклаури. Несравненный, подобный солнечному, свет тяжёлой и кляузной литературной работы согревал меня, делал мир домашним…

Выступал на киностудии «Ленфильм», в залах Ленинградского отделения Союза писателей СССР и проч. В Союз Писателей не подавал заявления и не вступил по личным соображения, хотя искренне сердечно ему благодарен.

Был приглашён Сабиной Конрад – в Западную (тогда) Германию, провели встречи в Западно-Берлинском (тогда) Свободном Университете. Издали билингв русско-немецкую книжицу «Корабль и Чёрная птица». Несмотря на свой малый объём, книжица приняла участие в одной из выставок Русской книги в Западном Берлине.

Потом начались времена после 1991 года. Я немного печатался,начал учиться на Богословских курсах, которые основал приснопамятный владыка Иоанн (Снычёв). Потом мало-помалу стал преподавать начальное богословие (катихизис) и Церковно-славянский язык. Прожить на это было невозможно. Пришлось устроиться в охрану одной из крупных автобаз Питера.

Занимался живописью. Работы продавались в художественных салонах – это давало некоторый «приварок».

Настал день, когда меня пригласили на работу в недавно тогда народившееся Православное издательство «Сатисъ». Это произошло в месяце Нисан 1994 года.

Проработал до 1996, потом – бурная полоса в жизни. Подготовил к изданию и издал самостоятельно несколько православных книг.

В 2000 г. вернулся в «Сатисъ». Был ведущим редактором. Работал над своими книгами и книгами других авторов. Немало вышло в свет. Тогда же написала свою первую (и пока единственную) книгу моя дочь Александра Казакова.

Являюсь автором более десятка книг, участником сборников и публикаций.

В 2012 мой старинный друг, самобытный ленинградско-петербургский живописец Алексий Новиков (к тому времени он уже стал сельским священником) пригласил меня пожить в деревню. В том краю и сейчас – у самой околицы, а то и на улице, можно увидеть какого-нибудь зверя или его следы. Стал жить в деревне. Помогал на службах чтением часов, Апостола и пр.

Сейчас подолгу поживаю в Торопце. Это небольшой, но очень древний и крепкий русский город со своим особым обликом и ритмом. Женат. Две дочери.

Готовлю 3 своих книги. А на всё и впрямь – воля Вышняя.

Всем желаю – истинной радости!

Стихотворения

Прощание

Словно прозрачная шумная птица

Взмыла над снежной равниной…

Взлетает

Прощание!

Где-то в последний раз гулко ударил прибой,

Грудью ласкаясь к земле.

Не надо ждать меня больше – ни рано, ни поздно;

Губы

Хранят еще вкус твоей кожи и вкус

Твоих слез,

Прощай!

Утром дверь свою распахни

Свету

Яркому и пронзительному,

Словно крик новорожденного.

Вот она – радость новой надежды!

Да и кто из нас одинок,

Кроме солнца,

Одинокого,

Потому что –

Яркое.

Учиться солнце любить

Я ушел –

Горячее доброе и одинокое.

Прощай!

Рассвет

За дальними крышами стены тюрьмы

Рассветом озарены.

Слёзы неволи

И свобода рассвета

Сливаются где-то.

И брошенный вдаль над крышами взгляд

Летит над тюрьмой

И уже никогда не вернётся назад.

И ждёт моё сердце звука печали твоей,

Чтоб забиться сильней.

Посвящается Елене Маковской.

Переменчивый свет Петроградского неба

В глазах твоих.

Так, наверно, печалится солнце за тучей,

Так скрывают тоску деревья,

Так беззащитна земля

перед людьми.

Я выть готов от ярости беспомощной!

Но твердо знаю, что не в силах –

Ни переделать мир,

Ни сделать ласковее жизнь.

Мне остается лишь молиться о тебе

И думать:

Так, наверно, печалится солнце за тучей,

Так скрывают тоску деревья,

Так беззащитна земля

Перед людьми.

Белое пламя

Расплескался болью в солнечной ночи

Крик чаячий.

Белое пламя – ожиданье моё:

Стукнет вдруг, распахнется окно;

И в мои ладони канет

Чайка

На берегу любви

Живу на берегу своей любви.

Как будто

На берегу чужой реки.

Не знаю: когда разлива грозного пора,

А когда оборотится она

Струйкой

В шероховатых морщинах русла.

Сейчас она огромна, темна;

Лишь блеклый свет

Тревожно

Мелькнет на водах…

На том берегу – одинокое дерево.

Вижу его.

И ветер далекий становится зримым.

Мой дом неподалеку.

Не торопясь вхожу,

Дверь чуть скрипит.

Накидываю крюк;

Вот стол, вот чистый лист…

Окно мое выходит на болота

И невзрачный

Лесок…

А небо вдруг рванулось на меня!

Но – мягкой серою волной ударилось о стекла

И

Ввысь отпрянуло.

Крик чайки оборвался где-то,

Растаял

Зонт

Чёрный зонт на окне…

Может быть, он вчера

Защищал от дождя дочь хозяина дома,

Когда она целовалась. С кем – неважно…

И тогда он лучился, как солнце.

Или же – хозяйка ходила

Под его чёрным покровом

От знакомых к знакомым

В надежде денег занять. И зонт скрывал

Её поредевшие волосы, усталое лицо.

Чёрный зонт и круглая стена дождя

Охраняли её от случайных взглядов,

Которые лишний раз напоминают,

Что лицо у неё уже морщинистое, и глаза у неё –

Горестные.

Или же – сам хозяин с этим зонтом

Бесцельно бродил по окрестным улицам,

Отговорившись дома, что пошёл перед сном прогуляться.

И перемещался по тёмным,

Тускло отсвечивающим тротуарам

Печальный ходячий домик, сплетённый

Из тонких холодных прутьев дождя,

Крытый чёрным зонтом.

А сегодня – превосходный осенний день!

И он уже кончился.

Семейство сидит вокруг стола.

И все пьют чай.

Каждый смотрит в какую-то свою

Точку.

Зонт лежит на окне.

Не такой уж он чёрный,

Его слегка высветлила старость.

Поднимается над ним

Полная луна.

Корабль дураков возвращается в гавань

Очень маленькая поэма

Корабль дураков возвращается в гавань!

Ну! Просто лопаются от радости

Все портовые шлюхи!

Весь город от счастья качается! -

Дураки возвращаются!

Одна только странность -

Уже две недели корабль приближается,

И никак не приблизится:

Вроде вовсе не движется.

А паруса тугие выгнуты,

А пена морская брызжет!

Две недели форштевень взрезает волну.

И видят с берега: корабль не затонул!..

И не поймут: почему же не движется?!

Серый осёл орет на утесе,

Расставив копыта для большей устойчивости.

Доволен ветер и весело веет!

Гнутся на ветру шпили, мачты, башни.

Майское солнышко светит…

Навигация! Лоция! Компас! Секстант! Э-эх!

По улицам шатаются старушки в чепчиках – пьяные.

Ждущие женщины

Букеты увядшие желают сменить на свежие.

Красные стариканчики в камзолах бордовых

Торгуют цветами,

Эх, денежки…

Грузчики, подметалы и всякая шушера береговая

Бросили работу – лишь появился корабль -

Две недели назад,

Кричали и пели, отплясывая

И, на радостях, выдули все запасы вина.

И ждут – когда еще подвезут.

От цеха грузчиков послали нарочного на тёлке

За листопадом в соседний город,

Нарочный теперь – в розыске.

Бомбардиры

Шарахнули весь порох на приветственный салют,

Выпили…

И ждут.

А дураки на корабле в дудки дудят, в ступы стучат

И сильно поют.

А в мэрии решили тем временем ,

Сменить на ратуше квадратные часы на круглые.

Мэр изрек : «Круг – идеальная фигура»!

А королевский геометр возглашал у обвалившейся арки,

Что идеальная фигура – у мэровой дочки,

И вовсе не круг,

А сладостное сочетанье упругих дуг!

При этом геометр просил у прохожих немного…

На бедность.

– Дружище, – крикнул геометру продавец воловьих кож, -

Почему ты не ловишь воров?!

– Ловил бы сам, козёл – геометр показал язык и ушел.

Серый осёл прыгнул с утеса – в море бросился!

Орет и плывет к кораблю,

А за ним, юбки по волнам распластав, плывет толпа

Вышеупомянутых портовых дам.

А с корабля в рупор кричат,

Что на борт никого не возьмут,

И мол, ну вас всех!..

И усы ветра путаются в снастях,

И облак подмигнул…

Главный философ города с каланчи вопит,

Что корабль дураков приплыть то приплыл,

Но никак не приблизится,

По ряду неясных причин…

А генеральный ветеринар с другой каланчи кричал,

Что причиной всему хромая коза, у которой косят глаза.

И тащит пацан хромую козу,

А коза все оглядывается…

Упирается.

Всё путем!

Корабль дураков возвращается в гавань!

Советы белой вороне

(Из «Старинных бесед»)

В положении белой вороны (учти!)

Есть, безусловно, момент положительный:

Если не каркать, можно сойти за голубя

Редкой породы,

Важно – не каркать!

У голубей громкий голос не в моде,

И спрятать подальше мудрость воронью,

Не то докопаются,

Что не голубь…

Да в том-то и штука, – отвечает ворона, -

Что ведь каркну!..

Прикосновение ветра

Ветер с моря.

Белый дым занавесок.

Красавицы лик на медном листе.

Медный взгляд – один навсегда.

Я что-то очень растерян…

Русалка

(Из очень древней тетради)

Вечером волны вынесли на берег русалку

И бросили –

Словно руки, на которые очень надеялись,

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.